29.10.2010 Намеренно проспав первую пару русского, я поступила мудро – её просто не было. Но на семинар по философии я проснулась, чтобы убедиться в том, что он не состоялся, как я и предполагала – точнее, состоялся, но формально, в форме лекции о мнении Соловьёва о религии в искусстве как о единственно правильном. Раз пять Георгий Борисыч повторил одно и то же, то, что говорил и на паре предыдущих лекций, больше никто не смог вставить ни слова по теме. В перерыве мы полчаса поели, полчаса порепетировали и пошли на историю зарубежного театра, где Трубочкин поведал о сценическом пространстве древнегреческого театра с демонстрацией трёхмерных анимированных реконструкций. Идти после этого куда бы то ни было в театр мне было влом – я не помнила, когда последний раз вечером была дома, вот туда отдыхать да страдать ерундой и отправилась. Выспалась зато в первый раз за неделю, чую, что в последний.
30.10.2010 Сегодня, в законный выходной, пришлось переться в родной ГИТИС к двенадцати на две пары к Трубочкину, ибо мы с ним целый месяц пропустили и догоняем теперь. Ну да жаловаться нечего – помимо прочего посмотрели фрагменты греческих «Вакханок» и «Медеи» на сцене театра в Эпидавре и «Орфея» Пины Бауш (можно скачать с торрентов!), где на каждого персонажа приходится один оперный и один балетный исполнитель. Потом репетировали до пяти, возвращаться домой мне уже смысла не было, и я отправилась на часок в Кофеин выпить американо и съесть захваченные из дому блины, да и в сеть выбраться. Пообедав таким образом, я поехала до Рижской, в подземном переходе задержалась, дабы приобрести нэцке-кошака, безмерно меня порадовавшего поднятой лапой, как бы для того, чтобы съездить кому-нибудь когтями по мордасам – чисто «погладь кота, сцуко»©. Дождавшись не то автобуса, не то троллейбуса, я впритык добралась до театра «Сатирикон», приобрела программку и сразу устроилась в середине ряда эдак восьмого, где было много свободных мест – там и осталась.
Островского, коего я не большой любитель, я готова смотреть разве что в постановке немногих режиссёров, таких, как Райкин, потому что его спектакль – это по определению хороший спектакль. Из сонмища поучительных «пьес-пословиц» он выбрал громоздкое название «Не было ни гроша, да вдруг алтын», чтобы создать пугающе современное полотно под звучным заголовком «Деньги» и в интригующем жанре «криминальной сказки», не изменив при этом ни строчки колоритного авторского текста. Сценография Разумова воспроизводит с документальной точностью те трущобы, в которые сунется не каждый столичный житель из тех, кто может позволить себе билет в театр: ряд гаражей, на одном из которых красуется надпись «Тамада. Баянист. Услуги», таинственным образом заполонившая все уголки Москвы, обшарпанные стены домиков-бараков люмпен-пролетариата, облитый краской остов автомобиля, как скелет древнего животного, когтистая «лапа» подъёмного крана вместо «длани фортуны». Через зрительный зал то и дело гулко проходит поезд, отдаваясь в груди звуковой волной, мелькая светлыми квадратами окон и взметая со сцены вихри пакетов и прочего мусора. Обнажённая задняя стена сцены, с галереей-мостом и колосниками, служит самым подходящим фоном для этой Богом забытой промзоны. Домна Евсигневна (Бутенко-Райкина) в оранжевой форме путевого рабочего поворачивает шлагбаум, Истукарий Лупыч (Кузнецов) для вида содержит магазин, а на деле организует воровской притон с неоновыми огнями, златозубые обитатели которого озвучивают спектакль бодрыми блатными песенками на женские голоса. Их дети – мещанский сынок Елеся (Егоров) и дворянская дочь Лариса (Селедец), как дворняги, оставляют метки на стенах подворотен и бегут на запах, сопровождаемые жужжанием мух, и пока не дошло до греха, родители сговариваются о женитьбе. А отставной чиновник Крутицкий (Суханов) своей племяннице Насте (Гусева) добывает справку «бедной невесты» и отправляет просить милостыню – но и ту отбирает, и, чтобы девушка не умерла с голоду, его жена Анна Тихоновна (Варганова) решает продать её богачу Разновесову (Девонин), въезжающему на сцену в настоящем джипе. Но среди всего этого страшного дна, беспросветной замкнутости мира зависти, подлости, лжи фигура Крутицкого – самая страшная, самая правдоподобная и убедительная, скорее гоголевская, нежели островская: Плюшкин без проблесков наличия души, роль на предельную самоотдачу, на разрыв аорты. Его безумные глаза всё время навыкате, голос срывается и хрипит, он окончательно потерял человеческий облик, беспокойно мечась из угла в угол, остервенело копаясь в помойном баке, кутаясь в бомжовскую изодранную шинель. Он морит голодом свою семью, желая скорейшей смерти «лишним ртам», унижается на паперти, но мы-то уже знаем, что он не нищий: его каморка и подкладка шинели набиты тысячами ассигнаций, совершенно бесполезных, нажитых казнокрадством, взяточничеством, ростовщичеством. Огромной властью над судьбами соприкасавшихся с ним людей обладал фанатик, маньяк, дряхлый не столько от старости, сколько от недоедания и постоянного страха за свои богатства! Лишившись незначительной части оного, Крутицын не пережил потери и повесился, и только это спасло от гибели Настю, чей возлюбленный, раздолбай на скейте Баклушин (Коряков), сам был стеснён в средствах и не мог жениться без приданого. Об этом обо всём мы тоже знали заранее, и тем не менее история, чей хороший конец не кажется таким уж хорошим, смотрится с неослабевающим интересом: от комического к трагичному действие движется по бодрой синусоиде, не вдаваясь слишком глубоко ни в фарс, ни в патетику и сантименты. Это настолько качественно сделанная работа, что хочется описывать каждую мизансцену, филигранную игру каждого актёра, выразительные контрасты светотени, неожиданные приёмы. Безупречная эстетика оформления, яркие образы, неослабевающее эмоциональное напряжение и крайние психические состояния – вообще признаки спектаклей Сатирикона, а вот мораль… здесь, скорее, диагноз, хотя у Островского она прозрачна и проста: без денег счастья не купишь, но деньги ради денег приносят одни только беды.
Опосля спектакля заскочив в троллейбус до Цветного бульвара, я к двенадцатому часу была дома и благодаря переводу часов рецензию строчила всего до двух. В метро уже мелькают личности в шляпках, рожках, масках – на тематические вечеринки собираются или с них возвращаются, что менее вероятно. Я завтра тоже Самхейн праздновать буду, культурно только – для чего пойду сейчас будильник ставить да баиньки ложиться. До скорого всем и загодя с праздничком)
