Когда-то давно, когда мне было столько же лет, сколько сейчас тебе, Жильбер, отправился я в Испанию, где жила сестра моей матери. Жила она бедно, но никогда не жаловалась и не просила о помощи. С нею была и ее дочь, Марго, моя кузина, которую я помнил еще девчонкой, избалованной и капризной. Честно говоря, я не ожидал превращения Марго в ту ослепительную и надменную красотку, которая встретила меня у порога дома моей тетки.

Она была несравненна. Огромные черные глаза на немного удлиненном лице, брови в разлет, шикарные густые кудри цвета воронова крыла, яркие алые губы, молочно-белая кожа, стройная прекрасная фигура – вот такой предстала предо мной моя кузина. А как она двигалась! С дерзкой грацией дикой кошки, отдыхающей на полуденном солнце после удачной ночной охоты. За те несколько дней, что я пробыл у них, я беспрерывно наблюдал, как дом тетки атаковали поклонники доньи Маргариты. Их поведение приводило меня в смущение – я никогда не видел, чтобы люди так унижались перед какой-то вертихвосткой, пусть и настоящей красавицей. Цветы и подарки заполняли скромную гостиную моей кузины, каждый стремился превзойти другого по дороговизне подарка и красоте букета. А Марго только выгибала брови и пожимала плечами. Она принимала только цветы, а все подарки вне зависимости от их ценности, отсылала обратно. Впрочем, было видно, как льстит ей такое внимание.

По городку ходили слухи, что Марго – ведьма. Но я тогда еще не верил в ведьм, поэтому не придавал значения слухам.

Однажды вечером тетка и Марго долго расспрашивали меня о том, как идет моя жизнь при дворе графа де Руа. Я рассказал, что граф еще молод, что владения его и состояние огромны, и что в скором времени он собирается сыграть свадьбу с красавицей Габриель д’Эбер.

- Она что, так красива? – как бы между прочим спросила Марго, и я впервые почувствовал, что сказал что-то на самом деле лишнее и опасное.
- Кроме того, она очень знатна и богата, - добавил я.

Марго обернулась к матери. Глаза ее, черные огромные глаза, загорелись.

- Знаешь, мама, мне тут пришла в голову прекрасная мысль, - промурлыкала она, - из меня получится великолепная графиня.

Не помню как, но достаточно быстро обе женщины убедили меня в том, что я обязан взять Марго ко двору графа и позволить ей немного развлечься. Ведь она всю жизнь провела в этой глуши, и никогда не увидит по-настоящему шикарного двора, если я не возьму ее с собой. Я уступил, и все оставшиеся дни оплачивал счета Марго от портных, так как у самой нее денег на дорогие платья не было, а появиться перед графом в том, во что она была одета, было с моей точки зрения просто кощунством.

Спустя месяц мы предстали пред графом. Марго произвела фурор. Я видел, как вспыхнули щеки молодого графа, когда она склонилась перед ним в глубоком реверансе. А потом дерзко подняла глаза и посмотрела прямо ему в лицо. Впервые я видел, как граф растерялся. Он склонился к ее руке, и сам сопровождал Марго к столу, за которым она должна была бы в силу своего положения занимать место в самом конце. Граф был старше меня на десять лет, в то время он был видным мужчиной, белокурым и темноглазым, с жесткими чертами лица и тонкими губами. Никогда в жизни он не опускал глаз перед женщиной и никогда не нарушал этикета. Потом еще много дней придворные шептались о том, что красотка Марго, бедная, как церковная мышь, сидела рядом с ним во время торжественного обеда.

Тем не менее, наступал день бракосочетания графа де Руа и его невесты Габриель д’Эбер. Красавица Габриель прибыла ко двору в окружении своей свиты. Марго невольно отступила в тень, и теперь уже законная невеста сидела рядом с графом во время пиров и обедов. Габриель нравилась всем. Она была словно лучик солнца, освещающий наш мрачный замок, и, когда она появлялась на пороге комнаты, на всех без исключения лицах зажигалась улыбка. Белокурая, хрупкая, с глазами цвета морской волны в солнечный день, она обещала стать великолепной графиней. Я видел, как граф разрывался между своей новой возлюбленной и невестой. Но через некоторое время он успокоился, видимо, пришел к какому-то решению. Все свободное время он посвящал Габриель, и было видно, как с каждым днем мрачнеет моя кузина.

Марго, от нечего делать, развлекалась, как умела. Мне было стыдно смотреть, как почти все мои друзья буквально ползали у ее ног. За привилегию танцевать с ней на вечере начиналась чуть ли не драка, а ради возможности прогуляться с ней по аллеям парка молодые люди были готовы спрыгнуть с башни. Один так и сделал, чем вызвал (посмертно, конечно), недовольную ухмылку прекрасной дамы.

Где-то за неделю до свадьбы граф устроил пикник для своих придворных, и вся веселая молодая компания отправилась к реке. Габриель, прекрасная, как весна, ехала рука об руку с женихом, во главе колонны, а Марго, в ярком алом платье с черными оборками, держалась возле меня. Свита ее поклонников окружала нас плотным кольцом, но никто из них не смел приблизиться и обратиться к богине.

К вечеру, когда все довольные и уставшие стали собираться обратно, я вспомнил, что не видел кузины с тех пор, как мы прибыли на место. Решив, что она, должно быть, отправилась назад, я, не желая думать ни о каких других причинах ее исчезновения, помчался к замку со всей возможной скоростью. Может быть, если бы на ней не было яркого платья, я никогда не увидел бы того, что узрел через несколько минут. Алый огонек мелькнул за деревьями. Я спешился и, стараясь не шуметь, прошел сквозь рощицу на небольшую полянку.

Женщина в ярком алом платье стояла на поляне, раскинув руки. Длинные распущенные волосы черным каскадом струились по спине. У ее ног, на ее руках, на плечах, и даже на голове сидели вороны. Они вились вокруг, словно черный смерч, подпрыгивали, перелетали с места на место, и жутко галдели. Вдруг женщина взмахнула руками, что-то крикнув, и вороны тучей взвились в воздух, на миг заслонив собой вечернее солнце.

Марго опустила руки и медленно обернулась ко мне. Казалось, для нее не было секретом мое присутствие, так как она совершенно не удивилась, увидев меня, и пошла мне навстречу.

- Я кормила своих птичек, - улыбнулась она.

Эти слова вывели меня из оцепенения. Я шагнул к ней.

- И давно ты здесь? Я искал тебя…
- Давно, - призналась она, - я почти сразу сбежала, - снова обезоруживающая улыбка, - я привыкла быть одна, ты же знаешь.

Она коснулась моей руки, и все подозрения мгновенно оставили меня. Мы пошли в замок рука об руку, мило беседуя. Моя кузина могла, когда хотела, быть очень хорошей. Но где-то в уголке моего сознания засела мысль, что в своем городке Марго считали ведьмой.


Кошмар начался на следующее утро, когда будущая графиня не спустилась к завтраку. Граф послал за ней, но оказалось, что Габриель нет в комнате. Ее горничная сообщила, что госпожа отправилась на раннюю прогулку в парк. В этом не было ничего особенного, так как будущая графиня частенько прогуливалась по утрам. Граф объявил, что не желает завтракать без невесты, и, скомкав салфетку, вышел из-за стола. Он, а так же небольшая его свита, в которую входили и мы с Марго, спустились в парк.

И тут раздался истошный крик. По боковой аллее бежала фрейлина Габриель Анна. Я никогда не слышал, чтобы кто-то так кричал. В этом крике было столько ужаса, что кровь стыла в жилах. Увидев графа, Анна упала на колени, и попыталась что-то сказать, но ее душили рыдания, и можно было только расслышать, как она бормотала: «Госпожа, госпожа…» Граф поднял перепуганную девушку, встряхнул ее за плечи, но на все вопросы она отвечала только рыданиями. Единственное, что от нее смогли добиться, были слова: «Поляна, там… она». Граф отпустил Анну, которая буквально рухнула на землю, и бросился бегом к поляне, на которой я вчера встретил Марго.

Она лежала посреди поляны, лицом вниз. Прекрасные белокурые волосы трепал ветер. Платье казалось алым, и только оказавшись совсем рядом мы поняли, что это кровь. Граф остановился метрах в десяти, не в силах сделать ни шагу, а потом медленно подошел к Габриель. Остальные тронулись за ним. Помедлив, граф перевернул невесту лицом к себе.

Даже если Господь продлит мой век еще на несколько десятков лет, я никогда не забуду того ужасающего зрелища, которое представляла собой несчастная девушка. Ее лицо, руки, плечи, грудь были буквально разодраны, кое где даже до костей. От лица почти ничего не осталось. Вместо глаз зияли два кровавых отверстия. Граф, белый как мел, отпрянул от нее, схватился за живот, и его вырвало. И не только его. Женщины завизжали, кто-то осел на траву. Я почувствовал спазмы желудка, бросился к кустам, но не добежал, и очистил его на глазах у всех. И только Марго удалось сохранить спокойствие. Мне даже на миг показалось, что она улыбнулась мне. Но тут же улыбка исчезла с ее лица, она подошла к графу и тронула его за локоть.

- О ней позаботятся, ваша светлость, - мягко проговорила она, - давайте вернемся в дом.

Граф позволил ей увести себя, как ребенок. Мы потянулись за ним. А в доме встретили немного пришедшую в себя Анну, которая сумела рассказать нам, что произошло с несчастной Габриель.

Обычно Габриель не уходила далеко от дома, но в этот раз ей захотелось погулять подольше, и она, сопровождаемая своей фрейлиной, дошла до самого края парка. Полянка ей понравилась. Она раскинула руки, закружилась на месте, и в этот самый миг откуда ни возьмись, появилась стая ворон, которые буквально набросились на девушку. Габриель кричала, пыталась отбиваться, но вороны рвали ее тело на куски. Анна схватила палку, надеясь помочь госпоже, но отогнать ворон не смогла. За минуту все было кончено. Габриель упала в траву, а Анна, бросилась к ней. Но, увидев, что стало с госпожой, побежала в замок. Вороны же немного покружили над жертвой, будто хотели убедиться, что она мертва, и растворились в небе.

Когда сбивчивый рассказ фрейлины был закончен, я посмотрел на Марго. Она стояла в стороне, обхватив себя руками, и, поймав мой взгляд, послала мне незаметную для других улыбку. Марго не могла быть обвинена, она это знала, как знала и то, что я никогда не проговорюсь о том, что видел вчера вечером, возвращаясь с пикника.

Прошло пол года, граф пришел в себя от странного и страшного происшествия и утешился. Теперь Марго царствовала повсеместно, шла следом за ним у закрытого гроба красавицы Габриель, она сопровождала его в поездках, сидела рядом во время обедов, терпела все его выходки и капризы, утешала, радовалась вместе с ним, всегда была бодра и доброжелательна. Мне иногда казалось, что это не моя избалованная кузина Марго, а какая-то другая, более взрослая мудрая женщина, которая, возможно, достойна стать графиней. И только наедине со мной и своей матерью Марго снова становилась невыносимой избалованной девчонкой, которой всегда и была. Она смеялась над графом, над своими подругами и поклонниками, злословила и ехидничала.

Еще через пол года, в разгар лета, моя кузина Марго стала графиней де Руа. Графская корона, возложенная на ее черные волнистые волосы сияла и переливалась алмазами и рубинами, и невероятно шла к ее лицу. Даже я не мог отрицать, что из Марго получилась прекраснейшая графиня. И все было бы хорошо, не снись мне в кошмарах та самая сцена, когда Марго в алом платье стояла на поляне раскинув руки, а вокруг сидели и кружили черные вороны.


Изредка заходя в покои молодой графини, я видел ее сидящей у окна совершенно одну. Любовь к уединению считалась ее причудой, и придворные девушки старались не беспокоить ее без необходимости. Но меня всегда пропускали, как я понимаю, по особому распоряжению. Вот и в этот раз я распахнул дверь ее покоев, и застал кузину у раскрытого окна. Марго стояла за тяжелой шторой протянув руку, а на руке ее сидела черная птица. Ворона. Казалось, они разговаривали о чем-то, птица слушала голос кузины слегка наклонив голову. Потом Марго погладила ее по черному клюву и отпустила. Птица взлетела высоко в небо, махнула крыльями и растворилась в лучах яркого солнца.

Я стоял, оторопев, и смотрел на нее. Воспоминания о гибели красавицы Габриэль были еще свежи в моей памяти.
Кто на этот раз помешал тебе? - спросил я, делая шаг вперед.

Марго обернулась. На губах ее играла легкая улыбка.

Никто. Я просто кормила свою птичку. Что в этом плохого?

Ответить было нечего.

Я раньше никогда не верил в ведьм, - сказал я, беря ее за плечи и разворачивая к себе, - но теперь я верю.
Правда? - она снова улыбнулась, - значит ты что-то новое узнал в этой жизни. Возможно, что-то важное. Я очень рада за тебя.
Прекрати паясничть!
Могу только ответить, что паясничаю тут не я. Оставь себе свой праведный гнев. Никто и никогда ничего не сможет доказать, а распространяя слухи обо мне, ты сделаешь хуже своему любимому графу. Вряд ли ему понравится идея, что его возлюбленная графиня — ведьма. Скорее всего ему придется отказаться от общества своего придворного, это проще, чем верить в его росказни.

Она отвернулась, торжествуя победу, и стала снова смотреть в окно. Мне не оставалось ничего иного, как уйти из ее покоев, хлопнув дверью. Но даже не видя ее лица, я прекрасно представил, как по нему пробежала быстрая злорадная усмешка.

Наутро стало известно, что граф заболел. Он слег в постель и долгое время мы все жили только известиями от докторов и прекрасной графини о его здоровье. Которое увы, становилось все хуже. Врачи не могли установить причину его заболевания, описывая его как лихорадку. Граф все болел и болел, Марго преданно ухаживала за ним, а живот ее все рос и рос, пока, в один прекрасный день, не объявили, что графу и графине Бог послал сына. А еще через три дня граф скончался во сне.

Графиня была безутешна. Она закрылась у себя в покоях и предалась горю и заботе о маленьком графе. Благо, что у того все было в порядке. Он рос здоровеньким и крепким мальчишкой. Лицом он пошел в свою мать, был черноволос и так же красив, как она. А Марго, утешившись через какое-то время, взяла бразды правления графством в свои тонкие, но ловкие руки. И снова все было бы хорошо, не знай я того, что Марго кормила у окна своих птиц. Логика подсказывала мне, что не может быть связи между птицами и болезнью графа, но сердце бесконечно сжималось от мыслей, что это я привез Марго в графство Руа, и я виноват в том горе, которое приключилось с прекрасной Габриэль и самим графом.

Спустя много лет, когда молодой граф стал уже юношей и был готов принять бразды правления в свои руки, я отправился в столицу по поручению графини Марго, и в дороге разговорился с одним монахом. Возможно, я выпил слишком много вина, и духовный сан моего спутника показался мне достойным доверия, но язык мой развязался, и я выболтал ему то, что лежало у меня на душе. Путешествие мое закончилось, я вернулся ко двору, а через некоторое время в городке нашем появились два инквизитора.

Это были спокойные пожилые монахи-доминиканцы. Прибыли они пешком, в запыленных одеяниях, и сразу же прошествовали ко дворцу графини, потребовав принять их.

Марго отказалась.

Тогда доминиканцы поселились в гостинице около дворца, и каждый день приходили к графине с визитом, но она отказывалась их принимать. Их принял молодой граф, расспросил о цели их путешествия, пожертвовал большую сумму денег и сообщил, что мать нездорова, поэтому не стоит задерживаться в городе, она все равно не сможет оказать им честь.

Вечером одного из таких дней, когда оба доминиканца прогуливались под стенами дворца, Марго ворвалась ко мне в комнату, как разъяренная львица.

Я знаю, это ты выболтал про меня! Только ты знал про ворон, и только ты мог проболтаться! - кричала она, вне себя от гнева, - ты, мой близкий друг и родственник, ты сломал все, что я делала много лет!
А что ты делала? - поинтересовался я, - что-то важное? Ну, кроме как, убивала людей?

Марго была разъярена.

Это мое дело, и только тебе я доверяла! Но ты влез, ты все разрушил! Теперь эти люди никогда не отстанут от меня! Они чуют меня за три мили! Если я не выйду к ним, то скоро сюда набежит весь доминиканский орден, а если я выйду к ним, то они... - она не договорила, и ушла, громко хлопнув дверью. Только черным дымом мелькнуло ее вдовье платье.

Скоро и на самом деле появились еще доминиканцы. Молодой монашек и постарше, они вошли в город и теперь бродили по его улицам, прося подаяния и попивая вино в тавернах. Марго, которая всегда была весела, шутила и смеялась, теперь погрузилась в печаль. Ее прекрасное лицо, не тронутое временем, немного осунулось и побледнело. Она постоянно уходила в свои мысли, что-то искала в библиотеке замка, и даже отправилась в ближайшее аббатство, чтобы исследовать его библиотеку. Вернулась она с пустыми руками, и на гладком лбу ее впервые появилась морщина.

Мне больше нечего делать тут, - сказала она мне, когда я пришел навестить ее через несколько дней. На окне сидела ворона, и, склонив голову на бок, смотрела на меня черным глазом. Марго была печальна, ее руки, безвольно лежащие на черном шелке платья, казались фарфоровыми.

Мне стало ее жалко.

Не грусти, кузина, - сказал я, беря одну из этих рук в свои, - что могут сделать прекрасной графине несколько нищих монахов? Ты в безопасности, да и никто ничего не может доказать.

Она подняла голову:

Это ты ничего не можешь доказать. А им и не надо. Поэтому я пригласила тебя, чтобы попрощаться. Я оставляю сына на тебя. Только ты сможешь помочь ему стать достойным своего отца и графской короны. Будь добр к нему и справедлив. А теперь иди... - она встала и пожала мне руку, - больше мы не увидимся.

Выйдя из дворца, я снова наткнулся на монахов. Похоже, их стало больше, т. к. этих я еще не видел. Я подумал, что скоро весь наш городок будет наводнен этими монахами в черных плащах, бродящими без дела по узким улочкам и просящими милостыню. На душе у меня было неспокойно. Что бы ни задумала Марго, отговорить ее я не мог. Да и представить, что она задумала я тоже не мог.


На рассвете, в серой утренней дымке, я резко проснулся и сел в постели. Мне снилась Марго, прекрасная, как в тот день, когда я впервые ее увидел, в ярком алом платье, с распущенными по плечам черными волосами. Она звала меня, манила рукой.

Я встал, быстро оделся, закутался в плащ и бросился ко дворцу.

На площади было совершенно безлюдно. И только в переулке нечетко маячил черно-белый патруль — два неспешно шедших к площади монаха-доминиканца.

Марго я увидел в одном из французских окон второго этажа. Она стояла, смотря на рассвет. А я стоял, и смотрел на нее. Потом она распахнула створки окна, подняла в верх руки, и дикий, совершенно нечеловеческий крик поплыл над площадью. Ветер, которого не было до этого, резко рванул в стороны ее волосы и алое платье. Монахи кинулись к ней, оба воздев руки, и тоже крича что-то. Но тут молодой упал навзничь, громко ударившись затылком о мостовую, и, не успел я обернуться, как Марго исчезла. Исчезла прямо у меня на глазах. Оставшийся монах замер, опустил руки. Пробормотал проклятье. К нему на помощь уже спешили еще двое, но было очевидно, что битва проиграна.

Я сделал шаг вперед. Марго в окне не было. Ее не было вообще. А на перилах решетки сидела крупная черная ворона с серой грудкой, кося на меня глазом-бусинкой. Она взмахнула черными крыльями, взлетела, как бы нехотя облетела вокруг монахов, сделала круг вокруг меня и стала взлетать прямо к солнцу. Я следил за ней, пока ее черная тень не скрылась в ярких утренних лучах. Еще долго, многие дни и ночи, мне слышалась в вороньем карканье тихая женская усмешка — усмешка моей исчезнувшей кузины.


Вот, дорогой Жильбер, все, что тебе надо знать о Маргарите, графине де Руа, твоей матери. Я не знаю, как ты будешь использовать эти знания. Но я уверен, что обязан был тебе рассказать все, что знал о ней. Возможно, я сделал еще одну роковую ошибку, но, дай Бог, правда никогда не станет известна никому другому, кроме нас с тобой.