В чем сила, брат? - в свободе . А что такое свобода? Да вот, у меня на аватарке нарисовано.

Превысоколобые господа фелазОвы, по прочтении скриптума сего, сотворят на лбу толстую вертикальную складку, аки меж ягодицами, и скажут: фу!. Поэтому рекомендую им это чтиво сразу же отложить, ибо пишу для людей простых, томами не обремененных, и как раз для того, чтобы им этими томами скучными не обременяться. А для высколобых господ напишу сколь угодно сложно, но в другом месте. Ибо считаю, что использование терминологии уместно в двух случаях: для точности изложения, чем пользуюсь, и для выпендрежа, когда своих мозгов не хватает, чем стараюсь пренебрегать. Аще вам желательно — хоть на старославянском, смотря почем и смотря почему. Пока же процитирую Эйнштейна: "все, что нельзя объяснить шестилетнему ребенку, обычно оказывается полной чушью".

Еще можно писать заумно для поддержания статуса, но так как я не профессиональный философ, то мне это не нужно. Кстати, именно поэтому здесь, в блоге, нет ни одного моего профессионального текста, и не будет.

Итак, в древности люди проблемой свободы особенно не интересовались. Свободные — это те, которые не рабы, и все тут. Проблема выбора перед ними тем более не стояла, поступали по образцам из мифологии, по мере возможностей. Александр вон Македонский наслушался сказок про Дионисия — и на весь свет разнес греческую мудрость. Вместе с пьянством, что спорно, но вероятно. А что ж вы думали, он сам придумал воевать или свободно выбрал свой путь? Да нет, за него решил его папа, приказавший первому макетологу Аристотелю воспитать его воином. Тот и нарассказывал сказок.

Античность я опускаю, так как особого вклада в понятие индивидуальной свободы она не внесла. Первой (и последней, похоже) действительно свободной личностью оказался Христос, поэтому начинать надо со споров антиохийцев, каппадокийцев и александрийцев — тут я смешал две разных темы, но их разделение важно с теологической точки зрения, для нас эти споры равноценны. Казалось бы, какое отношение споры древних христиан о происхождении Христа имеют к нашему понятию о свободе?

Прямое. Тело Христово — это тело Бога или человека? Душа его божественна или человеческая? Он действительно страдал или только притворялся? А откуда взял он свои идеи? И мог ли он как Бог или как человек уклониться от распятия? А почему?

Как известно, проблему соотношения предначертанного (в данном случае божественного) и добровольного (человеческого) они не решили, остановившись на "неслиянно-нераздельно".

Чеорез примерно тысячу лет Мартин Лютер и Эразм Роттердамский подняли этот вопрос в своей знаменитой переписке, длившейся, кажется, 20 лет. Причем это "освободитель" Мартин (это какой же совок его в освободители записал?) написал свой основной труд "О несвободе воли", а Эразм с ним не согласился. Спор так и остался нерешенным, для нас важно то, что они сформулировали основные вопросы в современной их постановке. Например, вопрос о том, сколько в нас собственного, а сколько навязанного обществом. Психологи пытались ответить на него, изобрется термины "интроверт-экстраверт" и даже посчитав, но это ведь отношения интенции, а никак не происхождение? А главное, они не ответили на вопрос: возможна ли свобода воли вообще и каким образом?

Более-менее на этот вопрос ответил гениальный Кант. Он настолько гениален, что не каждый профессор понимает его определение, хотя заучить его иногда удается. Цитирую:

"Апперцепция есть перцепция себя в акте перцепции как перцепциирующего объекта перцепции" (перцепция - восприятие). Это определение приводится на факультетах богословия обычно как пример глупости философов, с комментарием: "чем больше бесполезных терминов придумаешь, тем больше ты философ". И еще (помогает при заучивании): "Обмасливание есть намасливание себя в акте намасливания как намасливающего объекта намасливания" — с точки зрения богословия, "масло масленое", тавтология то есть.

Спасибо им за масло, они помогли мне осознать, что же хотел сказать Кант. Мы не только себя намасливаем (воспринимаем), мы еще и осознаем (воспринимаем) сам факт восприятия, то есть, превращаем себя в объект в нашем сознании. А если я вижу самого себя как объект, то могу отделить его сущность от наложенных на нее смыслов (подробнее см. "вещь в себе"). Как минимум с этого момента у нас есть возможность "выйти из себя" — а куда? Психологи это поняли — а может, и не поняли, но использовали, и придумали "саморефлексию". Согласитесь, что без саморефлексии никакая свобода невозможна.

Вот так гениален был Кант. Конечно, и Сократ до него говорил "я знаю, что ничего не знаю", и Декарт со своим cogito, но так глубоко копнуть пришло в голову только такому старому маньяку-педанту, который если уж что-то думал, то до конца и качественно. Поэтому немец, хоть и русскоподданный.

Итак свобода стала возможной, и мы даже поняли, где: в абстракции от самих себя. Хорошо, абстрагировались, превратили себя в какой-то символ … символ чего? Вот тут стоп.

Да чего угодно, это ж свобода. Куда отдадим, там и будем. Конечно, отдаем мы ее не по своей воле, а больше по воле маркетологов и идеологов, но в том и разница: кто может отличить сущность от рекламы, тот и свободен, ровно настолько, насколько может. Думаете, почему так модно обсуждать товары? Потому, что мы желаем приобрести иллюзию свободы от рекламы, иллюзию выбора … пользуясь информацией, полученной из рекламы. И за это мы и уважаем статистику: она дает нам иллюзию независимости, то есть, реальности. Кстати, а почему мы обязаны выбирать реальность, кто-нибудь мне подскажет? И кто ее видел, эту реальность, отзовитесь?

Хорошо, а сколько свободы мы выбираем? И вот узнали мы, что такое свобода, знаем, как она возможна и откуда приходит, а чем мы отличаемся от древних? которые про свободу знали только то, что есть свободные и рабы — и поступали согласно воспитанию, замешанному на культуре, то есть, на мифологии. А мы?

Давайте посмотрим на европу. Мы ведь европейцы? Ну, немного да.

Итак, в Европе с того момента, когда Хельвигу не дали завладеть золотой чашкой мимо жребия, то есть, нарушить договор, установился диктат договорных отношений. Мы в курсе: вассал моего вассала — не мой вассал, так как договор у меня не с ним, а с его хозяином. Это привело к тому, что собственность была разграничена, а потом появилось понятие собственности частной. Со временем это право незаметно распространилось и на прочие, нематериальные, сферы, например, на эмоции, на сексуальную ориентацию и так далее. Общий принцип известен: кулаком не дальше носа другой личности, ибо таков общественный договор.

В России такого культурного принципа нет. Думаю, здесь доказывать смысла не имеет, так как очевидно: кулаками мы машем намного энергичнее, и за последствия отвечаем менее охотно, чем европейцы. Корни здесь кроются в тотальном подчинении личности обществу, мы — нация общественная, общинная. Подробнее можно прочитать у Федорова в книжке "Россия и свобода", а также немного у Ильина. Федоров очень четко разграничил: если в Европе свобода, то у нас — вольница. Действительно, мы готовы подчинить себя групповым интересам, мы очень дисциплинированы, но за пределы группы мы можем показывать кому угодно любую кузькину мать, лишь бы революцию экспортировать.

А зачем экспортировать? Да собственно, с той же целью: свобода, как это ни парадоксально. Это подвид свободы: коллективный выбор истины, добра и красоты. В том, что истина, добро и красота являются естественными устремлениями всякого здорового инидивида, можно убедиться, прочитав книгу Вл. Соловьева, но можно и быстрее. С удовольствием пиарю великого философа Ала, который сумел это сформулировать так кратко и точно, как я нигде больше не встречал. Кстати, у него же там же прошу вычитать и запомнить мысль о том, что человек — существо еще и метафизическое, и каким образом. Это тоже одно из обоснований возможности свободы через тот же выход за пределы себя.

Итак, особенностью нашей свободы является ее коллективность и стремление к коллективному идеалу. Кое-кто тут скажет, что к нему это не относится — ну что ж, это всего лишь показывает, сколько в Вас русского, а сколько европейского.

Да, а в чем свобода? ну, вы люди свободные, вот и решайте теперь.