8 просмотров

/из газеты «Завтра» №18 2007г./
Сергей Кургинян
ОДА СТРАХУ
Нож первый: как умертвляют инстинкт самосохранения



О ПРАВЕ ОПЕРИРОВАТЬ ПОНЯТИЕМ «ОРГОРУЖИЕ»

В начале ХХ века Александр Богданов в своем труде "Всеобщая организационная наука" показал, что общество и государство — это сверхсложная организованная система.

Последователи Богданова (начиная с Берталанфи, Винера и Неймана) создали общую теорию систем и уточнили: система — это организованная структура из элементов (подсистем), соединенных управляющими связями и общей "целевой функцией", которую контролирует "ядро" системы. И разобрались, как нужно влиять на ядро системы, ее подсистемы и управляющие связи, чтобы систему сохранить, трансформировать или разрушить. Оказалось, что для разрушения системы прежде всего нужны:

— деформация, вплоть до деградации, целевых функций системы;

— искажение целевых приоритетов;

— разрыв или "переключение" системных управляющих связей;

— обострение внутрисистемных противоречий как в целеполагающем ядре системы, так и между ее ядром и подсистемами;

— "раскачка" "автоколебаний" системы для ее вывода за пределы устойчивости.

Было бы наивно полагать, что эти теоретические результаты не применили — причем немедленно — к актуальной социально-политической и экономической практике ОРГВОЙНЫ.

ОРГВОЙНА — ЭТО СОЗНАТЕЛЬНАЯ И ЦЕЛЕНАПРАВЛЕННАЯ АТАКА НА ОРГАНИЗОВАННОСТЬ ЦЕЛЕВОГО ЯДРА, ПОДСИСТЕМ И УПРАВЛЯЮЩИХ СВЯЗЕЙ СИСТЕМЫ ПРОТИВНИ- КА. А поскольку речь идет о системах, которые состоят из людей, то ОРГВОЙНА — ЭТО ПРЕЖДЕ ВСЕГО НУЖНОЕ АТАКУЮЩЕМУ УПРАВЛЕНИЕ МОТИВАЦИЯМИ ОРГАНИЗАЦИОННЫХ РЕШЕНИЙ ПРОТИВНИКА ВО ВСЕХ ЧАСТЯХ ЕГО СОЦИАЛЬНО-ГОСУДАРСТВЕННОЙ СИСТЕМЫ.

За счет чего?

За счет подталкивания постановке как бы позитивных, но на деле опасных для противника (нереализуемых или деструктивных) целей…

За счет создания такого "давления обстоятельств", которое вынуждает противника принимать вредные для него решения…

За счет имплантации в систему противника элементов, ее открыто или скрыто разрушающих…

За счет создания у целеполагающего ядра атакуемой системы иллюзии благополучия, не позволяющей увидеть атаку и включить "мобилизационные" механизмы…

За счет использования стремления противника к "стабильности". И навязывания ему таких решений, которые приводят к "переорганизованности" и "жесткости" его системы, т.е. к невозможности ее адаптации к меняющимся внутренним и внешним дестабилизирующим импульсам…

И еще много за счет чего.

А теперь сопоставьте всё перечисленное с тем, что видите вокруг…

Глашатай "новой войны" и очередного "международного холода" — сегодня роли очень неблагодарные. Но какие другие роли предлагаются тем, кто хочет честно обсуждать имеющиеся тенденции?

Между тем, тенденции слишком уж очевидны. Для того чтобы их игнорировать, нужны особые мотивации. Либо — такая внутренняя ангажированность, которая все, что не укладывается в желаемое, отбрасывает. Либо — совсем иная ангажированность. В рамках коей нужно усыплять противника (он же по совместительству соотечественник), навязывать ему совсем уж ложный и гнилой пацифизм. Технологии подобного навязывания — очевидны. Говорится, что великая страна не может "судорожно дергаться" в ответ на чьи-то недоброжелательные действия. Как будто есть только две возможности: "дергаться" — или расслабленно плестись в потоке событий.

Говорится о "торговле страхом": "Мол, знаем этих алармистов! Они льют воду на определенную — вполне конъюнктурную — мельницу!" А что вытекает из спецмифа о "торговле страхом"? Что страх вообще неприемлем? Что страх — это всегда конъюнктура?

Представьте себе человечество, вообще лишенное страха. Что станет с ним как с видом? Зачем-то мать-природа соорудила этот тип адаптационных эмоций? Их изъятие — совместимо ли с адаптацией? И почему именно нам предлагают отказаться от данного адаптационного механизма? На Западе ведь никто не хочет превратиться в "бесстрашную цивилизацию". И на Востоке тоже. Запрет на страх — что это? Кто так табуирует общественное сознание? И зачем?

Да, мне страшно потерять Родину. Я ее один раз уже потерял. Мне страшно, что у моих детей и внуков отнимут историю. И почему я должен стыдиться того, что мне страшно? Я ведь от страха не прячу голову под крыло, не опускаю руки. Я делом занят. Я превращаю этот страх в активную мотивацию. Страх меня не парализует, не деморализует.

А те, кто фыркает по поводу моего страха, — что понимают в законах экстремального поведения? Они когда-нибудь висели на скальной стенке, плыли на плоту по бурной реке, выбирались из непроходимой тайги? Если ампутировано чувство опасности — как мобилизоваться на отпор? Мания безопасности — болезнь не менее тяжелая, чем мания преследования.

Спору нет — одним страхом питать мобилизацию невозможно. Но и без страха — этой мобилизации нет и не может быть. А значит, тот, кто изымает страх из сферы допустимого, разрушает мобилизацию.

Почему я должен считать, что он ее разрушает бескорыстно? Что я "торгую страхом" (тем более что я точно знаю, что не торгую), — а не он торгует "де-страшием"? Да, именно "де-страшием", а не бесстрашием. Бесстрашие предполагает преодоление страха. Страх надо испытать и изжить. "Де-страшие" предполагает невозможность испытать страх.

Это свойственно баранам, которых ведут на бойню. Почему, кстати, мясо баранов считается более полезным, чем мясо других животных? Потому что баран — тупое животное. И когда его ведут на бойню, он не боится. Потому что не понимает, куда ведут. Остальные животные боятся, выделяют адреналин и портят мясо. А баран страхом мясо не портит. Так почему я должен считать, что "де-страшие" не тождественно "баранизации" российского населения, не востребовано определенным заказчиком с очень определенной целью?

Жертве сначала не должно быть страшно — чтобы, испугавшись, она не начала сопротивляться, выделять этот самый адреналин, портить себя как потенциальный продукт питания. А потом ей не должно быть страшно по другой причине. Потому что ее уже едят.

Но главное, конечно, даже не в этом. А в том, где проходит грань между мифами и реальностью. Предположим, что я торгую страхом. Что это значит? Что я реальность подменяю страшилкой. Но можно предположить и другое! Что мой оппонент подменяет реальность — успокоилкой.

Так как разобраться-то? И можно ли тут вообще разобраться?

Мне кажется, что можно. Конечно, окончательный вердикт выносит только история. Я выдвигаю тревожные версии будущего, мой оппонент выдвигает успокоительные версии. Но это все версии. А потом наступит будущее. И мы узнаем, кто прав.

И мне, конечно, хотелось бы, чтобы прав был мой оппонент. Но и тут есть неоднозначность. Что, если мой алармизм кого-то мобилизовал, и в силу этого тревожный сценарий не реализовался? Так что вердикт истории — и неокончателен, и неутешителен. Ну, что мне толку оказаться правым в момент, когда противник "долбанет" по нам из всех калибров, включая ядерные, а у нас не будет сил, чтобы ответить? А если даже силы будут? Опять-таки никакого толку. Силы-то и нужны, чтобы противник не "долбанул".

Чтобы избежать излишних теоретизирований — приведу наглядный пример. Сижу я на высоколобом собрании экспертов, обсуждающих энергетическую войну. Война предъявлена в качестве темы обсуждения хозяевами почтенного собрания. Ну, предъявлена, — значит, надо обсуждать.

И вижу я, что обсуждать-то большинству не хочется. До того не хочется, что, наконец, один из представителей большого бизнеса так и говорит: "Да кончайте вы с этой вашей войной! Нужны другие слова! Хватит бряцать оружием!"

Казалось бы, хозяин собрания должен вернуть его в рамки заданной темы. Мол, я ведь тоже не лыком шит, знал, какую тему предложить. Но хозяин очень оживленно откликается на предложение "большого бизнеса" и начинает обсуждать альтернативные слова. Не надо "войны" — что тогда? Конкуренция! Нет, тоже жестко… Взаимодействие!

О чем идет речь — понятно. Соответствующему контингенту эта самая война — как кость в горле. Он уже расположился на Западе, детей соответственно разместил, губы раскатал. А тут какая-то война. Холодная ли, другая… Она по чему ударит? Правильно, по карману! По его счетам, по месту в желанном западном обществе. А зачем все это терять? Чтобы какие-то эксперты поизгалялись?

Соответствующая "тусовка", испугавшись мюнхенской речи В.Путина и призрака "холодной войны", включила необходимые механизмы и лексику: "Какая война! Заткнуть рот! Взаимодействие! Дружба!"

И тут я задаю бестактный вопрос: "Конечно, можно перестать говорить об энергетической войне, о нефтяной войне, о войне финансовой или информационной. Но как прекратить об этом говорить, сохраняя достоинство, в том числе в международных кругах? Вот опять же — книга Дэниела Ергина "Добыча". Фундаментальный труд с подзаголовком "Всемирная история борьбы за нефть, деньги и власть", лежащий на столе у любого крупного мирового нефтяника. Никак не "ястребиная торговля страхом". А там "нефтяная война" детально описана именно как война!

Кроме того, война-то эта натурально ведется. И отличается от конкуренции весьма радикальным образом. Классическая конкуренция — это конкуренция издержек и качества продукции. А когда террористы взрывают нефтепроводы или вокруг нефтепромыслов полудикие племена начинают воевать… Это-то уже и есть война! Вы в каком-нибудь Лондоне скажете компетентным людям, что ее нет, — вас же уважать перестанут!"

На этот мой бестактный вопрос мне ответили вполне однозначно. В том смысле, что в Лондоне ты про это и говори. А здесь — не надо.

Ну, не надо, так не надо. Я встал и вышел. Дождавшись протокольной паузы, тактично, политкорректно. Но все же вышел.

К чему я это? К тому, что есть у нас все же другие индикаторы, определяющие границу между мифом и реальностью и не требующие доказательства экспериментом под названием "История". Индикаторы эти связаны с одной частью человеческого тела и одним предметом питания. Часть тела — уши. Предмет питания — лапша. Когда предмет питания начинают вешать на часть тела, речь как раз и идет о границе между мифом и реальностью.

Если в вопросе о нефтяной (или финансовой, или иной) реальной войне некто начинает грубо лгать, игнорировать очевидное, вступать в противоречие с мировыми данными и мировой практикой, то этот некто — мифотворец. И относиться к нему надо соответственно.

Так что, оргвойна — это нечто реальное, или миф, имеющий пропагандистские цели? Оргоружие — это выдумка или проза жизни в XXI столетии? И чем все эти рассуждения об оргоружии и оргвойне отличаются от банальных баек по поводу "теории заговора"?

Много чем отличаются! Оргоружие применяют не только государства, но и крупные корпорации. Война специального типа — финансовая, экономическая, культурная, информационная, политическая, организационная — давно подменила собой банальную конкуренцию. Конкуренция всё больше становится уделом мелкого и среднего бизнеса. Крупный бизнес лихорадочно "милитаризуется".

Финансовые рынки атакуют постоянно. И это основная тенденция XXI века. Спецвойна (крупные операции спецслужб, трансформирующие мирополитику) давно имеют не меньшее значение, чем войны классические. Спецтеррор уже проявил себя. И это только цветочки — ягодки впереди. Смысловые войны — не в прошлом, а в будущем. На кой ляд в противном случае рассуждать о конфликте цивилизаций?

"Пацифизация" никак не резонирует с реальностью XXI века. Она — не хороший тон, не фирменный знак респектабельности и политического достоинства. Она — удел ведомого на бойню барана.

Бряцать оружием — не нужно. Военная истерика — омерзительна. Поджигательство — исторически преступно. Но это лишь одна из двух крайностей. Другая — ничуть не менее постыдна и бесперспективна.

Стыдиться нужно не страха, а его власти над твоей личностью. Страх же нужен и обязателен. Только испугавшись и преодолев страх, можно стать субъектом и воином.

А все, что этим не станет, превратится в объект и раба. Такова суровая альтернатива грозного постсоветского мира. Чем быстрее мы ее осознаем, тем больше получим шансов на продолжение нашего исторического бытия.

Те, для кого это продолжение не является абсолютной ценностью — пусть бегут с корабля истории. Мы же знаем — впереди буря. Ну, что же… Буря так буря… Глядишь, и справимся.





Владимир Новиков
ОГОНЬ ПО ШТАБАМ
Нож второй: как раскалывают национальную элиту



В борьбе с врагом уделяй особое внимание боевому духу его генералов и правителей провинций.

Древнекитайский трактат "Искусство войны"



Римляне говорили divido et imperio ("разделяй и властвуй"). Что значит "разделяй"? На современном языке это значит "картографируй элиту": выявляй внутри нее самодостаточные группы, постигай суть противоречий между ними. Если надо — усиливай противоречия.

Что значит "властвуй"? Для римлян это "властвуй" имело только одно значение: парализовать волю к освобождению от власти Рима ("внешнего управления") в подконтрольных провинциях.

Каждый, кто хочет осуществлять внешнее управление, изучает элиту и управляет выявленными противоречиями. Если надо — их формирует. Причем противоречия антагонистические, ломающие рамку национального консенсуса.

Противоречия есть всегда. Но если рамка национального консенсуса есть, то конкурент все равно мне милее, чем иноземец, стремящийся разрушить или поработить мое государство. А если рамки нет, то главное — "ущучить" конкурирующего боярина любой ценой. Даже ценой предательства национальных интересов и сговора с врагом.

Именно в такой логике подписывал Хасавюртовские соглашения генерал Лебедь. Эта логика сопровождала всю "чеченскую эпопею" 1994-1996 гг. Но в ней же происходило многое другое.

Никто до сих пор не знает точно, в какой степени советская "элитная склока" помогла распаду СССР. Однако очень авторитетные иноземцы (например, экс-директор ЦРУ Д.Вулси и З.Бжезинский) считают, что управление этой склокой решающим образом повлияло на гибель страны. Знаменитая "победа без войны" — это и есть победа за счет управления внутриэлитными противоречиями.

Можно ли победить только с помощью такого управления? Специалист по оргоружию ответит: "Да". Но доказательств не приведет! Потому что хранит их в очень защищенных сейфах. Даже если они касаются, например, эпохи конца династии Романовых. Ведь только очень наивные антисоветские романтики считают, что империю разрушили "злыдни-большевики". Ее взорвали склоки между придворными кланами.

Анализом таких склок занимается специальная наука — параполитика, стремящаяся проникнуть в непрозрачную ткань элитных противоречий. В отличие от конспирологии, в ней нет места упрощению. Она не ищет в предмете исследования добрые и злые начала, понимая, что он — сложная многополюсная система. Со своими "особыми" болевыми точками.

Элитная системная архитектура — всегда "тайна тайн" Кто ею владеет — способен на многое. Удар в особую точку — оргоружие страшной силы. Система особых точек — макросоциальный аналог акупунктуры. И в ней есть точки жизни и точки смерти.

В одном из фильмов (далеко не такой простой, как кажется) "бондианы" благородный герой наносит укол в одну из таких точек смерти, и злодей гибнет. В русском фольклоре знание об этом закодировано в сказочном образе яйца, в котором игла, несущая смерть бессмертному Кощею.

Современность технологизировала сказочные образы. Работа с элитой стала особым видом деятельности. Нужные сведения — на вес золота. Специалисты по подобной работе готовятся на штучной основе.

На Западе никто так не преуспел в этом особом занятии, как Британская империя. США, перенимая у нее эстафету, с большим трудом проникали в тайны "мастерства dividio". И никто не знает, в какой степени они в них проникли, а в какой — пользуются британскими ноу-хау.

Суть этих ноу-хау адресует к понятию "параллельная история". Элитные кланы имеют историю, существенно отличающуюся от канонической. В ней не только по-другому трактуются события, но и иначе течет время и группируются смыслы. Это ощущение "параллельной истории" — главный тест на профпригодность подготавливаемого специалиста.

Чаще всего наличие этого ощущения (специалист скажет — перцепции) выявляется в раннем детстве (особенно через семейные предания и родовые архивы). Наряду с обычным фольклором (не превра- щаемыми в книжную индустрию тайнами народа) существует элитный фольклор.

Где и как он накапливается? Как способные к его освоению дети становятся специалистами? Ответы на эти вопросы хранятся в кладовых, обеспечивающих воспроизводство элиты. А значит, и устойчивость общества. Проникновение туда чужаков подобно инфильтрации вируса в ядро клетки. Ведь тайны устойчивости — содержат в себе и секреты ее внутрисистемной деструкции.

Чему в плане этой деструкции учит нас страшный опыт распада СССР?

Прежде всего пагубности отказа от изучения элиты из-за идеологических банальностей. В СССР, пролетарском, а потом общенародном государстве, провозглашалось отсутствие элиты. Но элита-то была, и активно формировалась! Причем самым губительным для страны образом, чему немало способствовал "запрет на элитную проблематику". Но для противника такого запрета не было! Обсуждались номенклатура, теневики и многое другое. С какого-то момента противник знал нашу элиту лучше, чем мы сами.

Сначала — знание структуры элиты (отдельных слагаемых, связей между ними).

Потом — налаживание каналов влияния (подход к отдельному фигуранту, доступ к значимому "элитному телу").

Потом — воздействие (уже не только доступ, но угадывание и исполнение желаний, меняющее установки, формы неявного целеполагания и т.д.). Это — не банальная коррупция (хотя и она тоже), а гораздо более тонкие вещи.

Затем — влияние (разрушение связей между отдельными элитными компонентами, формирование новых связей, наращивание противоречий).

И — деструкция (перевод конфликтов в формат элитной войны, разрушение системного консенсуса, формирование элитного хаоса, внутри которого возникают очаги новой — антидержавной — консолидации).

Давайте попытаемся проследить все это на опыте СССР.

СССР был невероятно сложной страной, где элитные противоречия были обусловлены сразу многими причинами.

Сложным этноконфессиональным устройством страны… неизбежной борьбой лидеров и групп внутри высших партийных органов (Политбюро и т.д.)… несовпадением интересов групп и фигур между различными хозяйственно-экономическими подсистемами (ВПК, ТЭК и т.д.) и внутри самих этих подсистем… антагонизмом между силовыми структурами, в первую очередь, между армией и ГБ…

Противоречия между общеполитическими ("штатскими") спецслужбами и армией (особенно военной разведкой) существуют во всем мире. В США, например, "грызня" ЦРУ и Пентагона стала мощнейшим генератором элитной "грызни" вообще.

Однако в СССР борьба "военных" и "штатских" носила особо острые формы, вытекающие из особенностей советской политической системы. Власть партии во многом держалась "на балансе" между армией и ГБ. А политические лидеры всячески старались разжечь конфликт между "военными" и "штатскими", чтобы не дать им сговориться против себя. Особым мастером "чекистско-военных разводок" был Сталин. Но и послесталинские лидеры тоже в этом преуспели.

Как противники СССР, поняв все эти противоречия, могли их использовать? Технологий — много. Их сумма — это оргоружие!

Самое простое слагаемое этой суммы — создание и активизация "агентуры влияния". Которую не вербуют на "измену Родине", а мотивируют перспективой "помощи в борьбе с глупостью и преступлениями" их клановых конкурентов.

Но это простая, "кондово-спецслужбистская" оргоружейная технология. Есть и более тонкие и сложные механизмы.

Элитно-клановая борьба всегда, так или иначе, транснациональна. Степень этой транснациональности увеличивалась или снижалась. Но даже в наиболее острые времена "холодной войны" действовали, кроме официальных организаций (ООН и т.д.), неофициальные, но влиятельные институты согласования позиций между противниками вроде "Римского клуба". Которые — подчеркнем! — были лишь "верхушкой айсберга" негласных международных элитных коммуникаций.

В СССР и США существовали группы, которые по-разному смотрели на конфронтацию сверхдержав. Кто-то был заинтересован в "разрядке". Кто-то — в эскалации напряженности. В спецслужбах, например, "штатские" ведомства были, в основном, апологетами "разрядки". "Военные" же и ВПК по понятным причинам (финансирование, влияние) — в основном выступали за различные формы конфронтации.

Прагматический интерес толкал советских и американских "ястребов" (или, наоборот, "голубей") к парадоксальным надгосударственным межклановым альянсам. И это не преувеличение! О негласных альянсах и тайных контактах советских и американских приверженцев "разрядки" и конфронтации известно достаточно много.

Эти тайны зачастую разоблачают конкуренты. Да и сами участники нередко хотят кое-что осторожно приоткрыть. Так возникает "спецлитература" ("спецдетективы", "специсторические романы"), "спецкино" и "спецжурналистика". Читая их определенными способами, зная укорененность их авторов в той или иной элите, можно многое понять. Кроме того, элитные скандалы иногда выплескиваются на поверхность. Эхо этих скандалов — проговорки действующих лиц, по которым тоже можно многое опознать. Есть и другие методы расшифровки. Их совокупность позволяет получить картину.

Транснациональные клановые альянсы… Поставки оружия… Ненормативные совместные бизнес-операции… Парадоксальные спецоперации на своей территории…

Всё это внимательно рассматривается в элитных оргоружейных моделях. Нужно ударить по противнику с помощью "разрядки" — поможем "голубям". Нужно подорвать чужую экономику "гонкой вооружений" — поддержим "ястребов". Но главное — разрушить у противника рамку внутриэлитного консенсуса.

К этому подбирались долго. И к 70-м годам — подобрались! А дальше всё было делом оргоружейной техники.

Что теперь?

Вторая чеченская война, возглавленная В.Путиным и закончившаяся победой России, показала, что рамка национального консенсуса может быть восстановлена. Пусть и по отдельным вопросам. Восстановлена за счет авторитета лидера, осознания остроты ситуации, дисциплинарных мер. Но не до конца! А многие наши проблемы не изжиты, а загнаны вглубь. Противник это очень хорошо понимает — и использует.

Ведь не зря же Д.Медведев в бытность главой кремлевской администрации публично заявил, что отсутствие консенсуса элит чревато государственным развалом. Не зря заместитель главы АП В.Сурков говорит об иллюзорности нынешней стабильности. Не зря поведение ряда российских корпораций вступает в явное противоречие с интересами страны. Не зря постоянно говорится о "войне кремлевских башен".

И все это — при наличии несомненного национального лидера. Ведь сегодня именно фигура Путина обеспечивает относительную элитную консолидацию. А чем чреват пресловутый сценарий "преемственности"? И не потому ли он кому-то нужен, что в условиях преемственности (то есть демонтажа фактора Путина) провоцировать конфликты в элитах будет намного проще?

Только лишь запахло уходом Путина — и началось! Кланы и корпорации (политико-экономические, военные, спецслужбистские) начинают раскалываться, отчаянно воевать друг с другом за варианты национального бюджета, маршруты нефте-и газопроводов, рынок ВТС и т.д.

Это — идеальные условия для применения оргоружия! Управляемый конфликт лоббистов… Межэлитная властная конкуренция… Конфликт элитных корпоративных цехов и групп… Все это, вкупе с оргоружием, — равняется "войне всех против всех". А в резерве "оргоружейников" — факторы коррупции, криминализации, многополюсной внешней (прокитайской, проамериканской и т.д.) привязки различных элитных групп.

Как этому противостоять? Знать свою элиту лучше, чем ее знают другие. Влиять на ее консолидацию активнее, чем другие влияют на расконсолидацию. А главное — восстановить рамку. То есть стратегию, концепцию, идеологию, политическую метафизику, наконец. Не сделаем этого — будем провинцией, разделяемой и управляемой. Слабеющей — и в итоге обреченной на окончательное уничтожение воюющими друг с другом крупными хищниками.





Мария Мамиконян
ОПЕРАЦИЯ «ВАВИЛОН»
Нож третий: как порождают «хаос смыслов»



Речь идет, прежде всего, о том, чтобы сделать и держать Советский Союз слабым в политическом, военном и психологическом отношениях по сравнению с внешними силами, находящимися вне пределов его контроля.

План Даллеса



Когда в 1991 году распался СССР, для любого внешнего наблюдателя это было очевидным "русским поражением". И то ведь, развалилась гигантская страна, исчезло ее геополитическое влияние. Так это оценивалось извне. А изнутри?

Внутри говорили о чем угодно. О свободе от коммунизма, о происках злых сил, о возрождении, об упоительности новой жизни, о ценах на продукты. На первых порах это можно было объяснить шоком. Так человек, попавший в автомобильную аварию, какое-то время не ощущает травм. Но шок не должен и не может длиться вечно. Рано или поздно больной возвращается к адекватному восприятию случившегося.

Но представим себе, что существует штаб, получивший задание продлевать шоковое состояние и не давать больному выйти из него — то есть прийти в себя и начать исправлять ситуацию. Как будет действовать такой штаб?

Цель — продление шока. Средство?

Средств много. Все понимают, как создается управляемый хаос в толпе, вышедшей на митинг. Или на производстве. Но не все, увы, понимают, что возможен такой же управляемый когнитивный хаос — в мозгу противника. В общественном, групповом и индивидуальном сознании. Между тем, для оргоружейников это уже почти рутина.

Создается карта общественного сознания. На ней выделяются отдельные "территории". Каждая территория населяется "языком", враждебным языкам других территорий. Под языком имеется в виду матрица, описывающая мир (себя и других, добро и зло, прошлое и будущее и т.д.).

Если матрицы, размещенные на каждой из территорий общественного (и индивидуального!) сознания, не стыкуются с матрицами, находящимися на других территориях, — атакованный мозг погружается в хаос. Меняя элементы матриц и сохраняя их несовместимость друг с другом, можно управлять хаосом.

Это следовало бы назвать — спецоперация "Вавилон".

Так ли уж нова ситуация управляемого когнитивного хаоса? Новым здесь, скорее всего, является уровень технологизации.

Бог, создавший нечто подобное среди строителей Вавилонской башни, не описывал тех средств, которые он использовал. Да его и не спрашивали. Потому что было понятно, что ему доступны любые средства. Когда те же самые задачи ставит перед собой рассматриваемый штаб, то вопрос о средствах становится решающим. Потому что и впрямь-таки "трудно быть Богом".

После развала Союза прошло пятнадцать лет. Когнитивный хаос — если его не поддерживать — за такой срок не может не превратиться в какой-то космос. Само собой все обязательно "устаканится". А если этого не происходит — значит, хаос создают и подпитывают.

В конце 80-х годов меня поражало, как легко справедливое негодование по поводу тех или иных черт советской реальности превращалось в банальную "подрывную деятельность", направленную не на исправление реальности, а на её "снос". Причем такой снос, который не даст создать на месте разрушенного никакой достойной реальности. Позже стало понятно, что речь идет об определенном методе — методе "черной дыры".

Реальность всегда несовершенна. Если ее отдельные несовершенства нужным образом выделить и правильно соединить друг с другом, то в нашем сознании на месте реальности возникнет антиреальность. Дальше людей можно вести на бой с антиреальностью. А поскольку она одновременно является их реальностью, то такой "бой с тенью" гарантирует хаотизацию сознания.

"Антисоветская" тень конца 80-х годов была по преимуществу либеральной. Когда позже либеральные антисоветские мифы оказались дискредитированы крахом отечественного либерализма, возникла иная тень. При этом советский исторический период "оргоружейникам" нужно было любой ценой удержать в статусе антиреальности. Для подпитки этого статуса были использованы другие энергии — уже не вполне либеральные. Но задача сохранения советской "черной дыры" была решена. А заодно — и решена задача продления когнитивного хаоса.

А что тогда вообще реальность? Как должна функционировать система идентификаций, историческое самосознание, связь поколений, культура, наконец? Как — как? Как управляемый когнитивный хаос!

Создаются замкнутые языки описания, "монады", с их территориями. Организуется вражда между этими "монадами". И эта вражда постепенно трансформируется во взаимное усталое отвращение. Нельзя бесконечно болтать о наболевшем. Если слово не переходит в дело, то результат будет только один — нарастание социокультурной дистрофии и деградации.

Именно это и случилось. Вместо совместного строительства фундамента хоть какого-нибудь будущего, обществу помогли выстроить Вавилонскую башню несовместимых друг с другом косных "смысло-систем". Они и воюют между собой!

Холодная гражданская война? Нет, истребление всех смыслов! Тотальная "черная дыра" и отвращение к словам, проповедям, "говорящим головам" с их пресной смысловой жвачкой. Это не война! Это специально затягиваемая агония. Воронка хаоса, призванная поглотить все бытие, всю смысло-реальность. А то, что смысловой хаос воспроизводится по одному и тому же лекалу, — особенно тревожно и унизительно.

На "первом витке" была решена задача: трансформировать самоопределение "советский гражданин" в позорное — "совок". И с существенной частью населения это сделать удалось. Тем более что изменение параметров жизни — полные прилавки, пусть и не всем доступные, определенные свободы, в том числе свободный выезд за рубеж, бешеный рост возможностей у наиболее цепкого и не обремененного "предрассудками" меньшинства, — работало на переоценку советских представлений о благе. Как бы подтверждало тезис об изначальной порочности "уравнительной системы" и ее неконкурентоспособности рыночному Западу.

На следующем витке потребовалось углубление достигнутого. Ведь советское держалось на каком-то фундаменте. Не демонтируешь его — а ну как что-нибудь опять выстроится? А ведь нужен хаос.

Занялись фундаментом. Там оказались такие краеугольные вещи, как "солидарность" и "сострадание". Чтобы "прилавки не для всех" принять как пришествие "рая", недостаточно было просто дать их людям, настоявшимся в очередях. Надо было снять исторически присущий русским тип совестливости. То есть провести специальную работу по смене цивилизационных кодов.

Сам собою код не меняется. А он изменился! По свидетельству социопсихологов, у наиболее успешного слоя молодых топ-менеджеров в графе "сострадание и солидарность" — просто пробел… Но это не значит, что менее "успешные" не были тем или иным способом вовлечены в смену кодов.

Далее. Для перекодировки субъекту, ведущему оргвойну, необходимо было создавать и наращивать ценностно-ментальный разрыв между поколениями — конфликт "отцов и детей". Дескать, "постсоветские дети" не несут груза вины "коммунистических отцов", а значит, им открыты врата в капиталистический рай. Однако пьянящее: "Мы — не "совки", "совки" — не мы!" для молодежных масс сопровождалось вполне трезвым уточнением для исполнителей данного идеологического заказа: "Память о прошлом живуча, Моисей не зря водил по пустыне сорок лет!"

За прошедшие пятнадцать лет возникло "неслышание", непонимание как между стратами обеспеченных и необеспеченных, так и между поколениями. Это немалый результат в оргвойне. Агрессивная пропаганда "атомизированного" общества западного образца привела к тому, что, наследуемый тысячелетиями поведенческий код (задаваемый, скажем, такими присказками, как "сытый голодного не разумеет" или "Иван, родства не помнящий", в традиционном русском и советском обществе носившими отчетливо негативный смысл) — утерял свою актуальность. Новая "вера", как и новая жизнь, диктуют новые нормы поведения.

Эти нормы не совместимы ни с какой государственностью. А уж тем более, с имперско-мобилизационной. Но делается все для того, чтобы эти нормы стали социальным мейнстримом, а нормы тех, кто все еще держит на своих плечах страну — третировались. В этом — сохраняющаяся тенденция! А если ее не переломить, то о русском будущем говорить не приходится. Ни об имперском, ни о державном, ни о национальном в целом.

Наберемся мужества и скажем правду: нарастает массив молодых людей, которые по своему менталитету, культуре, несопричастности своей стране вот-вот перестанут быть русскими.

Скажут, что сам слом советского бытия и переход к другой модели устройства общества породили неизбежные трансформации в сфере общественной морали ("объективный процесс").

Увы, к этому объективному и неизбежному все не сводится.

Можно показать тенденции, которые должны бы были сформироваться, если бы Россия — через это самое "объективное-неизбежное" — вводилась в "семью западных народов". Но все, что мы видим, — поперек этих тенденций. Бывшие соцстраны Восточной Европы — те действительно нужны в "семье", и их туда втягивают, бережно пропуская через "объективное-неизбежное".

С Россией всё иначе. То, что происходит с нашей страной, — процесс не "объективно-необходимый", а "оргоружейный". Штабу был заказан монстр — заказ выполняется. Сотни фактов кричат о том, что монструозность выращивают и пестуют, чтобы "явить" Россию миру в обличии "криминального государства, опасного для человечества", "новой империи зла".

Цель во многом достигнута. Но штаб наращивает деятельность. Предыдущие манипуляции строились вокруг ценностей — тех или иных. Сначала — улучшенного социализма. Потом — демократии. К моменту прихода Путина эти пласты ценностей были уже полностью исчерпаны.

Остался последний слой — стихийного, аморфного патриотизма. Если "черная дыра" поработает и здесь (а дело идет к тому), то дальше — бездна бесценностной жизни. Какое государство? Какая Россия?

В 1992 году советник президента Ельцина философ А.Ракитов настойчиво говорил о необходимости изменения нашего цивилизационного ядра. О смене всех социокультурных кодов. О модернизации через катастрофу (ибо другой якобы уже быть не может). Катастрофа налицо. Где модернизация? Вытравляя традиционные коды, вместо них вбивают вовсе не коды модернизации, а коды национально-государственной ликвидации.

В 2005 году всё тот же Ракитов, воитель против русского цивилизационного ядра, разродился новым посланием в "Новой газете". В нем — ни слова о национальной модернизации. В нем — о том, что русской идеей должны стать чистые и теплые сортиры. Что Родина — это, где "удобно". И что Родина, чтобы было удобно, может и даже должна быть маленькой.

Ракитов, умудренный специалист по цивилизационным диверсиям, сегодня откровенен. И ясно свидетельствует о рукотворности нынешнего русского понятийного и ценностно-нормативного хаоса. И мы ему поаплодируем за прямоту. А то ведь и по сей день многие фыркают, когда слышат про "семантическую диверсию" и оргоружие.

Кто и где в мире — при самых глубоких переменах — ставил под сомнение фундаментальные константы человечности? Честность, самоотверженность, жертвенность, солидарность? Всегда и везде конкурирующие силы боролись за тип идеального и свое место в нем. А также за вытеснение противника из завоеванного для себя идеального. У нас — всё иначе.

Кто где в мире так воевал со своей историей? Да, воевали — иногда безжалостно. Но не так, чтобы, превращая в пепелище разные этапы истории, дискредитировать историческое вообще. Какая после этого идентификация? Какой консенсус? Какой народ?

Кто, где в мире так старательно и массированно насаждал криминальную моду? В таком масштабе и с таким продуманным надрывом — никто и нигде. Кто где в мире так боролся против микросоциальных норм? Чем другим является пропаганда — именно пропаганда — распутства, порока?

Что особенно настораживает, так это явное "дежа вю": старые темы прокручиваются сегодня с чуть ли не новой страстью. Например, опять зазвучал призыв к "покаянию"! Опять, как пятнадцать лет назад, русским надо каяться — за пакт "Молотова — Риббентропа", за сталинизм вообще, за Прибалтику, за Восточную Европу, фактически — за победу над фашизмом…

Истлевшие слова и семантические мантры снова введены в оборот. Истлевшие фигуранты, поработавшие над развалом Союза, снова ворожат. Учат самоотрицанию и ненависти к прошлому. Эта ворожба — не случайна. За нею стоят и воля, и технологии. Они намерены соорудить из виртуальной России многокамерную семантическую тюрьму. А из реальной России — распадающееся "дикое поле".

На противодействие смысловой деструкции нам отведены считанные годы. Дальше — точка невозврата. И полный успех спецоперации "Вавилон". Штаб получит премию, а мы — унизительную возможность жить в "не-России".






Вера Сорокина
СОЦИАЛЬНЫЙ СЛОМ
Нож пятый: как подменяют идеалы



...Задача России после проигрыша “холодной войны” — обеспечить ресурсами благополучные страны. Но для этого им нужно всего пятьдесят — шестьдесят миллионов человек.

Дж.Мейджор



В основе социальной структуры советского общества лежал принцип социальной справедливости.

Был принцип. И была реальная социальная норма. Далеко, конечно, небезупречная. В реальной позднесоветской жизни "жирели" и приобретали социальные блага, недоступные большинству, директора магазинов и торговых баз, мясники, просто воры. И это вызывало справедливое негодование. Задача любого "оргоружейника" — оседлать такое негодование. И превратить его в оружие деструкции.

Средство решения задачи — спецмиф.

Согласно оному, западное общество социально справедливее, чем советское. Советским, а затем русским людям доказывали, что западный рабочий (инженер) социально защищен гораздо лучше, чем наш. Что у него хорошая квартира, хорошая машина, он здоров, уверен в себе, не стоит в очередях и уж, тем более, не озабочен пропитанием своей семьи. И хотя признавалось, что на Западе тоже есть социальные проблемы, главный вывод (и следующий оргоружейный миф) состоял в том, что в действительности настоящий социализм построен не у нас, а у них. И что "их" социальная несправедливость — в реальности ближе к социальной справедливости, чем наша "соцсправедливая демагогия". И что нужно — "для начала" — взять ее за образец.

Хорошо… клюнули, согласились, взяли. После этого "оргоперация" перешла во вторую фазу. Согласившимся на чужую соцсправедливость — начали внедрять спецмиф о ложности соцсправедливости как таковой. Французам или немцам такое "впарить" было в принципе невозможно. А нашим соотечественникам — "впарили". В конечном счете, многих из них удалось убедить в том, что справедливость — от лукавого. Что соль социальной жизни — эффективность. А справедливость — декадентство и демагогия.

Вместо реального Запада нашим соотечественникам "продали" спецмиф а-ля Ницше: "Это одно и то же — жить и быть несправедливым".

Никогда реальный Запад не жил по нормам Ницше или социал-дарвинизма! Да, там "молились" на эффективность. Но это никогда не отменяло нормативных "тормозов" религиозной этики. А также норм, четко прописанных в жестком и строго исполняемом законодательстве.

Там всегда тщательно поддерживали свою иерархию социальных ролей. В рамках этой иерархии предполагалось, что "наверх" люди должны справедливо выходить за счет способностей и труда. На Западе специально поддерживается социальный климат, в котором должны "неуютно" себя чувствовать те, кто получил высокий социальный статус "дуриком", — например, по наследованию состояния родителей.

Но "оргоружейникам" был нужен не реальный Запад, а программирующий сознание спецмиф. В котором есть лишь "божество эффективности" — в виде пресловутой личной "успешности". И этот спецмиф, соединенный с ультрарепрессивными пропагандистскими технологиями и шоковой псевдорыночной практикой, стал "оргоружейно" преобразовывать российское бытие и сознание.

Быстрее всего в это включилась российская "золотая молодежь". Дальше спецмиф стал "истиной" для широких околоэлитных кругов. Втягивая в свою воронку новые порции социальной субстанции, спецмиф подрывал, подтачивал, искривлял всю традиционную иерархию русских ценностей, социальных статусов и социальных ролей. Ту самую, которая со временем сделала советскую систему достаточно органичной.

Уже в перестройку масс-медийная обслуга элиты стала жестко внедрять антисоциальный спецмиф. И это нашло довольно широкую аудиторию — глубоко омещаненную еще в советскую эпоху "потребительскую массовку". На нее-то и оперлись "оргоружейники". И — с сожалением признаем — добились многого.

Известно, что уже в первых социологических опросах 1991-1992 гг. в школах крупных городов — на первые места в списке престижных профессий вышли валютные проститутки (у девушек) и рэкетиры (у юношей). В связи с этим стоит привести выдержку из опубликованного тогда письма одной из поклонниц режиссеру фильма "Интеродевочка" П.Тодоровскому: "Уважаемый тов. П.Тодоровский! От себя и от имени многих моих ровесников хочу поблагодарить Вас за создание замечательной картины, которая поможет современной молодежи, особенно девушкам, в выборе будущей профессии. После просмотра фильма я, например, сразу решила — если быть, то "интердевочкой". Мне семнадцать лет. В этом году я заканчиваю десятый класс". Сказать, что такие письма писали все советские девочки — значит грубо солгать. Но вывести этот феномен за скобки — значит солгать еще грубее. Данное письмо, увы, социально значимо. И тут важно разобраться, почему.

Престиж профессии — это всегда результат соотнесения социально значимых характеристик личности со шкалой ценностей, сложившихся в обществе. Советское общество не могло иметь шкалы ценностей, возвышающей проституток и бандитов. Но именно у нас ее стали внедрять изо всех сил, на "шоке", взрывая, осмеивая и разнося вдребезги моральные и социальные нормы советской эпохи. В ход шли все методы: дегероизация любого труда, "стеб" над великими событиями русской и советской истории. И, главное, демонстрация дозволенности и успешности "новой нормативности" в виде разодетых проституток и довольных "братков в навороченных тачках" на улицах больших городов.

На оргоружейном языке это называется "технологией имморализации". Ни одна уважающая себя страна мира не согласится на применение такой технологии. В нашем случае — впервые в истории — подобное делали как бы "свои", а не "чужие".

Наиболее беспощадно "оргоружейники" расправились с молодежью, перед которой всегда предельно остро стоит вопрос — "делать жизнь с кого". Ей, в первую очередь, были адресованы "новые ценности" имморализма, индивидуализма, отсутствия жалости к слабым, "успеха любой ценой".

Конечно, этот "золотой миф" не мог выдержать испытаний реальностью. Уже в середине 90-х годов профессии бандита и проститутки стали терять престижность и сместились на четвертое-пятое места. Однако массовое сознание молодежи уже изменилось фундаментальным образом. И по сию пору проститутки и бандиты — "неслучайно желанные" положительные герои российских фильмов.

Конечно же, до проституции и рэкета готов дойти лишь "актив антиэпохи", выкованный оргоружием противника. Но он на то и актив, чтобы прокладывать дорогу другим. Такие "антиценности", как эгоцентризм и стремление к успеху любой ценой — уже стали, по множеству социологических данных, ядром так называемых "достижительных мотиваций" для широких групп молодежи.

Сначала резко обрушились ценности образования. Еще в конце 90-х годов опросы школьников и выпускников показывали, что для 40% опрошенных учеба не главное, можно хорошо зарабатывать и без знаний.

Сегодня ситуация изменилась. Согласно нынешним соцопросам, 88% населения считают высшее образование важным для своих детей. Вроде бы, все сдвигается в лучшую сторону. Но, увы, именно "вроде бы". Ведь из этого стремящегося к образованию большинства только 40% нацелены конкретно на будущую профессию.

Почему?

В советской системе высшего образования после получения диплома нормой был последующий труд по профессии. То есть, образование и труд были связаны в едином ценностном блоке. В сегодняшнем российском обществе понятие ценности труда вообще практически исчезло. На его месте — представление об индивидуальном успехе.

Отсюда и новая градация "престижных" профессий. Наибольшее предпочтение отдается высокооплачиваемым (и одновременно — наиболее "коррупционно прибыльным") профессиям юриста, финансиста, врача. Наименее престижной считается работа ученого, рабочего, работника сельского хозяйства, педагога, военнослужащего. А поскольку выпускники ВУЗов связывают свой диплом с социальным продвижением в такой "новой иерархии", а вовсе не с овладением профессией, идут на работу по специальности лишь 10-20% молодых специалистов. Такой процент — это рукотворная социальная катастрофа!

Сегодня эксперты убеждены, что даже резкое увеличение заработной платы не решит проблемы прихода выпускников технических вузов на производство, остро нуждающееся в кадрах. Поскольку нет мотивации научной и технической деятельности, низок престиж творческого, квалифицированного и напряженного труда. Одно из последствий — полная катастрофа высокотехнологических отраслей страны. Мы лишаемся надежды на появление новых Туполевых, Чкаловых, Курчатовых.

Но не лучше положение и с рабочими. Доля квалифицированных рабочих в России на сегодняшний день снизилась до убогих 3%. Семьдесят лет ушло на создание в стране индустриального рабочего класса! С какими жертвами это было сопряжено! И теперь, пожалуйста — 3%! И кто и как, спрашивается, будет выполнять ныне заявляемые масштабные технологические проекты в энергетике, авиации, ВПК, атомной промышленности? Ведь одно дело — пиарить это по телевизору. И совсем другое — это осуществлять.

В России в качестве оргоружейного социального результата получена новая структура социального аутсайдерства. В "социальных аутсайдерах" оказались те профессиональные группы, которые в любой стране являются "мотором" успешного развития и гарантией социально-государственной устойчивости. Только у нас техническая и гуманитарная наука, педагоги, военные, милиция — прочно вошли в список "непрестижных" профессий. Они лишены возможности на свои скудные заработки и накопления купить квартиру, дать детям качественное образование, обеспечить нормальное медицинское обслуживание.

То есть, эти группы не могут воспроизводиться как социальные общности. Они обречены на бедность и униженность не по качеству труда, а по месту в "новой" социальной иерархии. И не могут не деградировать с каждым годом. Учитывая решающую роль этих групп — вместе с государственностью.

А общественному сознанию предлагаются очередные мифы. Миф о необходимости дальнейшей "минимизации государства". Миф о том, что социальная сфера представляет собой "самоорганизующуюся систему". Миф о "равных возможностях"…







Алексей Лившиц
КАРТИНКА И РЕАЛЬНОСТЬ
Нож четвертый: как подавляют сознание



…Исход соперничества был решен невоенными средствами. Политическая жизнеспособность, идеологическая гибкость, динамичность экономики и привлекательность культурных ценностей стали решающими факторами.

З.Бжезинский



Оргоружейные технологии собираются из кирпичей под названием "спецмифы". Спецмифы делятся, в свою очередь, на "задающие" и "модулирующие", основные и дополнительные. Применительно к деструкции культуры последовательно применяются (и в период развала СССР, и сейчас) два основных спецмифа.

Спецмиф 1 — что мы, за "железным занавесом", оказались на много десятилетий оторваны от великой и развивающейся мировой культуры.

Спецмиф 2 — что одним из главных достижений этой (несопоставимо более великой и динамичной) культуры стали разнообразие, толерантность и плюрализм.

Сочетание спецмифа-1 и спецмифа-2 порождает целую плеяду дополнительных спецмифов. Например, спецмиф-3 о том, что мы далеко отставшие ученики этой самой "великой и развивающейся". И спецмиф-4 о том, что раз уж мы оказались отстающими учениками, то срочно должны пройти курс "культурного переобучения" у западных продвинутых учителей.

Ну, хорошо — обучение, так обучение. Где учебник? Конечно, в "телеящике"!

Не побоимся повторить знакомые всем истины: телевидение — величайший инструмент управления сознанием масс. Пока что — только оно создает для этих масс наиболее полные и убедительные картинки "реальности". Люди стали мало читать, но телевизор смотрят почти все. Только там можно легко — одним нажатием кнопки — получить "картинку на выбор". Она же — комикс. Она же — клип.

Такое отождествление учебника с клипо-комиксами — очень продвинутая оргоружейная технология. Обучая с помощью клипо-комиксов, можно не только закладывать ту или иную информацию в определенные ячейки сознания. Можно еще формировать "комиксно-клиповое" сознание. А сформировав это сознание, управлять им.

Итак, нам "подарили картинку". Как бы западную. Как бы "цивилизованную". За частными исключениями, почти без "идеологической" и "культурной" цензуры. Только с "самоцензурой" теленачальства, авторов и ведущих. Да и то — выдаваемой за цивилизованное понимание "правил современного рынка".

Всё бы хорошо, но уже в середине 90-х годов не наши отсталые "совковые ретрограды", а западные культурологи, заговорили о том, что российское телевидение по количеству пошлости, криминальных сводок и рекламных пауз обогнало самые одиозные американские и европейские образцы.

Далее эти культурологи должны бы были сказать, почему. Но, сказав, почему, они должны признать рукотворность (а значит, оргоружейность) этой деструктивной социокультурной "телереальности". А признай они это — придется объясняться.

Эти культурологи — профессионалы. И детально осведомлены о роли рекламной паузы в формировании сознания. Они знают, что пауза эта осуществляет стробирование сознания. Формирует его клиповую структуру.

Попробуйте смотреть серьезное кино, разрывая художественное полотно фильма рекламными паузами. И превращая это содержание в красочную обертку для "впаривания" пива, памперсов, прокладок, стиральных порошков и т.д.

Репортаж о жертвах страшного теракта, прерванный веселой рекламной паузой… Во времена шоковых реформ Гайдара это вызывало очень острую реакцию. Потом привыкли. А зря. Потому что возникшее при таком привыкании "клиповое сознание" уже не только не может отделять важное от "информационной шелухи", но и постепенно становится все более глухо к любым чужим трагедиям.

Вместо картин реальности в таком сознании "варится" неструктурированная каша из разномастных событий и сюжетов неизвестного происхождения, в которой позавчерашние ингредиенты уже практически полностью вытесняются сегодняшними. Антисоветчики говорили, что "совок живет от пленума до пленума". Во-первых, это была махровая и очевидная ложь. А во-вторых… Пленумы — это политические события, хоть как-то организованные "вехи". А "клипок" от чего до чего живет? От сникерса до памперса?

Рынок или оргоружие… А почему "или"? Разве не может быть оргоружие под маской рынка? Рынок требует восприимчивости к рекламе? О-кей! Специалисты давно выяснили, что реклама товаров и услуг лучше всего усваивается, если сопровождается "шоковыми" сюжетами любого рода. И тогда — продажи растут.

А что у нашего (еще не до конца "рекламно-воцерковленного") потребителя вызывает наибольший шок? Максимально грубое вторжение в его ценности и нормы! И огромный сегмент нашего "развлекательного" телевидения оказался заполнен шоковыми нарушениями норм. То есть подрывом основополагающих матриц, определяющих сопротивляемость индивидуального и общественного сознания к деструктивным воздействиям.

Сознание советского общества ломали криминалом, насилием, сексуальными откровениями и перверсиями, другими, всё более грубыми, вызовами "советской морали". И поскольку на Западе таких наработок в избытке, материала для шока — хватает.

Ломка оказалась успешной. Сопротивлявшийся контингент, не имея альтернатив, подключился к клипам и комиксам.

Описывать советскую жизнь апологетически так же неверно, как и ее демонизировать. Жизнь была разной. Были люди с высокой нравственностью, а были те, кто хотел "клубнички". Эти с радостью схватились за ранее запретный плод. Как выразился один из хозяев телекартинки той поры Владимир Гусинский, "пипл это с удовольствием хавает".

Хавать-то он хавает… Но есть тут одна закавыка. Высокая культурная норма изнашивается не быстро. А вот эта "хавка"… Порок на то и порок, что быстро возникает пресыщение. И следующее "блюдо" должно быть более пикантным. А потом — еще и еще более!

Пошлые юмористические передачи, реалити-шоу с бездарными актерами, псевдо-исторические сериалы, разворачивающие эту же пошлость в наше прошлое, все более свирепые (и все более привычные!) криминальные сводки и репортажи с мест катастроф. Что дальше? Кто больше?

Когда сегодняшние психологи ставят — не пациентам клиник, а обычным людям "с улицы" — диагнозы вроде "разорванное регрессивное аутичное сознание", это уже не частный, а социальный синдром.

Искусственный синдром! Последствие оргоружейной атаки!

Но что телевидение! Есть штуки и попикантнее.

Российскую молодежную среду все шире захватывает увлечение компьютерными играми. Россия быстро "догоняет" по парку компьютеров мировых лидеров, их число в стране уже сопоставимо с числом телевизоров.

И социология показывает, что основное время при работе с компьютером у большинства молодежи занимает не Интернет, не решение на компьютере каких-либо задач, а этим самые "игрушки". Которые, конечно же, почти полностью импортные.

Так вот, об "игрушках".

"...Чувак просыпается утром в комнате, где царит полный бардак. Всё вокруг усыпано окурками, банками из-под пива, недоеденной пиццей и другим мусором бытовой жизни... Пройдя на кухню и протянув руку за свежим и бодрящим кофе, чувак обнаруживает, что и кофе нету! Что за жизнь? Жизнь полное дерьмо… Последняя надежда утолить голод — холодильник. Но холодильник тоже пуст! Всё, надо выходить на улицу и попытаться раздобыть съестное, иначе можно сойти с ума!.."

"... Особенности игры:

*Мечта всех маньяков! Более 10 видов оружия, включая: снайперскую винтовку, коктейль Молотова, полицейскую дубинку, а также глушитель из живой кошки! …самое главное и безумнейшее оружие — половой член!

*Свыше 100 персонажей для общения, а также безумное количество потенциальных жертв, среди которых: полицейские, медсестры, солдаты-спецна- зовцы, а также собаки!

*Хотите сложных миссий? Пять дней в неделю задания для самых долбанутых отморозков, как ВЫ!..".

Цитаты — из описания игры Postal 2 на сайте ее официального российского издателя. Postal была создана в США в 1997 году. Резко критиковалась общественностью, были попытки ее запретить (сенатор Либерман, Хиллари Клинтон), но "свобода слова" победила, а скандальная известность способствовала росту продаж. В 2003 году вышла вторая серия, Postal 2. В Австралии, Новой Зеландии и некоторых других странах игра запрещена. У нас — широко продается.

Игры, в том числе вполне "кровожадные", бывают разные. В некоторых, как, например, популярная Doom, герой ходит по абстрактным коридорам абстрактного здания и стреляет в появляющихся вооруженных монстров. И вряд ли играющий будет, представляя окружающих в виде "вооруженных монстров", переносить наработанные в игре поведенческие реакции в реальную жизнь.

Но в играх типа Postal 2 всё иначе. Вокруг "чувака", которым управляет играющий, вполне обыденная обстановка, и не монстры, а люди. И его задача — этих людей "мочить". Причем очень качественное программирование и хорошая графика создают вполне убедительную иллюзию реальности. И игроку кажется, что он полностью управляет компьютерным персонажем.

Однако мир, моделируемый программой, устроен не так. Вот герой взял штыковую лопату. И он может решать, кого этой лопатой зарубить, — но не может, например, выкопать яму и посадить дерево. Его "свобода выбора" — лишь из заданных программой криминальных и садистских вариантов.

Можно спорить, насколько играющий при этом отождествляется со своим персонажем. Психологи утверждают, что дети — отождествляются очень глубоко. И многие уже демонстрируют это в школах и на улицах…

Какие еще игры востребованы на российском рынке? По рейтингу ряда журналов, самой популярной игрой в России в 2006-м году стала Half Life 2.

Ее главный герой волею судеб еще в первой части игры стал суперменом, владеющим всеми видами оружия. Действие второй части происходит в некоем Городе-17. Ученые Города-17 проводят эксперименты, в результате которых на Землю телепортируются монстры из других миров. Формальный враг — некий инопланетный Альянс, а гуманоиды из Города-17 — его союзники. Цель игры — крушить монстров, ученых и солдат Альянса, которые защищают ученых, а еще взорвать реактор и помочь каким-то повстанцам.

На стенах домов в виртуальном городе — афиши на русском языке, название Город-17 явно намекает на Арзамас-16, Томск-7 и пр., на рекламе игры — памятник Ленину. Ясно, что речь идет о России. И играющий управляет симпатичным парнем, который крошит "плохих русских", заведших себе компанию инопланетной нечисти.

Это, конечно, вымышленная ситуация. Однако когда человек потерял идеальные ориентиры, связи между собственной жизнью и жизнью своей страны, им становится легко управлять. Но… управлять им будет не обязательно российская власть.

Скажут: игры были всегда. Могу возразить: каковы игры — таково общество. Игры не только удовлетворяют потребности человека — они этого человека "выковывают".

Маньяк с ножом на улицах города не станет солдатом, защищающим свой город от оккупантов. Тем более, если он уже привык к сценариям, в которых его страна будет оккупирована "хорошими парнями". Он — не просто "Иван, не помнящий родства". Он — уже быдло, которому все равно, в какой команде оказаться, лишь бы в числе победителей.

Кому-то, возможно, кажется, что обыдливание населения — проблема одного населения, а жизнеспособность государства — дело отдельное. Но общество без высших ценностей, стремящееся только к развлечениям, не знающее своей истории и культуры (или знающее их по поделкам вроде "Бедной Насти" или "Сталин Лайф") — не может быть опорой государства. "Пипл" нравится элите, потому что не пойдет с оружием на баррикады.

Но Родину "пипл" тоже защищать не станет. Потому что Родины у "пипла" нет. Картинка реальности другая.





o]

Мария Подкопаева
«РАСХОДЯЩИЕСЯ ТРОПЫ» РУССКОГО ВРЕМЕНИ
Нож седьмой: как «разрубают» историю



Я предпочту в России хаос и гражданскую войну тенденции воссоединения ее в единое, крепкое, централизованное государство.

Г.Киссинджер



Еще в период "холодной войны" на Западе выходило значительное число изданий, в которых российская и советская история перекраивалась и откровенно извращалась. В этом списке — и "Большой террор" Р.Конквеста, и "Россия при старом режиме" Р.Пайпса, и многие другие "труды", декларировавшие изначальную ущербность российского государства.

После распада Союза весь этот массив перестал быть достоянием только элиты и диссидентов и начал воздействовать на массовое сознание без ограничений. Подавался он по-прежнему как "подлинная история, преступно скрываемая советской пропагандой". Однако теперь старые тезисы и концепции оказались востребованы для радикального пересмотра российской и советской истории.

Начало перестройки сопровождалось заявлениями о том, что отказ от советского прошлого позволит России вернуться к ее прервавшейся в 1917 году истории, и разорванная "цепь времен" наконец соединится.

Прошло больше двадцати лет. Как идет соединение этой самой российской "цепи времен"?

Одним из наиболее ярких обсуждений последнего времени стала дискуссия вокруг юбилея Февральской революции. Идеологическим центром этой дискуссии оказалась публикация не издававшейся ранее работы А.Солженицына "Размышления над Февральской революцией", написанной в 1980-1983 годах.

Заметим, что Февральская революция была именно тем эпизодом, с которым ассоциировали себя либеральные реформаторы начала 90-х. В этой связи невозможно пройти мимо убийственной оценки Февральской революции, данной Солженицыным, который остается культовой фигурой для множества наших "либералов":

"Если оценивать февральскую атмосферу саму по себе, а не в сравнении с октябрьской, то надо сказать — <…> она была духовно омерзительна, она с первых часов ввела и озлобление нравов, и коллективную диктатуру над независимым мнением (стадо), идеи ее были плоски, а руководители ничтожны".

Почему Солженицын столько лет, будучи кумиром либералов, держал "за пазухой" этот заряд сосредоточенного презрения? Тут приходит на ум только известный ответ Бориса Ельцина на вопрос, говорил ли он "либеральным реформаторам" о том, что им скоро придется уйти: "Этого нельзя было делать. Им предстояло работать с полной отдачей".

Но дальше Солженицын прямо пишет, что именно в этой исторической точке он видит разрыв "цепи времен":

"Февральской революцией не только не была достигнута ни одна национальная задача русского народа, но как бы произошел национальный обморок, полная потеря национального самосознания. Через наших высших представителей мы как нация потерпели духовный крах".

Вывод? Ведь солженицынским откровениям придано безусловное политическое значение. И это не "история вообще", это история как инструмент работы с общественным сознанием. Что за работа? На что она направлена? На то, чтобы приравнять Ельцина к Керенскому? И что дальше?

История кончилась в феврале… В октябре ее отсутствие только усугубилось. В 1991 году она не восстановилась… Или восстановилась? Может ли она восстановиться вообще? Как ее будет восстанавливать "обморочная" нация? Если не она ее будет восстанавливать, то кто? И если история не восстановится, то что будет с нацией?

Борьба с историей… Эта оргоружейная технология была с невероятной силой задействована в период разрушения СССР. Что теперь? Снят ли с повестки дня бредовый вопрос об отмене (да-да, именно отмене) целых исторических периодов? Ведь такая отмена по определению может носить только оргоружейный характер (отменил этап — народ уже поврежден в правах). Ну так?

11 просмотров

10 просмотров

+

20 просмотров

30 слушали 1 копий [+ в свой плеер]

...и всегда
привет всем

свидетельствовать о жизни...
больше ничего