Привет, Кай.
"Что нового, Геля?" - спросил бы ты, не будь ты весьма сомнительным плодом моего больного воображения.
"Да есть немного нового, дружище" - ответила бы я, отчасти слукавив.
Я бы рассказала тебе о том, что у меня появилось много потенциальных друзей, которые дышат и мыслят и до которых иногда можно даже дотронуться. Но ты же слышал такое раньше и знаешь, чем это заканчивается. Мы оба знаем. Они перестанут дышать и мыслить рядом со мной и очень скоро станут вновь чужими людьми, а дружба наша, так и не успев завязаться, торжественно перешагнет границу и поселится на долгое время все в том же воображении.
Хочешь знать, почему так бывает всегда? Потому что я непомерно сильно хочу это удержать. Непозволительно мечтать о чем-то большем, когда тебе и так дается с лихвой. Я понимаю это, Кай. Но это понимание, как и понимание всех остальных моих проблем, не открывает мне решения.
Я не знаю, что делать, Кай. Как научиться довольствоваться малым? Как научиться видеть в малом бесконечно большое? Как с корнем вытравить в себе глупый максимализм? Надо мной смеются, пусть и по-доброму. Я не обижаюсь, потому что это смешно. И мне самой было бы смешно, если бы не было так больно.
Я и сейчас уже знаю, что идея глупая и ничего из этого не выйдет. А знаешь, почему? Потому, что никому это не нужно, и у меня даже права нет сердиться, ведь это целиком и полностью моя вина: я имею обыкновение врываться в чужую жизнь и стараться навязать идеалы своего счастья, когда надо прислушиваться к чужим.
Как я устала, пожалуйста, пойми,
как я устала от того, что не могу заставить мысли застыть на месте. Они бесконечно крутятся в голове: мелькнут началом фразы, заставят глаза наполниться слезами - и исчезают за поворотом. И слезы остаются, а природа их ускользает от меня.
Я так устала. Не пойми меня неправильно. Я бы, конечно, не стала рассказывать здесь об этом, если бы только рука успевала выписывать все эти слова в обычном дневнике. Я так безмерно рада за всех моих друзей, у которых все хорошо, которые живут, теряют и находят. Но. Я не знаю, что "но", Кай. Просто всегда где-то во мне есть это пресловутое "но", и никуда от него не деться. Слышишь, Кай? Никуда. Невозможно больше выносить это.
Я хочу одиночества. Полного и абстрактного - как свобода в ранней лирике Пушкина.
Я люблю тебя, Кай, ведь ты плод моего больного воображения - единственного, что, к сожалению, будет со мной до самого конца.