Я иду по улице и плачу. С этими долго скрываемыми слезами выливаются все мои боли последнего времени - и все мои радости. Меня никто не знает, я одна, мне не надо торопиться домой - слезы это знают - и льются, льются, льются.
Я иду по Центру, захожу в кофейни, смотрю на пирожные и торты, вдыхаю аромат кофе - и нигде не остаюсь - я не могу, просто не могу сейчас сесть за столик наедине с собой. Мне надо ходить, среди толпы, хотя и на людей мне почему-то смотреть не хочется.
На Тверской я захожу в "Елисеевский" - купить любимый хлеб - а потом в "Москву", где выуживаю с полки "Записки" Марины Цветаевой и дневник Елены Дьяконовой. У меня настроение дневников и заметок.
Мне становится немного лучше. Заметно лучше, когда я захожу в кассы МХТ. Стою там минут 10 в очереди, и на вопрос, есть ли что-нибудь на "Господа Головлевы", кассирша отвечает, что да, на 22-е марта, и называет запредельную цену. Я думаю секунду и говорю: "Давайте".
По пути домой я читаю Цветаеву и слушаю свое любимое радио.
А дома - я не могу удерживать слезы - я рассказываю обо всех своих перипетиях моей тактичной и всепонимающей маме.
Бывают критические точки, когда уже не можешь удерживать в себе твое самое больное.
На следующее утро я ужасно выгляжу, но мне легче, немного, но все же.