15 апреля 2012 - Алзим

Из школьного курса истории все мы помним о средневековой инквизиции, о кострах на которых в Европе гибли еретики, иноверцы, ведьмы. Сама инквизиция никого не казнила, но передавала религиозных преступников светским властям. Отношения церковной и светской властей соответствовали отношениям заказчика и исполнителя.

 

Из школьных учебников создаётся впечатление, что инквизиция была только в католических странах. Между тем, древнее положение церковного права, гласящее, что светская власть должна помогать церкви наказывать религиозных преступников, едино для католичества и православия. «В силу тесного общения между государством и церковию, государство считало и считает себя обязанным помогать церкви в достижении её целей своим судом и наказанием за религиозные преступления. Эта помощь, по учению древних отцов Церкви, составляет нравственную обязанность государственного правительства, как защитника церкви. Этот взгляд был общепризнан в Византийской империи, заимствован от греков и к нам через греческих епископов. Епископы наши с самых первых времён внушали этот взгляд нашим князьям» [1]. В сборник «Деяния Вселенских Соборов», изданный в 1910 г. Казанской духовной Академией, включены сохранившиеся документы, относящиеся к работе Собора, в т. ч. «Послание св. Константина Равноапостольного ко всем епископам и народам»: «Если же кто будет обличен в утаении книг ариевых, и не представит их тотчас же для сожжения, таковой, объявляем наперёд, будет наказан смертью» [2; 3]. В Византии, уже после разделения церквей, в 1119 г. был сожжён глава богомильской ереси Василий: «Василия же, как истинного ересиарха и к тому же совершенно не раскаявшегося, все члены священного синода, наиболее достойные назиреи и сам занимавший тогда патриарший престол Николай приговорили к сожжению» [2; 4]. Были ли в России сожжения религиозных преступников? Да, безусловно. Были ли они обусловлены влиянием христианства? Тоже, да.

 

Как отмечает ведущий специалист Российского государственного архива древних актов А. Булычёв: «…вплоть до 1736 г. чародеи подвергались в России мучительной “огненной казни” (…) Подобная норма по отношению к “птицегадателям”, “жрецам” и их ассистентам встречалась только в раннем византийском законодательстве (Cod. IX, 18, 3), откуда её заимствовал составитель Номоканона в XIV титулах (IX, гл. 25). Иначе говоря, в древней Руси сожжение в огне ворожеев могло получить статус юридически полноценного наказания только при условии восприятия норм Кодекса Юстиниана (изложенных в сборнике церковного законодательства) как авторитетного вспомогательного практического пособия к действующему светскому праву» [5]. Действительно, «Номоканон константинопольского патриарха Фотия» гласил: «Ни птицегадатель, ни жрец и никто из прислужников их при таковом обряде ни к кому не должен входить ни по какому делу, даже к друзьям своим, в противном случае и сам подвергается сожжению и тот, кто вызвал его подлежит конфискации имущества» [6]. В «большое употребление русской церкви» Номоканон вошёл в 11 веке [6]. В 12 веке, между 1169 и 1193 годом, в Византии появился комментарий юриста Вальсамона, говорящий об «отмене сожжения преступников». У нас и после этого долгое время (до II половины 17 века) переводился в несмягчённом виде.

 

Первое упоминание о сожжении мы находим в летописной записи за 1227 год. В Новгороде связывают и бросают в огонь четырёх волхвов. Были ли палачи – христианами? Летопись не оставляет сомнений в ответе на этот вопрос – арестовавшие волхвов новгородцы первым делом доставили их на двор архиепископа. Очевидно, что перед нами преданные сторонники православия [7]. Историк церковного права М. И. Бенеманский писал: «Что особенно для нас характерно… так это осуждение волхвов на смертную казнь при Архиепископском дворе и просьба пришедших на сей двор бояр князя Ярослава избавить осужденных от смертной казни. Здесь, значит, столкнулись два воззрения: местное, самобытное русское и заносное – Византийское, – два права: гражданское и церковное. Последнее возобладало над первым» [8].

 

Около того же времени в Смоленске духовенство требовало казнить монаха Авраамия, обвиняя его в ереси и чтении запретных книг – предложенные виды казни – «пригвоздить к стене и поджечь» и утопить. Житие Авраамия недвусмысленно называет тех, кто требовал его казни: «попы, игумены, и священники, если бы могли, съели бы его живьем», «бесчинно попы, а также игумены ревели на него, как волы; князья и бояре не нашли за ним никакой вины, проверивши всё и убедившись, что нет никакой неправды, но все лгут на него» [9].

 

Далее, в 1284 г. в русской «Кормчей книге» (сборнике церковных и светских законов) появляется мрачный закон: «кто будет еретическое писание у себя держать, и волхованию его веровать, со всеми еретиками да будет проклят, а книги те на темени его сжечь» [10]. В XIV в. там же помещается апокрифическое «Правило 165 св. отец Пятого собора: на обидящих святые божие церкви», карающее сожжением на костре за разграбление церковного имущества: «повелевает наша власть тех огнем сжечь, дом же их святым божиим церквам отдать» [11]. В 1517 году Вассиан Патрикеев обнаружил, что «Правило» отсутствует в древнейшей софийской «Кормчей» 13 в. и пришёл к выводу, что это позднейшая вставка [12]. Но Вассиан был осуждён как еретик (на суде спрашивали и о том, как смел он исправлять «Кормчую» [13]) и погиб в монастырском заточении. Глава Русской православной церкви, св. Иона писал о митрополите Исидоре, принявшем католическую Унию: «…святая правила Божественнаго закона святых апостол повелевают таковаго Церкви развратника огнем сжещи или живого в землю засыпати» [14]. В летописи за 1438 г. также упоминаются «Святые правила святых апостолов», предписывающие «огнем зжещи или живого в землю засыпати» за «злое еретичество» (другой вариант: «Святые правила божественного закона святых апостолов повелевают такового церкви развратника огнем сжечь или живого в землю загрести») [15]. Согласно Густынской летописи (XVII в.), в 1438 г. митрополит Исидор «от священного собору осужден был на сожжение, но бежал из темницы» [16]. Очевидно, что автор XVII в. не видел ничего необычного в таком приговоре Собора. Согласно Воскресенской и Второй Софийской летописям, князь не послал за беглецом погони, именно не желая его сжигать. Ясно также, что появление на Руси вышеперечисленных законов связано с христианской церковью. Способы опять-таки без пролития крови: сожжение и закапывание в землю.

 

В конце 14 века (между 1382 и 1406 годом) на русский язык был во второй раз переведён «Номоканон патриарха Фотия» [6]. Возможно, именно с ним связаны следующие казни ведьм: в 1411 г. двенадцать колдуний были сожжены жителями Пскова по подозрению в том, что наслали на город мор, а в 1444 г. можайский князь велел сжечь боярыню Марью Мамонову «за волшебство» [17]. И. Бердников упоминает о можайском княжестве, как примере влияния церкви на светскую юстицию – князь Андрей Дмитриевич Можайский вёл переписку с игуменом Кириллом Белоозёрским, написавшим ему послание с советами по наказанию преступников [1]. Сын этого князя – Иван Андреевич – и сжёг ведьму. Резонно считать, что Иван Андреевич получил самое православное воспитание, в т. ч. в области права. Безусловно, что по законам того времени «ведовство» считалось преступлением, подлежащим церковному суду [18]. Это также подтверждает то, что можайский князь действовал в союзе с церковными властями.

 

В 1490 г. новгородский архиепископ Геннадий велел сжечь на головах нескольких осужденных еретиков берестяные шлемы (видимо, вспомнив закон о сожжении еретических книг на голове еретика). Двое наказанных сошли с ума и умерли [19]. Архиепископ Геннадий причислен церковью к лику святых.

 

В 1504 г. состоялся знаменитый церковный собор, приговоривший к сожжению неизвестное количество «жидовствующих» еретиков. Летописец перечисляет по именам восемь человек, но добавляет «и иных многих еретиков сожгоша» [20; 21]. Одним из инициаторов сожжения был игумен Иосиф Волоцкий – также причисленный церковью к лику святых. Сожжения поддержал и наследник Великого князя Василий Иванович, через год занявший престол. Отсутствие сведений о сожжениях на Руси в его правление, возможно, связано с недостаточным количеством источников. В феврале 1505 года фогт Нарвы сообщал, что «Волк, секретарь старого великого князя, сожжен со многими другими русскими из-за некоей ереси, которая среди них распространилась. И этот (Василий. – А. З.) велит еретиков в любое время хватать, где их только можно выследить, и приказывает их сжигать» [22; 23].

 

Англичанин, служивший зимой 1557 – 1558 гг. при русском царском дворе, писал о митрополите Макарии: «Все дела, касающаяся религии, направляются митрополитом; он выслушивает дела и произносит приговоры по собственному желанию, и он имеет право так поступать; хотя бы Митрополит приговорил кого высечь кнутом, или повесить, или сжечь – его воля должна быть непременно исполнена» [24]. Интересно упоминание, что глава церкви мог приговаривать религиозных преступников и к сожжению. То же подтверждает письмо английского купца Д. Бурхера из Литвы от 16 февраля 1558 года: «В Московии бог произвёл второго Лютера или, скорее, Цвингли. Он указывал им на их заблуждения и, схваченный за истину, должен был быть сожжён, если бы великий князь Московский не воспрепятствовал этому. Ибо, когда обвинения были сообщены ему его епископами, он пришёл к заключению, что тот не заслуживает смерти и приказал, чтобы его освободили из темницы» [25]. Приговор о сожжении Бурхер связывает с церковной властью, епископами. Д. ист. н. Р. Г. Скрынников связывает это сообщение с церковным собором 1553 – 54 гг., на котором была осуждена группа еретиков во главе с игуменом Артемием [21]. Об Артемии Соборная грамота констатировала: «Царь и великий князь Артемию казнь отдал» [26], т. е. помилование было личным решением царя.

 

Перечень казнённых времён Ивана Грозного сохранился в его «Синодике», составленном дьяками по архивным делам. Но «Синодик» не упоминает, как и за что казнены упомянутые в нём лица. Сопоставления с другими источниками позволяют уточнить, что плотники Неупокой, Данила и Михаил были сожжены весной–летом 1569 г. за употребление в пищу запрещённой церковными правилами телятины, а в августе 1575 г. сожжено 15 ведьм в Новгороде («а сказывают ведуньи») [21; 27]. А. Шлихтинг сообщает о казни еретика Башкина «за лютеранство»: «Его велено было вывести из кремля, посадить в деревянную клетку и сжечь» [28]. Достоверность рассказа подтверждается тем, что этот способ казни, согласно летописи, был применён и при казни еретиков в Москве в 1504 году: «сожгоша в клетке» [29]. Иностранец Петрей в записках начала XVII в. писал о Грозном: «Как ни был он жесток и неистов, однако ж не преследовал и не ненавидел за веру никого, кроме жидов, которые не хотели креститься и исповедовать Христа: их он либо сжигал живых, либо вешал и бросал в воду» [30].

 

Массовая казнь иудеев, отказавшихся креститься, была проведена после взятия Полоцка в 1563 году. Псковская летопись сообщает только об утоплении иудеев [31]. Духовник царя Афанасий (с 1564 митрополит, глава РПЦ) в 1563 году записал в Книге Степенной Царского родословия: «Благочистивый Царь и Великий князь подвижеся со множеством силы своея и, шед, взя древнее отечество, славный град Полтеск, и такмо живущих богоубийственных жидов конечной пагубе предаде и богомерзких латын и злейших иконоборец расплени и расточи и град благочестием обнови и в нём истинное православие утверди, и во всём поспешествующу ему Всемогущему Богу» [32]. Характерно одобрительное описание убийства: иудеи «богоубийственные», царь «благочестивый», «город благочестием обновил и в нём истинное православие утвердил». Если Афанасий не упоминает о способе казни, то инок Иосифо-Волоцкого монастыря Евфимий уточняет: «…всех людей, иже во граде хотящих обратитися к вере православного христианства, повеле приимати на покаяние и милость показа – не предавати на смерть. Неповинующих же ся царьскому его велению и веровати не хотящих – жестосердых жидов и лютавар злых и не покоривых латын, повеле огню и мечю предати» [33]. Упоминание об «огне» подтверждает достоверность известия Петрея. Не случайно, что запись о «жестосердых жидах» была сделана именно в Иосифо-Волоцком монастыре. Д. ист. н. Р. Г. Скрынников писал в биографии Ивана Грозного: «Ответственность за происшедшее лежала не на одном царе Иване. В походе на Полоцк его сопровождал игумен Иосифо-Волоколамского монастыря Леонид. Архиепископом полоцким царь поставил Трифона Ступишина, потому что тот был постриженник «Иосифа игумена Волоцкого». Основоположники осифлянства новгородский архиепископ Геннадий и игумен Иосиф Волоцкий вели длительную борьбу с жидовствующими в России. Их старания поначалу были не очень удачными по той причине, что еврейское население в пределах России отсутствовало. Тем не менее, ортодоксам удалось добиться осуждения новгородских вольнодумцев как тайных иудеев и отправить их на костёр. Геннадий был поклонником методов испанской инквизиции. Расправа с евреями, исповедовавшими иудаизм, была показателем того, сколь сильным было влияние на молодого царя осифлян» [34]. Иосифляне были последователями преп. Иосифа Волоцкого, полагавшего: «…пригоже Государю поминати, каково имели подтщание и ревность первые благочестивые цари о непорочной христианской вере (…) Православный царь Ираклий повеление изложи по всему своему царству: Аще жидовин не крестится, да убиен будет. Тако же Омиритский царь Авраамий повелел убивать не хотевших креститься жидов» [35]. Вновь основной принцип инквизиции – казнь осуществляют светские власти, церковь только объясняет как «благочестивому царю» проявить «ревность о непорочной христианской вере».

 

Сожжению ведьм предшествовала «Повесть некоего боголюбивого мужа, списана при Макарии митрополите царю и Великому князю Ивану Васильевичу всея Руси» [36]: «Повесть о волховании, написанная для Ивана Грозного, доказывает необходимость строгих наказаний для чародеев, и в пример выставляет царя, который вместе с епископом (выделение Афанасьева – Е. Ш.) “написати книги повеле и утверди, и проклят чародеяние, и в весех заповеда таких огнём пожечи”» [37].

 

Автора относят к окружению митрополита Макария [23; 38]. Бесспорно, что автор «Повести» выступал с позиции христианского благочестия: его ссылка на епископа – пример союза светской и духовной власти в расправе над преступниками против религии. В 20-е годы 16 века появился третий русский перевод «Номоканона патриарха Фотия» [6], могущий инициировать «охоту на ведьм».

 

В 1584 г. на престол вступил крайне благочестивый государь Фёдор Иоаннович. В 1586 г. русскую церковь возглавил патриарх Иов (причислен к лику святых), в одном из своих сочинений одобривший казни языческих жрецов [39]. Насколько можно судить по дошедшим источникам, во времена Иова сожжения стали обычной казнью. Английский посланник Флетчер, живший в Москве с 25.11.1588 по 6.05.1589, описывает одно из сожжений еретиков, как очевидец: «…муж и жена… были сожжены в Москве, в маленьком доме, который нарочно для того подожгли. Вина их осталась тайною, но вероятно, что они были наказаны за какую-нибудь религиозную истину, хотя священники и монахи уверили народ, что эти люди были злые и проклятые еретики» [40].

 

Достоверность сообщения Флетчера подтверждается описанием способа казни – сожжением в срубе, часто упоминаемым в русских документах XVII в., но необычным для других стран. Если за полгода только в Москве Флетчер успел стать свидетелем сожжения двух человек, то есть основания для предположения, что таких сожжений было значительно больше. Летопись под 7099 г. (1590/91 гг.) описывает сожжение колдунов в Астрахани по приказу Федора Иоанновича: «пытав их, велел государь пережечь» [39]. Вкупе с сообщением патриарха Иова: «О великий государь, боговенчанный царь и великий князь Федор Иванович Всея Руси! Во-истинну еси ты равен явися православному первому в благочестии просиявшему царю Константину и прародителю своему великому князю Владимиру, просветившему Русскую землю святым крещением: они же убо каждый в свое время идолы поправше и благочестие восприяша; ты же ныне великий самодержец и истинный рачитель благочестия, не единых идолов сокрушая, но и служащих им до конца истребляя» [39], это даёт нам основание полагать, что во времена Фёдора Иоанновича казни за духовные преступления не были исключениями.

 

Та же тенденция продолжилась при Борисе Годунове, когда главой церкви оставался Иов. В январе 1605 г. грамота московского правительства о появлении Лжедмитрия в северные города сообщила: «Люди, которые в государстве за их богомерзкие дела приговорены на сожжение, а другие к ссылке, бежали в Литовскую землю за рубеж и злые плевелы еретические сеяли» [41].

 

То есть людей, приговоренных к сожжению за ересь, было не так мало. Под тем же 1605 г. летописи сообщают о казни вероотступника Смирного. Согласно «Пискарёвскому летописцу» (написан в 1621 – 1625 гг.): «…голова Стрелецкой Смирной Маматов из Грузии побежал в Кизылбаши и там обусурманился, понял жену. И царь его велел за то казнить разными муками: “Ты де покинул веру христианскую да обусурманился!”» [42]. «Новый летописец» (составлен в окружении патриарха в 20-е гг. XVII в.) уточняет способ казни: «…бусурмана Смирного сведал, что он убусурманился, повелел ему дать разные муки, а напоследок же его окаянного велел обдать нефтью и повелел зажечь. Тут окаянный скончался» [39]. Очевидно одобрение казни в окружении патриарха Филарета – «окаянный».

 

Что при Филарете – фактическом главе русского государства – сожжение признавалось обычной казнью за религиозные преступления – свидетельствует грамота Михаила Федоровича тобольскому архиепископу Киприану (5 февраля 1623 г.). О сожжении говорится, как о наказании, положенном за «великие духовные дела». Царь отвечал архиепископу на следующие жалобы (привожу в контексте): «…воры софийского протопопа перед боярином и воеводами и перед дьяком бесчестили. И боярин де и воеводы за то им ничего не учинили. И после де того на той же неделе перед тобою же, богомольцем нашим (архиепископом – Е. Ш.), и перед боярином и воеводы объявилися многие люди в великих духовных делах. И боярин де и воеводы, советовав о том с тобою, богомольцем нашим, учинили им наказание слегка и разослали во многие городы, а до конца над ними наказанья не учинили и огнем не сожгли» [43].

 

Царь отказался вынести решение, пока архиепископ не отпишет ему «каким людям, и за какие было вины довелося наказанье до конца учинити и огнем жечь, и что их большие вины» [43]. Из грамоты ясно, что Киприан был недоволен слишком милосердными приговором воевод, не учинившим наказания «до конца». Царь не возражал, но желал знать конкретные духовные преступления приговорённых (к сожалению, не удалось найти дальнейшую переписку по делу).

 

От 1647 года до нас дошёл указ Алексея Михайловича на имя шацкого воеводы Григория Хитрово: «И ты б женке Агафьице и мужику Терешке, дав отца духовного, велел их причастить святых Божьих тайн, будет достоит, а причастя святых Божиих тайн, велел их вывесть на площадь и сказав им их вину и богомерзкое дело, велел их на площади в струбе, облокши соломою, сжечь» [44].

 

Агафья и её учитель в колдовском деле Терешка Ивлев обвинялись в том, что с помощью заклинаний и «нити мертвого человека с приговором» уморили до смерти нескольких крестьян. Текст указа самый благочестивый.

 

В 1649 г. Земской Собор в Москве принял законодательный акт «Соборное уложение». Первая же статья Уложения гласила: «Будет кто иноверцы, какие ни буди веры, или и русской человек, возложит хулу на господа Бога и спаса нашего Иисуса Христа, или на рождышую его пречистую владычицу нашу богородицу и приснодеву Марию, или на честный крест, или на святых его угодников, и про то сыскивати всякие сыски накрепко. Да будет сыщется про то допряма, и того богохульника обличив, казнити, сжечь» [45].

 

Интересна также 24-ая статья 22-ой главы «Уложения»: «А будет кого бусурман какими нибудь мерами насильством или обманом русского человека к своей бусурманской вере принудит, и по своей бусурманской вере обрежет, а сыщется про то допряма, и того бусурмана по сыску казнить, сжечь огнём безо всякого милосердия. А кого он русского человека обусурманит, и того русского человека отослать к патриарху, или к иной власти, и велети ему учинити указ по правилам святых апостол и святых отец» [45].

 

Законодатели не очень последовательны. Если исламскому миссионеру удалось «какими-нибудь мерами» обратить русского в свою веру, то, значит, это были либо насилие, либо обман. Однако, русского, «насильством» обусурманенного, тоже не оставляют без наказания.

 

«Уложение» было составлено по правилам апостолов и святых отцов, законам греческих царей (т. е. «Кормчей книге»), указам русских царей и приговорам бояр, т. е. в соответствии с традицией. «Уложение» было подписано всеми участниками Собора, в т. ч. Освященным собором – высшим духовенством. Среди подписавших был и архимандрит Никон, через четыре года ставший патриархом [46]. Освященный Собор, во главе с патриархом Иосифом, в том же году написал царю послание, в котором сослался на первую статью Уложения, распространив её и на хуление Церкви: «В Уложенной книге написано: кто изречёт на соборную и апостольскую Церковь какие хульные слова – да смертью умрёт. А он, Стефан (благовещенский протопоп – Е. Ш.), не точию на соборную и апостольскую Церковь хулу принёс и на все Божии церкви – и нас, богомольцев твоих, обесчестил. Милостивый… царь и великий князь Алексей Михайлович!.. Пожалуй нас, богомольцев своих, не вели, государь, своей государевой Уложенной книги нарушить – и вели, государь, нам, богомольцам твоим, по правилам святых апостолов и святых отцов и по заповедям прежних благочестивых царей дать на него, Стефана, собор [то есть соборный суд]. Царь государь, смилуйся!» [47]. Государь, впрочем, выдавать протопопа Стефана на расправу не стал.

 

Итак, сожжение по Уложению 1649 г. было одобрено православной церковью, тем самым взявшей на себя часть ответственности за последовавшие казни по этому Уложению.

 

В дальнейшем источники прямо говорят о том, что отношения церкви и государства развивались по схеме: заказчик – исполнитель.

 

Дьяк Г. К. Котошихин, живший в XVII веке и известный своим сочинением «О России в царствование Алексея Михайловича», так рассказывает о существовавшей в его время (служил в 1658 – 1664 гг.) системе террора по отношению к церковным противникам: «…а кого у них (в судах патриарха и церковных властей – Е. Ш.) за духовные дела… осудят на смерть, кто какую казнь заслужил, и они, из дела выписав приговор свой, посылают с теми осужденными людьми в царский суд, и по тому их приговору из царского суда велят казнить без задержания, кто чего достоин» [48].

 

В Разбойном приказе «жгут живого за богохульство… за волховство, за чернокнижие, за книжное преложение, кто учнет вновь толковать воровски против апостолов, пророков и св. отец с похулением». «Смертные казни женскому полу бывают: за богохульство… жгут живых; за чаровство… отсекают головы» [48].

 

Пытки обвиняемых также производились по требованию духовных властей: «В тех случаях, когда нужно было кого-нибудь пытать духовное начальство посылало обвиняемого к светскому начальству» [1].

 

Ещё конкретный указ, Михаил Федорович Романов писал архиепископу Тобольскому: «А которые люди в духовных делах дойдут какого наказания, и ты б их велел смиряти по правилу святых отец, чтоб от всякого беззакония вперед уняти. А будет которые люди в духовных делах учнут не быть послушны, а дойдет до большого наказанья, и ты б их отсылал к боярину нашему и воеводам» [43].

 

Австрийский дипломат фон Мейерберг (был в России в 1661 – 63 гг.) сообщает о правах патриархов: «…судят всякие дела, относящиеся к духовенству, церковному послушанию и христианским нравам, и никогда не получают у царя отказа на просьбы об утверждении этих приговоров» [49].

 

Иностранцы, побывавшие в Москве в этот период, рассказывают о сожжениях еретиков, как очевидцы: «Ересь наказывается огнем. Еретик выходит на кровлю небольшого домика и оттуда спрыгивает во внутренность; на него бросают солому с лучинами; пламя скоро задушает его. Довольно и слишком строго это наказание» [50]. «Тех, которые возбуждают какие-либо сомнения относительно веры, заключают в небольшие деревянные домики и сжигают живыми и выглядывающими оттуда» [51].

 

Вернёмся к охоте на ведьм. В начале 1653 г. появился царский указ о том, что те люди, которые «учнут к вядуном и к ворожеямь приходить или ведовства какова держатца или костьми или инымь чъмь учнут ворожит или которые учнут людей портить и по нашему указу такихь злыхь людей и врагов Божиихь велено во обрубех, обложивше соломою, жечь на смерть безо всякие пощады». «Сохранились царские грамоты с указом в Мосальск, на Тулу, Хотьмышское. Существуют также отписки воевод Ольшанска, Шацка, Михайлова, Коломны, Каширы, Курска, Яблонова, Боровска, Болхова, Зарайска, Ефремова, Карпова, Оскола. Указан даже список “украинных и замосковских городов”, в которые указ был направлен. Он включает Путивль, Севск, Рыльск, Брянск, Хотмышск, Серпухов, Чернь, Кропивну, Чугуев, Муром, Нижний Новгород, Арзамас, Шацк, Тамбов, Переяславль-Залесский, Волоколамск, Звенигород, Можайск, Боровск, Калугу, Лихвин, Мещерск, Серпухов, Мосальск, Козельск, Зарайск, Рязань (Переяславль-Рязанский), Михайлов, Гремячий, Печерники, Веневу, Пронск, Епифаньев, Рополонь, Зарайск, Верхососенск, Белев, Болхов, Карачев, Комы, Ценск, Одоев, Алексеевское, Каширу, Коломну, Чернавск» [44, 52].

 

Была ли церковь причастна к указам против «врагов Божиих»? Известно, что в XVII в. наказания за ведовство считались церковным, духовным делом [43]. За полгода до появления Указа, в сер. 1652 г. патриархом стал Никон, влияние которого на светскую власть первоначально было беспрецедентным в русской истории. Совершенно невероятно, что юный Алексей Михайлович, в период наибольшего влияния на него Никона, принял относящийся к духовным делам указ без рекомендации патриарха. Публикатор документа к. ист. н. Т. А. Опарина также отмечает, что указ связан по времени с «патриархом, только что вступившим на престол Никоном. Его церковно-обрядовая реформа призвана была в том числе усилить духовный контроль в обществе, и тема колдовства, безусловно, была актуальна для этого направления» [52].

 

В 1654 году войска царя Алексея Михайловича взяли Смоленск, до того некоторое время принадлежавший Польше. Польская хроника сообщала о московских войсках: «совершили много убийств и жестокостей по отношению к людям, сжигая их заживо» [53]. Сохранилось также следующее известие архидиакона Павла Алеппского (сын антиохийского патриарха, в 1654 г. был в России): «По взятии Смоленска царь (Алексей Михайлович) нашёл в нём много евреев, которые скрывали себя, переодевшись христианами, но московиты узнали их по неумению делать крестное знамение. По приказанию царя всех их собрали и потребовали, чтобы они крестились, если хотят спасти себе жизнь; кто уверовал и крестился, тот сохранил свою жизнь, а тех, кто не пожелал, посадили в деревянные дома и сожгли» [54].

 

Здесь особенно интересны авторство и время написания. Следовательно, уже в начале второй половины XVII в., известие о сожжении на Руси иноверцев не вызывало удивления и на православном Востоке. В то же время, достоверность сообщения вызывает сомнение. Скорее всего, до архидиакона Павла дошли преувеличенные слухи. Но точное описание способа – сожжения «в деревянном доме» (срубе), принятого именно на Руси, – показывает, что у известия была реальная основа.

 

В 1658 г. пал Никон. Церковь пережила период безвластия. В 1664 г. на место блюстителя важнейшей московской епархии встал жёсткий администратор митрополит Павел. В 1666 – 1667 г. состоялся церковный Собор, на котором староверов, а также всех не покоряющихся церкви, предали анафеме и объявили достойными «телесной» казни: «Аще ли же кто не послушает повелеваемых от нас и не покорится святой восточной церкви и сему освященному собору, или начнет прекословить и противиться нам, и мы такового противника данной нам властью… проклятию и анафеме предаем. …мы таковых накажем духовно: аще же и духовное наказание наше начнут презирать, и мы таковым приложим и телесные озлобления». «Аще еретики и раскольники, подобает ли наказатися градским законом, или токмо церковным наказанием? Ответ: Ей подобает их наказати и градским казнением» [55].

 

С этими двумя событиями связывают пик религиозных репрессий. Уже через неделю после назначения Павла был арестован и сослан Аввакум. На лесные убежища староверов обрушились военные экспедиции [56]. С 1666 г. регулярными становятся сведения о сожжениях.

 

В 1666 г. в вязниковских лесах был схвачен и после допроса сожжён старообрядческий проповедник Вавила. Современник монах Серапион с одобрением писал: «богомерзкий чернец Вавилко сожжён за свою глупость» [57]. В том же 1666 г. гетман московской части Украины И. М. Брюховецкий сжёг шесть ведьм [44]. Об отношениях Брюховецкого с московским правительством известно следующее: «Сделавшись гетманом, Б. начал укреплять своё положение связями с Москвой. Он внёс в свои отношения к московскому правительству то раболепство и низкопоклонство, от которых до сих пор воздерживались украинские гетманы: в обращениях к царю он писал себя “Ивашкой”, “подножкой” царя и т. д. Первый из гетманов поехал он на поклон в Москву, принял титул боярина, женился на московской боярышне Салтыковой. Но самое главное, чем он рассчитывал купить всецело благосклонность Москвы и упрочить своё положение – это предложение московскому правительству, якобы от лица управляемой им страны, усиленного вмешательства в её внутреннюю жизнь. Такое предложение было чрезвычайно приятно Москве, так как расчищало желанный путь её традиционной политике. Во все большие города Малороссии были посланы теперь московские воеводы с расширенной компетенцией и правом взимать подати. В целях податного обложения была устроена перепись населения, возбудившая общий ропот. В своём угодничестве Б. зашёл так далеко, что просил о назначении митрополита из Москвы, от чего отказалось московское правительство» [58].

 

В свете вышеизложенного, вполне логично утверждение Новомбергского о том, что сожжение ведьм, по приказу Брюховецкого, было исполнением московского законодательства [44].

 

В 1670 г. была сожжена женщина, беглая монахиня Алёна. Первоисточники дают следующую информацию.

 

1670 г., декабря 6. Отписка полкового воеводы Ю. Долгорукова в приказ Казанского дворца о вступлении его в Темников и о показаниях пленных: «Привели к нам, холопем твоим, вора и еретика старицу, которая воровала и войско себе збирала и с ворами вместе воровала, да с нею ж принесли воровские заговорные письма и коренья… Вор старица в распросе и с пытки сказалась Аленою зовут, родиною де, государь, она города Арзамаса Выездные слободы крестьянская дочь, и была замужем тое же слободы за крестьянином; и как де муж ее умер, и она постриглась. И была во многих местах на воровстве и людей портила. А в нынешнем де, государь, во 179-м году (сокращенное указание на 6179 год «от сотворения Мира», 1670 н. э. – Е. Ш.), пришед она из Арзамаса в Темников, и збирала с собою на воровство многих людей и с ними воровала, и стояла в Темникове на воевоцком дворе с атаманом с Федькою Сидоровым и его учила ведовству… Вора старицу велели за ее воровство и с нею воровские письма и коренья велели сжечь в срубе» [59].

 

«Сообщение касательно подробностей мятежа, недавно произведённого в Московии Стенькой Разиным» (Архангельск, сентября 13/23 дня 1671 года. На корабле «Царица Эсфирь»): «Среди прочих пленных была привезена к князю Юрию Долгорукому монахиня в мужском платье, надетом поверх монашеского одеяния. Монахиня та имела под командой своей семь тысяч человек и сражалась храбро, покуда не была взята в плен. Она не дрогнула и ничем не выказала страха, когда услышала приговор: быть сожженой заживо. Бегство из монастыря считается у русских преступлением ужасным, караемым смертью. Прежде чем ей умереть, она пожелала, чтобы сыскалось поболее людей, которые поступали бы, как им пристало, и бились так же храбро, как она, тогда, наверное, поворотил бы князь Юрий вспять. Перед смертью она перекрестилась на русский лад: сперва лоб, потом грудь, спокойно взошла на костер и была сожжена в пепел» [59].

 

В 1671 г. старообрядец Иван Красулин был сожжён в Печенгском монастыре [56] – красноречиво уже само место казни. Зимой 1671/72 гг. в Москве сожжён видный старообрядец Авраамий, несколько раньше него в Москве же взошёл на костёр старообрядец Исайя [56].

 

В 1672 г. в Астрахани воевода Одоевский сжёг К. Семёнова, у которого была найдена тетрадка с заговорами [37]. Вообще, казни начала 70-х легко связать с восстанием Разина: Алёна и Семёнов участвовали в восстании, Авраамий и Исайя возглавляли опасную старообрядческую оппозицию в Москве.

 

В том же 1672 году в Муроме по царскому указу сожгли старообрядца старца Трофима, «который Троицы Сергиева монастыря крестьян учил к церкви божии не ходить и у священников не благославлятца и сам в церковь божию не ходил» [60].

 

В 1674 г. патриархом стал Иоаким, бывший «испытанным специалистом по “работе” со старообрядцами» [56]. Характерна роль, сыгранная им в деле боярыни Морозовой. Подруга первой супруги Алексея Михайловича, представительница знатнейшего рода, она открыто сделала свой дом центром старообрядчества в Москве и долгое время пользовалась иммунитетом от царившей вокруг вакханалии преследований. Именно Иоаким – тогда архимандрит Чудова монастыря – покончил с оплотом старой веры. В ночь на 14 ноября 1671 г. Иоаким со своими людьми явился в дом Морозовой и распорядился заковать непокорную в кандалы. Вскоре её вместе с сестрой и подругой перевели в монастырское заключение. Все три, несмотря на уговоры, продолжали держаться старобрядчества. В конце 1674 г. к упорствующим староверкам были применены радикальные способы увещания: пытка на дыбе и плети. Не добившись успеха, Морозову решили сжечь, но тут не выдержало старомосковское боярство и обратилось к царю с протестом – Морозовы были одним из 16 высших аристократических родов московского государства, имевших право на наследственное боярство [56]. Согласно «Повести о боярыне Морозовой»: «Патриарх вельми просил Феодоры (Феодосию) на сожжение, да боляре не потянули» [61]. В 1675 г. три знатные узницы были уморены голодом (в то время, как сидевшая вместе с ними простая инокиня Иустиния всё-таки сожжена). Сохранились трогательные подробности смерти трёх женщин: они умоляли стражников: «Помилуй мя, даждь ми колачика!», в ответ же от имевших строгие приказания стражников слышали: «Боюсь» или «Не имею» [56]. Способ казни опять-таки христианский – без пролития крови.

 

Женка Федосья, обвиненная в порче, попала на костер в 1674 году, в северном городе Тотьме. Перед казнью она заявила, что никого не портила, поклепала на себя не стерпев пытки [37].

 

В 1675 году 14 человек (7 мужчин и 7 женщин) по царскому указу были сожжены в Хлынове (Вятка) за то, что они «восточной апостольской церкви не повинуются». Изначально осуждённых было в два раза больше, но «из тех раскольников с пытки чернец да 12 человек женского полу от церковного роскола престали и к церкви божии приходят», ещё два хлыновских старовера не выдержали пыток и умерли до казни [62].

 

В 1676 году в селе Сокольском очередным царским указом было повелено сжечь Панко и Аноску Ломоносовых, колдовавших с помощью кореньев: «Сокольскому пушкарю Панке Ломоносову и жене его Аноске дать им отца духовного и сказать им их вину в торговый день при многих людях, и велеть казнить смертью, сжечь в срубе с кореньем и с травы» [44].

 

Этнограф Е. Н. Елеонская в 1912 году обнаружила в Московском архиве Министерства Юстиции (Приказный стол, столбец 734) дело о сожжении кабального человека М. Свашевского в 1677 году: «Мишка Свашевский после долгого и запутанного сыска был сожжен и главной причиной этой строгости были найденные у него отречение от Бога и заговор с обращением к бесам» «сложное дело Мишки Сващевского, кончившееся смертным приговором для обвиняемых» [63]. «Для обвиняемых», следовательно, как минимум, двое казнённых.

 

1676-м годом датируется первое сожжение староверов в Сибири. Сибирский летописный свод (официальная редакция свода, составленная в 1685 - 89 гг.) так описывает начало казней: «февраля в 19 день пришёл государской указ к боярину и воеводам к Петру Михайловичу Салтыкову с товарищи о церковных раскольщиках, которые объявятся в расколах, и тех людей велено расспрашивать и приводить трикратно. И буде не повинятся, и велено зжечь и пепел их развеять, чтоб и костей их не осталось. А которые объявятся в молодых летах, и тех людей поневоле приводить и бить, и наказание им чинить, и буде не обратятся велено потому же жечь. И февраля в 28 день сожжены в струбе поп Степан, да дьякон Феодот, да старец Никон». Таким образом, по указу Алексея Михайловича сожжению подлежали все нераскаявшиеся раскольники [64]. В том же 1676 г. старообрядец инок Филипп, который наладил связи Аввакума с центрами раскола, «сожжен огнём бысть» в Москве [56]. В 1677 г. поп-старообрядец был сожжён в Черкасске, по приказанию атамана донского войска М. Самарина [41].

 

В 1681 году церковный Собор во главе с патриархом обратился к царю со смиренной мольбой: «Просим и молим соборно Великого князя Феодора Алексеевича, всея Великия и Малыя и Белыя России Самодержец, которые развратники и отступники, по многом церковном учении и наказании и по нашем архиерейском прошении их обращению истинного покаяния явятся противны, святой церкви непокорны, и таких противников бы указал Великий Государь Царь и Великий князь Федор Алексеевич, всея Великия и Малыя и Белыя России Самодержец, отсылать ко градскому же суду и по своему Государеву рассмотрению, кто чего достоин, указ чинить. И о том воеводам и приказным людям, в города и в села, которые ныне есть на воеводствах, послать грамоты, а впредь всем воеводам и приказным писать в наказы, чтобы то дело было под его Государевым страхом в твёрдости, а вотчинникам и помещикам, и их приказчикам, у кого такие противники есть и будут, потому же объявлять в городах архиереям и воеводам, а которые раскольники где объявятся и по посылкам архиерейским учинятся сильны; и им воеводам и приказным по тех раскольников посылать служилых людей (т. е. солдат – Е. Ш.)» [65].

 

14 апреля 1682 года были сожжены Аввакум и три его товарища по заключению: Феодор, Епифаний и Лазарь. В литературе часто упоминается мотивация приговора: «за великие на царские дом хулы», но она взята не из официального документа, а из записок графа А. С. Матвеева, написанных уже после 1716 г. [66]. Сожжение на костре в законах того времени предусматривалось только за религиозные преступления и за поджоги (последнее обвинение, очевидно, было неприменимо к находящимся в многолетнем заключении четырём узникам). Исследователи справедливо связывают казнь с решениями церковного Собора 1681 – 82 гг., предающими старообрядцев «градскому суду» [56, 67, 68, 69].

 

В сочинениях Аввакума сохранилось много сведений о сожжении старообрядцев. Иларион, стрелец, сожжён в Киеве. Полиект, священник, сожжён в Боровске («и с ним 14 человек сожгли»). Иван Юродивый сожжён в Холмогорах [56]. «В Казани никонияне тридцать человек сожгли, в Сибири столько же, во Владимире – шестерых, в Боровске – четырнадцать человек» [70]. Про «церковных раскольников, которые за церковные раскольства созжены в Казани» сказано и в отписке вятского воеводы 1675 года [62]. Сводный старообрядческий Синодик сообщает о нескольких групповых казнях в Казани: «в Казани по многих муках сож, инока Гедеона и иже с ним. Инока Корнилия и прочих 40. Инока Илариона» [71].

 

В начале 1682 г., кроме того, был составлен текст указа о создании Славяно-греческой академии, назначавший сожжения за многие виды религиозных преступлений [72]:

Документ обобщил уже существовавшие законы о сожжениях вероотступников, держателей еретических книг, богохульников.

 

Сохранность архивов не позволяет определить точное число казнённых в XVII в. Дореволюционный исследователь, изучавший историю ссылки в Сибирь этого времени, писал:

Под 1683 годом о сожжении тобольскими властями нескольких раскольников, не пожелавших умирать во время Утяцкого самосожжения, сообщает сибирский летописный свод [64]. В 1683 году в Дмитрове сожжён старовер Яков Калачник [74].

 

22 октября 1683 г. в Клину был сожжён староверческий учитель Варлаам, приговор ему вынесла боярская дума в Москве. Варлаам тоже не выдал ни одного единоверца, отражая вопросы следователей простым приёмом – ссылаясь только на уже казнённых. «Раскольников он Варлаам никого не знает. А которые де раскольники в Новгородском уезде были, и те де ныне четырнадцать человек в Великом Новгороде сожжены». «А купил он де те книги [изъятые при обыске] у новгородцев посадских людей у Васьки Рукавишникова да у Васьки же Андреева, которые ныне в Великом Новгороде за раскол сожжены». «Список [экземпляр “богомерзких писем многого злохуления на Святую апостольскую восточную Церковь и на святые божественные тайны”] отдал чернцу Илинарху, который сожжен на Луках Великих; а тетрадь в полдесть, в которой писаны непристойные лица, дал ему тот же чернец Илинарх». Ни одного имени живого старообрядца следователи от Варлаама не добились, заодно и для потомков сохранились некоторые имена сожжённых [67, 74]. В том же году старообрядца Ивана Меркурьва сожгли во Пскове. Документы о сожжении Меркурьева [75] стоит изложить подробнее, чтобы выяснить за что же всё-таки сжигали старообрядцев.

 

Начало следствию положила Церковь. Царская грамота светским властям Пскова (воеводе Б. П. Шереметьеву и дьяку Н. Кудрявцеву) сообщает: «Писали вы нам великим государям, что прислал к вам преосвященный Маркелл, Митрополит Псковский и Изборский, раскольщиков пскович… к градскому суду».

 

Напомним, что к «градскому суду» призывал отсылать изобличенных раскольников Собор 1681 года. Воевода стал убеждать старообрядцев отречься от заблуждений: «Августа 28 дня… Псковичи посацкие люди Мартинко Кузьмин да Ивашко Меркурьев, которые присланы из Митрополичья Приказу в раскольничестве, к пытке привожены и пытаны».

 

Вначале оба стойко держались старообрядческих мнений, говорили, что верят только прежним книгам, церкви не повинуются, нынешними просфорами причащаться не хотят, и четвероконечному кресту не поклоняются (старообрядцы признавали только шестиконечный или восьмиконечный кресты). Уговоры покаяться были долгими. Кузьмину «было сто ударов, и огнём и клещами жжён многажды», Меркурьеву «было сто ударов и клещами зжен». В результате оба кардинально поменяли убеждения.

 

Приведу покаяние Меркурьева: «…на пытке же будучи он, Ивашко, в роспросе своём говорил, что он, Ивашко, Соборной Апостольской Церкви во всём повинуется и святых животворных тайн нынешними просфорами причаститься желает и новоисправленным книгам греческого закону верит и четвероконечного креста Христова хулить не станет и митрополиту Маркеллу Псковскому и Изборскому во всём повинуется и ни в сём спорен не будет, а что де он, Ивашко, богохульные неистовые слова наперёд говорил и в том де он Содетелю Богу принесёт покаяние».

 

На этом этапе различия преступлений двух обвиняемых заключались только в одном: именно Меркурьев научил Кузьмина расколу, т. е. Меркурьев был уличён не только в старообрядчестве, но и в распространении старообрядческого учения, расколоучительстве. 16 сентября снова напомнил о себе митрополит Маркелл. Из митрополитова Приказа в приказную избу прислали экземпляр «Апокалипсиса», найденный у Меркурьева и Кузьмина, «а в той книге Апокалипсис в непристойных местах приписаны у них раскольников четвероконечные кресты и жезлы на соблазн, чего в той книге быть не довелось». На новом допросе Меркурьев признался, что кресты в книге нарисовал он. Тогда же Меркурьев покаялся ещё в двух преступлениях: крестил двух девочек «по старому требнику в три погружения» и принимал исповеди «по старому же Требнику». Можно сделать вывод, что Меркурьев был представителем беспоповщины – течения в старообрядчестве, заменившего священников выборными наставниками. Расспросные речи преступников отослали в Москву. 31 октября последовал ответ. Кузьмина «отослать для подначальства на монастырский двор… А без указу Великих Государей и Святейшего Патриарха из под начала отнюдь не освобождать». «Вора и раскольника Ивашку Меркурьева сжечь в костре, сказав ему вину его и пепел разметать и затоптать». Пример Меркурьева показывает, что даже раскаяние не всегда спасало от сожжения. Причина сурового приговора заключалась в чём-то из следующего списка: расколоучительство, рисование четвероконечных крестов в Библии, исполнение обрядов крещения и исповеди не священником. Во всяком случае, безусловные религиозные мотивы сожжения.

 

В 1684 г. Софья подписала указ «…о наказании рассеивающих и принимающих ереси и расколы», если «…с пыток начнут в том стоять упорно же, а покорения святой церкви не принесут…» «…по троекратному у казни вопросу, будет не покорится, сжечь» [76].

 

29 января 1684 года была сожжена Мавра Григорьева.

 

Интересно, что та же Маврутка при жизни встречалась и с другим казнённым староверческим священником: «Да после де его Аввакума была она на духу с мужем своим Мартынком у священника Полиекта которого в Боровски сожгли с четырнадцатью человеки» [77].

 

В 1684 году был «послан на Двину столник и подполковник московских стрелцов Федосей Козин, а велено ему дать на Двине колмогорских стрельцов триста человек с ружьем и с теми стрелцами ехать в Каргополь и в Каргополской уезд для сыску воров и церковных расколников и тех воров и расколников з женами и з детми переимать и, перевязав, привесть на Двину и отдать преосвященному Афонасию, архиепископу Колмогорскому и Важескому, для роспросу, и которы[е] расколники святей церкви ни в чём повиновения не принесут и учнут стоять в своей затверделой мерзости упорно, и тех воров велено прислать к нам, холопем вашим, в приказную избу, а нам, холопем вашим, велено тех воров зжечь». Схваченный карателями старообрядец Андроник отказался «принести повиновение святей восточной апостольской соборной церкви». Приговор ему (от 8 апреля 1684 г.) гласил: «Того черньца Андроника за ево против святаго и животворящаго креста Христова и Церкви Ево святой противность казнить, зжечь» [78].

 

Сотрудничество церкви со светским судом отмечено в документах и этого периода. «Патриарх настоятельно рекомендовал архиереям пользоваться указными статьями правительства “яко веслами, ими же удобно есть прогнать беззаконное волнение”» [47]. 8 апреля 1684 года тюменский воевода Н. Колобов запросил начальство, что ему делать с арестованным раскольником. 6 октября 1684 года последовал ответ, который Колобов процитировал так: «а в отписке твоей [начальника Колобова], господине, написано: Велеть бы раскольщика Демку Степанова с письмом отослать на Тюмени в Преображенский монастырь к архимандриту Никифору; а как его Демку архимандрит Никифор ко мне [Колобову] в сьезжую избу пришлет к градскому суду, и того раскольщика Демку велеть у него принять с письмом же, и допросить по трикратному вопросу и буде он не покорится, и по указу великих государей и по грамотам, велеть его Демку сжечь и пепел развеять» [79]. Староверу посчастливилось умереть в тюрьме до получения ответа (видимо, тюремный режим был достаточно суров), тело его, не сочтённое достойным христианского погребения, было «вывезено из города в лес и брошено на пустые места». Из документа ясен порядок следствия: воевода мог осудить старовера только после того, как представитель духовной власти пришлёт его ко «градскому суду».

http://nfor.org/stati/znanija/ruskaja-pravoslavnaja-cerkov-i-sozhenija-inkvi

<