Европейская цивилизация (практически, совпадающая по формату со всемирной) столкнулась с серьезной проблемой. Оказывается, настоящих «прорывных» открытий не делается уже много-много лет. В основном достижения в науке и технике базируются на количественных методах исследования, когда работает масса ученых, а ради решения крупной задачи объединяются институты и университеты из разных концов Земли.

 

Нехватка гениев стала очевидностью. И несмотря на прогнозы, постоянные измерения IQ, толку нет. Носители максимального коэффициента «мудрости» сплошь и рядом превращаются в «пустышек», неспособных одарить человечество чем-то совершенно и потрясающе новым. Ранние поступления в вузы и некие творческие достижения в школьные и дошкольные годы являются лишь иллюзиями, прославленными СМИ.

 

Надолго «записных» гениев XXI века не хватает. Это вам не Вольфганг Амадей Моцарт, игравший с 3 лет сложнейшие пьесы на клавесине и сочинявший великолепную музыку с 5 лет вплоть до своей смерти в 35 лет (причем его талант, как композитора и исполнителя только возрастал). Аналогично можно рассуждать и о Блезе Паскале (1623 -1662), написавшем свой «Опыт о конических сечениях» уже к 16 годам. Отметим, что в семье Моцартов родилось семь детей (правда, выжили только двое и Вольфганг не являлся первенцем). А Блез Паскаль был вторым ребенком в семье и у него имелись младшая и старшая сестры. Еще необходимо указать на то, что, например, Дмитрий Менделеев являлся семнадцатым ребенком, хирург Николай Пирогов — тринадцатым, ученый и философ, «отец космонавтики» Константин Циолковский — одиннадцатым, биолог Илья Мечников и академик Мстислав Келдыш — пятыми, а композитор Эдвард Григ и Лев Толстой — четвертыми, святитель Игнатий (Брянчанинов) — третьим, праведный Иоанн Кронштадтский был первенцем (но в семье, породившей еще пятерых)...

 

В целом складывается картина — демография показывает, что с многодетностью уходит и гениальность.

 

Мы ныне обретаемся в закутке эпохи Постмодерна, когда принцип «жизни для себя» отвергает семью, воспитывающую свыше одного ребенка.

 

Давайте же разберемся с Постмодерном…

 

В социологии и философии существует гипотеза о том, что человеческое общество в своем развитии прошло три стадии: Премодерн, Модерн и Постмодерн. Модерн соответствует тому, что называли в советских учебниках «Новым временем», которое условно закончилось в 1917 году или, скорее, в 1918 году — Первая Мировая война определила рубеж, перейдя через который, мир погрузился в Постмодерн.

 

Традиционное общество характеризуется высокой степенью религиозности, тягой человека к Богу, сохранением традиций и очень бережным подходом к внедрению новаций. Но не следует думать, что это время какой-то застылости в развитии (как полагают люди сейчас), ибо открытия до Модерна до сих пор остаются непревзойденными (вспомним, что тот же конвейер использовали древние римляне при производстве муки, а университет первый возник в Константинополе – столице Византийской империи).

 

Модерн выпорхнул подобно бабочке, вылупившись из кокона Премодерна. Но «бабочка» быстро забыла своего предтечу. Вера (до фанатизма!) в науку, преклонение и обожание мира материального, отрицание Господа Бога (сперва не явное, а затем уж и открытое) привели к полному разрыву с традицией. Однако, на войне, когда солдаты погибают тысячами, а научные изобретения служат хладнокровному убийству, нельзя задумываться о покупке мебельного гарнитура или мечтать о новых шинах для любимого авто. Под шквальным огнем можно лишь ползти по окопной грязи среди трупов и человеческих испражнений. Первая Мировая война убила надежду человечества на прогресс, науку, да и самого человека.

 

Казалось бы, вот и возникла возможность отказаться от эфемерных кумиров и, как «блудный сын», вернуться к Господу нашему Иисусу Христу, но Постмодерн отверг путь к Богу и Вечную Жизнь ради всеобщего потребления.

 

«Тремя китами» идеологии Постмодерна признаются: агностицизм: Абсолютной Истины нет, только кишат и сталкиваются друг с другом относительные истины (у каждого своя «правда», а мир непознаваем); прагматизм (что полезно, то и верно, а успех — критерий, свидетельствующий об уме); эклектика (все можно смешать — все стили, формы, направления). И часто рядом плавает «четвертый кит»: есть только настоящее, оно лишь реально, прошлое — тлен, будущее — фантазия.

 

На основании сей идеологии и выстраивается система образования на всей планете (за исключением районов, где Постмодерн еще не смог въесться в социум). И такое образование вполне успешно справляется с удушением гениев на школьной скамье. Школьник заваливается разнообразными «проектами», кои являются фикцией нормального познания. Лепятся «портфолио», ненужные ни учителям, ни ученикам, ни родителям, но зато полезные при отчете о деятельности на ниве «просвещения». Российское образование вприпрыжку рванулось за западным образованием, с его эклектичностью и поверхностностью. А плюс к тому же подоспела постмодернистско-оккультная программа воспитания детей «индиго». Православные исследовательницы Медведева и Шишова так реагируют на этот новейший вопрос российской педагогики: «…Педагоги, не желая выглядеть «отсталыми», силятся «соответствовать», соглашаются с тем, что «школе все-таки придется в самые кратчайшие сроки кардинально меняться», что «гиперактивным детям нужна гиперактивная педагогика». Они стремятся «соответствовать уровню современных детей» (имеется в виду их разболтанность), «любить их такими, какие они есть» (не сметь их критиковать и воспитывать), «учиться жить их жизнью» (подыгрывать неуправляемости детей). Такие цели ставит «новая» педагогика. Более того, она требует применить такой подход ко всем без исключения ученикам, потому что это якобы — «толерантно» и «гуманно». Не вмешиваться, быть «толерантным» к хамству и вызывающему поведению учеников, поощрять все нетрадиционное (в том числе и сексуальную ориентацию) — «заманчивая» перспектива, ничего не скажешь!..

 

Постмодернизм постепенно угробил и «классическую гимназию». Из программ средней школы Европы и России изгнали философию, логику, латинский и древнегреческий языки. Сократились часы, отводимые на математику. В ряде стран убрали преподавание дисциплин, связанных с христианством, ради торжества пресловутой толерантности. Предметы же эти просто приводили разум и душу ученика в порядок. Гению же порядок необходим, иначе ему не совершить чего-нибудь важного, изменяющего жизнь человеческого рода в лучшую сторону.

 

На Западе в школе внедрились предметы, совсем не нужные, предметы даже вредные для ребенка. «Сексуальное просвещение» наступает, как македонская фаланга. Причем, ежели родители не пустили ученика на урок физики, то этого никто и не заметит, но если пропущен урок «секспросвета», то папу или маму могут отправить (да и отправляют хотя бы в той же Германии) в тюрьму.

 

Российское образование (Слава Богу!) «отстало» от западных «новаций». Но и у нас Постмодерн тоже атакует личность человека в школе: и ученика, и учителя.

 

Казалось бы положение обязаны спасти классы и школы с углубленным изучением предметов. Но специализация в школе для ученика далеко не всегда оправдана. Это новация вполне в духе Постмодерна. Таланты и гении созревают отнюдь не по заказу. Эйнштейн получал двойки по физике, так что же, его надо было отправить в «гуманитарный» класс? Великий математик Колмогоров, вообще, желал стать историком, но избрал иную стезю. Специализированные классы — это обман самих себя. Талант и гения создает не ранняя специализация, а широта и фундаментальность предоставленных знаний, не распущенность, а дисциплина в воспитании. Формировать спецклассы и напихивать в них по 25-30 человек хуже, чем ошибка, ибо это лишение преподавателя возможности открыть гения.

 

Никакого индивидуального подхода к ученику в большом классе быть не может. Физически педагог не выполнит поставленную задачу. Даже класс в 15 человек будет слишком большим. Желаете помочь становлению таланта — образуйте «авторские» классы по 6-8 детей. Если это невозможно, то лучше просто помолчать и об индивидуальном подходе, и о «углубленном изучении» математики или истории, так как в противном случае будет обыкновенное усвоение материала, без подлинного проникновения в предмет.

 

Поэтому вместо того, чтобы увлеченно мчать за постмодернистскими новациями, гораздо честнее было бы добиться возрождения традиций «классической гимназии», где шансов подняться для гения будет больше. Ведь, например, спелеолог, уткнувшийся в тупик при путешествии по пещере, не старается лбом прошибить, перегородившую дорогу стену, под лозунгом новации, а традиционно разворачивается и шагает назад к свету, к солнышку, чтобы затем вновь пойти и выявить настоящий путь.

 

Нынешнее время совершенно не является прогрессивной эпохой. Оно — апогей вырождения обезбоженной цивилизации…

 

В дебрях бразильской Амазонии существует индейское племя пираха (300-400 человек). С некоторых пор оно превратилось в культовый образец для любителей Постмодерна. Детей пираха не наказывают и не учат ни чему, кроме обычных навыков выживания. Ну, не дадут ребенку сунуть палец в костер — и всё. Мама и папа не различаются, а обозначаются, как родитель и родитель. О, как же сие похоже на современный «цивилизованный» Запад, где ввели понятия: «родитель №1» и «родитель №2». Пираха не знают истории, найденную еду тут же делят и съедают, не сберегая запасов. Спят урывками. В свободное время развлекаются, как хотят. Этакие подростки, застывшие в своем становлении. Доказать, что есть Господь, им нельзя, они полагают, что раз с ним во плоти не встречался, то и говорить то не о чем. Но в лесных духов индейцы эти верят и с ними болтать могут часами, хотя язык пираха упрощен до нельзя. Здесь эти насельники Амазонии живенько напоминают тетенек, умеющих разговаривать лишь о косметике и гороскопах.

 

Ученые полагают, что пираха и представляют собою неподдельных первобытных людей, благоденствующих в естественных условиях. Но на самом деле пираха — деграданты, достигшие дна расчеловечивания. Их предки когда-то страдали, воевали и путешествовали, то есть жили полноценно, пока по каким-то причинам их не загнали враги в глубь амазонских джунглей. Пираха выродились и превратились в недочеловеков, у которых любовь — игра, а жизнь призрачна (не поэтому ли они боятся спать, хотя у них каждый день уподоблен сновидению, и меняют имена в зависимости от возраста?). Пираха — идеал для постмодернистов, но для всего человечества. Пираха — это пример законсервированного распада. Они — стихийные нигилисты, не жаждущие рая и не понимающие ада. Если вдруг весь человеческий род не перепрыгнет Постмодерн и «эволюционирует» в «пираха», чему способствуют и «новейшие» тенденции в культуре и образовании, то удел его плачевен — бессмысленность и гниение маячат за плечами его…

 

И как же здесь не вспомнить слова иеромонаха Серафима (Роуз): «Бог призвал нас не к современным «небесам» покоя и сна, но к полной обожествляющей славе сынов Божиих, и если мы, которых Бог считает достойными этого, отвергаем Его призвание, тогда для нас лучше адское пламя, мука, служащая последним и ужасным доказательством высокого призвания человека и Божественной негасимой любви ко всем человекам, чем ничто, на которое уповают нигилисты и маловеры нашей эпохи. Человек достоин только ада — и никак не менее, если он не достоин небес».

 

Александр Гончаров