С воцарением Генриха III (1574 г.) существовавшие фасоны костюма не могли, конечно, измениться сразу же. Однако женские привычки самого короля и его любимцев, неумеренная страсть к нарядам и украшениям вскоре нашли подражателей и вне придворных кругов, причем не только в высших, но и в остальных сословиях. Одни протестанты и солидные граждане держались в стороне от этого влияния. Тяга короля к нарядам сказывалась на всей его внешности, даже тогда, когда он не был одет (10-женскн, что иногда случалось. На голове он носил небольшой женский ток, украшенный перьями, жемчугом и бриллиантами. Подкрашенные волосы были завиты, как у женщин, в ушах сверкали дорогие серьги.

 

Все это сочеталось с нарумяненными щеками, небольшими усиками, широкими брыжами на шее, жемчужными нитками на груди, камзолом в обтяжку, вырезанным спереди мысом и туго стянутым в талии, с плотно выстеганными рукавами, заканчивающимися мелко сплоенными манжетами и перчатками на руках. Вместо широких верхних коротких штанов делался узенький сборчатый валик, под которым находились не очень широкие, суживающиеся книзу, подбитые ватой панталоны по колено, на ногах были чулки и чрезвычайно узкие остроносые башмаки. Дополнением служили короткий плащ и шпага. Небольшой размер рук и ног, нежность и белизна кожи подчеркивались искусственными средствами. Король постоянно использовал духи. Даже одетый менее женственно, он все равно казался разряженным. Герцог Сюлли, войдя к нему однажды (1586 г.) в кабинет, увидел его «при шпаге, в коротком плаще и в токе, на шее висела на широкой ленте небольшая корзинка, наполненная щенятами. Он был совершенно неподвижным и во время разговора с герцогом не шевельнул ни рукой, ни ногой, ни головой». 

Его фавориты не уступали ему в щегольстве. По рассказу Пьера дель Этуаля, «они завивали и причесывали свои волосы по-женски, их крепко накрахмаленные и мелко сплоенные воротники были так огромны и так плотно обхватывали шею, что головы их казались как бы положенными на блюдо». Одевались они преимущественно в яркие цвета. Белый, светло-голубой, розовый атласный костюм, отделанный разноцветными лентами и шнурками, был самым любимым. В упомянутом выше сатирическом памфлете «Описание острова гермафродитов» франтовство фаворитов осмеивается в таких выражениях: «Каждый обитатель острова гермафродитов может одеваться как ему угодно, лишь бы одеваться роскошно и не соответственно ни со своим положением, ни со своими средствами. Как бы ни была дорога материя сама по себе, платье, сшитое из нее, должно быть отделано золотыми и серебряными вышивками, жемчугом и камнями, в противном случае мы объявляем его непристойным. Чем более костюм будет похожим на женский покроем и отделкой, тем лучше он и соответствует нашим обычаям. Однако, какой бы ни был кocтюм, его не следует носить дольше месяца. Кто носит дольше, тот заслуживает презрения как скряга и человек без вкуса… Поэтому мы рекомендуем нашим друзьям обзавестись искусными и изобретательными портными, с которыми они бы могли постоянно придумывать новые костюмы». 

Соответственно этому Виженер описывает двух знатных франтов: «На одном короткий камзол с узкими рукавами сидит совершенно в обтяжку, словно наклеенный, шляпа «а-л'альбанез» с высокой заостренной тульей и чуть видными полями, длинные штаны по провансальской моде, длинный и широкий плащ, волочащийся по земле, и рубашечный воротник с зубчатыми краями Другой одет в широкий камзол, выстеганный рубцами и оканчивающийся спереди мысом, доходящим почти до колена, толсто подбитый, круглый и полный, как круп лошади. Висячие рукава похожи на штаны, широкополая шляпа плоская, как блюдо, с прямыми полями в полтора фута шириной. На ногах вместо полуштанов небольшой валик со сборками и узкие штаны. Небрежно накинутый легкий плащик, не длиннее талии. На шее брыжи, похожие на жернов, сплоенные трубками».

13.02.1575 г. в Реймсском соборе состоялось коронование и посвящение короля в сан; 15.02 последовало обручение с Луизой. Генрих («жаждущий совершенства») лично хлопотал о наряде, украшениях и прическе невесты — настолько обстоятельно, что свадебную мессу пришлось перенести на вторую половину дня. 

Луиза стала королевой, на которую он всегда мог опереться. Она совершенно не стремилась к власти и никогда не забывала, как высоко поднял ее Генрих. Всю свою жизнь она оставалась, верной и благодарной, в тени короля. Все королевство сочувственно отнеслось к этому браку; однако он был бездетным, что вызывало недоумение, и было непонятно уже современникам. Очевидно, Луиза стала бесплодной после искусственного аборта, осложненного хроническим воспалением матки. От последствий этой операции она страдала много лет. 

При дворе вину за бездетность брака охотно взваливали на Генриха, поскольку он — явление для французских королей совершенно необычное — не имел внебрачных детей, хотя с 1569 г. у него были интимные связи со многими придворными дамами. Однако официальной любовницы у него не было, а после его женитьбы он и вовсе почти прекратил свои любовные похождения. Летом 1582 г. Генрих дал обет отказаться от сексуальных отношений с другими женщинами, поскольку его духовник объяснил, что бездетность — божья кара за случайные связи. Однако это не помогло; напрасны оказались и многократные паломничества к святым местам, в соборы Шартра и д’Эпина между 1679 и 1589 г. 

Хотя Генрих до последнего не оставлял надежду иметь потомство мужского пола, с 1582 г. он обрел внутренний покой в глубоком религиозном чувстве. Он легко покорился непостижимой ноле Божьей. Когда в 1584 г. неожиданно умер наследник престола Анжу, Генрих — хотя поначалу и не без колебаний — дал согласие признать новым претендентом Наварру, имевшего на это законное право. Когда религиозно-политическая обстановка в 1588/89 г. радикально изменилась и Генрих III оказался фактически в одиночестве против непокорной страны, мятежной столицы и рвущихся к короне Гизов, он проявил широту истинного государственного деятеля, достигнув соглашения с единственным законным престолонаследником Наваррой. Его твердая решимость обеспечила сохранение непрерывности государства в процессе смены царствующей династии. 

Генрих III был прилежным монархом. Он обладал замечательной памятью и острым умом. По возможности, он сам вел государственные дела. Своим бюрократическим усердием он напоминал испанского Филиппа II. Из-за его многочисленных законодательных инициатив современники прозвали его «королем стряпчих». Особое значение для многих сфер общественной и частной жизни имел Ордонанс, изданный в Блуа (1579), где в 363 положениях разбирались пожелания и затруднения, о которых подняли вопрос собранные в 1576 г. Генеральные штаты. 

В экономическом плане Генриху удалось привлечь духовенство, освобожденное от уплаты налогов, к участию в государственных расходах. В 1579/80 г. он добился, что собрание духовенства обещало ему «церковный заем» на сумму около 1,3 миллиона ливров сроком на шесть лет. В 1586 г. этот заем был продлен на 10 лет. Поскольку корона не желала и в будущем упускать этот источник доходов, общее собрание духовенства было вынуждено узаконить складывающуюся практику предоставления духовенством налога в виде добровольного пожертвования, который собирался каждые десять лет на всем протяжении существования старого режима. 

Помимо церковной десятины при Генрихе III в течение нескольких лет с церкви взимался также прямой налог. Все эти платежи представлялись духовенству меньшим злом по сравнению с угрожающей экспроприацией церковного имущества, в котором корона всегда видела средство нажима: трижды Генрих отчуждал часть церковных владений (в 1574, 1576, 1586 гг.). Из всех французских правителей Генрих III был королем, который больше всего требовал от духовенства. 

Только после исследования Алины Карпер стало известно значение созванной Генрихом III для «модернизации Франции» дворянской ассамблеи. С ноября 1583 до конца января 1584 г. в Сен-Жерменском предместье политическая и административная элита страны — 66 человек — обсуждала обширный перечень вопросов, предложенный королем, которые касались налоговой системы, государственного бюджета, продажи должностей, административной структуры, армии, хозяйства и др. Речь шла, как заметил императорский посланник, о всеобщей реформе королевства, которой король ожидал от этого собрания специалистов. Результаты совещаний были представлены правительству в виде «Мнения ассамблеи», обработаны им и опубликованы. В 17 и 18 столетиях эти решения считались «памятником государственного ума, который лишь вследствие неблагоприятных политических условий не смог принести плоды». Дело в том, что именно в этом году фактически закончилась мирная передышка, длившаяся с 1577 г. Многочисленные реформы, которые Генрих начал проводить еще в 1584 г., застопорились; перед угрозой назревающей новой гражданской войны о них думать не приходилось. 

Уже современные Генриху историографы отмечали, что в конце правления он у всех вызывал враждебное к себе отношение. Недоброжелательные преувеличения и представление в ложном свете пристрастий и интересов короля полностью дискредитировали этого государя, к которому с одинаковой ненавистью и предвзятостью относились и католики и протестанты. 

Критическим отношением к Анри III пронизана вся историография, вплоть до 20 столетия. Лишь работы Пьера Шампьона положили начало новому направлению в изучении биографии Генриха. Пьер Шевалье посвятил ему солидный труд, вышедший в 1986 г., в котором он рассматривает все скопившиеся за столетия слухи, полуправды, оскорбления и обвинения с документами в руках. Результаты поражают: если многие детали и остаются еще неясными, критический анализ источников дает совершенно новую оценку Генриха III, короля и человека. Эта работа позволяет увидеть личность Генриха III точнее, чем прежде. 

Основные нападки относились прежде всего к «миньонам» [mignons] — группе из четырех молодых дворян, которых Генрих держал при дворе и осыпал милостями, почестями, подарками. Все они отличились на военном поприще, были верны и преданны ему и, должно быть, позволяли себе дерзкие выходки в отношении консервативно настроенной аристократии. Эти четыре мушкетера, к которым позднее примкнуло еще несколько других, вызывающе одевались, ценили развлечения и галантные (и не только) приключения. Печально известна дуэль миньонов, состоявшаяся 27..1578 г. и унесшая четыре жизни; она была, собственно говоря, отражением борьбы между враждующими католическими группировками. 

Из четырех первых фаворитов Сен-Сульпис был убит в 1576 г., Кайлюс умер через 33 дня после упомянутой дуэли, Сен-Люк, разболтавший своей жене альковные тайны короля, в 1580 г. впал в немилость и едва избежал судебного процесса; четвертый, Франсуа д’О, которого Генрих из-за его превосходного управления финансами называл «мой великий эконом», в 1581 г., когда его звезда стала клониться к закату, удалился от двора. 

С 1578/79 г. в поле зрения исследователей появляются два других фаворита короля: Анн де Жуайез и Жан-Луи де ла Валетт. Их обоих современники называли «архиминьонами», оба поднялись выше своих предшественников и получили титул герцога (де Жуайез и д’Эпернон). Отношение короля к этим фаворитам, которых он иногда называл «мои братья», пожалуй, лучше всего выразил тосканский посланник Кавриана, который в 1586 г. так прокомментировал их военный успех: «Отец очень радуется, видя, как оба его приемных сына доказывают свои достоинства». 

Уже Мишле предостерегал от излишне негативного отношения к миньонам. Хотя Доду и называл их «министрами его сладострастия», вероятно, ни они, ни король не были гомосексуалистами. Здесь стоит привести веские слова Шевалье: «Генрих III и его фавориты — необоснованная и клеветническая легенда». 

Другие особенности короля, частично унаследованные им от рода Медичи, в течение веков тоже служили мишенью для критики — увлечение роскошной причудливой одеждой, драгоценностями, благовониями. 

Он обладал четко выраженным пониманием красоты и элегантности, но был склонен к довольно кокетливым формам самовыражения. Любил карнавалы, балы и маскарады, ценил литературу, поэзию и театр, при этом заботился о сохранении придворного церемониала и этикета. В некоторых случаях он охотно набрасывал подробные правила и предписания — например, при основании рыцарского католического ордена Святого Духа в 1578 г. 

Генрих любил маленьких собак, которых у него было несколько сотен, редких птиц и экзотических животных. Обычные развлечения дворян — рыцарские турниры, фехтование, охоту он ценил меньше. Иногда король удивлял своих приближенных детскими играми вроде бильбоке — игра, в которой нужно подцепить мячик острым концом или изогнутой палочкой. Он с удовольствием вырезал миниатюры, которые потом использовал как украшения. 

С другой стороны, Генрих обладал повышенной нервной чувствительностью и в связи с этим предрасположенностью к болезням. Его бездетность и переживания из-за морального упадка раздираемого гражданской войной королевства привели его в 1582/83 г. к глубокой набожности. Стремление открыто демонстрировать свое благочестие, имевшее, пожалуй, и политическую подоплеку, желание придавать всему какой-то мистический блеск, побудили его примерно до 1587 г. принимать участие в процессиях, часто в белой власянице, особенно в шествиях основанного самим Генрихом в марте 1583 г. «Братства кающихся грешников Благовещенской Богоматери». Члены этого братства — в том числе оба архиминьона, множество придворных, членов парламента и знатных горожан — носили белое одеяние капуцинов из голландской шерсти с двумя отверстиями для глаз. Незадолго до новой вспышки гражданской войны, когда Генрих увидел окончательное крушение своей политики компромиссов и пережил период глубокой меланхолии, он основал, на этот раз без шума и показухи, «Братство смерти и страстей господа нашего Иисуса Христа». Эта маленькая община собиралась по пятницам в Лувре, где они вместе молились, распевали псалмы и проводили время в духовных упражнениях, покаянии и даже самобичевании. 

С самого первого пребывания в монастыре паулинок и январе 1583 г. Генрих все больше и больше удалялся от мира. За монастырскими стенами он чувствовал себя прекрасно, и был рад тому, чем довольствовались сами монахи. Он приказал перестроить и расширить старый монастырь иеронимитов в Венсенском лесу, где для него и его зачастую весьма многочисленной свиты (поскольку, несмотря ни на что, он не выпускал из поля зрения и политические вопросы) были зарезервированы несколько келий. С 1584 г. Генрих в течение трех лет регулярно проводил несколько дней в этом монастыре, позднее переданном паулинкам. Вряд ли Генрих находил у кого-либо понимание: у Екатерины, своей жены или подданных. Даже папа не одобрял Генриха, которого современники называли иногда король-монах. 

Такое безусловно преувеличенное, доходившее до эксцессов религиозное рвение было связано с характерной чертой короля, которую сам он однажды выразил следующим образом: «Что я люблю, я люблю до конца». В этом заключалась подлинная слабость короля: его нервная конституция часто приводила его к крайностям. Что бы ни делал король, вследствие своего темперамента он предавался этому чрезмерно. 

Многие способы времяпрепровождения короля указывают на его экстравагантность, в основе которой лежали определенные особенности характера. Хотя его бесхитростность была очевидна, она бывала иногда смешной и вызывала у его противников насмешки и злобу. Генрих был необычным ребенком для своего времени и своих родителей. Однако на протяжении столетий никто не желал признать этого.