Если человека стали беспокоить вопросы, связанные с поиском смысла жизни; вопросы, связанные с тем, что будет с ним после смерти, или, например, когда «всё есть, а счастья почему-то нет», вряд ли он посчитает себя больным и побежит к психотерапевту.

Читая Хайдеггера и Фромма, мне нетрудно было представить себе так называемую «свою таргет группу». Я понимал, что запросы, вопросы и проблемы людей, стремящихся попасть в мои экспедиции, будут не совсем обычными. Так и произошло.

В начале октября 2004 года в затерянном среди амазонских лесов перуанском городке Икитос встретились 3 человека. Не считая меня, отправиться на поиски ответов на глубокие экзистенциальные вопросы вглубь амазонских джунглей должны были Сергей и Саша.

Сергей – молодой, интеллигентный, образованный искатель приключений, редко расстающийся со своим фотоаппаратом; непревзойденный знаток «артхауса» и будущий кинорежиссер. При встрече сразу же заявил, что пить Аяхуаску не собирается. Его интересовал исключительно эстетический аспект процесса. Сергей сносно говорит по-испански и постоянно углубляется в чтение путеводителя Lonely Planet по Перу.

Саша – один из тех редких людей, сыгравших в моей жизни очень важную, фактически поворотную роль, был московским банкиром. Памятуя о том, что с недавних пор словосочетание «московский банкир» приобрело негативный оттенок, лучше будет сказать, что Саша занимал один из руководящих постов в крупном московском банке. Вы знаете – это люди необычные. Саша был очень необычным человеком, и, скорее именно благодаря этому, у нас практически мгновенно возникло полное взаимопонимание. Это было похоже на любовь с первого взгляда. Редкое сочетание остроумия, интеллигентности, образованности и мудрости вдребезги разрушало стереотип представлений о банкирах. Это именно тот случай, когда вас сближает чувство юмора и эрудиция: ваш собеседник безошибочно продолжает цитировать начатую вами известную в определенных кругах фразу. И через некоторое время вы понимаете, что зоной вашего интеллектуального взаимодействия становится огромное поле «от Баха до Фейербаха», как говорят в Одессе. Что там говорить: о «Мертвеце» Джармуша я узнал именно от Саши.



Саша был знаком с произведениями Лири, Уилсона, Хаксли, Маккены, Рам Дасса и многих других непопулярных авторов. Это казалось даже несколько странным для его профессии. Часто, в таких случаях умные люди задумываются, кем послан тебе в жизнь этот человек: высшими силами или спецслужбами? Если, конечно, это не одно и то же.

Церемония Аяхуаска, запланированная на 13-е октября 2004 года прошла ровно и, по всей видимости, Сашу впечатлила. Шамана дона Элладио Саша тут же прозвал «Оладьевым». «Ну, что сегодня сварит наш брат Оладьев?» - спрашивал Саша перед второй церемонией Аяхуаска. Утром следующего дня дон Элладио провел специальную церемонию для «усиления энергетической защиты от всяких злых напастей». Всё это Сашу впечатляло.Знакомство с отваром Сан Педро сблизило нас окончательно: всю ночь мы оглушали джунгли своим хохотом. Сергей сердился и ворчал сквозь сон. Спали мы в одной хижине.
Из джунглей в Икитос мы возвращались уже старыми друзьями. Возвращались по Амазонке на большом пароме, который всю ночь пришвартовывался к крошечным причалам и собирал бесчисленных индейцев с тюками. Индейцы, не понимающие русского языка, всю ночь хохотали с нами – такой вот Саша-банкир.

Дальше все происходило, как в малобюджетном мексиканском сериале. Толпа индейцев с тюками, какие-то повозки с гроздьями бананов, портовый шум, гам тарарам, беспорядочно снующие мальчишки, утреннее мельтешение, запах реки и солярки, предрассветное небо и громкий крик:

- Бля!!! Суки!!!

Саша кричит и хлопает себя по передним, боковым и задним карманам брюк.

- Бумажник спиздили!!!

А вокруг шум, гам, суета. Индейцы с тюками и бегающие с мешками лаймов дети. И знаменитый амазонский рассвет.

- А что в бумажнике-то?! – интересуюсь я

- Всё, бля! Загранпаспорт с годовыми шенгенскими визами, обратные авиабилеты, карточки кредитные, 5 штук баксов налом!

«Картина маслом!» - сказал бы Гоцман из «Ликвидации».

Полицейский участок, протоколы, бумажки, звонки, блокирование карт, нервы.

Трое суток не можем вылететь из Икитоса – бастует компания «Аэроконтиненте».

В Лиме - посольство, подтверждение личности, восстановление билетов в «Люфтханзе», временные документы, волокита, гостиницы, нервы.

Сергей в одиночку отправляется в Куско, чтобы попасть в Инка Трейл на Мачу Пикчу с другой группой. Благодаря забастовкам авиаторов в планируемые сроки мы не вписались. Я не могу оставить Сашу одного в Лиме. Не задалась вторая экспедиция.

И только через неделю после того, как я благополучно отправил Сашу в Москву, я понял мистический смысл произошедшего. Зайдя в интернет, в заголовках «Яндекса» бросилось в глаза сообщение: «При фотографировании окрестностей на вершине горы Уайна Пикчу молнией был убит российский турист — 35-летний Денис Панкин….»

Именно в этот день по моему плану на вершине Уайна Пикчу должны были быть мы...

В ноябре по приглашению и поддержке Саши я попадаю в Москву. Если Москву осматривать в компании с успешным предпринимателем – Москва, несомненно, понравится.
Дорогие рестораны, дорогие вина, дорогие машины, дорогие люди – я окунулся в мир, о котором до сих пор ничего не знал. И если я посвящал Сашу в тайны и тонкости мира шаманского, то Саша посвящал меня в тайны и тонкости мира финансового. Он быстро сорвал с меня розовые очки наивности, научил меня быть чуточку бдительней и циничней. Саша выдрал из меня вбитую в голову советским строем позицию «деньги – это не важно!», заставил чаще включать логико-вербальное полушарие и, если надо, посылать «на…й». Эти бесценные уроки мне очень пригодились. По сути, я стал для Саши кем-то вроде экзистенциального шамана-психотерапевта, а Саша для меня – консультантом по взаимодействию с социумом. Это было плодотворное сотрудничество.

Вскоре мы продолжили наше общение в Индии, в штате Гоа. Помню вымершее метро Франкфурта-на-Майне ранним утром 1-го января 2005 года. Схема Франкфуртского метро показалось мне невероятно запутанным лабиринтом. Если бы не одинокий чернокожий уборщик, возникший в пустынном метро почти из ниоткуда, дорогу до аэропорта я бы не нашел.

Гоа меня очаровал. Вездесущий запах гашиша и благовоний, вездесущая грязь, «чикен-масала» и яркий, солнечный бушующий Индийский Океан, называющийся здесь почему-то Аравийским морем. Это было еще то прекрасное время, когда российские туроператоры не свозили сюда толпы российских туристов.

Помню знаменитые гоанские рэйв-пати. На байке вас подвозят к каким-то темным джунглям. Вы пробираетесь вглубь леса по таинственным тропинкам. Повсюду, как в советском мультфильме про Маугли с высоких пальм свисают лианы. Осветительные приборы, всевозможные мигалки и стробоскопы привязаны веревками к веткам деревьев. Нагромождение акустических колонок высотой метров пять. Теплая индийская ночь с россыпями звезд. Индусские бабульки сидят перед расстеленными покрывалами, освещенными керосиновыми, коптящими лампами. На покрывалах напитки, шоколадки, конфетки. Нет только алкоголя. Грохот гоа-транса и порядка тысячи перетаптывающихся бесполых субъектов с отсутствующим взглядом. Запах джунглей, гашиша и керосина. И постоянное вокруг: «Гуд хашишь, экстэси, эсид!»

Потом, ближе к утру приезжает полиция. Всё тихо, без криков и нервов. Музыка выключается, и все тихо разбредаются в поисках своих байков. За всем этим процессом молчаливо наблюдает полиция, никого не задерживая и никого не преследуя. Какое-то странное от всего ощущение. Дискотека закончена.

В феврале наше с Сашей общение продолжилось в Голландии. Я снял огромную виллу в удивительно красивом месте на берегу залива неподалеку от города Эдам. Эдамский сыр – именно оттуда. Вокруг виллы простирались поля, прорезанные тонкими каналами. На полях паслись овечки. Это было прекрасное место для экспериментов с самогипнозом и саморегуляцией. Это было прекрасное место для серьезного общения. Мы углублялись теоретически и практически в бескрайние территории собственных внутренних пространств. На вилле имелась грамотно сконструированная сауна с возможностями русской бани. Огромная ванна-джакузи с подсветкой стояла на улице, и по утрам можно было по очереди лежать в горячей воде и наблюдать за медленно парящими в темном небе снежинками. Голландцы умеют украшать жизнь.

Общение с Сашей выудило из моего подсознания забытые, старинные, затертые годами неудач программы. У меня стала появляться тоска по сцене. Тоска по запаху кулис и прокуренных гримерок, по слепящим софитам, ощущению микрофона в руках и аплодисментам зрителей.

Любовь к сцене– штука неистребимая.

Приближалось лето, и лучшим местом для организации собственных концертов я выбрал Сочи. Тем более, что у меня в паспорте была годовая российская виза. Не пропадать же!

В конце мая я снял небольшую квартирку в Сочи и внушил себе образ лучшего администратора и организатора собственных выступлений. Ежедневно, несмотря на жару я надевал белую рубашку, брал в руки увесистую папку с вырезками из газет и своими давнишними афишами и ходил по различным организациям. С каждым днем мой энтузиазм иссякал, а отношение к архетипу «чиновник» ухудшалось. Я ходил в филармонию и различные Д/К, в управление культуры и различные санатории. Везде меня встречали похожие друг на друга лица, выслушивали, очень одинаково кивали и направляли в очередной кабинет или организацию. У меня спрашивали какие-то разрешения, справки, гастрольные удостоверения и утверждения. Ничего этого у меня не было. Чиновники, хмурясь, кивали и снова куда-то направляли.

Признаться, за годы жизни в Литве я успел отвыкнуть от советского подхода к делам. Здесь же все напоминало мне Советский Союз времен Леонида Ильича. Я был шокирован непробиваемостью и, зачастую, тупостью некоторых руководителей. С горя я загорал на ближайшем к снятой квартирке пляже. В результате, я сгорел и несколько дней не мог передвигаться по солнцу. Всё это мне очень не нравилось.

Думаю, если бы вся эта борьба неизвестно с чем происходила тремя годами раньше, я бы точно закомплексовал, ушел в запой и, наверное, умер. Но на этот раз, закаленный в экспедициях, я плюнул на все и уехал в Москву. Проигравшим я себя не считал. Просто дал себе слово: больше об эстрадном гипнозе не вспоминать, о сцене перестать думать и импресарио из себя не строить. «Пока сами не позовут, и всё не дадут».

Через неделю я забросил свой походный рюкзак на верхнюю полку купе поезда Москва – Хабаровск, и долго смотрел на медленно удалявшиеся и таявшие в ночи огни Ярославского вокзала.

Лето выдалось жаркое. Душный и липкий путь. За четверо суток перед окнами купе проплыла вся центральная часть огромной России. Бабушки с пирожками, картошечкой с укропчиком, теплым пивом и домашними котлетками на коротких остановках.

Вместо душа, пластиковые бутылки с водой в туалете. Невыветриваемый из вагона запах жареной курицы, соленых огурцов, пота и алкоголя. Кондиционеров в вагонах не было. Прекрасный экспириенс!

Кажется, на пятые сутки, рано утром я вышел из поезда в городе Улан Удэ. Удивила огромная черная голова Ленина и непрекращающееся ощущение советскости во всем и везде. Как будто перенесся в 1977 год.

Саша со своим другом, и, по совместительству, родственником Мишей, которого он называл «Мишаней», прилетел в Улан Удэ днем. Мы переночевали в гостинице, которая также, с помощью какой-то магии была отправлена вместе со всем персоналом в 1977 год.

Мишаня показался мне воплощением настоящей славянской «русскости». Он был немного грубоват и со всеми, независимо от возраста и рангов, общался исключительно на «ты». У него был хмурый взгляд, который самым невероятным образом мгновенно превращался в озорной и наивный, как только на его лице появлялась добрая, почти детская улыбка. Поначалу я побаивался Мишаню.

Из Улан Удэ нам надо было добраться до какой-то отдаленной турбазы, и водители такси, услышав название турбазы, дружно отказывали. Даже, когда предлагался тройной тариф.

И все-таки, нам повезло! Водитель, назвавший себя Анатолием, согласился довезти нас на своей машине. О цене договорились быстро.

- Шибко далёко дотудава… Ноне дороги-то биты больно. Глядишь, с заходом потихоньки и управимся. Откуль будете? Московские? Покоратайте-ка тут, я за машиной мигом-то…

Сначала мы не увидели, а услышали автомобиль Анатолия. Это был звук, знакомый любому советскому автолюбителю – звук дырявого глушителя. Потом показался сам автомобиль. Это был знаменитый «Жигули 2102», гордость Волжского автомобильного завода образца 1971 года. Мне показалось, что человек, сидящий за рулем, управляет машиной времени, только что чудом вернувшейся из времен битвы под Курском. Было видно, что автомобиль попал под обстрел и массированную бомбардировку. Задняя часть кузова, кажется, была оторвана и временно привязана проволокой к основной части каркаса. Проржавевший глушитель тоже был чем-то привязан. Складывалось ощущение, что Анатолий угнал автомобиль из авто-мастерской, в которой его собирались разобрать на запчасти, но успели разобрать только салон. И главное: наш озадаченный вид ничуть не смутил Анатолия!


- Машина-то доедет? – как-то робко, в несвойственной себе манере спросил Мишаня.

- А чего ей будет-то? Она и нас, поди, переживет! – успокоил Анатолий.

Вариантов не было. Мы поехали. Сказать, что девятичасовой путь был легким и приятным я не могу.

Мы поселились на турбазе, откуда нас через день должен был забрать катер. О катере заранее, еще в Москве договорился Саша.

Скорее всего, мы произвели неверное впечатление на администрацию турбазы. То ли несвойственный для отдыхающих вид, то ли спутниковый телефон, по которому часто говорил Саша, то ли часто звучавшие в наших разговорах слова: «МЧС», «полковник», «катер», «засада» - все это, так или иначе, сыграло свою роль.

Вечером, за ужином к нашему столику подошла директриса турбазы (что само по себе было необычным) и тихо сказала: «Если у вас будет время после ужина, я приглашаю вас на чашечку чая в свой кабинет. Такой кедровой настоечки вы не пробовали! И омулька попробуете – не пожалеете!»

Нас принимали обходительно и робко. В этой ситуации мне вспомнился Гоголевский «Ревизор». Директриса и присоединившаяся бухгалтерша осторожно расспрашивали нас о нелегкой московской жизни. Казалось, что они хотят выяснить нечто большее, но понимающе замолкали и всем видом демонстрировали, что знакомы с законами конспирациями. После фразы: «Мой муж, тоже бывший военный…» - я стал догадываться, за кого нас могли принять.

Кажется, мои спутники поняли то же, что и я, и теперь все мы играли по Хлестаковским правилам. Судя по всему, я в глазах директрисы был кем-то вроде «слуги Осипа» у двух важных московских персон, находящихся на «спецзадании».

Мы не стали разочаровывать персонал турбазы и с достоинством доиграли приписываемые нам роли. Тем более что в этом появилась необходимость. Наш катер задерживался, а нам надо было перебраться на остров Ольхон. Директриса охотно согласилась оказать «содействие органам».

Немой сцены не было. Нанятый катер, рассекая прозрачные воды Байкала удалялся от берега, на котором стояли и печально махали руками «посвященные в тайну» работники турбазы во главе с директрисой.

Байкал – это не озеро! Никогда не называйте Байкал озером в присутствии местных жителей. Они вас поправят. А во второй раз – не простят! Байкал – это море. Байкал – это магия. Байкал – это целый мир.

Нет смысла описывать Байкал. Нет смысла описывать скалы, прозрачную воду, леса, окружающие это священное место. Просто, нет таких слов, которые передали бы ощущения, возникающие у нас при соприкосновении с чем-то важным и глубоким. Думаю, это одно из самых значимых и энергетически мощных мест на нашей планете. Это – неразгаданная тайна. Люди, побывавшие на Байкале, прекрасно понимают, что теперь они отличаются от людей, которые там не были. Описывать словами Байкал, все равно, что есть ресторанное меню. Смысла нет.

Палатку мы раскинули на берегу моря недалеко от мыса Хобой. Мишаня ловил рыбу (чаще омуля) и завтракали мы свежей ухой. Мы отправлялись в длительные прогулки по острову, забирались на головокружительнее скалы, обнаруживали сакральные, связанные с шаманизмом места. Это была самая настоящая магическая работа. Работа, связанная с накоплением личной силы, восстановлением энергетической структуры и «латанию биополевых дыр». Чудными звездными ночами мы разговаривали о главном. На Ольхоне о пустяках говорить нельзя. Эжин не позволит!

Из Википедии: «Остров Ольхон считается сакральным центром северного шаманского мира, и до сих пор возле мыса Бурхан (Скала Шаманка), на берегу озера рядом с поселком Хужир, трепещут на ветру ленточки на деревьях: это бурхан — место поклонения духам. По старинным народным преданиям в пещере скалы Шаманки жил владыка этих мест и всего острова Ольхона — Эжин, или Бурхан. Таким же священным у бурят местом почитается высочайшая гора острова Ижимей, высота которой не достигает 1300 м (1274 м).Где-то у подножья этой горы якобы прикован цепью бессмертный медведь.»

«На Ольхоне нет ни змей, ни комаров» - часто говорил Саша. Об этом он знал от местных жителей. Поэтому, мы расстилали спальники на берегу и спали под открытым небом. После наших прогулок мы возвращались и загорали на тех же спальниках.

Мне кажется, Духи Ольхона приняли меня. Об этом они сообщили мне несколько странным образом. Однажды, после обеда, приготовленного Мишаней, все решили вздремнуть. Кто в палатке, кто под открытым небом. В предсонном состоянии, присев на корточки, я решил встряхнуть немного смятый спальник, лежащий на берегу моря. Я поднял его за края и, вскрикнув, отскочил в сторону. В месте, где должна была оказаться моя голова, лежала большая змея, скрученная в причудливую восьмерку. Лишившись укрытия, змея медленно расплелась и с каким-то невероятным достоинством поползла в сторону близлежащих кустов, демонстрируя свои размеры. «Метр, как минимум!» - прокомментировал Мишаня.

Местные, глядя на фотографии змеи, в один голос утверждали, что это большой Щитомордник – очень ядовитая змея. Под открытым небом больше никто не спал.

Через 5 суток с Ольхона нас забрал катер. Это был катер МЧС. У Саши были обширные связи. Капитаном катера был бывший «морской котик» - Михаил.

«Суровый дядя!» - подумал я, пожимая капитанскую руку.

Михаил часто нырял с аквалангом и подводной видеокамерой, знал Байкал как «свои пять пальцев», знал много историй и местных преданий. Неделю мы провели на катере, почти не сходя на берег. Меняясь, стояли на вахте у штурвала, учились идти по курсу, пользоваться гальюном и убирать на камбузе. Частенько, к каким-то Байкальским достопримечательностям шли ночью.

Помню, шли ночью через самое глубокое место Байкала. Под нами 1600 метров. А вверху – усыпанное звездами небо. Глядя в небо, я замечаю несколько ярких точек, которые медленно перемещаются по странной траектории. Траектория напоминала большой равнобедренный треугольник. Мне, как бывшему оператору РЛС войск ПВО было понятно, что это не самолеты, не вертолеты и даже не зонды. Ощущения были необычными: что-то между обыкновенным спокойствием и шоком.

- Что это летает там, Михаил?! – спросил я капитана

- А-а-а-а, это? Эти всегда здесь летают…

- Как всегда?! Вы что, видели такое уже?! Что это?!

- Да кто его знает, что это! Это-то ладно. Здесь бывает, такое летает! В прошлом, например, году, целая эскадрилья этих самых объектов перед судном стояла. Вот тогда страшновато было, действительно. А это... К этим уже все здесь привыкли… Ну летают себе, не мешают никому…

Я был в шоке! Еще никто никогда так обыденно о таких явлениях не говорил!

Эти и другие странные летающие объекты еще не раз появлялись в поле нашего зрения. В конце концов, мы к этому привыкли. Никогда не думал, что к аномальным явлениям можно привыкнуть. Жители Прибайкалья осознают, что живут в "отдельной реальности". Ее не надо объяснять. С ней можно просто жить.

По сути, я всегда был и остаюсь человеком рациональным. Даже, думаю, прагматичным. Мне не очень нравятся люди, не способные здраво рассуждать. Мне не очень нравится, когда человек принимает какую либо информацию на веру. Но сталкиваясь с тем, чего я не могу объяснить рационально, я заставляю себя перестать желать объяснять это рационально.

В своей жизни я сталкивался со многими необъяснимыми явлениями. Но у меня никогда не было желания становиться сторонником и апологетом чьей либо версии. Мир гораздо шире слов и объяснений.

Байкал – это магическое место!

Ближе к осени я попадаю на турбазу, расположенную недалеко от города Темрюк на Азовском море. Впервые в жизни я записался на семинар. Это был семинар-ребёфинг «Второе Рождение» «Московского Института Интегративной Психологии». Это был интересный, важный и ценный для меня опыт. Впервые после шаманских церемоний в Перу я достиг Особого Состояния Сознания во время сессий холотропного дыхания. Я очень хорошо понимал, что Станислав Гроф к моменту «изобретения» холотропного дыхания уже написал книгу «ЛСД терапия»; я понимал, что это «изобретение» было, в определенном смысле, вынужденным, но эффекты меня впечатлили.

В нашей группе было около 30 человек. Мы дышали по 2 раза в день в течение 2-х недель. Те, кто когда либо был на подобного рода мероприятиях знают, как бурно зачастую проходят эти сессии. В моменты катарсиса участники сессий могут громко рыдать, кричать, плакать, смеяться. Это – необходимый катарсис.

Телесно-ориентированные техники мне понравились, несмотря на то, что фанатом этих практик я так и не стал.

На турбазе помимо участников семинара жили обыкновенные отдыхающие. Как-то, после очередной бурной сессии в столовой ко мне подсел подвыпивший гражданин. Он начал издалека: «Вы – сектанты?» Я попытался объяснить и рассказать ему обо всех нюансах и тонкостях психологической работы над собой. Гражданин перебил меня и сказал, что его, как бывшего сотрудника ФСБ России ввести в заблуждение такими заумными текстами, практически, невозможно. И снова, уже более строго задал тот же вопрос.

Я даже не подозревал, насколько трудно бывает разговаривать с подвыпившим отставным офицером ФСБ. Я снова попробовал проявить терминологическую изобретательность в надежде на хоть какое-нибудь ответное понимание.

Отставной майор приблизился ко мне, взял в руки висящий на моей шее медальон, купленный в Перу и являющийся одним из символов древней культуры Мочика, внимательно посмотрел на него, сплюнул и произнес:

- Да на тебе и креста-то нет! Я так и знал: сектанты.

На день моего 41-летия в Вильнюс приехал Саша. Он подарил мне диктофон со словами: «Хорошие мысли должны всегда записываться!» Этот диктофон по сей день со мной. До сих пор он помогает мне не растерять свои наблюдения, мысли и выводы. На декабрь 2005 года я планирую очередную экспедицию в Перу. Я учу испанский, готовлюсь к экспедиции и гуляю в парке «Вингис». Год оказался насыщенным.

(продолжение следует)