Сегодня моя умирающая кошка жмётся ко мне не отходя ни на шаг. Она еле дышит, хрипит, у неё холодные лапы.
Иногда её рвёт и она кричит, как ребёнок попадающий под трамвай.
визжит.
Сегодня я весь день дома, и мы одни. Я, умирающая уже месяц кошка и плачущий на кухне кот.
никто ничего не ест, а музыку и все телевизоры я выключил.
сегодня солнечный, тихий милый день.
***
Выше этажом снова закричал ребёнок. Глухие стоны детского рта пробежали дробью по дешёвому бетону и оттолкнувшись резиновой мякотью от батарейный волн, покатили по полу господина Т. в тоскливой злобе четырёхстенного марева. Раздражители сыпались со всех сторон гроздьями тупых голосов и десятков болезней, пульсирующих на дне кишечника.
По мостовой пролегающей под его домом, пробежала стайка мальчишек, скрипя гравием о мокрый асфальт. Было слышно как один возвращался, воронёнком резко покрикивая по пустым окнам и снова убегал в след за друзьями кидавшими в ответ матерную брань.
Под шум дождя и собственного простуженного дыхания, господин Т. ловко накрывшись ветровкой пробежал один, затем второй поворот знакомых улиц. Попеременно шмыгая ноздрями он продолжал раздражаться тому, как затекала низко опущенная шея. Глаза лихорадочно путались и мутились от внезапного дурмана свежего воздуха, считая лужицы и трещины, пошагово выбирая дорогу.
Остановившись, пару раз чихнул, изойдясь слезами и толкнулся в дурно пахнущий киоск в электрически душном крошеве из потускневших обёрток пищевого товара.
Вода лилась с капюшона и бровей, уши, холодные и бумажно-тонкие, оглохли и заныли от тишины помещения.
Бежав сюда, Т. стукнулся лбом о тёплый взмыленый бок огромного бурого коня, переходящего двор к детской площадке. Подняв голову, Т. увидел, что конь ему показался, а площадка, мелькнувшая где то сбоку, растаяла в пёстрой рекламе.
Теперь лоб, в новящевом воображении Т. пах острым, как нашатырь, конским взмылком, и от того он тёр его постоянно, смущённо отворачиваясь обращаясь к продавщице.
Когда фабульная цель выхода из дома была достигнута, улица, давеча исходившая ливнем, перестала беспокойно скакать вокруг головы Т., и можно было уже пойти медленее, едва толкая себя вперёд. Даже хлопки тяжёлых капель, вылились теперь в цельную панораму улицы.
Сидевший рядом с ним в метро сутулый, с треугольной хрупкой шеей человек, вежливо и с интересом, как погодой осведомился, от чего от Т. так несёт конюшней.
Массивный, как древний идол, конь, с марсовой лоснящейся шерстью в белую молнию давно уже припадал к городским мастовым своими слоновьими копытами, перетаптывался в толпах и фыркал в затылки, обдавая сдобным паром прохожих.
Вечером, Т. выйдя на балкон, снова увидел его геометрическую фигуру у школьного крыльца с единственным фонарём...
***
нет, это мужчина