Выходя на каток, я не боюсь тонкого льда. Страх смешной, ребяческий: все мы знаем, что под белым сверкающим слоем кристаллизованной судьбы – надёжный бетон, а потом ещё какая-нибудь стяжка. Нет, я не боюсь. Найдутся здесь вещи и пострашнее.

Вот ты, например.

Здравствуй.

Здесь так много людей. И даже если будний день, даже если приду с утра, и на льду едва ли наберётся пять калек, цепляющихся за бортик – ты не позволишь вздохнуть с облегчением. Обязательно покажешься из-за чьей-нибудь спины, взметнёшь сноп искр, лихо притормаживая где-то в уголке периферийного зрения, взмахнёшь рукой, прочертишь сталью по белому изящную дугу, швырнёшь пучком остро наточенных лезвий из глубины чужих, незнакомых – зелёных – глаз…

Вот чего мне следует бояться.

Зацикленная. Замороченная. Замороженная. Это я. А это – вот досада – а это снова ты… И опять пропадаешь из поля зрения.

Я опускаю глаза на лёд, сужаю периферию до ширины собственного лица – и снова пытаюсь ускользнуть от тебя, вырваться из этого зацикливающего_цикла. Всё внимание устремляю к своим ногам. Правая – левая – дуга – ещё дуга, и никак левая не хочет вычертить такую же ровную, плавную дугу, как правая… Ну вот как ты с ними договариваешься? Как ты? Как – опять ты?..

Оглушительный треск.

Тысячи самых острых ножей впиваются в моё тело. Густая льдистая зелень режет глаза, заливает лёгкие, разрывает сердце, сковывает движения. Нет, я не удивлена. Случилось то, чего я не боялась, а то, чего боюсь, конечно, не произойдёт уже никогда. Да?

Лезвия касаются дна, увязают в кристалликах промёрзшего ила. Я прислушиваюсь к ножам в лёгких. К ледяным трещинам на сердце. К плавному танцу взметнувшихся вверх волос.

Открываю выжженные болью глаза.

Здравствуй.

Я вглядываюсь в твоё лицо, нежное, бледное, такое нереально прекрасное среди этой иззелена-чёрной тьмы. Призрачный свет пронизывает твою прозрачную тонкую кожу. Просвечивает сквозь волны растворяющихся во мраке волос. Я боюсь сомкнуть веки – это мой последний страх, и я боюсь – всеми силами, доставшимися мне в обмен на горячую кровь и живые быстрые мысли. Я знаю, если я сделаю это – ты пропадёшь, и уже навсегда. И я так страшусь потерять тебя – как прежде боялась увидеть.

Я вглядываюсь в твои глаза, я впитываю ледяную гулкую пустоту, раздвигаю её руками, пробираясь к самому дну, я так близко, как не была ещё никогда, ещё немного – и я найду все ответы, которые так долго искала. Только не смыкать веки – вот мой последний страх и мой последний рывок…

Здравствуй.

Ты поднимаешь взгляд, и я тоже смотрю вверх – там, над нами, виднеется белое кружево льда. Оно чисто, прекрасно и совершенно – ни мечущихся теней над ним, ни скрипа лезвий, ни вскрика, ни вздоха.

Наш новый мир – белоснежная ледяная пустыня над океаном густой, промёрзшей до ила, зелени. В этом новом мире нежность измерима количеством тонких игл, пронзающих мёртвое сердце, а любовь – сантиметрами расстояния от кончиков твоих белых пальцев до моего застывшего в немом восхищении лица. В этом новом мире мне остался всего один страх. А когда слёзы последнего счастья выжгут мои глаза – я сомкну веки, и даже страха не будет уже. Позволь же мне остаться тут навсегда…

Оглушительный треск.

Зацикленная. Замороченная. Замороженная.

Боюсь увидеть тебя, боюсь потерять, не боюсь боли, боюсь услышать твой голос, боюсь никогда больше тебя не встретить, не боюсь смерти. Это я. А это – вот досада – опять ты.

Ну что же, раз уж на то пошло.

Здравствуй.