Взято в ЖЖ Павла Руднева

ОТСЮДА

Размещаю специально для того, чтобы ТЕ, КОМУ ЭТО ВАЖНО, увидели и прочли!!!

 

Творческая встреча прошла 29 октября в Мастерских Московского Художественного театра в рамках лаборатории «Современный актер в современном театре»

• Сегодня возродили пионерскую организацию. Я не очень любил быть пионером. Это было нездорово. Но девчонки, лагеря – это было хорошо.
• Почему спектакль называется «Макбет. Кино»? Мы все время живем словно не сами. Словно бы на нас кто-то смотрит, как в кино.
• Театр - место, где мне душно и я потею, но я счастлив. Второе такое место: «Сапсан». В театре открывается занавес, и я испытываю нечто, похожее на оргазм. Театр – единственное место, что человек может стать больше, чем человеком. Это абсолютно божественное изобретение. Считаю людей, хоть как-то причастных к театру, счастливыми. Что не исключает всех трагедий и потерь, постоянно присущих театру. Мы все обладатели какого-то важного знания. Но не интеллектуального знания.
• В ЛГИТМИКе на курсе Ирины Малочевской (она была очень строга) мы часами учились ставить табуреточки в круг. А взрослые мужики ходили в трессах. В 9.30 был станок. Очень часто, я там стоял единственный. Меня сразу выбрали старостой, и я от испуга согласился, и потом постоянно испытывал ответственность. Я умудрялся одновременно быть в двух аудиториях, быть слугой двух господ. В одном классе говорил: «Вот щас щас наши уже идут, скоро будут, щас у них разминка», потом убегал и то же самое говорил другому педагогу. Я страшно любил учиться, испытывал наслаждение быть в институте.
• Театр вскрывает небуквальные вещи. То, что нам не объяснили, в жизни нам не нужно. А в театре – нужно. С другой стороны, есть такой парадокс. В театре если за одну секунду ты ничего не понял, ты расстраиваешься и уходишь. В кино – полная противоположность. Если в кино герои полчаса говорят о Коле, которого ты не знаешь, то сидишь, мучаешься вопросом: «А кто этот Коля?» А в театре всё наоборот: «Ну почему я должен смотреть про этого Колю?»
• Мне кажется, что в театре должно быть трудно, тяжело. Мне кажется, что театр – это работа. У Сократа встречается: «Прекрасное – это трудно».
• Я отношусь к тексту как к музыке, как к потоку. История движется сама по себе. Она всегда движется.
• Нужны новые отношения между театром и зрителем. Чтобы зритель начал понимать, что это он что-то рассказывает, что он что-то делает в театре. Чтобы время зрителя совпало со временем спектакля. Монтаж спектакля складывается только в голове зрителя. Он же не может приблизить к себе действие и отдалить.
• Правил никаких нет. Вдруг мне захочется сделать коротенький спектакль.
• Русская театральная традиция – это связка: школа – студия – театр. Режиссер как духовный лидер. Это счастье, когда видишь, как артист, с которым ты репетируешь, растет, развивается на твоих глазах.
• Неудача для режиссера важнее удачи. Чего стоят два часа готового спектакля перед четырьмя месяцами счастья репетиций? Не стоит театром заниматься, если ты не любишь репетировать. У нас репетиции каждый день. Мы проматываем метры, часы в репетициях. И надо любить ждать, пока все обопьются чаем вначале и кто-то один скажет: «Ну что мы будем уже сегодня репетировать?» Репетиция – это думание вслух. Приходит артист и рассказывает о сыне, мы хохочем, и из этого рождается сцена.
• Очень страшно быть артистом. Ты все время голый. И не надо думать глупости: ты не кто-то на сцене, ты сам, хотя и произносишь не свои слова. Надо уничтожить такие театральные понятия, как «характер» и «играть роль». Есть только одно понятие: «человек». И оно неисчерпаемо и бесконечно. Отсутствие злобы по отношению к миру. И это при том, что жить в этом мире невозможно. Артисту надо взять ответственность за слово.
• В пьесе Брехта «Барабаны в ночи» есть ремарка «Жрут». Вот как это сыграть в театре? Как это вообще понять?
• Я боюсь актеров. Они задают вопросы, на которые у меня нет ответа. Не надо спрашивать у режиссера, в чем ваша роль и что я здесь делаю. Сами должны ответить. Не насилуйте режиссера, у него и так тяжелая жизнь. Актер здесь вот что делает: старается, стареет, любит. Режиссер – это не волшебный ключик. Ключевое слово в театре - вера. Я вот почувствовал раздражение, когда смотрю прогон. Я должен поверить в это раздражение. Значит что-то происходит не так, если я раздражен.
• Мне предлагали сняться в «Улице разбитых фонарей» в роли, которую исполнял Алексей Нилов. Я отказался.
• Сейчас репетирую «Сон об осени» Йона Фоссе в Театре им. Ленсовета. Я решил завязать с классикой. Все лето был увлечен Вырыпаевым, читал «Иллюзии», хотел ставить, но узнал про спектакль Виктора Рыжакова и остыл.
• Как режиссер я должен мучиться, загонять себя в тупик, ругаться со всеми, скандалить. Когда я мучаюсь, я получаю удовольствие. А потом внезапно приходит счастье обладания. Зачем говорить в театре о том, что все хорошо? Мы говорим о чем-то, когда нам больно. Как иначе?
• Когда мы учились, мы больше пили и курили. Новое поколение, которое приходит сегодня в театр, более серьезное.
• Театр – территория свободы, я в жизни совершенно не свободен, а в театре совершенно свободен. И я уверен, что чем больше будут театр давить, уничтожать его, гнобить и запрещать, тем все более свободным он будет становиться.
• Театр учит быть другим. Меня театр переделал, перепахал. После хорошего спектакля я становлюсь другим в прямом смысле этого слова, даже выше ростом. Театр дает мне понять, что мы можем больше.
• Весь вопрос в театре, кто делает монтаж. В постдраматическом театре важно, чтобы мысли автора, режиссера и зрителя срослись. Зритель как бы оказывается частью сегодняшнего дня. Я не иду от текста в режиссуре, я иду к тексту. В этюдах слова начинают разбухать, перенасыщаться, перестают быть плоскими.
• Когда я вижу в театре расчет, когда я вижу артиста и не понимаю, от чего он ночью плачет, мне плохо. Я люблю диалог. Когда меня хотят чему-то научить или рассказывают мне басню, мне плохо. К сожалению, приходит время басни.
• Хороший советский театр во многом существовал на сопротивлении лжи. И когда сегодня я слышу от людей, как они вспоминают с блаженством, какой неповторимый вкус был у лимонада «Буратино» и как очаровательно пахла в детстве докторская колбаса, я начинаю вспоминать другое: как люди спивались от лжи, как бросались под поезда.
• Я смотрю спектакли с Константином Райкиным, и я понимаю, что мало читаю. А утром я встаю и делают отжимания, потому что мне кажется, я мало занимаюсь спортом. Когда есть Райкин, я не могу позволить себе вставать в 11.00. Надо в 8 утра вставать.

Фото Леонид Селеменев