Ах, мой милый Августин, Августин, Августин, сбежал когда-то в песни от чумы, и всем ты крестник, и всеми ты любим.

Вот я: сижу на лекциях, плюю на обыденность; и апатия, влезшая под кожу, и пыльные подоконники, каждый кадр как картина - губы у всех женщин ярко накрашены, и дворы всегда чисто подметены, а я скорее лишусь движения, чем окажу себе услугу.

Ах, мой милый Августин, Августин, Августин, зачем же ты забрался в резную шкатулку, мой милый, зачем стал предметом шуток и насмешек?

И облака снова лежат на плечах, и возвращаться так долго, так и высоко и теоретически больно. Пряжки, броши и шестеренки; интересуюсь деталями, и мир как лакированный, или просто слезятся глаза.

Ах, мой милый Августин, зачем же ты всюду суешь свой нос и возвращаешься по вечерам растрепанным? А позавчера и вовсе явился с разбитым лбом.

Я не могу выразить мысль ни на одном из известных языков (на немецком Андреас жалуется: "Хочу сказать 'ты урод хренов', а у меня получается 'ты глупый дурак'"), а, может, просто не хочу, и невыразимость, к тому же, придает мысли очарование, но Джесс как назло спрашивает "Почему ты ничего не пишешь?"; с таким же успехом он мог спросить, почему я не двигаюсь вперед, не принимаю решений и не ношу перчаток.

Ах, мой милый, ты все равно останешься героем только грустных песен, но все будут вспоминать тебя и улыбаться, а ты ложись в могилу, мой милый Августин, ведь все ушло, мой милый, все.

По утрам теперь так холодно, что воздух, кажется, можно сломать пальцами, а у меня мерзнут колени, всегда только колени; нет, конечно, я мерзну всем телом, но колени всегда особенно сильно.
По примеру подписи в одном из альбомов Константина, мне хочется повесить на шею табличку с надписью "Am I really that dull all the time?", но стоило бы предупредить общественность.

Ах, мой милый Августин, судьбой поставлен в угол, боишься темноты и грусти твоей некуда деться из-за своих размеров, давай, мой милый, мой любимый Августин, вынь руки из карманов и ложись.