Юрский на сцене всегда интересен - потому что Юрский. Вацетис на сцене всегда интересен буквально по той же причине - потому что Юрский. Я очень люблю литературное творчество Сергея Юрьевича, в последние годы, может быть, даже больше, чем актерско-режиссерское, но к тому, что выходит под грифом "Вацетис", с самого начала, с "Провокации", относился скептически. Может быть, если не совсем полноценным, но наиболее любопытным из теперь уже трех опусов был второй, "Предбанник". Нынешний, третий, поначалу назывался просто "Полонез", но еще до официальной премьеры, которая намечена на 18 декабря, прирос дополнительным, а точнее, основным названием "Вечер абсурда", к тому же пронумерованным, тогда как "Полонез" оказался вытеснен в скобки.

 

Зеркальные близнецы

В любом случае "Полонез" - это подзаголовок, относящийся напрямую лишь ко второй части спектакля. Первая же, сорокаминутная, состоит из трех самостоятельных сцен, перемежающихся выходом девушки с "цитатником" из Вацетиса - после антракта она появится снова, но уже в качестве действующего лица среди прочих. Сценка "Версаль" - экзерсис, иллюстрирующий динамику роста неприязни на пустом месте между официантом и посетителем одноименного ресторана, в результате чего оказывается, что официант Соловов и посетитель Волосов - чуть ли не зеркальные близнецы. Сценка "Прогулка", где действуют некий "крутой" Азиз и некий не менее абстрактный посетитель, которого Азиз почему-то зовет Сэлинджером, признаться, оставила меня в недоумении. Завершающая первую часть вечера сценка - правильнее было бы называть их, наверное, "картинами". Тем более что действие помещено в картинную раму и задник, стилизованный не то под наивное, не то под постимпрессионистское полотно, тоже в рамке. "Трое в пальто" построен на приеме ретроспекции, когда не только поступки персонажей, но и реплики их следуют в обратном порядке, от конца к началу. То есть ответ предшествует вопросу - при этом сама история мужа, жены и старого друга, у которого с этой чужой женой был давний и, похоже, возвышенный роман, ничего особенного из себя не представляет. Юрский-актер появляется во второй части, да и то не сразу предстает перед публикой - его персонаж Исидор Николаевич долго сидит в кожаном кресле спиной к залу, пока вокруг суетятся разнокалиберные родные и близкие. Старикана, похоже, считают не вполне дееспособным, да он и сам предпочитает пребывать в буквальном смысле связанным по рукам и ногам, с кляпом во рту. Единственный, с кем он чувствует себя относительно свободным - его ангел-хранитель Ираклий. Мистериальный план у Юрского, конечно, травестирован - у ангела опадают накладные крылышки, а трос, которым его должны забрать обратно на небо, то и дело заедает.

 

Вячеслав ШАДРОНОВ

Продюсерский центр Светланы Полуниной.