Ахиллес жил в тот период, когда патриархат пробивал себе историческую дорогу через идею воинского содружества и не брезговал откровенным плагиатом матриархальных традиций, переосмысленных в пользу вождя. Отсюда неистребимый «гермафродитизм» греческой мифологии, матриархальной (женственной) в своей основе, хотя и патриархальной (мужественной) «на поверхности смысла». Ассоциации, метаморфозы и перевоплощения есть способ дыхания греческой мифологии и суть ее неистребимого смеха над всяческими догмами и своим собственным «я». Аполлонический «закон» и дионисийская вакханалия подразумевают в ней друг друга, так что какой бы выбор ни совершал в конечном счете герой, - Гелиос (солнце) это осветит, Аид – сожрет, а боги – насладятся зрелищем.Читать далее...

Царь Приам у ног Ахиллеса. Выкуп Гектора.
См. также комментарии.

Визит царя Приама в греческий лагерь с намерением выкупить тело сына, с одной стороны, продиктован одобрением богов и отцовскими чувствами, но с другой – чем-то предвосхищает современный театр абсурда. В то время как мать Гектора Гекуба и его жена Андромаха вопиют о низринутой в Аид душе, Приам невыразимо страдает из-за отсутствия возможности устроить сыну достойные похороны. Наконец, предупрежденный богами, он с великой надеждой и радостью собирается лично доставить Ахиллесу выкуп, так что домочадцы тревожатся за его рассудок, помутившийся, по их мнению, от горя. Под покровом ночи, без охраны, сопровождаемый лишь возницей и слугой, Приам приближается к стану греков. Читать далее...

Поединок Ахиллеса с Гектором.
См. также комментарии.

Рыдающий по Патроклу Ахиллес сравнивается со львом, вернувшимся в логово и не нашедшим там своих львят. Эта метафора становится понятной, если вспомнить, что появление львят в пещере немыслимо без львицы. Форма «львята» подразумевает парность или множественность, тогда как Патрокл – один. Таким образом «львята» в данном контексте – это указание на львицу: Ахиллес горюет, словно лев, не нашедший в логове своей львицы, но поскольку речь идет о двух мужчинах, соединенных любовью и разлученных войной, они отождествляются со «львятами» - детенышами жизни и игрушками смерти.
В самом начале шестнадцатой песни «Илиады» Патрокл сравнивается с маленькой плачущей девочкой, когда молит Ахилла усмирить гнев и вступить в бой за терпящих поражение ахеян: Читать далее...

Ахиллес влюбленный.
См. также комментарии.

Они встретились в первый же год войны, сведения об этом событии дошли весьма скупые и малодостоверные, отчасти потому, что речь идет о предосудительной, хотя и несомненной, страсти молодого воина к мальчику. Троил покинул пределы укрепленного города и направился напоить коней к источнику близ храма Аполлона Фимбрейского. Этот храм с прилегавшей к нему священной лавровой рощей считался нейтральной территорией, и греческие воины приходили туда вознести молитвы солнечному богу бок о бок с троянской знатью. Согласно некоторым версиям, Троил был сыном Гекубы, жены царя Приама, от самого Аполлона, согласно другим, его отцом являлся Приам, Аполлон же – возлюбленным. Мать Ахиллеса Фетида, провожая сына на войну, предупредила его, что если Ахиллес умертвит хотя бы одного из многочисленных сыновей Аполлона, великий бог разгневается и отправит Ахиллеса прямиком в Аид. Фетида даже приставила к Ахиллесу особого слугу, единственной обязанностью которого было постоянно напоминать герою о грозящей ему опасности. Тщетно! Читать далее...

Ифигения, приносимая в жертву Артемиде.
См. также комментарии.

Уважаемые все, кто не брезгует сюда заглядывать!
У меня банально захворал компьютер, видимо, не выдержавший тех откровений, которые я постоянно в него впихиваю. Но дело совершенно не в этом. Я, признаюсь, не ожидал такой внятной реакции на невольную паузу в истории Ахиллеса и запросов на продолжение моей дилетантской игры с мифами. Само собой, вдохновленный вами, я продолжаю, - с благодарностью и тем глупым выражением лица, которое сопутствует только истинному душевному удовлетворению.
Теперь, когда ваше терпеливое внимание переварило много общего и предварительного, время наконец заговорить о любви. Что бы я ни писал, о чем бы ни рассуждал, это всегда делается с одной-единственной целью - вернуться к теме любви. Все, что мы думаем о ней, - непостоянно и безосновательно, более того - маловнятно. Любовь обезоруживает душу и выставляет ее во всей красе первозданной наготы - когда плотины сознания прорваны, чувства смеются над мыслями, взгляд - над поведением, а желание - над судьбой. В моем понимании, любовь не обязательно требует действий, но она требует честности как в страдании, так и в наслаждении.
"И море, и Гомер - всё движется любовью...", - сказано у Мандельштама, так что от конфликта матриархата с патриархатом перейдемте, наконец, на долгожданные личности и пошлемте к черту всяческую объективность.

Выкуп не является для Ахиллеса целью, когда затронута его честь. Тема «выкупа» показательно фигурирует и в рассказе о гибели троянского царевича Ликаона. Однажды Ахиллес полонил его под стенами города, когда юноша срезал ветви смоковницы, из которых изготовлялись колеса боевых повозок. Патрокл отвез Ликаона на остров Лемнос, где выгодно продал его как представителя троянской династии, но Геэтион, бывший другом царевича, перекупил его у лемносцев и помог тайно вернуться домой в Трою. Вскоре Патрокл был убит Гектором, и обезумевший от горя Ахиллес пытался обрести утешение, беспощадно истребляя врагов. Во время сражения у берегов реки Скамандр Ахиллес обращает в бегство троянский отряд и вдруг замечает в суматохе отступления Ликаона. Юноша бросил оружие и абсолютно наг, поскольку только что переплывал реку. Читать далее...

Ахиллес разгневанный.
См. также комментарии.

В «Илиаде» Гомер показал эволюцию человека, прошедшего путь от гнева к страданию, от амбиций – к раскаянию. Ахиллес так и не научился внимать ДОВОДАМ, однако его необузданные чувства совершенствуются, облагороженные тягостной утратой и предельным отчаянием.
Гнев – одна из важнейших черт мужской натуры, поскольку вызывает к жизни характер в целом. Вместе с тем, природа гнева и его «подтекст» строго индивидуальны, ибо почти каждый мужчина мечтает разрушить мир по-своему.
Грозный бог Аполлон насылает на ахейский лагерь чуму, смерть бродит меж греческих кораблей и шатров, невидимая, но всемогущая. Умерших незамедлительно сжигают, страх овладевает сердцами живых, оружие безмолвствует. Прорицатель Калхас объясняет негодование Феба тем, что Читать далее...

Циклоп Полифем, сын Посейдона ("Одиссея").

Два основополагающих начала схлестнулись в мятежной натуре Ахиллеса – матриархальная воля к жизни и патриархальное упрямство. Не пламя и воды Стикса в конце концов сгубили Ахиллеса, но те понятия и навыки, которые он получил у Хирона с благословения отца своего Пелея. Воспитанный для войны, славы и смерти, то есть «идеальным мужчиной», Ахиллес фактически повторил историю надменного Икара и канул в Вечность прежде, чем хотела того его мать Фетида.
Поле, которое в притворном безумии засеял солью Одиссей, - идеальная аллегория войны как деятельности, напрямую связанной со смертью. Кровожадный бог Арес любил наслаждаться экстазом ненависти воинов к врагу; это был бог истребления и преждевременной, но славной смерти. Лязг оружия и последние содрогания павших пьянили Ареса, тогда как чествование победителей и раздел трофеев казались ему занятием скучным и больше стяжательским, нежели по-настоящему «мужским».
Мужчина ВЫНУЖДЕН истреблять себе подобных, чтобы Читать далее...

Ахиллес, переодетый девушкой, хватается за оружие.
См. также комментарии.

Красивая женщина, в отличие от мужчины, не несет ответственности за собственный выбор, и если она оказалась неверна, - все претензии, пожалуйста, к бессмертным богам.
Иначе дело обстоит с Парисом. Для патриархата он – преступник и предатель, трус, вор и разлучник, похотью своей погубивший Трою. Но для МАТРИАРХАТА Парис – баловень, инфант, герой-любовник, признавший над собой главенство женщины, и потому – идеальный кандидат в супруги Великой Богини Эвриномы.
Мифология подобна филигранным морозным узорам на будничном стекле реальности. С той лишь разницей, что мифологический орнамент постепенно внедряется в реальность настолько, что даже затмевает ее. Троя Шлимана и Троя бессмертной «Илиады» во многом не тождественны, и каждый из этих городов загадочен на собственный лад. В то время как археологи кропотливо исследуют прах истории, поэты даруют ей второе, хотя и лукавое, дыхание.
Однажды давным-давно разгневанный Зевс сверг с высот Олимпа богиню раздора и лжи по имени Атэ. Упала коварная Атэ у подножия горы Ида и провалилась сквозь землю, но в том месте, где коснулась она тверди земной, Читать далее...

Несколько иллюстраций в комментариях.
Рисунок внизу - Ахиллес античный.

Многоликой и властной была Эвринома, ибо повелевала и Жизнью, и Смертью. Лишь ей дано было распоряжаться, когда покинет человек физический мир и когда возвратится в него из Небытия. Ничто не исчезает совершенно, ибо всякая смерть уравновешена рождением, всякая осень – весной, а всякая ночь – дневным светом. Само солнце – блистающий в небесах Гелиос – сделался супругом Матери Эвриномы. Сама же она избрала для себя образ Луны, ибо, в отличие от Солнца, яркость луны не убавляется зимой, и она царит во мгле ночи, подобная серебряной скорлупе Мирового Яйца. Среди мерцающих звезд свершает луна свой торжественный путь, мудро и бесстрастно взирая на распростертый пред нею мир. Эвринома-Луна – это движение природы и ее дыхание, это связь между прошлым и будущим, рожденным и нерожденным, это бесконечная череда превращений и циклов, приливов и отливов, расцвета и упадка.
В контексте позднейших мифов Фетида есть метафора праматери Эвриномы, или Лунной Богини. Превращения Фетиды в огонь, воду, змею и льва отнюдь не случайны и передают гармонию мужского и женского начал. Читать далее...

Маленький Ахиллес и Фетида.

«Зубы его скрежетали от гнева; быстрые очи
Страшно, как пламень, светились; но сердце ему раздирала
Грусть нестерпимая»

Гомер «Илиада»

«Мне любить до могилы творцом суждено!
Но по воле того же творца
Все, что любит меня, то погибнуть должно
Иль, как я же, страдать до конца.
Моя воля надеждам противна моим /…/

Я не чувств, но поступков своих властелин…»

Лермонтов «Стансы», 1831

«Всю свою жизнь готовят иные нужное для жизни, не примечая, что во всех нас влит смертный яд рождения. Мы родились один раз, и дважды нельзя родиться, и нам не дано бытия в течение всей последующей за нами вечности. Ты же, не будучи властен в завтрашнем, отлагаешь на после радость. И гибнет жизнь в отсрочках, и каждый из нас умирает в сознании, что ему не хватило времени».

Эпикур. Из писем к друзьям.


Сутью художественной литературы как способа постижения мира является столкновение страстей. Именно переживание и его оттенки оказываются в человеке тем первозданным Хаосом, без которого невозможно формирование личности и ее многообразная связь с Бытием. Ответ на так называемые «вечные вопросы», которые свойственно задавать литературе, лежит не в области логики, но в области сопереживания и мудрой интуиции духа. Вырванная из небытия и брошенная в жестокий мир всепожирающей природы, душа вынуждена противопоставить ей себя, и этот первейший инстинкт ее выживания именуется страстью. Не столько призывом, сколько заклинанием и мольбой, обращенными к Музе, мольбой о сохранении безумной и мятежной человеческой души, звучит бессмертный зачин «Илиады»:

Гнев, богиня, воспой, Ахиллеса, Пелеева сына…

Итак, величайший герой Троянской войны и греческого эпоса появляется перед нами в ореоле гнева – сильный, бесстрашный, доблестный и, как и положено варвару, беспощадный к врагам. Ахиллес прекрасен тем, что воплощает идеал абсолютной мужественности, того уникального соединения черт и качеств, которое одержимо воспитывают в себе миллионы мужчин. В контексте мировой культуры Ахиллес навсегда останется образом триумфального победителя, но, как и всякий мифологический образ, он подчиняется некоторым любопытным законам, для выяснения которых его следует подвергнуть анализу, граничащему с развенчанием.
Рассказ об Ахиллесе уместно начать с того, что именно и каким образом сделало его идеальным кандидатом в герои. Ну, во-первых, конечно, родословная.
Морская богиня Фетида, дочь старца Нерея, отличалась умопомрачительной красотой. Как Зевс, так и колебатель земли Посейдон имели на этот счет самые непристойные мысли, однако богиня судьбы Фортуна (по другой версии это был Прометей) предупредила богов, что сыну Фетиды суждено превзойти своего отца как силой, так и славой, поэтому, дабы покончить с соблазном, прекрасную нереиду Зевс решил отдать в жены смертному, хотя и знатному человеку, – царю Фтии Пелею.
Однажды Пелей гостил в фессалийском Эолке у царя Акаста, супруга которого Ипполита влюбилась в молодого и статного Пелея, хотя взаимности от него не добилась. Разгневанная Ипполита Читать далее...

Гармония - это всегда следствие природы, которая то ли лирична, то ли рассудочна, то ли вовсе равнодушна. Именно природа всему придает ОКОНЧАТЕЛЬНОЕ значение и оформляет цепочку причин и следствий в ей одной угодном порядке.
Буквально все, что окружает человека в мире, стремится изменить цвет его души, но она верна своим изначальным пристрастиям к дерзновению, раскаянию и надежде. Человек возвращается в прах, но рожден он был волей и дыханием Б-га, который наделил людей сознанием и правом выбора, возвеличил и ограничил одновременно.
Интерес к атмосфере Древней Греции спасает от "монотонного" взгляда на мир. Греки наивны, как дети, но их культура необычайно объемна и "распахнута", так что сквозняки смеха, света и самых причудливых заимствований освежают ее вечно юные черты.
Когда я писал "Ахиллеса" мне хотелось сполна насладиться авторской свободой, и в то же время не перейти некоторых важных границ - фантазии, вкуса и морализаторства. Ни одна мысль не заслуживает того, чтобы превращать ее в Ниагарский водопад словоблудия или душить ей горло ее же собственным хвостом. Искусство живописца заключается в умении показать максимальную глубину именно на ограниченном пространстве, и даже сама мифология, при всей необузданности описанных в ней метаморфоз, верна этому правилу.
Некоторые абзацы очерка об Ахиллесе я буквально переписал с античных рисунков и статуй, пластически передающих извечный порыв человека к прекрасному. Тем не менее, все истолкования мифов, предложенные в тексте, являются моей личной точкой зрения и не претендуют на научную объективность.
Общий объем рассказа превышает тридцать печатных листов, так что в дневнике я буду размещать его порциями, чтобы не переутомить внимание моих друзей и читателей. Разумеется, никто из них не обязан переваривать мою писанину исключительно ради приличия, так что я не обижусь, если чье-то любопытство распространится не дальше отдельных фрагментов и иллюстраций.