Сегодня в школу, традиционно минуя первый урок физры, таки пришлось сходить, а после школы едва успеть пострадать ерундой – ждал театр у Никитских ворот. Вывалившись под еле ощутимую морось, в худо-бедно просвечиваемую автомобильными фарами серость, я дождалась автобуса, добралась до метро, доехала до Арбатской и пошагала по Никитскому бульвару. Перед театром я оказалась раненько и посему позволила себе описать крюк и зайти в книжный напротив, а там после неспешного кружения по остальным залам зарулить в отдел детской литературы – посмотреть, не появилось ли там новой взрослой манги. Однако выяснилось, что со времени моего последнего визита владельцы магазина включили мозги и стенд с мангой и комиксами убрали в принципе, заменив его стендом литературы на английском языке – что, конечно, для меня только минус, ибо больше таких ассортиментов манги у меня в шаговой доступности нету. Когда я вернулась к театру, на вход в маленькой прихожей выстроилась очередь, в которой до меня дошло обрывками фраз, что «Незабудки», на которые я шла, сегодня утром отменили из-за болезни актрисы на главной роли, и их заменили на другой спектакль – «Майн Кампф. Фарс». Это была, пожалуй, едва ли не единственная вещь из всего репертуара Никитских, меня не интересовавшая, но и увидеть нечто неожиданное я никогда не прочь – посему я сдала куртку в гардероб, получила на руки халявную программку и поднялась на второй этаж. Ознакомившись с узким коридором и небольшим буфетом, пестрящими зеркалами, – как-никак, прежде я ни разу не бывала непосредственно в здании театра, посмотренные мною летом «Песни нашего двора» проходили во внутреннем дворике под открытым небом, – я немного почитала на подоконнике и после звонка зашла в маленький зал. И даже не маленький, а очень маленький – даже меньше, чем на Юго и на Покровке, таких маленьких залов я ещё не видела, так что мой законный восьмой ряд был предпоследним, но, хоть оттуда вполне неплохо было видно и слышно, я, пользуясь тем, что немало людей сдало билеты, вскоре отправилась поближе к сцене. Сперва я обосновалась во втором ряду, но оттуда меня согнали, и своё окончательное прибежище я нашла в середине не то четвёртого, не то пятого, в общем – недалеко от собственной персоной Марка Розовского, активно участвовавшего в рассаживании по свободным местам зрителей с билетами без места и по стульям на ступенях – своих молодых питомцев, называвших его «дядюшкой Марком» и работавших закадровым смехом и немного суфлёрами. Толкнув небольшую речь в оправдание замены, Розовский остался в зале смотреть спектакль, о котором я сейчас постараюсь написать повразумительней.
Я всегда предвзято отношусь к постановкам, вытаскивающим на сцену такие крупномасштабные исторические фигуры, как Гитлер, Сталин, Наполеон. Пьесы Джорджа Табори, по которой был поставлен сегодняшний спектакль, я не читала и посему первое действие, всецело комическое, смотрела с недоумением, готовым в любой момент перерасти в праведное возмущение. Ведь ситуация и впрямь вырисовалась абсурдная: в венскую ночлежку в подвале под скотобойней, где проживают два еврея, – выживший из ума старик, возомнивший себя не много не мало, а Господом Богом, и прожжённый альтруист, продающий Библию и Камасутру и пишущий книжку под названием «Моя борьба», - заявляется молодой провинциал Гитлер, экзальтированный художник, страдающий словесным поносом и вполне физиологическим запором. Наблюдая за его злоключениями под бодрые еврейские напевы, поневоле задаёшься вопросом, зачем выставлять в качестве клоуна главное пугало человеческой цивилизации, тем самым придавая ему оттенок безобидной симпатичности. Но второе действие, трагическое, благополучно уничтожает это обманчивое впечатление самым безжалостным образом – методом кровавого расчленения резиновой куриной тушки юным нацистом в кожаном переднике и с весьма полезным для общества афоризмом – «Тот, кто жарит ручных птиц, потом будет сжигать людей». Не менее красноречивы и образы фрау Смерть, перебивающейся с немецкого на русский, и её переводчика-эсесовца, я уж молчу про самого Гитлера, исполнитель роли которого, Александр Лукаш, вполне похож на своего героя, не считая роста – фюрер был коротышкой. Да, мораль спектакля не нова и кристально ясна, не нужно много времени, чтобы разгадать все его аллегории, однако он порадовал меня тем, чего мне так не хватало в Шарикове из «Собачьего сердца» театра Станиславского – постепенным и убедительным процессом превращения ничтожного существа, тупого и жалкого, в страшную разрушительную силу, уверенную в своей правоте. Сначала позабавить хохмами (хоть смешно было только местами, и некоторые скабрезности были несколько неуместны) и расслабить сантиментами, затем получше дать по мозгам – беспроигрышный метод, не цепляющий, но способствующий выработке той или иной дозы адреналина. Да и актёры стараются от души, делая своих анекдотических персонажей (даже без употребления этих существительных несложно было бы понять с первых же минут, что перед нами – типический еврей и типический же немец) как можно более человечными, а стало быть – смотреть можно, не испытывая жалости к потраченным деньгам и времени. А для кого-то, может статься, и нужно – чтобы в очередной раз задуматься о корнях зла, неблагодарности и несправедливости.
После спектакля зрители прошествовали на выход мимо прощающегося со всеми Розовского, покинула театр и я, решив, что по мере финансовых возможностей (у Никитских – театр недешёвый) можно будет вернуться и на Незабудки и/или ещё на что-нибудь. Под полной луной, белой и ослепительно яркой, как софит с пятнами пыли, и окружённой бледно-голубым ореолом, я пошагала обратно по Никитскому до Арбатской, добралась до дома и теперь прощаюсь, скорее всего, до завтра, не загадывая наперёд, но надеясь, что удастся осуществить запланированную культурную программу)