Надо вам сказать, последние лет 10 я каждый Новый год жду какого-то чуда. Не такого, конечно, чтобы в балкон влетела ракета и случился пожар, а чего-то такого, позитивного... Обычно связанного с кем-то из особенно обожаемых мною весь предыдущий период барышень - Ми или Настей, или ещё кем-то определённым: вот вдруг раздаётся звонок в дверь, и я, такой удивлённый, открываю, а там стоит она, с чемоданом в руках и бутылкой шампанского... ну, и вот дальше как раз что-то типа пожара. Позитивного, конечно. И только в этом году ждать было определённо нечего, всё же я у вас не совсем сумасшедший. Но оно-таки произошло! Вы не поверите, его источником оказался мой домовой Иннокентий.
Вообще-то, как только в октябре у нас в доме начался ремонт, он совершенно и бесследно пропал. И, кажется вообще все - и фейка Лехта, и лифтовый и, видимо, даже компьютерный. Очевидно, противостояние таджикским строителям оказалась выше их сверхчеловеческих возможностей, с нечистой силой справляться куда проще.
Так вот, поскольку от ночи я ничего уже не ждал, то просто скромно встретил Новый год с кошкой по уральскому времени, покрепче заткнул уши бирушами и мирно завалился спать. Однако, часа через два я почувствовал сквозь сон какое-то неопределённое беспокойство. Ещё через некоторое время меня озарила мысль, что это вовсе не канонада за окнами и не вопли поющих соседей, а что-то происходящие прямо на кухне. Я кое-как натянул штаны, вооружился вилкой и поплёлся выяснять, что происходит.
На кухне, прямо посреди стеклянного стола обнаружилась совершенно незнакомая мне фея, которая отбрыкивалась довольно стройными полуголыми ножками от бегающего вокруг неё Иннокентия, очевидно, пытающегося её поднять. Подниматься фейка наотрез отказывалась и, мало того, неразборчиво, но явно не литературно ругалась. Картина вырисовывалась совершенно неприличная, особенно, учитывая мою скромную и благопристойную жизнь.
- Иннокентий, бесстыдник! - естественно, возмутился я. - Ты что это творишь? Ты зачем ты притащил в дом барышню непристойного поведения? Даже я себе такого не позволяю! Где Лехта, в конце концов?
Иннокентй перестал бегать, отпустил ногу фейки и устало уселся на стол.
- Лехта уехала на Новый год в Воронеж, к родителям. А эта дрянь сама откуда-то припёрлась, я её не звал. Даже не знаю, как зовут. Утверждает, что она у нас тут живёт.
Понимая, что новоприбывшая фея абсолютно вне адеквата, я включил свет над раковиной, набрал в рот воды, подошёл к столу и устроил ей лёгкий душ.
- О, Господи! - уже более разборчиво заверещала та. - Что вы со со мной делаете? Ворвались, водой поливаетесь! Хулиганство какое! Что вам от меня надо?
- В смысле? - поинтересовался я. - Вы кто, вообще? Мы вас не вызывали. Вы что, из этих... нечестных женщин лёгкого поведения?
- Знаете что, дедушка! - наконец, фея хотя бы частично приняла вертикальное положение, упёршись в стол двумя руками. - Во-первых, я такого повода не давала обо мне говорить...
- Да, конечно, - иронично подхватил Иннокентий, - а, во-вторых, формулируй правильно. Те, кого ты имеешь в виду, обычно делают это как раз честно. В отличие от твоих как бы приличных дам, которые всё берут и ничего не дают.
- Да что ж это такое? Что за намёки? - тут фея вообще каким-то чудесным образом встала на ноги и даже попыталась отряхнуться и поправить юбку. Дальше она, видимо, хотела сказать ещё что-то о своей необыкновенной приличности, но огляделась и удивлённо спросила: А где это я, вообще?
- Здрассьте, приехали! - обрадовался Иннокентий началу содержательного разговора. - Это улица Челябинская, дом 19. А где вы собирались быть в эту ночь?
- Вот только не надо этого! Я вам не дура! - фейка выставила вперёд ножку, упёрла в бок руки и уставилась на нас с Иннокентием.- На Челябинской улице нет дома 19. Их всего 14.
- Так! - осенила меня внезапная мысль. - Что-то мне это начинает напоминать. А вы в каком городе, вообще, живёте?
- Как в каком? В Санкт-Петербурге, конечно.
На этих словах фея повернулась к окну и изумлённо уставилась на открывающегося из него панораму ночной Москвы.
- Ох, ёж! У меня такое ощущение, что это не он.
- Ну, слава Богу, - облегчённо вздохнул я. - У меня тоже такое ощущение. И довольно давно. Это, красота, Москва, которая нева слип. Вы что ли в баню с подружками ходили?
- Какую ещё баню? С дуба рухнули? - укоризненно взглянула на меня гостья, и снова обратилась к Иннокентию. - Получается, у вас тут тоже есть Челябинская улица?
- Челябинские люди были и есть везде! - не без гордости заявил я, а Иннокентий тут же добавил:
- И они настолько суровы, что женщины беременеют от одного их взгляда.
Фея поёжилась, ещё раз одёрнула на себе юбку, но посмотрела на Иннокентия с явным интересом:
- Ну, вы всё же постарайтесь как-то сдерживаться.
- Кто, я? - отозвался Иннокентий. - Нет-нет, я, позвольте представиться, Иннокентий. Абсолютный москвич. И у меня уже есть подружка, только она на время уехала в Воронеж. А вот Грин родился под Челябинском. И в данный момент абсолютно свободен.
Фея, наконец, внимательно посмотрела и на меня, но, в связи с очевидной разностью в масштабах, немного успокоилась.
Имя у неё оказалось чрезвычайно сложное, что-то вроде Араукарии, но только гораздо длиннее. Мы с Иннокентием в один голос тут же сократили его до Ру и принялись отпаивать гостью вишнёвым соком. Оказалось, что питерские фейки имеют обычай перед Новым годом пить с троллями октябрьский эль под Тверью. А потом устраивают гонки на голубях. Кстати, к моей с Иннокентием гордости, наша Ру - та-дамм! - заняла в этом году третье место. А вот развозят домой эти самый голуби всю дикую компанию уже по навигатору. Вы представляете, даже и до этих созданий добрался технический прогресс! И наша чудная Ру, естественно, забыла сказать, в каком городе ей нужна Челябинская улица. Как она в результате оказалась в нашем доме и квартире, это, конечно, загадка природы. Очевидно, в открытую форточку на верхнем этаже просто было проще парковаться. Ох уж, мне эти кавказские голуби!
Зато - вот таким образом Новый Год прошёл у меня не без этого замечательного фильма, показ которого отменили по Первому каналу. Но только гораздо, горааздо интереснее!
Кстати. И вас всех тоже - с Новым Годом!
И пусть со всеми нами в нём случатся ещё всякие чудеса. Но, конечно, только обязательно какие-нибудь позитивные и, не побоюсь этого слова, положительные.

“... ибо нет одиночества больше, чем память о чуде“
И.А. Бродский. Фонтан, 1957

Никак корзина разочарований
наполниться не может до предела,
никак не успокоится в нирване,
в усталости, в печали бытия.
Как без любви дышать - не знаю я.
Так много и душою есть, и телом
прекрасных женщин. Удивительна Земля!
Но в стены памяти врезаюсь то и дело.

Я б отдал всё. Но лишь одна умела,
светясь в бесцветном полумраке дня,
войти и в комнате застыть свечою белой,
и так сказать: Вот я! Люби меня! -
без слов, глазами, тонких плеч движеньем -
что это - свет сквозь долгие года,
хоть память и не помнит продолженья.
И больше так - никто. И никогда.

И нет её. Она ли это? В доме
мамашей милой, с дочкой на руках,
с заботливым отцом, на сундуках
добра нажитого
ребёнка кашкой кормит?

Не знаю.
Думаю, скорее, нет, чем да.
Но злая память! Как её унять?
Как всё стереть? В какой весне, когда
увидеть этот взгляд, и эту прядь,
и это чувство жаркое внутри:
гори весь свет, мне - ничего, но ты!?

Ты - тоже вся, как огонёк мечты.
Прошу тебя. Сотри её, сотри.

Тогда, когда все устанут от несовпадений,
от тонких душевных страданий,
смещения смыслов,
от неисполнения и исполненья желаний,
сомнений,
от смены понятий и неизменного бриза
времени
или его ураганов,
рвущих на части, порой, паруса нашей веры,
я поселюсь у берега океана.
Я буду смотреть, как закат закрывает портьеры
синего неба. Как падают звёзды на волны
и появляются из-за черты горизонта.
И будет спокойно, не суетно, будет не больно
под звук бесконечного мягкого лёгкого рондо
рассветов, закатов, дождей, звездопадов, отливов...
И в нём растворится смешное тяжёлое тело
и станет прозрачным. У берега рыбы лениво
ещё удивятся немного -
вот странно, куда оно делось?
Но ты не грусти. Это будет прекрасная тайна.
И, если тебе станет вдруг неуютно и странно,
почувствуешь - будто б меня на Земле не хватает,
то вспомни, что всё хорошо. Я просто сижу, жду тебя
у берега океана.

21 июл в 22:19

А она говорит: не люби меня, не люби.
Ну, а я в ответ: я ещё не сошёл с ума.
И - зима.
И всё лето - опять зима,
уж который год.
И так хочется позабыть,
как бывает лето: сохнут губы, жара и зной,
от вокзала троллейбус - печка,
асфальт разбит.
И звучит рефрен: не люби меня, не люби,
но не забудь:
приезжай и побудь со мной.
И дожди короткие моют смоленский тракт,
и глаза в конце дороги теплы как день.
Вот ведь было лето! И не было зим и стен.
И оно закончилось.
Тысячу лет назад.
И теперь не начнётся, видно. Порвалась нить
у судьбы. Связать её - не суметь.
Но, в конце концов, вообще, и зима не смерть.
Я не буду,
я
не буду тебя любить.
Я обещаю, веришь? Не верь, не верь...
Кто расскажет нам,
что может быть через год?
Все когда-нибудь канем в водоворот
призрачной Леты, как мартовская капель.
И будет такое лето, что - Боже мой!
А до него
и зимою неплохо жить.
Кстати, сама-то -
не вздумай меня любить.
Но приезжай.
Приезжай скорей и побудь со мной.

20 июл в 1:10

Детка, не стой столбом, детка, беги, беги. Видишь - в ночных тенях прыгают огоньки? Это не феи пляшут, это клыки, клыки. Надо бежать туда, где вообще ни зги. Где не горят глаза синие от тоски, где не живут друзья, где не живут враги. И - береги себя, правила нелегки, в них: не смотри назад, только вперёд, вперёд. В них позади - закат, а впереди - восход, слева - болотный гад, справа - пещерный кот,
встретится - заберёт.
Ты не смотри назад и не смотри вокруг, завтра уже - твой враг - тот, кто вчера был друг. Слышишь - какой-то звук? Это и хруст, и стук, кто-то сорвался враз, кто-то споткнулся вдруг, круг темноты упруг, всюду - следы собак, может быть, будет друг - тот, кто вчера был враг, но утверждать нельзя. По плоскостям скользя, кто-то рисует знак, пятится, словно рак, сколько там - до ферзя?
Может быть, только шаг.
Может быть, только шаг. Может быть, целый год. Но не смотри назад, только - вперёд, вперёд. Только не тормози, не стой и не три виски. Вот уже - горизонт, краски его близки. Но почему закат, там, где вставал восход? Это Земля опять сделала поворот. Это Земля опять сделала полный круг. Снова в глазах испуг. Чёрные как зола всюду - лишь зеркала. Чьи это там клыки? Вот, ведь, хитра земля, вот, ведь, коварна, мля... как ни беги - всё зря, бег - от самой себя. Детка, беги, беги.
Но это круги, круги...

14 июл в 10:44

Все кругом для себя, и больше ни для кого -
говорит она - и у всех война или целый букет вендетт.
Если Бог и был, нам достался его плевок,
мир - гадюшник душный, а вся наша жизнь, как бред.
Никому нет дела, а, если и есть, то дрянь.
ничего за так, хоть пятак, но за всё заплатить изволь.
Только палец дай, и отхватят, глянь,
аж по грудь, вот муть! Ну, а ты говоришь - любовь.
Был бы Бог живым, предъявил бы нам неоплатный счёт
и спалил во сне в огне ледяных комет...

Бог сидит у торшера и гладит её плечо,
соглашается: да, хорошая,
нет его - Бога, нет.

12 июл в 22:06

Вечером вчера неожиданно наехали гости – одна из бывших школьниц со своим МЧ. В суете, после «Арарата» и провожания в коридоре, бдительность была утеряна, кошка тайно забралась в маленькую комнату и тихонько осталась там за закрытой дверью. Надо сказать, что я её в эту комнату обычно не пускаю, там на подоконнике живут цветы, а она их любит. В том смысле, что на вкус. В три часа ночи в квартире раздались кошкины вопли и отчаянное царапанье в дверь. Спросонок я её выпустил, причём даже не попытавшись попасть вдогонку тапком за нарушение, а вот цветы внезапно решил уже полить, чтобы им было легче пережить стресс. Но события ночи на этом только начинались. Только я начал поливать куст декабриста, как из него, как чёрт из табакерки, со страшными ругательствами выскочила рассерженная Лехта – ну, вы помните, это фея моего домового. Мало того, взлетев над кустом, она стряхнула на меня всю воду с ночной рубашки, в результате чего я окончательно проснулся.
- Ну, сама виновата. Откуда я знал, что ты в цветы забралась? – начал оправдываться я. – Я, вообще думал, вы только на кухне с Иннокентием тусите.
- Ты такой же тупой, как … Иннокентий! – как ни в чём не бывало, продолжила ругаться Лехта. – Я же фея! Я не могу всё время спать под умывальником! Мне нужен непосредственный контакт с живой природой.
- А чего ты в декабрист залезла? Вон, лезла бы в азалии, они мягче ….
- Да? Ты посмотри на них! – Лехта подлетела к горшку с азалией и ткнула в цветы ножкой. Действительно, выглядело не очень. И листки, и цветы посерели, скукожились, и местами даже отвалились. Пожалуй, в качестве матраса для феи это никак не годилось.
- Сожрала-таки их, мохнатое чудовище, - покачал головой я, имея в виду кошку.
- Да она их и не трогала. Просто это не твои цветы. И они это знают.
- Чего это не мои? - возмутился я. – Я их сам купил, они мне очень даже нравятся. Красивые. Я их пересаживал, поливал… Мои!
- Эх, Грин, твои цветы не те, которые нравятся или которые поливаешь. А которые: ты их полил, и они отзываются. Цветут, растут, радуются. Вот – декабристы, это твоё. А азалиям ты по барабану.
- Ну, может, я их неправильно поливал… - почесал я в затылке. – Как-то по-другому надо. Чаще... или, наоборот, реже ...
- Ты уж поверь фее – неожиданно в правом ухе у меня раздался скрипучий голос Иннокентия. – Она же их чувствует! Не та кастрюля хороша, что красиво разрисована, а та, что тебе кашу варит!
- Иннокентий – удивился я ещё больше. – А ты что тут делаешь, в комнате, на диване? Совсем совесть потерял? Афоризмами мне тут раскидался. Про кастрюли. Мы с Лехтой о высоком, а ты о жратве опять!
- Интересное кино! – хмыкнул Иннокентий. – Тут кошки всякие беспризорные бродят по ночам, между прочим. Я здесь свою женщину охраняю! А ты чего шастаешь? Она, между прочим, не в парадном виде. Стоило на минуту расслабиться – уже и водой облил всю. Нарочно что ли?
- Да очень мне надо! – я демонстративно отвернулся от Лехты и пошёл к двери. – Да тусите, где хотите. Я всё равно в эту комнату почти не захожу. Только разве цветы полить. Давай, скажи-ка мне, чтобы я спал.
- Вот и спи, - отозвался Иннокентий. И я побрёл к кровати с уже почти закрытыми глазами. Кстати, азалии так и забыл полить. Ну и фиг с ними. Не хотят – не надо.
12 июл в 15:06
#Иннокентий #домовой #Григорий_Грин #сказки

Девочке к чёртовой матери всё надоело:
мальчики-девочки, детки и дедки, клыкастые леди.
Девочка хочет уже погрузить занемевшее тело
в воды Атлантики, в небо Испании, чтоб закипело
море от холода, небо над городом и телесети,
где офигевшие от недосыпа виджеи
что-то несут себе, не приходя в адекватность.
Ей надоело считать, что она - отраженье
всех окружающих. Ей не нужны отношения.
Девочке надо туда, но не надо обратно.

Что есть у девочки? Ножки и руки, и зубки.
Есть две полярных звезды и поток огнепада,
к ним летят и горят мотыльки - насекомые хрупки.
Ей очень хочется делать большие поступки,
чтобы всё время вперёд. А обратно - не надо.
Ножками девочка любит сворачивать шеи,
ручками девочка любит взрывать интернеты,
зубками девочка может куснуть побольнее.
Есть всё, что нужно. До кошки и тётушки - феи.
Разве что имени больше у девочки нет.

11 июл в 20:00

Такая проходит неделя - хоть падай, а стой.
Дела вырастают, как чертополох в огороде.
И, в общем-то, всё не впервой, только нервы на взводе,
и ветер хлобыщет наотмашь зелёной листвой.
Но всё это мелочи, мелочи,
так как проходят.

Проходит неделя, любовь и безумная страсть,
проходим и мы, торопясь, по полосчатой зебре,
и, даже забравшись в трусах в непролазные дебри,
не плачем. И это пройдёт, разве что - не на раз,
любая скала - это только
высокий поребрик.

Взберёшься, и снова зима, как и прежде, близка,
проходят дожди, и прохожие мимо проходят,
зато есть предмет разговора всегда - о погоде,
поскольку опять о любви - это вовсе тоска.
Прошло это время. И мы уже выросли,
вроде.

Проходит. Ты тоже пройдешь: будет ночь, будет час.
Глаза - словно звёзды, а звёзды - как ясные взгляды.
Нам видится, верится: смотрят и, кажется, рады.
Но всё угасает: cияние звёзд или глаз.
В итоге останется только
Вселенная рядом.

И что же? Куда это сунуть, иттить чью-то мать?
Что делать, когда наша жизнь ошивается где-то?
Проходит - и мимо. Как пьяный сосед-непоседа.
И хочется взять и упасть. Но мы будем стоять,
как точка опоры
для чокнутого Архимеда.

11 июл в 14:37

Л.К.
В порту дождевых морей зазвенели склянки.
Мамки схватили коляски - пока не ливень.
Палубы вымыты начисто спозаранку.
Солнце - как жизнь. Станцуем?
Хей, how you feeling?

Жизнь коротка. Всего два часа на солнце.
И тронутся медленно в путь корабли на рейде.
Море вскипит, а по окнам волна забьётся
западным ветром.
Смотрите, не заболейте
от бесконечной качки - то вверх, то в пропасть!

Что ты стихов не пишешь, когда на суше?
Это прекрасней даже, чем селфи топлес,
фото души. Или ты прячешь душу?

Впрочем - что я?
О чём писать, если всё в порядке?
Если всё ясно, найдено, песни спеты,
грядки размечены. Жизни минуты кратки
у кораблей. У причалов и дней - несметно.

Ёжатся от приливов волны плечами
да вспоминают сотни былых историй...
А потом отрывают лапы из свай причалы
от берегов.
И внезапно уходят в море.

“мои рыбы идут по дну на кривых ногах“
(с) Кира Эс

И никто не вытащит из
омута,
и никто не выскребет из-под
панциря.
Не умеют ещё разогреть холода,
не умеют уже заманить танцами

над водою глубокой его лужицы
из теней и света,
по-над поверхностью.
А зато вот с рыбами славно дружится,
обсуждается, как
всё вокруг вертится.

И советуется про, может быть,
возможное,
или шутится, в общем-то, не
скоромненько.
Но никто не вытащит осторожного
из-за стен его ледяного домика.

Настороженного
да учёного.
Вот он в руки почти идёт -
видели?
А уже опять из-под дна чёрного
улыбается:
будем дружить издали.

И не выловить рыбу - сома
мудрого,
не назвать его по его
имени.
Он на берег выходит под час утренний,
обжигается воздухом: забери меня!

И ползёт на своих плавниках
согнутых
посреди сетями людей замотанных,
им в глаза посмотрит: а что
толку-то?
И опять спешит к своему омуту.

Там на дне его - тишина
душная,
там ни времени
и ни света нет,
подплывают рыбы - он их послушает,
что-то спросят рыбы - он посоветует.

А когда засыпает в дыре
каменной,
видит, слышит - шумят
тополи,
снится: будто бы за окраиной
он бежит по траве, словно конь
по полю.

Что за странный сон? Он же рыба
рыбою.
Рыбе тихо сидеть у себя в трясине бы.
А она бежит, да ещё и прыгает.
И взлетает ввысь - в небеса
синие.

4 июл в 1:27

3 июл в 16:59

Бог решил утопить нас в дождях и печали.
Мы ворчали
на дождь в декабре, вот декабрь и длится.
Нам бы молиться.
Но мы позабыли начало:
Кажется, Отче, и наш.
Но кто - мы? И кто эти лица?
Бледные лица, глядящие в дырочки камер:
“Я - в инстаграме!
Люби меня нежно и сразу.
Страстно люби.
Но, желательно, только глазами,
как сероглазых и стройных блондинок Техаса“.
НАСА
раздвинет просторы Вселенной своим телескопом,
чтобы
мы видели что-нибудь дальше Парижа.
Слижет
Луну облаками циклон из Европы.
Мы же с тобою не станем ни дальше ни ближе.
Собственно, мы - это слишком уж.
Мухи отдельно.
Эту неделю
Бог топит и топит дождями.
Я б помолился, целуя твой крестик нательный,
но полунощных служб не заложено было в программе
твоего всемогущего Отче. А мой - безмятежен.
Нежен ко всем проявлениям воли, свободы.
Смотрит спокойно, советует жить без надежды.
Так как пустые надежды гораздо вреднее, чем воды
длинных дождей.
Это ж даже и не наказанье.
Просто он радостно плачет всю ночь от экстаза,
из одобрения.
Так как одними глазами
лучше любить длинноногих красоток Техаса.

https://yandex.ru/images/search?text=%D1%81%D0%B0%D0%BC%D1%8B%D0%B5%20%D0%BA%D1%80%D0%B0%D1%81%D0%B8%D0%B2%D1%8B%D0%B5%20%D0%B4%D0%B5%D0%B2%D1%83%D1%88%D0%BA%D0%B8%20%D1%82%D0%B5%D1%85%D0%B0%D1%81%D0%B0%20%D1%84%D0%BE%D1%82%D0%BE&stype=image&lr=213&noreask=1&source=wiz

Я бы - в пыль - в тебя врезался,
чтобы потом даже резуса
не отгадали эксперты больницы, как ребуса.
Чтобы
вся наша Вселенная - будто пригрезилась.
Чтобы рыдало от кризиса общество трезвости.

Чтоб лаборантки моргали смущёнными глазками,
на остатки от пыли глядя в микроскопы с опаскою,
И гадали: что это за пазлы? Вот это - не с Марса ли?
Или кусочки Плутона по трассе размазали?

Я б в тебя врезался.
Что мне терять, кроме малости?
Дурости, душности, думной вселенской усталости,
дымности, винности - за неуёмные шалости?
Только хотя бы мне дальним моргни:
мол, пожалуйста.

Просто рукою махни: мол, давай, наворачивай.
Мне интересно, что там у тебя не растрачено?
Только, боюсь, отскочу снова бешеным мячиком
и по накатанным пыльным дорогам поскачем мы.

И опять станет здорово и замечательно.
А мне надо, чтоб вдребезги, и -
окончательно.

Самая чокнутая из богинь - Фортуна.
Вечно боится в чём-нибудь ошибиться.
Думает: нужно ли? точно ли?
Может, плюнуть?
Или хотя бы сначала смотаться в Ниццу?

Съездить на море, там полежать на пляже.
И как-то устроится всё. Ну, по крайней мере,
все разберутся,
что в самом деле важно.
Будет понятно, кто там, и вправду, верит.

По магазинам надо б пройтись, развеять
рой из сомнений разных: а кто достоин?
Чтобы понять и почувствовать, нужно ж время.
Что торопиться?
И мир не за день устроен.

Чёртова баба, крути колесо скорее!
Ты от загара скоро как уголь станешь.
Что там уже впереди? Нам висеть на рее?
Или отплясывать дикий
удачи танец?

Я тут сижу на обрыве под небом звёздным
и - от вселенского ветра - почти простужен.
Страшно одно: всё решится, а будет поздно.
Страшно, что ты придёшь,
а уже не нужно.

В дождь хорошо спится.
А ещё хорошо спиться.
В дождь хорошо скрыться
в собственных миражах.
Чувствовать, что ты - рыба,
будто бы на Карибах
плавать под ветра всхлипы,
капли к губам прижав.

Радоваться экранам
окон с рассветом ранним.
А также, что не пиранья
ты, а, возможно, кит.
Правда, вот, кит - не рыба,
и, кажется, мы могли бы
с нашими-то зубами
что-нибудь укусить.

Но - нет. Я плыву послушно
в воздуха океане,
мне ничего не нужно,
просто идти по лужам,
воду глотать из крана,
думать: как это странно!
Где-то - другие люди,
где-то бывают Люды
и Саши бывают тоже...
А где-то из всех орудий
лупят, чтоб уничтожить,
трав зеленейших скатерть,
трав изумрудных поле.
Где-то гуляют Лёши,
Джоны, и, вот что кстати,
где-то бывают Оли...
Снится всё это, что ли?
Точно. Всё это снится.

Ведь в дождь хорошо спится.

У тебя щекочущие глаза,
а дыханье - волны у белых скал.
И сказал бы: я их всю жизнь искал,
и сказал бы: мне без тебя нельзя,
и упал бы в волны на берегу,
но, скользя в ночи между двух зеркал,
мне подумалось: я без тебя могу.

Я могу. Я стоек, как ноги Будд,
я привык, что горек напрасный труд,
что раздует ветер в пожар искру,
и задует ветер. А дальше - суд,
пустота и сушь.
Только голос твой -
как глоток воды из колодца Урд.
Прозвучит - и ясень стоит живой.

Я могу. Мне ночь - как знакомый мост.
Это тень меня. Этот мост пророс
через все миры. По нему сквозь мозг
быстро бегает шустрая Рататоск.
Я - почти что - исчезнувший древний бог
без тебя.
А способ спасти - он прост.

Я могу. Сделай так, чтобы я не мог.

Напои меня временем. Оно обжигает горло,
растекается в жилах горячими струйками вёсен.
Я им пьян, несомненно, как бьющимся воздухом горным,
как прозрачной текилой, зовущей удариться оземь
из-под серого неба - бетонного - в мягкую почву -
чёрным вороном, ястребом, росчерком молний.
Я им пьян до винтов.
Но ещё недостаточно очень.
Недостаточно точно, непрочно, ещё не довольно.
Я пока в этом небе - цементном - смотрю отстранённо
трезвым взглядом на землю
сквозь пластик небьющихся окон,
чтобы в мае заметить, как долго решаются клёны
выпускать ли цветы или нет. Начинать ли мороку,
чтобы в воздух слетали из рук на багровую осень
семена. Словно бабочки поздние в медленном танце.
И - на росстань.
Я трезв. Напои меня временем вдосталь.
Напои из ресниц и прозрачных цветов своих пальцев,
из ладоней своих. Горько-сладкою дымкой рассветов.
До того, как укутает бабочек белым и зимним.
Чтобы вовсе не помнить о времени,
что там - зима или лето?
Мне его не хватает ещё. Как тебя.
Напои им!

Научи меня жить с гулким эхом в пустом коридоре и не думать о будущем, будто бы завтра не будет. Научи меня верить в реальность счастливых историй. Потому что - что счастье? Не знаю. И - кто тут рассудит?
Это счастье, когда только тени в простуженном доме ожидают, когда ты забудешься светлыми снами? Может быть. С ними мы столько лет, столько вёсен знакомы. Был бы кто-то другой - это было бы счастье? Не знаю.
Это счастье, когда кто-то смотрит большими глазами, вроде, рядом, но после часов восхитительной страсти,надевает пальто и уходит? Поскольку - мы сами, все сами...Год за годом. Чтоб не надоесть. Расскажи - это счастье?
А, зато, нет проблем с тишиной и немытой посудой. А, зато, можно бить что угодно на мелкие части, если хочется бить. И стонать, как бизон, от простуды. И кричать, даже матом. И можно стреляться. И квасить!
Это ж счастье? Конечно. Но это - индивидуально. Всё, что немцу - зер гут, то татарину - бред с ахинеей. И, конечно же, наоборот, что, вообще-то, печально.
Научила б меня не любить. А влюбляться в свои миражи я умею.

Мы так прекрасно одиноки, кристально, чисто, без сомнений, что всё равно - куда дороги за горизонтом на востоке или на западе уходят, извилистей или ровнее их бёдра, что сегодня в моде, скромнее или откровенней смотреть в глаза прохожих, многих, нам можно пялиться на ноги и восхищаться тут же, сразу. Какая разница, ей-Богу? Мы идеально одиноки. Никто не связан.
Я и луна.
Ну, разве, может, Земля ещё не отпускает, её пока ещё тревожит, чтоб до шершавой круглой кожи дыханье наше долетало, она нас держит, как тисками, в пределах своего вокзала. Но это временно, похоже. И, в суете её вокзальной, нам одиночество дороже - с луной. Поскольку идеально.
И ты не нарушай беспечно, не разрушай её окружность, её упругость, бесконечность, её кристальность. Наши встречи до исступления, до дрожи терзают, словно дьявол - души. Но ты не в силах, ты не можешь её до атомов разрушить. Ты хочешь отколоть кусочек от одиночества, чтоб ночью оно ворочалось бы в спальне, так как - осталось бы, но, точно, уже совсем не идеальным.
Оно ни в чём не виновато, не трогай, милая, не надо.
Я ненавижу суррогаты.

Не буду, милая, не буду
писать нежнейших грустных писем,
считать ни месяцев, ни чисел.
К чему терять минуты жизни
на слов печальных хоровод?
Я жив, и всё. И - слава Богу.
Какая разница - надолго ль,
какую грусть или тревогу
в кармане месяц принесёт?

День - как всегда. Дела всё те же.
О чём писать? Опять про нежность?
Про грешность мыслей? Про безбрежность
моей мечты увидеть Вас?
Я понимаю, это сладко.
Но порождает беспорядки,
оксюмороны, опечатки
и нелогичности подчас.

Да и зачем? Слова, бывает,
то заставляют у трамвая
споткнуться Аннушку, то в мае
рождают урагана вой.
Всё будет хорошо, конечно.
Мы станем поспокойней внешне
и внутренне. Как было прежде.
Без отклонений от прямой.

Всё будет хорошо, бесспорно.
Дни радостны, поля просторны,
голубка белой, ворон - чёрным,
и равномерен ход часов.
И будет солнечное лето,
я буду помнить, что Вы где-то...

Но не со мной. А Вы, что это -
причина (даже для поэта)
не говорить ненужных слов.

Мужчина, угостите сотней баксов!
Тут скромной даме нечего опять
надеть приличного, а, стало быть, и снять,
чтоб на неё могли полюбоваться.

Ведь ваша жизнь короткая такая!
Так пригласите барышню на чай.
А, чтоб заранее забыть печаль,
поторопитесь взять бокал май-тая.

Ах, вот такая я,
я криминальная,
чуть-чуть нахальная,
но, говорят,
что я отличная,
цветок столичный я,
я симпатичная,
но не твоя.

И не гадайте, что под мини-юбкой,
там тот же ветер, что и в голове.
Такие вечера сейчас в Москве,
что хрупкой даме холодно без шубки.

Давай же, мальчик мой,
тряхни карманчиком,
уже горит вечерняя заря!
Уж вот такая я,
вся криминальная,
я неприличная,
катастрофичная,
тут дело личное,
достань наличные,
здесь не обманешься.

Живым останешься,
и я твоя.

Да незачем, незачем. Это факт.
Бестолку было уже вначале.
Я не знаю - зачем, и не знаю - как,
но всё равно по тебе скучаю.

Катится солнце за горизонт...
Так ли тоскуют по свету листья?
Так ли растерянный Робинзон
перебирал в своих мыслях числа?

Зомби скучает ли по теплу?
Демон скучает ли по Эдему?
Ангелы - по мировому злу?
Это не сложная теорема.

Нет тривиальнее теорем,
даже не думай, не жми плечами,
просто спроси: “А зачем, зачем?“
Незачем, точно.
Но я скучаю.

Так подо льдом, в глубине, на дне
рыбе мерещутся звёзды мая.
Рыба не думает о судьбе,
просто скучает.
И я скучаю.

Я скучаю по тебе.

Какая фиолетовая ночь!
Луна бледнее мела. Многоточье
зелёных звёзд мерцает рядом с ней.
Они нашёптывают: Истина - в вине!
Но нет ничьей вины пока что, впрочем.

В саду везде - берлинская лазурь.
Соцветия лелеют мёд для сурьи
в серебряных руках. Шиповник ал.
Он светится огнём, как бальный зал
в готической своей архитектуре.

Роса - как жемчуг. Устремились ввысь
колонны, ветви, тени, руки, мысли.
Ах, я бы был шагнуть сейчас же рад
и в фиолетовую ночь, и в этот сад ,
но крик будильника уже звенит: Проснись же!

Не доверяй обманчивому сну!
Здесь стены всюду. Здесь квадрат Samsung
нам скорый апокалипсис пророчит...

Я эти фиолетовые ночи
люблю во сне не первую весну.

“Перемелется, мука будет“
(с) русская народная пословица

Картина, я не помню чья,
приснилась этой ночью лунной.
В ней луг и лес, и солнечные струны,
и мельница у чистого ручья.

Измелется в муку всё, что болит.
С небес на нас бросают звёзды взоры,
и огибает время, как река, просторы,
и прорастает стебель из земли.

Вбирает и дожди в себя, и свет,
вынашивает разных истин зёрна,
которые посеять не зазорно
по берегам реки, где боли нет.

Одни падут на землю и взойдут,
другие высохнут на камне раскалённом,
взойдёт крапива, рожь, бурьян и клёны,
и стая бабочек слетит на резеду.

И, вроде, жаль истёртых истин, но
взойдут в лугах уже другие вскоре.
Течёт река к неведомому морю,
и мелет, мелет мельница зерно.

Вот так соприкасаются миры
и проникают частью друг сквозь друга,
а после в танце движутся по кругу
до растворенья. Или до поры,
когда из света или же из тени
других миров возникнет смутный зов
и, в зареве вселенских катастроф,
порвёт в куски покровы притяженья.

А мы соприкоснулись лишь краями
и окончанием на пальцах нервных клеток,
предчувствием несбывшегося лета,
крещёного былыми январями,
всего-то на один короткий миг.
И - дальше, дальше, в отблесках багровых,
до встречи в лоб со взрывами сверхновых,
до Клеопатры, Шебы, Лили Брик.
До распадения, рождения огня.
Иначе, кажется, зачем нам дан полёт?
Навряд ли, чтобы превратиться в лёд...

Пока я рядом, притяни меня!

Я здесь ещё, почувствуй на лету,
я не хочу лететь всё время мимо.
Сильна как Зевс, но не непобедима
инерция стремленья в пустоту.
Войди в меня зарёю и дождём
и прорасти. Я обожаю жизнь!
Танцуй со мной, живи со мной, кружись,
мы только в этом танце и живём.

Но - нерушимы правила игры.
В засохшем горле - медленное жженье.
Мы продолжаем по прямой движенье...

И так соприкасаются миры.