Интервью знаменитого писателя Бориса Стругацкого

- Возникает ли у Вас желание взяться за новую книгу? О чем бы была эта книга?

- Наверное, это возрастное, но я совсем потерял интерес к тому, что называется "фикшн" (выдумка). Стало не интересно выдумывать. И не только выдумывать что-нибудь свое, но и вообще читать выдумки, в том числе и чужие. Читать хочется публицистику, информативную литературу, мемуары (даже если от них так и разит выдумкой). И когда в голову забредает вдруг какой-нибудь новый сюжет (иногда,вроде бы даже приличный), не хочется записывать его в свои анналы (как это обязательно было бы сделано еще 10 лет назад). Зачем? Разрабатывать, выдумывать героя, строить для него декорации, искать повороты сюжета: зачем? "Понта нет, начальник".

- Какие книги больше всего повлияли на Вас в жизни?

- Таких книг - вся моя библиотека. Книги не способны формировать мировоззрение. Мировоззрение формирует жизнь: родители, двор, школа, вуз, работа. Книга способна лишь поддержать, укрепить, сформулировать, может быть, уже существующие аспекты мировоззрения. Конечно, бывают книги-революционеры, книги-события, книги, переворачивающие представление о мире, но такие книги - большая редкость, они встречаются, может быть, раз в жизни и далеко не в каждой жизни. В моей жизни таких книг-бунтарей, книг-реформаторов не было. Но зато были книги-друзья, книги-наставники, книги-толкователи. Они как бы говорили мне: "Ты рассуждаешь правильно; ты не один в мире, таких, как ты, много, они думают так же, как ты, и это уважаемые, достойные люди; ты на правильном пути, держись, не уступай, не уклоняйся, учись защищать свою позицию…" Это могли быть очень разные, иногда совершенно неожиданные книги. Трилогия Горького, скажем, или "Американская трагедия" Драйзера, или вдруг, ни с того ни с сего "Гиперболоид инженера Гарина". Совершенно разные тексты, и каждый утверждал в душе что-то очень свое, и общего между ними было только то, что все они вызывали сопереживание, ведь если книга не вызывает сопереживания, ценность ее - любая, в том числе и мировоззренческая, - близка к нулю.

- Какую свою книгу считаете наиболее удачной?

- "Улитку на склоне".

- В одном из интервью Вы говорили, что хорошие книги живут два поколения, какие из Ваших произведений переживут этот срок?

- Десяток лет назад я думал, что никакие. Но выяснилось, что среди них есть неожиданно живучие. Это, как правило, повести из цикла о "Мире Полудня" ("Трудно быть богом", "Обитаемый остров", почему-то "Малыш"). Такое впечатление, что массовый читатель никак не утолит своей жажды приключений в мире утопии. И все-таки следующие десять лет, я думаю, им не пережить.

- Что Вы сейчас читаете? За творчеством каких современных российских писателей Вы следите?

- Я имею честь быть действующим членом нескольких литературных жюри. Продолжаю участвовать в работе нашего Семинара молодых писателей-фантастов. Много лет уже являюсь главным редактором альманаха "Полдень, XXI век". Мне приходится отслеживать течение всего творческого процесса русскоязычной (главным образом - отечественной) литературы. Я обязан прочитывать все, ну, по крайней мере, лучшие - фантастические произведения, которые ежегодно публикуются или даже просто пишутся на Руси. Это многие десятки текстов. Это "обязаловка".

Я уже несколько лет почти ничего не читаю (а уж тем более не перечитываю) для удовольствия. Но кое за кем следить удается. Стараюсь не пропускать новых вещей Людмилы Улицкой, Дмитрия Быкова, Михаила Веллера. Недавно вот познакомился с Захаром Прилепиным. Но в общем - не успеваю.

- Есть ли сейчас и было ли раньше писательское братство? Можете ли Вы кого-то из коллег назвать Вашим другом?

- Писательское братство – это что-то из области романтики и рыцарства. Хотя история с "Метрополем" свидетельствует, что объединение писателей практически возможно. Друзей у меня среди писателей нет и не было, но добрых приятелей - сколько угодно.

- Часто ли к Вам обращаются молодые писатели за помощью? Вступаете ли Вы с ними в переписку?

- Это бывает, но редко. Молодые писатели, как правило, нуждаются в одном только виде помощи, т. е. чтобы им помогли опубликоваться.

- Как изменится Россия через 10-15 лет?

- Боюсь, через 15 лет наступит энергетический кризис, и не только Россия, весь мир изменится: цивилизация вернется в век пара и электричества, мир потребления прекратит существование, демократии везде уступят место тоталитарным режимам. Впрочем, Россия при этом пострадает сравнительно мало (а страны третьего мира вообще ничего не заметят). Главный удар примут на себя страны "золотого миллиарда".

- Каким Вы себе представляете мир в 2050?

- Жить будет трудно, но можно.

- В Ваших произведениях обитаемы многие планеты. А верите ли Вы в такую возможность в реальности?

- Откровенно говоря, нет. Вселенная скорее пуста и свободна от Разума. Разум (и вообще Жизнь) есть большая редкость.

- Какие привычные нам вещи уйдут в историю? И что придет им на смену?

- Не берусь предсказывать. "Конкретности не предсказуемы".

- Заменит ли электронная книга обычную?

- Конечно. Собственно, она уже сейчас побеждает.

- В одном из интервью Вы сказали, что хотели бы спросить у Владимира Путина, какой род устройства России представляется ему наиболее близким к идеальному. А как бы Вы сами ответили на этот вопрос?

- Мне кажется иногда, что он хотел бы построить Россию 1913 года. И ему это, пожалуй, удалось. Если отвлечься от ужасающей зажатости и несвободы наших олигархов и среднего класса, то очень похоже.

- Еще какие-нибудь вопросы к премьеру или президенту у Вас появились?

- Только бестактные. Их я задавать не стал бы просто потому, что ответа все равно не будет.

- Какого человека Вы хотели бы видеть президентом страны (фамилия, образ, качества)?

- Никаких фамилий! Еще чего! Можно так подвести человека, что мало не покажется. А качества очевидны: личная порядочность, ясное понимание экономических проблем, ясное понимание, что политически возможен только путь европеизации, демократии и свободного рынка, категорическое неприятие всякой ксенофобии и стремления к мировому господству.

- Что Вы считаете его первостепенными задачами?

- Ограничение власти бюрократии и предоставление самых широких возможностей для малого и среднего бизнеса (создание среднего класса).

- В этом году исполнилось 20 лет путчу. Почему победа демократии вылилась в реставрацию однопартийной системы? Когда страна ошиблась с выбором?

- Страна и не думала "ошибаться с выбором". Страна сделала выбор, самый естественный и единственно возможный при нашем полуфеодальном менталитете: она вернулась в "совок". Как известно, всякая деформация остаточна, поэтому возвращение получилось неполным и оставляет вполне реальную надежду на новую попытку прорваться, наконец, в будущее (распрощаться с феодализмом).

- Вы скучаете по СССР или по каким-то моментам советской жизни?

- Только по молодости своей и по здоровью. И по тем, кто был тогда со мною, а теперь их нет. О советской жизни вспоминаю с отвращением: это был мир лжи и несвободы, будь он неладен.

- Почему сидит Ходорковский?

- Потому что для установления властной вертикали понадобилось дать урок всем олигархам сразу: так будет с каждым, кто допустит своеволие.

- Что Вам не нравится в современной России?

- Что огосударствление всего и вся продолжается. Что СМИ абсолютно подконтрольны исполнительной власти. Что власть бюрократии все время усиливается.

- Как Вы относитесь к ливийской войне и участию в ней Запада?

- Терпеть не могу тиранов и диктаторов. Любых. И Каддафи здесь не исключение, я ничуть ему не сочувствую. Но, с другой стороны, сочувствовать и так называемым повстанцам тоже душа не позволяет: кто они такие, что я о них знаю, чем они лучше всех прочих? А что касается стран Запада, то и они не смотрятся в этой ситуации белыми и пушистыми, наверняка преследуют свои политические цели. Так что нет у меня в этом уголке мира никого, к кому относился бы я с симпатией.

- Нужны ли нашему миру прогрессоры и регрессоры?

- Не знаю, кто такие регрессоры. Что же касается прогрессоров (людей, которые предпринимают усилия, чтобы "спрямить историю", сделать ее менее жестокой и кровавой), я отношусь к их деятельности с большим скептицизмом. Подозреваю, что любые силовые вторжения в ход истории, любые попытки сломать ее естественный ход должны приводить лишь к ухудшению ситуации. Всякая виртуальная, искусственная история окажется более жестокой и кровавой, чем естественная. Доказать это я, конечно, не взялся бы, но вполне ясный намек на справедливость этой теоремы дают обстоятельства всех известных нам бунтов и революций.

- В Ваших произведениях героями становятся обычные люди. А кого Вы можете назвать героями сегодняшней России? Нужен ли героизм в современном обществе?

- Необходимость в героизме возникает, когда дело организовано плохо и люди не способны правильно и точно исполнять свои обязанности. В современной России все обстоит в точности так же. Конечно, можно (и должно) восхищаться человеком, который рискуя собой, совершает некий героический поступок, но одновременно хорошо бы влепить по первое число тому начальнику, который должен был обеспечить в этом пункте безопасность, но не обеспечил.

- Вы один из лидеров шестидесятников, дайте Вашу оценку поколению. Почему постсоветская Россия отвернулась от шестидесятников?

- Это было, по сути, поколение, глотнувшее свободы. Поколение, вообразившее, что светлое будущее наступило, а поганое прошлое ушло навсегда. Поколение, осознавшее потом свою ошибку и смирившееся с неизбежным. В конце 80-х этим людям было едва за 50. История подарила им второй глоток свободы, и они снова поверили, что поганое прошлое ушло навсегда. Они были полны самых добрых намерений и в большинстве своем совершенно бескорыстны и честны, но они ничего не понимали в искусстве управления и искренне воображали, что можно оставаться безукоризненно честным, занимаясь серьезной политикой. И произошло неизбежное. Те из них, кто не сумел переломить себя и научиться врать и приспосабливаться, ушли из процесса и стали новыми диссидентами. Те, кто сумел, сделались бюрократами различного ранга, ибо никем другим они в этой реальности стать не могли.

Постсоветская Россия вовсе не отворачивалась ни от тех, ни от других. От них отвернулась старая бюрократия, советская номенклатура, ненавидевшая их так, как только "честный битый вор" может ненавидеть "небитого фрайерка на понтах". Именно эти "битые" пустили в ход словечки о чикагских мальчиках в розовых штанишках, не знающих ни реальной жизни, ни реального производства. И именно их мнение принято было толпой, уверенной, что их ограбили эти самые "в розовых штанишках".

- Какой Вам кажется нынешняя молодежь? Чем она похожа и чем отличается от Вашего поколения?

- Они более свободны. Они более практичны. И они намного щедрее нас одарены развлечениями. У нас было два новых кинофильма в год, две программы на ТВ, танцы в ближайшем ДК. Все. Домашних магнитофонов не существовало в природе. Проигрыватели крутили рентгеновские джазы "на костях". Выпивать было как-то не принято. Мы читали. Нынешние этого не понимают. По-моему, им вообще недоступна мысль, что читать - это здорово! Что читать - это кайфово. Что первым найти в букинистическом неизвестный роман Кэрвуда - это по-настоящему круто. Мы читали, а нынешние просаживают свое время с помощью стрелялок и гонялок. Мы сравнивали Луи Жаколио с Луи Буссенаром, а они знают все про айфоны и Интернет. Интересно, если бы они вдруг встретились, двое - вчерашний с сегодняшний - в межвременье, то сумели бы понять друг друга? Не знаю.

- Ваша главная мечта? Сбылась она? А сейчас есть мечта?

- Да. Я мечтал стать приличным писателем. Мечта первокурсника. Сбылось. Что, конечно, есть чудо. Сейчас все гораздо прозаичней: сохранить бы ясность мысли и минимальную подвижность.

- Что для Вас счастье?

- Все родные и близкие здоровы и спокойны.

- Чего Вы боитесь?

- Внезапной беды.

- Как проходит Ваш обычный день?

- Совершенно обычно. По крайней мере во время приступов здоровья. Встаю в семь. Пью крепкий чай с бутербродами. Заедаю несметным количеством пилюль и сажусь за ноутбук. И весь день до двух ночи этого рабочего места не покидаю, за исключением случаев крайней необходимости.

- Интересно ли Вам смотреть экранизации своих произведений?

- В общем, да. Хотя, как правило, ничего, кроме разочарования, не испытываешь.

- Какая из экранизаций Ваших книг Вам наиболее симпатична?

- Самая лучшая экранизация – "Обитаемый остров", первая серия. Самый лучший фильм по мотивам - "Сталкер" Тарковского.

- Много критики вызвала работа Федора Бондарчука. Что Вам понравилось, а что не понравилось в этой картине?

- Первая серия превосходна. Точный, бережный сценарий. Отличный главный герой. Вообще очень хороший подбор актерской команды. Безукоризненно достоверный "чужой" мир. А вот вторая серия не получилась. Какое-то важное равновесие в построении сюжета оказалось нарушено. Неубедительная торопливость появилась, чрезмерная плотность материала, а в конце вообще пошел "российский Голливуд" - с надрывом и пережимом. И тем не менее общее впечатление от фильма – удача. Безусловно, лучшая из наших экранизаций всех времен.

- Когда зрители увидят фильм Алексея Германа по мотивам "Трудно быть богом" "История арканарской резни" и каково Ваше впечатление от картины?

- Я видел только отдельные (немногие) сцены. По-моему, фильм должен получиться мощный. Когда он будет закончен, не знаю. Идет озвучивание. По самым последним слухам, финиш ожидается в конце 2012 года.

- Фильм по какой из Ваших книг Вам бы хотелось увидеть? С кем из режиссеров интересно было бы поработать?

- По-моему, любая из наших повестей годится для экранизации, "готовые сценарии". Режиссеры, разумеется, думают иначе. Это их право. Каждый из них в своем кино хозяин. Любимого режиссера у меня нет. Лучше всего работалось в конце 60-х с Алексеем Германом. Труднее всего - с Андреем Тарковским. Сегодня я, пожалуй, староват для работы в кино. Это работа жесткая, бескомпромиссная, на износ. Обойдусь.

- Какова Ваша позиция в конфликте вокруг "Ленфильма"?

- Я очень далек от проблем "Ленфильма". Я просто ничего о них не знаю. Но зато я хорошо знаю Германа и Сокурова. Это лучшие мастера современного отечественного кино, профессионалы высокого класса, и раз они говорят, что надо спасать "Ленфильм", значит, "Ленфильм" надо спасать.

- Много ли времени проводите в Интернете?

- Да. Это моя работа.

- Как Вы относитесь к блогосфере? Может ли она стать центральной площадкой для выражения мнений гражданским обществом?

- По-моему, она уже стала такой площадкой. Власти вот-вот возьмутся за нее вплотную.

- Как Вы относитесь к социальным сетям?

- Замечательное творение цивилизации.

- Знакомы ли Вы с играми по вашим произведениям? Как Вы к ним относитесь?

- Пытался играть в "С.Т.А.Л.К.Е.Р". Не понравилось. Я люблю стратегии вроде "Цивилизации" Сида Мейера.

http://top.rbc.ru/pressconf/19/09/2011/616221.shtml