Злодейства крупные и серьезные нередко именуются блестящими и, в качестве таковых, заносятся на скрижали Истории. Злодейства же малые и шуточные именуются срамными, и не только Историю в заблуждение не вводят, но и от современников не получают похвалы.

Мудрейший и ехиднейший Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин, разбирая приверженность людских сердец к «злодействам крупным и серьезным», безупречно отметил прямую пропорциональность злодейства и последующей людской любви к его носителю.

Порой создается впечатление, что творимые вокруг безобразия недостаточны для вящего уважения безобразников и окружающие начинают (вольно или невольно – вопрос второй) им информационно подыгрывать. Что тому причиной, сказать однозначно не так уж легко. Возможно, тайная национальная гордость – а наш-то, наш-то вражина во какой злодей был! Не то, что ваш. Бывает и так. Случается (что чаще) страх собственного разоблачения или маневр отвлечения от собственных грехов и промахов. А то и банальная корысть – ярчайший (прошу прощения!) пример – Жанна д’Арк. Простить деревенской девчонке, что обязан ей страной и престолом – слишком для любого мужчины, а что уж ждать от короля.

Объявление Жанны ведьмой и продажа ее злейшим врагам, англичанам, факт, давно известный и многократно рассмотренный со всех сторон. А вот ее ближайший соратник, маршал Франции Жиль де Рэ, известен в качестве жертвы куда меньше. Жиль – тот самый Синяя Борода, которого французская молва, помноженная на талант Шарля Перро и Матушки Гусыни, оставила в истории убивцем безвинных (ну, разве что излишне любопытных) и многочисленных жен. А традиционные исторические мифы (куда ж без них?) – педофилом и детоубийцей.

Люди, профессионально связанные с историей (от ученых до экскурсоводов), прекрасно осведомлены об этой людской страстишке и всячески ей подыгрывают, ибо выгодно. Будучи в Нанте, я поинтересовалась у смотрителя музея Добре, почему часть экспозиции, посвященная Жилю де Рэ, не содержит даже упоминания того факта, что отпрыск знатнейшего рода, маршал Франции в 25-м возрасте (факт, не имеющий прецедентов), успешный военачальник Столетней войны, ближайший соратник Национального Достояния (Жанны д’Арк), официально (!) реабилитированный Французской республикой, на самом деле не злодей и не Синяя Борода, а человек, убитый благодаря оговору и жадности короля и родственников-наследников? «О, но мадам же понимает, - лукаво прищурился смотритель, - что экскурсанты не готовы платить за такую прозу? Люди платят лишь за ужас (l’horreur)» и мудро улыбнулся.

Действительно, если без ужаса, то все крайне, до обидного, прозаично. Жиль де Монморанси-Лавалль, барон де Рэ, граф де Бриенн, женатый (единственный раз!) на своей кузине (двоюродной сестре), что было обычным делом в те времена, особенно среди знати (деньги и земли негоже разбазаривать по другим семьям). Дед-опекун сумел не только вырастить из Жиля воина, но и дать ему весьма обширное образование (редкость в те буйные времена). Дофина Карла де Валуа юный барон поддержал еще в те времена, когда на его шансы на престол никто не поставил бы и полушки. Поддержал не только силой своих войск, но – внимание! – и немалой частью своего изрядного состояния.

Еще до появления на исторической сцене Жанны д’Арк успешно воевал против англичан, отбил несколько замков. Поддержал Жанну, став ее ближайшим соратником, единственный из французской знати приложил огромные усилия, пытаясь спасти ее из плена и от смерти. После коронации Карла имел неосторожность напомнить королю об огромном денежном долге (к тому времени состояние маршала было изрядно подорвано войной, ибо, в отличие от других военачальников, вел он ее за свой счет, включая вооружение и снабжение войска).

Евреи Европы прекрасно знают, как опасно ссудить короля и затем напомнить о долге. Для французского барона это оказалось не смертельно фатальным, но полностью лишило де Рэ королевского покровительства. Стесненный в средствах де Рэ закладывает ряд своих замков, но от короля следует запрет на залог. Опальный герой удалился в один из своих замков, где вскоре был арестован по беспроигрышному на  то время обвинению – в колдовстве и связях с дьяволом. На церковном суде не полагался адвокат, не требовались доказательства, зато были дозволены любые пытки.

К слову сказать, те легендарные невинно убиенные младенцы даже не фигурировали в обвинительном заключении (к тому же убийства были неподсудны церкви). Это – лишь средство безупречного очернения (ибо кто же останется равнодушен к страданиям бедных крошек?!) героя войны и ближайшего соратника Жанны, потому что зачем такие герои, которые напоминают о Жанне д’Арк и требуют вернуть им долги, да еще у самого короля? Родственники и церковь поделили между собой земли и замки, король избавился от кредитора. Вдову и дочь де Рэ в запале почти лишили даже их собственного состояния (жена Жиля происходила из очень богатой семьи, одно ее приданое составляло более двух миллионов ливров, немалые земли и несколько замков).

Народная молва и официальная история с увлечением соревновались в пересказе великих злодейств Синей Бороды (к слову сказать, на прижизненных портретах у де Рэ небольшая, по тогдашней моде, шатеновая бородка, но уж врать – так врать). В 1992 г. Жиль де Рэ был полностью оправдан и реабилитирован трибуналом французского сената – но кому это интересно, я вас умоляю!

Эльжбета Батори, «кровавая графиня», «Дракула в юбке», и прочие ужасы на ночь. Весь стандартный набор претензий к Алжбете (так правильнее) не выдерживает никакой критики. Например, прежде чем объявлять ее «жертвой кровосмешения» надо бы свериться с родословной. А она у старинных европейских родов, как у породистых собак, в полном порядке и сохранности. Так вот, согласно архивам, Алжбета – отпрыск двух ветвей рода Батори, причем состоявших между собой в родстве более дальнем, чем тогдашние стандартные уроженцы одной области. Так что инцест не удался, но сама мысль, конечно, дельная. А, главное, прекрасно ложится на канву портрета будущей вампирессы.

Оставлю в стороне за полным неправдоподобием творческие изыскания горе-историков, пестрящие таинственной «падучей» (спектр широчайший, от эпилепсии до инфекций и последствий травм), смакованием сексуальных отклонений и «садистских наклонностей» (что бы это ни значило в их понимании). Желающие и не имеющие чем заняться могут также подсчитать, сколько юных дев надо уконтрапупить для наполнения хотя бы одной полноценной ванны и раз и навсегда понять, что Алжбета, если их и принимала, то водяные или, по моде той поры, масляные, но никак не кровавые.

А вот куда интереснее будет обратить внимание на последовательное совпадение ряда факторов. Дети Алжбеты выросли и должны были получить от матери полагающееся им дополнительное наследство в виде большинства земель и замков графини. Кроме того (как и де Рэ) стесненная в наличных графиня заложила несколько своих замков. Это автоматически делало практически невозможным поживиться ее имуществом кем – вы угадали, все тем же родственникам. Ну и церкви, за труды в раскрытии колдовства. Поразительная по тем временам красота Алжбеты, сиявшая и в 50-летнем (когда в 35 уже старухи!) возрасте стала превосходным поводом для обвинения в колдовстве.

Уже знакомое по делу барона де Рэ (ахнете, сколько подобных типовых обвинений в церковных архивах Европы!) обвинение в пропаже детей (юных девственниц), плавно перешедшее в обвинение в колдовстве (церковная компетенция). Не казнили, и на том спасибо, но лишение имущества и пожизненный домашний арест в ограниченном помещении стал участью Алжбеты на несколько следующих лет – до ее смерти. Особенно доставляет рассказ об «уничтожении по приказу властей подлинных документов о злодеяниях графини – дабы не смущать народ». Если не вспоминать, что народ читать не умел и к архивам не допускался, а также абсолютно не учитывался как нечто самостоятельное в Европе 16 века.

Также радует «сохранившийся оригинал допроса свидетелей убийств девушек с 300 подписями» - если учесть, что «свидетелей», сознавшихся под пытками и спешно казненных, было всего 5, а на церковных дознаниях присутствовало, как правило, еще человек 5-6. А книге рекордов Гиннеса, куда графиню Батори занесли, как самого кровавого в истории убийцу, надо не отступать от своего правила тщательно проверять все факты рекордов. Зато Трансильвания заполучила себе, в дополнение в графу Дракуле, еще один жуткий персонаж, Злодея, а с ним и туристов.

Кстати, о Дракуле – не буду тратить драгоценное время читателей, информация о, мягко говоря, преувеличенных его злодействах в широком доступе. А что турок изрядно проредил – так время такое, сами понимаете. Мы вон в Кнаан тоже, того, не с гуманитарной миссией пришли.

Но мы увлеклись Европой. Давайте все же вернемся на Ближний Восток и поищем, кто тут у нас злодей. Нет, лучше так – Злодей. Поскольку мы евреи, наш Злодей, понятное дело, Фараон, он же Паръо. На самом деле, злодеев множество, наша история на них богата, но всех перечислять – это уже объем диссертации, так что обойдемся.

Этот эпизод нашей истории вносит свою весомую лепту в международную мелодраму о побиении младенцев, имеющуюся у каждого уважающего себя культурного народа с богатой историей. Причем наш эпизод даже дважды – сперва египтяне у нас, зато уж потом мы у египтян и у их скота. Поскольку египетские младенцы были как бы в отместку, а телят вообще никто не считал, то и Моше в злодеи не попал, да и не он их побивал, это всем известно.

А вот куда интереснее в данном контексте собирательный образ злодея-паръо (ибо было их несколько) и что он вообще нам доброго сделал, потому что же не бывает, чтобы только плохое. Первый паръо пригрел и возвысил сперва нашего национального героя и праотца Йосефа, а следом и все его семейство, которое тогда народом не было. Второй и следующие паръо (точное число не установлено) дали семейству разрастись до объемов народа, хотя самосознанием народным еще не обладающего. Что тем паръо в минус. Но уж последний по счету паръо еврейский народ сплотил несчастьями, чему, впрочем, в Торе есть объяснение – по-отечески напрягался за судьбу народа собственного, египетского. Одновременно взрастив нам вождя всех времен и народов, Моше (имя, кстати, вождь получил египетское, в новой семье – фараоновой).

Что-то говорит мне, что первые 40 лет в кругу элиты наиболее развитой империи того времени дали Моше, как лидеру, куда больше, чем трогательный уход за стадами тестя в последующие 40 лет. Впрочем, второй период его жизни явно был призван научить его терпению, потому что убивать непослушных на раз-два – это никакого народа не хватит. Не прошло и 40 лет, как Моше это понял – и тут же его вернули ко двору с Миссией. С которой он, так или иначе, справился. Еще через 40 лет.

Возможно, мне не хватает пафосности в изложении жития, но ее и без меня много, так что ничего, сойдет и так, у меня другая задача. Зато, немного вдумавшись в известный нам много лет рассказ, мы можем достаточно легко понять, что собирательный злодей паръо сыграл в формировании нашего буйного народа роль не намного меньшую, чем сам Моше. Вот так нам и надо – теперь хотя бы понятно, что Б-г ожесточает наши сердца просто по примеру паръо. Потому что здравым смыслом наше вечно бурлящее коллективное бессознательное (как и поведение паръо) объяснить невозможно. Но паръо, как и Гордус (Ирод) остались в истории Злодеями и младенцеубийцами, став (благодаря распространению христианства по миру) именами нарицательными и отрицательными. Но Б-г с ними, с христианами, а вот мы могли бы и отдать должное тому доброму, что дали эти персонажи евреям. Но крупных злодеев иметь в собственной истории интереснее, это мы тоже понимаем.

Давайте заглянем и на Русь, там искомых персонажей пруд пруди, но особенно знамениты двое – «царь Иван Грозный, прозванный за жестокость Васильевичем» (не шучу, так в академическом Ляруссе!) и Святополк Владимирович Окаянный, князь, простите, киевский. Хоть и навязло в зубах, да напомню, что за все царствие жестокого Vassilievich’а народу казнено было столько же, сколько за Варфоломеевскую ночь в Париже, однако ж Карл 9 в число великих (да и простых) злодеев не попал, притом, что Варфоломеевская ночь еще имела продолжение по всей Франции и унесла еще в 10 раз больше жизней, чем в Париже.

А Святополк Окаянный вообще интересен. «Отроки» Борис (в крещении Роман) и Глеб (Давид), которых Святополк, по общему мнению, убил, имели от роду, соответственно, 25 и 24 года, по тем временам еще пяток лет – и деды. Убивать, тем не менее, и неотроков не хорошо – но было ли это убийство делом рук Святополка? А зачем ему? Он и так волей отца сел на самый престижный престол – киевский (Борис получил Ростов, а Глеб – Муром). А «мученика» Бориса киевляне вообще отказались хоронить в Киеве – потому что не однажды «наводил поганых» на город.

И еще говорящий факт - среди ближайшей родни Святополка нескольких княжеских отпрысков называют Святополком. То есть тогда ничего окаянного в нем сразу после смерти еще не было. Борисом же или Глебом (или Романом и Давидом) – вообще ни одного! А имя княжеского (царского) отпрыска выбирается тщательно и говорит о многом – недаром решение последних Романовых назвать сына Алексеем (последний в российской истории Алексей – предатель, перебежчик, бунтовщик против отца и власти) вызвало такой негативный отклик среди российской знати. Вообще же перечень нехороших дел Святополка не впечатляет – другие князья отмечены в братоубийствах куда как больше. Но Окаянным, тем не менее, стал именно Святополк. И от «могилы его шел страшный смрад» - а то как же! Не потому ли, что «отроки» были канонизированы? Во всяком случае, на руках Красна Солнышка крови, в том числе, братской, куда больше. Кстати, и слова с течением времени могут менять смысл: «грозный» - это не ляруссовский le Terrible (Ужасный), а «тот, кого боятся», есть разница. «Окаянный» в старорусской речи – «несчастливый, неудачливый».

20 век не стал исключением, как и, в целом, Новое и Новейшее время. Народ, истребивший наибольшее количество людей, отчего-то стал образцом, светочем и носителем демократии, на который старательно держат равнение самые цивилизованные государства мира. Со смертью Саддама и Усамы вакансии Злодеев освободились, но будем честны – крови на их руках в разы меньше, чем на руках их справедливых мстителей. Сталин и Гитлер делят почетное первое место на чемпионате мира по злодействам, но почему демократические политики Европы при этом даже близко не на пьедестале? Вероятно, даже ближайшие к нам по времени исторические события могут быть запросто искажены умелой подачей информации. Что уж тогда говорить о более отдаленных?

Что объединяет этот огромный хронологический и географический разброс упомянутых персонажей? По сути, только одно – искажение информации. Ну, еще пренебрежение здравым смыслом, но это можно легко списать на простительное невежество, потому что да, чтобы понять несуразность истории, надо знать ее саму и исторический контекст.

Мифы живучи, и живут они среди нас, мы сами их питаем, бездумно веря в них и не давая себе труд проверить их состоятельность. Потому что даже те ничтожные обрывки исторической информации, доступные нам, не проверяются нами не потому, что они не доступны проверке. Доступны. Но в состоянии ли люди обойтись без самого живучего мифа нашего сознания – без присутствия Злодеев? Ведь рядом с ними мы все такие милые, не так ли?

источник