Тихо молчу небу в ответ. Молчу не от того, что мне нечего сказать, а просто от того, что...Я наверное сегодня уже выговорилась, вытрепалась и совершенно истрепалась...

Даже запах ройбошевого чая не оказывает должного действия.

А я все-равно не буду думать обо всем этом!И о вас, я тоже думать НЕ БУДУ.

И пусть наглое солнце пытается заглянуть в глаза, дергает за волосы и пытается своим еле-теплым лучом нащупать совесть...-не выйдет ничего. Сегодня я идиот. А идиотам можно...

Можно молчать в ответ небу, не обращать внимания на сумасшедшее солнце, которое вот-вот ввалиться ко мне в темную квартиру сквозь небольшое, решетчатое окно, можно не любить любимый ройбошевый чай, без сахара, а главное-можно не думать...не думать об этом...Об этом всем.

Закрываю глаза, откидываюсь на спинку кресла. Тонкая кожа век не выносит долгого и упорного взгляда в никуда...

Я немного подтаю, соберусь где-нибудь под зеркалом, поворчу, как и положено растаявшей свечке, и парафиновой лужей под ногами своего сознания , приду к какому-нибудь шикарному умозаключению....

Так и поступим.

А пока-молчать небу в ответ...Просто так.

Просто нечего делать....

"И снова в даль по коже улетаю...
Соленая как кровь, в стальной оправе...
Не мне решать тебя, не мне смеяться.
Я знаю-перестану улыбаться..."

Мне бы в небо сейчас.Не надолго...Просто отдохнуть, задохнуться дымом ядовитых заводов и обратно... А меня цепью- тяжелой, кованой,ни на миллиметр...Вот и сижу. Сижу с чашкой чая, злобной миной, поэтичным "одиночеством в глазах" и брутально, своим не совсем состоявшимся гроулом, поскуливаю...

Деревья за окном в ряд, огромной стеной. Спасают меня от чужих, слишком внимательных глаз, а красные бусы в стальной оправе лежат на столе...Рядом с зеленой зажигалкой, плетеным браслетом и дотлевающей сигаретой...
Не хочу ничего. Апатия.Кровавый плюш.

 Мне иногда перекрывает воздух...
И дышать тяжело.
И я не понимаю почему я еще тут.
Говорю с собой наперебой.Часами...
Запиваю горький привкус ядовитых слов, выдавленных из себя, невыносимо сладким чаем.
Говорю о бестолковой чуши,живу восковой свечой, ведомой желанием лишь одного-сгореть к чертовой матери, но сгореть вспыхнув так ярко, чтобы ослепить кого-нибудь раз и навсегда, либо сжечь ненавистную коробку, и лишь потом, за несколько секунд растаять...
Почти мечта. Еще немного бы....Но немного, как известно, не считается, да и идти, если честно и уж совсем, до безумия искренне- за три пизды колена очень далеко...
И вот сижу я себе, ковыряю чайной ложкой в чашке огромную дыру для кругосветного путешествия, матерю чаинки, прилипающие к зубам и говорю с собой, как последний идиот... Говорить просто не с кем, наверное... Да и...Не о чем. Все-равно ведь останусь тут...Не денусь никуда...
И дышать тяжело...И воздух перекрыт...
Я даже не знаю кто вы все такие.И плевать я на вас, на всех хотела... И вы наплюйте в конце концов на меня,вы ведь тоже не знаете кто я такая... Хотя самоуверенны неимоверно...
Не хочу я его терять...Оно у меня одно и я им очень дорожу...
Оставьте меня в покое...
Кстати, ваш сладкий чай-последняя гадость.

 

Оледенелые ладони деревьев...Корявые пальцы воспаленного воображения, пораженного струпьями, цепко вонзающиеся в больное, унылое, зимнее небо....Как за последнюю соломину, за печальную, плохо осязаемую надежду, за последнюю и очень хрупкую опору...
Небесное, напоенное нектаром, аморфное создание.Идеал... Серый, почти безликий, но такой гордый в своих начертаниях....Твое исчезающее, хрупкое, бледное тело на фоне жемчужно-серого неба...Я верю в тебя. Я верю тебе.
Протягиваю свою руку, твоей огромной исполинской ладони.Холодная кора...И оледенелые пальцы.Идеально-написанная картина. Идеальный мир в серых тонах, нарисованный идеальным художником. И в этом мире есть только одно яркое пятно. Это ярко зеленый, но уже подсохший лист, который чистым, не ограненным изумрудом, сверкает на твоем безымянном пальце.
Я верю в тебя. Я верю тебе.

Чашка кофе с ликером.

Я вижу свет.Сквозь выкрашенную белой краской железную решетку...
Я вижу утомленные лица, с озлобленными глазами сквозь крохотное окошко в стальной двери.Они измождены. Они ненавидят. Некоторые из них, неуверенно достав пилку, пока не видят люди без лиц, медленно,беззвучно стачивают прутья, другие закатив голодные, усталые глаза спят на нарах.
Мой вечный март.
Облезлые влажные стены и выбитые стекла. Растущая вверх плесень и промозглый ветер, гуляющий свободно по просторному помещению. Чудесный мир. Мир собранный из клеток и полос.
А там за окном лежит грязный снег.Из под него, вяло высунув голову к слабо-греющему солнцу, видно траву- слабую, бледно-зеленую... И воздух там наполненный ядовитым дымом...Воздух без которого теперь трудно жить...Воздух-как опиум...Для всех.Или для никого.
Странное чувство, которое сжирает все человеческое существо.И больно, и холодно, и пусто... И почему-то страшно.Где-то наплывами горячего трубного воздуха, с криком вырывающимся из легких, с яростным клокотаньем сердца..Где-то там..Внутри....
Мой вечный март...Но не тогда, когда ты в одиночной камере...

Я сахар...Я сахар...Я сахар...
Растворяюсь где-то в литрах горячего чая,напополам с небом.
Сливаюсь с красными ройбошевыми чаинками и думаю о чертовом мире. О не демократичной демократии, о нелегальной легализации, о не юморном юморе, о нечеловечных людях и о прочем мировом дерьме.
И черт дери, мне дурно от всего этого говна... И так невероятно хочется стать маленьким, рафинированным кубиком сахара, плавать где-то на дне бездонной сказочной чашки(именно бездонной и сказочной, а не какой-нибудь обычной красной нескафе) и медленно, красиво и почти трагично, гибнуть в сладких потеках уже потерянного вкуса из детства-вкуса сладкого чая...
Я сахар...Я сахар...Я сахар...

 Пульс...Пульс....Пульс нитевидный,бешеный,неуловимый...
Смотрю в оконное отражение.Оно расплывчатое,туманное.В нем нет ничего,кроме смазанного очертания лица, наполненного болью...
Не плачь-нельзя,перестань глотать воздух-он не твой.Сотри все что было раньше,как стер только что свое астматичное дыханье с запотевшего стекла...
Раз...Два...Три...Пульс? Нет.
За окном все темней и темней.Отражение все отчетливей и отчетливей.Навожу фокус.Навожу резкость.Но не могу разглядеть лица...Его просто нет.Нет...
Покажи мне,что скрыто за маской Smart blur...Я сама так давно хочу посмотреть...
Отражение боли....
Пульс....
Itami no Toshi...

 

 Холодный, раздражающий морозный ветер.
Рвет кожу на ладонях. В их пригоршни падают сотнями алмазы. В свете фонарей...Я больше не ношу перчатки.
Прячешься под крышу старого дома, смотришь на светлое пятно отбрасываемое разбитым окном, слепо заклеенное скотчем.
У вас было больше чем жизнь, а теперь...живые без жизни.Правда?
Ловили закатное небо руками, вырывающееся из покатой груди, из теплых, влажных губ.Ловили раньше. Теперь и ловить-то нечего...
Держались за руки.Вечно теплые, вечно холодные,как сочетание молока и гуаши. В салатовых и черных перчатках.Двумя шнурками...Переплетение пальцев.
Очень нравятся.Ваши глаза. Зеленые-яркие, закатные-матовые... Смотрят друг в друга. Зеркала бьются.
Лица царапают. Вы...
А я проиграл...Один-ноль...Тронулся тут...Ушел под крышу.Без вины виноватый...
А алмазы все капали в обветренные пригоршни...

 

Он стоял, устремив голубые глаза в высь, странно чему-то улыбаясь, что-то неистово шепча на ухо небу.
Оно отвечало ему ярым свистом ветра, неистовым клокотаньем воздуха.Пахло холодной грозой, жухлыми листьями и раскаленным асфальтом. В голубом хрусталике небесного свода застыла птица. Она раскинула черные крылья на много метров в ширь, из её впалой груди вырывались крики, на землю с высоты птичьего полета падали крупные капли крови, разбиваясь в миллиарды крохотных алых звезд, окропляя собой Землю.
Он медленно повернул шуруп на своей груди, стукнул по ней, и, с металлическим лязгом, дверца тонкого литья медленно отворилась, обнажая пустоту внутри молодого человека. Он протянул руки птице, и та будто нота, подчиняясь дыханию саксофониста, медленно падала, прямо в раскрытые ладони.
Он нежно держа в руках птицу, положил её в прямоугольное отверстие в своей груди и аккуратно затворил дверцу.
Из горла птицы вылетел предсмертный крик, а из щелей дверцы, за которой скрылась птичья агония, медленно струились алые ручейки...
Он вытер свою металлическую грудь бумажной салфеткой и вновь устремил глаза к небу.
В ожидании новой птицы. В ожидании очередного гибнущего сердца. Он больше чем санитар. Он гораздо больше чем птицелов.Но он гораздо меньше чем человек...
 

 Мне врать? Врать. С радостью. С горестью.Черт.Напополам. Как кола с виски.Потом по вискам.
Верить?нет конечно же.Бред.Однозначно.
Мои нервы. Есть?нет? Не знаю. надоело так...
Суки.В аду гореть вам.И мне. Хотя нет. "Такая как ты и в аду не сгорит.Душа у тебя гнилая" Ладно,бог с ним. Я прощаю.
Мне честно-сиренево что с вами со всеми будет. Меня это не волнует. Меня это не касается.Да и кто вы все вообще? Что вы о себе мните?
У меня есть они.И мне плевать. Сами роете могилу своими кривыми, сгнившими зубами. Ройте дальше. Мешать не буду.Буду смотреть.
Скину пешки. Буду им.
Свяжу себе что-нибудь, утону в теплоте мягкой шерсти. пусть не врут, что человеческое тепло-греет. Лед мегаполиса. Бейтесь дальше. Пусть сердце рвется. 
Говорите о вечном, а крыситесь на деньги. Говорите что врать не хорошо и зубы в спину. Кричите о правде-молодцы какие. Пиздите дальше, был бы хуй-заткнула бы. 
Продадим друг-друга! продадим!Аукцион!!!!!!