Вы когда-нибудь были в Галерее Тейт? Ну да, Лондон, набережная Темзы, современное искусство. Так вот. Где-то в середине галереи есть зал, вся ценность которого заключена в нескольких большущих шкафах со множеством ящичков. Говорят, что когда-то в ящики помещали предметы, найденные на дне Темзы. В итоге – мы имеем бесчисленное количество разнообразного хлама, аккуратно разложенного и каталогизированного, а именно: крышки от банок неизвестного назначения, бутылки, рыболовные крючки разной степени заржавленности, ископаемые ботинки, сандалии и прочую обувь, представленную в широком ассортименте, и еще массу предметов аналогичного уровня ценности.
Чемоданы Тульса – это примерно такая же археологическая подборка самых разноплановых вещей, которые когда-либо возбуждали его любопытство и менялись по мере взросления. Разумеется, упомнить содержание всего багажа (92 чемодана) не представляется возможным, но в качестве примера – в первом лежали разноформатные куски угля, в одном из следующих – обширная переписка его родителей, далее идут чемоданы забитые лягушками, рыбами, женским бельем (чувствуете – как мальчик растет?), монетами, бумажными купюрами (иллюзий в мире становится все больше) и т.д.
Все эти «вещи века», а повествование охватывает промежуток времени сравнимый с длинной человеческой жизнью, Вам и предстоит созерцать в течение фильма. Порой бесконечный поток багажа прерывается странными кусками, прихотливо (или похотливо?) отобранными из жизни самого коллекционера - стройного юнца с арийской внешностью (которую Вам предложат рассмотреть вплоть до самых интимных деталей) и оригинальным набором приоритетов.
Наверное, здесь все же что-то есть. В этом творении великого Гренуэя. Вопрос в другом, можно ли назвать это фильмом? Первая ассоциация, которая возникает у силящегося вникнуть в повествование зрителя (поверьте, это не так уж и просто, хотя бы потому, что повествования в обычном смысле слова здесь нет) – Догвиль. Я не знаю, кому первому, Ларсу Триеру или Питеру Гренуэю пришла в голову идея о том, что декорации и реализм на экране – это прошлый век. Однако, если в Догвиле условность нарисованной деревни доведена до абсолюта и с лихвой окупается игрой актеров и напряженностью действия, то в «Чемоданах» та же самая условность - больше напоминает загончики для овец и навевает мысли о маниакальной тяге режиссера к оригинальности.
Продолжим наше исследование. Бесконечный ряд зрительных образов сам по себе оказывается недостаточным, чтобы в полной мере отразить многомерность мышления режиссера. Знаменитая фраза «пусть словам будет тесно, а мыслям просторно», здесь не работает. В фильме тесно всему. Кадры наслаиваются один на другой, картинки в стиле гризайль конкурируют с цветной пленкой, голоса комментаторов сливаются с актерскими, и между всем этим многообразием для нас открываются потертые чемоданы с содержимым, анализ которого возлагается на беднягу-зрителя, в глаза и уши которого льется поток… который по аналогии с гипертекстом вероятно следует именовать: гипервидео и гиперзвук.
Казалось бы, такой фильм должен быть гениальным зрелищем. Возможно. Если бы режиссеру удалась завораживающая Игра символами. Но в реальности получилось наоборот. Символы играют режиссером и за их множественность исчезает собственно кино, как говорится, «за деревьями леса не видать».
Возможно, человек с более широкими взглядами, чем я, и обнаружит здесь массу любопытных эпизодов, тонких удач режиссера, эффектных приемов и выдающуюся игру актеров. Мои старания, увы, не увенчались успехом ни в одном из этих направлений.