Очень соскучилась по этому дневнику, по его четкости, по его возвышенности, когда захожу сюда, то чувствуючто попала в свой мир, в котором только я, я, которая принадлежу только себе... я... возвращаюсь!

Осколки.

8)

Поезд отсчитывал стыки рельсов. В вагоне была полутьма. На соседней полке спала сопровождающая меня медсестра. А я не могла уснуть. Как-то встретит меня дядя Коля? Что скажет ему эта сопровождающая медсестра? Как сделать так, чтобы остаться у дяди Коли и не возвращаться больше в наш город?
И ещё перед глазами стоял перрон и провожающие. Владимир Евгеньевич. Его прощальное рукопожатие. Бумажка с его рабочим телефоном и почтовым адресом санатория. Попрощались мы в присутствии этой медсестры. Просто постояли, посмотрели друг другу в глаза и помолчали. Прямо как Штирлиц со своей женой. Такая тоска…
А в Петербурге всё получилось прямо замечательно. Дядя встретил меня на перроне. С ним была его жена Надежда Васильевна. Медсестра постояла немного рядом с нами, посмотрела на нашу встречу и ушла.
Первые три дня я была на верху блаженства. Петербург – такой большой город! Тут такое красивое метро! Тут такие клёвые магазины! Дядя расщедрился и купил мне сапоги и свитер – просто супер, какой свитер! Мы ходили в кино и в музей!
А на третий день пришло два письма. Одно дяде от папы, другое мне от Владимира Евгеньевича. Он писал, чтобы я не отказывалась, если дядя предложит мне остаться у него и закончить школу в Петербурге. Ещё бы я отказалась! Но дядя-то пока не предлагал… Прочитав своё письмо от Владимира Евгеньевича, я потянулась за дядиным письмом от папы, но дядя мне его не дал.
- Это письмо не тебе, а мне. Ты разве не знаешь, что нельзя читать чужие письма? Ведь ты же не хочешь, чтобы я читал твои письма?
Я, конечно, не хотела, чтобы кто-то читал письма Владимира Евгеньевича ко мне, но всё же в этом была какая-то несправедливость. Ведь Владимир Евгеньевич моему дяде никто, а мне дядин брат – папа. Петербург начал учить меня своему этикету. Я думала поначалу, что они ещё меня не знают, да я ужом извернусь, но прочитаю, что там папа пишет в письме. Но после обеда Надежда Васильевна взяла это письмо и вышла с ним на лестничную площадку. И я в дверной глазок увидела, что она порвала письмо на мелкие клочки и выбросила в мусоропровод. Что же папа мог написать такого, что мне даже прочесть это нельзя было?! И с этого дня отношение дяди ко мне резко изменилось. В понедельник он сказал:
- Сходи в школу и узнай, что надо для поступления.
Вот и всё. Вопрос был решён, и моего согласия даже не потребовалось.
Школьная директриса чем-то напоминала незабытого ещё (ох, наверно, я до конца жизни не забуду его!) Ростислава Аристарховича. У неё даже имя походило на его имя – Людмила Анатольевна. Первое, что она у меня спросила:
- А петербуржская регистрация у тебя есть?
- Регистрация? Не знаю. Наверно, ещё нет.
- Так вот. Когда будет, тогда и приходи.
- Людмила Анатольевна, дело в том, что я очень много пропустила, почти два месяца. А можно я сначала буду учиться, а дядя в это время сделает мне регистрацию?
- Послушай, девочка, ты ведь на поезд сначала билет купила, а потом уже в вагон залезла! Так? Так и здесь. Сначала надо получить регистрацию, стать петербурженкой, а потом только поступать в школу.
Петербург не просто учил своему этикету, но и жёстко требовал его выполнения. Спокойно, сказала я себе, “учитесь властвовать собою”. Выходя из кабинета директрисы, я улыбнулась ей и сказала:
- Я непременно всё так и сделаю, как Вы сказали, Людмила Анатольевна.
Правильная поговорка: Москва слезам не верит.
Я бы ещё прибавила: а уж Петербург и подавно.
Дядя, узнав о необходимости регистрации, помрачнел ещё больше.
- Я тебе сделаю только временную регистрацию на один год, - сказал он, - а потом тебе придётся поступить в какое-нибудь училище с общежитием. Ты же видишь, что у нас всего одна комната, мы же не можем жить здесь втроём. Ты большая девочка и должна понимать.
Конечно, я уже большая девочка, но должна признаться, что я ещё многого не понимаю. Я не понимаю, что такое регистрация, и почему она так резко ухудшила отношение дяди ко мне без всякой вины с моей стороны.
В доме дяди говорили всегда спокойным и ровным голосом. Когда я однажды стала громко и восторженно рассказывать про музей, дядя остановил меня и сказал:
- Спокойнее. Ты же девочка, а кричишь, как футбольный болельщик на стадионе.
И я постепенно привыкла разговаривать так, как это принято у них в доме и во всём городе. Спокойно и вежливо. Когда мне хотелось употребить какое-нибудь слово из нашей школьной жизни, я глядела на дядю – и употребляла совсем другое слово. Литературное и вежливое.
Для регистрации понадобились какие-то документы из дома. Пока письма ходили от дяди к папе и обратно, в школу меня не принимали. Я понимала, что просить директрису бесполезно.
Время шло. Отпраздновали Новый год, прошли зимние каникулы, а я всё также смотрела утром с тоской в окно и видела, как ко входу в школу стекались ручейками со всех концов школьного двора ученики с ранцами за спиной или с сумками через плечо, и завидовала.
Я стала ходить в школу тайком и стоять под дверью восьмого класса, прислушиваясь, что говорит учитель, как проходят уроки, особенно уроки физики. Кое-что я понимала по физике, а очень многого не понимала. И с каждым днём после этих стояний под дверью, я ужасалась всё больше и больше – уж очень сильно я отстала от своих одноклассников. Мне стало страшно. А что если я не догоню и не сдам экзаменов за восьмой класс весной? Ни в какое училище меня тогда не примут. А на следующий год дядя не станет делать регистрацию.
За этим стоянием под дверью меня застала однажды учительница математики.
- Девочка, ты почему не на уроке?
- Меня не принимают.
- Куда?
- В школу.
И тут мои нервы не выдержали, и я разревелась. А потом тут же, возле окошка в школьном коридоре я поведала ей все свои беды. Учительницу звали Светлана Марковна. Она была вторым человеком после Владимира Евгеньевича, который мне помог. Ей это не стоило ничего, но для меня её помощь была неоценима – она меня отвела в школьную библиотеку, записала и получила для меня учебники за восьмой класс. Я стала читать их самостоятельно. Вот уж никогда не думала прежде, даже предположить не могла, что чтение учебников - это такое счастье!..
С получением регистрации жизнь моя завертелась в ускоренном ритме. В памяти остались только впечатления от поездок на телефонный переговорный пункт.
- Алло, Владим Евгеньич! Здравствуйте! А я сегодня паспорт получила! Теперь я такая же взрослая, как и Вы!
……………………………………………………………….
- Алло, Владим Евгеньич! Здравствуйте! А я уже все экзамены сдала! И ни одной тройки! Теперь я могу в училище поступать! Ну конечно, в медицинское, в какое же ещё?!
………………………………………………………………….
- Алло, Владим Евгеньич! Здравствуйте! А я в училище поступила! Я теперь не школьница, а студентка!

9)

Дни потекли за днями. Одинаковые и трудные. Общежитие – училище – клиника – общежитие – училище. И больше ничего. Город был полон соблазнов. Магазины с красивой одеждой, театры и кафе, казино и рестораны, кино, концерты и библиотеки. Но всюду нужны были деньги. Деньги, деньги, деньги… Вход в метро – и тот десять рублей. А стипендия была такой маленькой, просто до смешного маленькой, просто под микроскопом не рассмотреть! И оказалось, что все эти соблазны большого города мне недоступны, все они не для меня. Кроме разве что библиотеки. Дорого было даже позвонить по междугородному телефону.
Весь первый год я жила на одну стипендию. Но это пошло мне на пользу. Я стала понимать жизнь, понимать, что в ней главное, что второстепенное, а что совсем роскошь. Таких, как я, девчонок в общежитии было много. Мы объединились в коммуну, и очень часто всё наше меню ограничивалось картошкой, привезённой из деревни чьей-нибудь мамой.
Мальчиков в нашем училище не было вовсе. Все группы из одних девчонок. Мы все жили в замкнутом пространстве между общежитием, училищем и клиникой, никуда не ездили, а город жил вокруг нас своей красивой и дорогой жизнью, о которой мы слышали только по радио.
На второй год учёбы в училище отец стал присылать мне деньги – и я уже знала, что их нельзя тратить на пустяки и развлечения, потому что отец в любой момент мог передумать, и тогда я снова осталась бы на одной стипендии, а я уже знала, что это значит. С мамой связи не было совсем никакой. И отец никогда не присылал мне писем. На денежном переводе его почерком всегда была написана только одна фраза: учись хорошо!
Я училась хорошо…. Единственное, что у меня было в жизни, это учёба. Мне нравилась практика в клинике, она напоминала мне детство. Так уж сложилась у меня жизнь, что всё детство было связано с больницами и с врачами. А самые счастливые дни моей недлинной пока жизни прошли в туберкулёзном санатории. Всё новое, что я узнавала, я примеривала на тот санаторий. Я уже в мыслях видела себя медсестрой, лечащей больных туберкулёзных девочек. Вспоминала, как я завидовала медсестре, знающей, как лечить и как делать уколы.
Конечно, нам в коммуне было очень трудно так жить. Конечно, иногда мы взрывались негодованием по поводу дороговизны. Но что было делать? Денег у нас ни у кого не было.
Впрочем, одну роскошь я всё-таки себе позволяла. Один раз в году, на свой день рождения я делала сама себе такой подарок – шла на переговорный пункт и звонила, сколько хотелось.
- Алло, Владим Евгеньич! А мне уже пятнадцать лет! Сегодня.
- Верочка! Я тебя поздравляю. Как ты там живёшь? Как ты себя чувствуешь?
И голос был знакомо доброжелательный, как будто он всю жизнь мечтал услышать мой звонок и узнать, как я себя чувствую. Мне не приходило в голову, что у него есть своя жизнь. Мне казалось, что его жизнь как бы на время замерла, что он сидит там в своём кабинете и ждёт, когда я окончу училище.
……………………………………………………………………
- Алло, Владим Евгеньич! А мне уже шестнадцать лет! Сегодня.
- Верочка! Я тебя поздравляю. Как ты там себя чувствуешь?
И опять у меня несколько дней звучал в ушах этот голос, доброжелательный и ласковый, и это были несколько дней счастья. Пока суета будней не притупляла этого счастливого ощущения.
……………………………………………………........................
- Алло, Владим Евгеньич! А мне уже семнадцать лет! Сегодня.
- Верочка! Я тебя поздравляю, – опять тот же голос.
- Владим Евгеньич, а я больше не студентка. Я получила свидетельство. Я теперь настоящая медсестра и могу работать, где хочу. Могу даже остаться здесь в Питере, здесь везде нужны медсёстры. Но я еду домой.
- Верочка, обязательно позвони, когда приедешь. Я тебя встречу на вокзале.
……………………………………………………………............

10)

И вот я дома. Дома?
Поезд, кажется, специально так долго и медленно ползёт к станции, чтобы помучить меня как можно дольше. Я вышла в тамбур задолго до нашей остановки и с нетерпением гляжу на проплывающие мимо первые дома нашего города. Наконец-то остановка! Выхожу с сумкой на перрон. Какое-то внутреннее чутьё безошибочно подсказывает мне, в какую сторону глядеть. И я вижу, как навстречу мне идёт Владимир Евгеньевич. Он такой же, как три года назад, только почему-то стал ниже ростом. Или это я выросла?
- Верочка! С приездом!
И я слышу тот же голос, доброжелательный и ласковый, наркотически влекущий меня к себе всю жизнь. Как будто он всю жизнь мечтал встретить меня на этом перроне и поздравить с приездом.
Мне хочется броситься ему на шею и обнять крепко-крепко. Но он подаёт руку, и мы ограничиваемся рукопожатием. Потом он забирает мою сумку, совсем не тяжёлую, которую я могла бы нести и сама. И мы идём через вокзальную площадь, потом по Красной улице, потом сворачиваем на улицу Ленина. Идём и молчим. Он ведёт меня в нашу квартиру, мою и мамину. Я иду, молчу и смотрю по сторонам. Город тот же, мой, знакомый, но какой-то чужой. Те же дома, но как будто они тоже стали ниже ростом.
На лестничной площадке Владимир Евгеньевич отдаёт мне ключи от квартиры.
- Вы думаете, мамы нет дома?
На всякий случай я нажимаю на звонок, но за дверью тихо, и никто не открывает. Руки у меня почему-то дрожат, и ключ не сразу поворачивается в замке.
Нас встречает пустая квартира. Чувствуется, что в ней никто не живёт. Почему это чувствуется? По голым, без скатертей, столам и тумбочкам, по запаху пыли и заброшенности, по грязным оконным стёклам. По тысяче мелких признаков. Квартира чисто подметена, пыль всюду вытерта, но запах покинутости висит в воздухе.
- Владим Евгеньич, а где мама?
- Располагайся, Верочка. Это теперь твоя квартира. Твоей мамы больше нет. Она умерла ещё три года назад, когда ты была в неврологической клинике… Она покончила собой.
- Владим Евгеньич! И Вы знали всё это время и ничего мне не говорили?!
- Тебе тогда нельзя было ничего этого знать. Это повредило бы твоему здоровью.
Он сел в кресло. А я, не находя себе места, брожу по квартире. В спальне точно также стоят две кровати моих родителей. Только подушки без наволочек. На тумбочке в зале стоит склеенная отцом стеклянная ваза из чешского стекла. Когда-то я была такой резкой и неуклюжей, что, разговаривая, задела локтем эту вазу. Ваза упала и разбилась. Отец её склеил, но воду наливать в неё нельзя, вода протекает через склейку. В ней можно держать только искусственные цветы. Я смотрю из зала на кухню и вспоминаю, как я когда-то вот с этого самого места смотрела на родителей, ругающихся на кухне. Наша семья уже тогда была, как эта разбитая ваза. Сколько не склеивай, всё равно вода протекает. Мама не захотела быть искусственным цветком в склеенной вазе… и покончила с собой. В моей комнате около дивана всё также стоит секретер, где когда-то лежали мои тетради и учебники. Сейчас он пуст. Видно, что кто-то совсем недавно вытирал здесь пыль.
- Владим Евгеньич, а кто здесь убирался вчера? – я понимаю, что задаю глупые вопросы, но ничего, кроме глупостей, не приходит мне в голову.
- Я.
- А папа…
- У него новая семья.
- Маша?
- Да.
И я ещё долго брожу по квартире, не в силах выйти из своих воспоминаний в реальность, приехать, наконец, на машине времени из прошлого в настоящее. Владимир Евгеньевич сидит в кресле и зорко следит за моими движениями.
Наконец, я сажусь напротив него в кресло и спрашиваю:
- Так найдётся в вашем санатории должность медсестры?
- Верочка, - говорит всё тот же, так хорошо знакомый и любимый голос, - у нас коллектив давно сложился, у нас люди работают десятки лет. Но даже если бы такая должность нашлась, я бы тебе не советовал связывать свою жизнь с туберкулёзным санаторием. Ты же знаешь, что это вредно для твоего здоровья…
Я вскакиваю с кресла и останавливаюсь перед ним. Неужели он не понимает?! Это же мечта всей моей жизни – работать в его санатории, работать с ним, быть ему не пациенткой, наконец, а ровней, сотрудником, таким же, как другие. Неужели он не понимает, что эта мечта держала и вела меня все эти три года, таких трудных года! Неужели… Он заботится о моём здоровье? Да я три года прожила в Петербурге, в самом туберкулёзном климате, но ни разу не простудилась и не заболела. Я сама могу позаботиться о своём здоровье, я теперь сама медик, медсестра.
И вдруг догадка пронзает меня острой сердечной болью. Да у него же там семья в этом санатории, я же буду ему мешать там. Он не хочет, чтобы его жена, как моя мама когда-то, слушала всякие сплетни, за которыми ничего и нет на самом-то деле. И вся эта ласковость его голоса – это только профессиональный тон, каким следует разговаривать с пациентами. Нас ведь тоже учили, что пациент никогда не должен слышать раздражения или недовольства в голосе. “Доброжелательный голос создаёт сам по себе лечебный эффект”.
Наверно, он по моему лицу читает все эти мысли, которые за несколько секунд пронеслись в моей голове. Я снова сажусь в кресло и пытаюсь придать лицу спокойное выражение, хотя вряд ли мне это удаётся.
- Владим Евгеньич, наверно, дело не в моём здоровье, Вы заботитесь о своей жене…
- Жене? Нет, - вот он умеет держать мимику лица, ни один мускул не дрогнул при слове “жена”, - у меня нет жены, Верочка.
- Не может быть! – это выскакивает у меня непроизвольно. Я ещё очень нескоро научусь владеть собой так, как он.
- Почему же не может? – он даже улыбается.
- Неужели Вам никогда не хотелось жениться?
- Почему же не хотелось?... Тебе это интересно?... Я однажды чуть было не женился. Только это было давно… - внимательный и вопросительный взгляд скользнул по моему лицу. Убедившись, что мне это очень интересно, он продолжает таким же спокойным “профессиональным” голосом: - она не захотела постоянно жить в туберкулёзном санатории, а другой квартиры у меня нет. Вот такая была любовь, - и он снова улыбается.
Первая моя мысль: неужели бывают на свете такие дуры?
Вторая мысль: какое счастье, что она оказалась такой дурой!
Я вскакиваю с кресла и снова начинаю метаться по квартире. Мои мысли разбегаются, я думаю обо всём сразу и ни на чём не могу остановиться. Наконец, он встаёт с кресла и собирается уходить.
- Верочка, наверно, тебе надо побыть одной?
Я не знаю, как удержать его. Мы долго стоим посреди комнаты друг против друга и молчим. Первой не выдерживаю я.
- Владим Евгеньич, я люблю Вас. – И закрываю глаза от ужаса перед тем, что должно последовать за этим моим признанием. Я зажмуриваю глаза, как будто жду, что меня ударят по лицу. Да. То, что он сейчас скажет, и есть пощёчина. Только не по лицу, а по душе. И вдруг я слышу нечто такое, что заставляет меня вздрогнуть и снова открыть глаза.
- Я знаю, дорогая моя. – И я впервые в жизни слышу голос не доктора, а мужчины. Голос незнакомый, низкий, хриплый и взволнованный. Он сам удивляется этому своему голосу. И поэтому повторяет шёпотом:
- Я всё знаю. Всё будет хорошо. Теперь.
конец

я помню твои ладони. чуть влажные, теплые. линии жизни, судьбы и смерти - переплетения фантастически красивые. интереснее самых лучших фильмов и книг. занимательнее волшебнейшей из сказок. захватывающие -как джазовые переходы. невозможно оторвать взгляд. часами можно смотреть в твои ладони. находить новые ниточки, целовать сплетения нервов, едва касаться нежных мозолей, губами чувствовать биение артерии,отсчитывать римты твоей жизни, дышать одним с тобой воздухом и думать о невозможности дышать иначе. я помню твои ладони. руки с запахом корицы и миндаля. морщинки от неловких движений. их улыбку, да, улыбку твоих ладоней. иногда - ухмылку, насмешливо согнутые полосы. иногда усталые уголки, едва дрогнув, опускались. в эти моменты ты засыпала. а мне было страшно пошевелиться, неаккуратно выдохнуть, помешать твоим снам.
я помню твои ладони. я могу рисовать их по памяти.
осталось решить, нужно ли вспомнить твоё имя..

Идешь… долго, муторно, тяжело… Пыль, духота… непонятно куда, а главное зачем? Но идешь. Силы заканчиваются… Доходишь до распутья и упираешься глазами в камень… падаешь перед ним на колени… Куда идти дальше – не знаешь. «Господи! Помоги! - взываешь к небесам, поднимая глаза, – Дай мне сил на оставшийся путь! И куда идти дальше?!» Голос срывается, давишься слезами. И тут на камне появляется надпись, как в сказке из детства. Думаешь, вот он ответ, на миг становиться легче. Но надпись гласит: «Направо пойдешь ¬¬— будут деньги, не будет любви; налево — будет любовь, но в вечной нищете; прямо — не будет ничего, кроме пустоты» Что выбрать? Собираешь остаточки сил из закоулков своего тела. В голове мелькает: мир полон проблем, но с их решениями. Не то. Нет неразрешимых проблем, есть неприятные решения. Опять не то. Все пройдет. Нет. Так будет не всегда. Всегда, потому что сделать выбор можешь только один раз и именно сейчас. Сейчас, когда ты устал, когда ты не в состоянии думать, сейчас…

* * *
…наутро возле камня лежало безжизненное тело, невозможно было определить, мужчина это или женщина…

А что бы выбрали Вы?…

Вот, Небо, и отказалось ты от меня. Я не думала, что когда-нибудь это случится. Сколько долгих дней ты обнимало меня идеальной бездонной лазурью. Заполняло собой мои крылья. Уносило ввысь. Дарило покой, безмятежность, отраду.

И что же теперь? Я не нужна тебе больше, мое прекрасное Небо. И Облака твои мне с этих пор не попутчики.

- Извини. Ну, так получилось. Ты же понимаешь…

Я все понимаю. Конечно. Бывает.

Но я не могу понять, почему падаю. Откуда взялись эти тучи? И зачем Солнце вдруг отвернулось, отчего прячет стыдливо свои золотые глаза? Солнце! Посмотри на меня! Я прошу твой помощи. Вспомни, ты ведь было мне лучшим другом!

- Знаешь, она хорошая. Она тебе понравится. Вы, может быть, даже подружитесь. Да, вы обязательно подружитесь. Вы же цивилизованные женщины.

Холодный Ветер в лицо. Поток ледяного воздуха. Ураган, срывающий нежные перья с ослабленных крыльев. Оголяющий тонкую кожу. Ранящий тело россыпью снежных осколков. Ветер! Не бей меня так, я прошу! Возьми меня лучше с собой. Стань моим спасителем, моим героем. Не дай мне упасть и разбиться о скалы. Унеси. Унеси далеко-далеко. Прямо сейчас.

- Мы уже выбрали место для свадьбы. Кафе «Белочка». Хорошо, правда? Не шикарно, зато очень уютно. Ты обязательно должна прийти. Мы вышлем тебе приглашение.

Так темно… так темно… так темно… Куда подевалось Пространство? Тьма сверху. Тьма снизу. А в ней утонуло Время. Мое Время. Не осталось даже его. Я совершенно одна. Вне Времени, вне пространства. Вне Жизни. Зачем я здесь? Куда я лечу? Сколько можно лететь? Хватит! Хватит! Хватит!

- Знаешь, я так счастлив! Никогда еще в жизни мне не было так хорошо.

Никогда?!!
А как же мы?!!
Глухой удар. Ослепительная вспышка. И тишина………

- Ну, скажи что-нибудь. Почему ты все время молчишь?

Почему я молчу?
Почему же я молчу?
Не знаю. Может быть потому, что я только что… умерла?

--------------------------------------------------------------------------------
Стол...таблетки...пачка сигарет...бледная рука протянулась к пачке и вытянула из неё одну штуку,чиркнула зажигалка...Сид вышел на балкон и глубоко вдохнул.Опять...опять этот ужастный солнечный свет...солнце светило,но не грело,был холодный ветер...дым от сигарет уносился в никуда...в неизвестность.Он задумчиво глядел с балкона вниз,волосы неспешно развивались на ветру,запах сигарет щекотал нос...было приятно...Сид любил курить и смотреть как тихо уноситься куда-то вдаль дым.Он думал...он в последнее время много думал на различные темы...Он смотрел на улицу и видел толпу пьяных молодых людей,пьяные вопли и женский смех были слышны очень отчётливо.Веселились.Он забыл что такое веселье...что-то ему подсказывало что скоро всё будет хорошо...безчувственный человек забыв что есть такое радость,смех...боль и страдания.Он привык.Сид прищурился...впрочем ему уже было пох,он пытался забыть...забыть жизнь,и лишь дым от сигарет слегка щекотал его нос...

Открыв кран с горячей водой он стал набирать ванну...стол...таблетки...пачка сигарет...Сид не сомневался что всё станет прекрастно,легко как во снах,Он всё чётко продумал и был готов...разделся и погрузился в ванну.Он медленно стал погружаться под воду,так-же как и недавно погрузился в глупые чувства.Умыв своё лицо он смотрел на лезвие которое лежало на столике...закрыв глаза он стал мечтать...таблетки которые он принял недавно стали довать эффект.Голова сильно кружилась и становилась тяжёлой...слегка подташниволо.Стол...таблетки...пачка сигарет...всё поплыло перед глазами в тёмную бездну...он устал,кровь пульсирующая по венам с бешеной скоростью согревала его душу.Рука медленно опустилась..

Он открыл глаза и увидел свою мать которая сидела на стуле и читала какой-то журнал...она ждала когда Он проснёться,это она его спасла...Он всё продумал кроме одной детали...у матери были ключи от его квартиры...но это ещё не даёт ей право вламываться и вытаскивать его...какова хуя?Неужели ей приятно смотреть на его страдания?У него не было права голоса когда его рожали!Оторвавшись от журнала она посмотрела на него,она смотрела долго и пронзительно...ему стало казаться что глаза у неё стали стеклянные.
-Зачем ты это зделал?-тихо спросила она.
-Не важно,это тебя не касаеться...
-Зачем?
-Отстань!Отстаньте все от меня,отьебитесь нах!!!-заорал он.
Мать молча встала и ушла тихо закрыв за собой дверь.Сид перевёл свой взгляд на окно,он хотел встать и закончить начатое,но ноги подкашивались...ему стало страшно,и слёзы стали искать выход.Но он сдержал их,он должен быть сильнее..

Солнце светило но не грело...Сид вышел из госпиталя и стал смотреть на облака.Свинцовое небо...тупо...перевёл взгляд на госпиталь...там были люди которые его спасли,интерестно зачем?Наверно потому что это их работа.Он никому не был нужен.Сид застегнул куртку,надел солнцезащитные очки чтобы спрятать глаза,закурил и тихим шагом,иногда спотыкаясь побрёл куда-то в сторону тишины и спокойствия...и только дым от сигарет уносился в никуда...в неизвестность...во дворе был слышен смех детей и мягкий лучик света осторожно ласкал его лицо...он думал и понял что сломался...
З.Ы.Тщательно анализируй свои поступки,и никогда не предовайся чувствам...они убивают...

Город проснулся. Город ожил. Его разбудило не по-весеннему теплое солнце. Небо радовалось ему и улыбалось сотнями причудливых фигур на голубом полотне. В воздухе пахло пирогами с малиновым джемом. Сотни разных человеческих лиц сливались в одну единую массу. Все куда-то спешили, стараясь обогнать друг друга и протолкнуться в душном переходе. Каждый из них, спускаясь в метро, сталкивался с печальными, бесконечно одинокими карими глазами девочки, сидящей на холодных ступенях в старом синем пальто, из которого она явно давно выросла. В ее тонких бледных руках была немного потемневшая от сырости икона. С нее на тысячи лиц, ежедневно спускающихся в этот переход, смотрел лик Пресвятой Богородицы. Как правило, сталкиваясь взглядом с ним, люди отворачивались, пряча, кто - смущение, кто – безразличие, кто – непонимание всех тягот такой жизни, под бременем своих будничных забот. Да что были их заботы…
Подул сильный ветер. Девчонка еще крепче вцепилась в икону и стала про себя читать молитву. На глаза у нее выступили слезы. Пробегавший мимо парень в широких рэперских штанах, дутой куртке и кедах удивленно посмотрел на девчонку и, сплюнув в сторону, побежал дальше.
Девчонка, закончив читать, опустила мокрые глаза. Подняв голову, увидела перед собой симпатичную девушку в сером пальто. Она достала из пакета белый хлеб, молоко, пряники и шоколадку. Молча положила продукты рядом со стаканчиком на грязную тряпку. Девчонка улыбнулась. Хотела поблагодарить, но губы, посиневшие от холода, не шевельнулись…
- Вот, до чего мать довела, - указала на девчонку женщина идущей рядом старушке, - не кормит , поди, пьет, а ребенок на улице попрошайничает. Что за беспредел….
Женщина вздохнула, а старушка, перекрестившись перед иконой, пошла дальше. Сегодня она получила пенсию.
Стало темнеть. В воздухе нависла сырость. Пошел дождь. Девчонка все так же неподвижно сидела с иконой, не сводя уставших глаз с грязных ступенек перехода. Дождь усилился. Девчонка накинула на голову платок. Маленькие капли катились по иконе святыми слезами.

--------------------------------------------------------------------------------
Зачем ты осознанно создаёшь себе проблемы? И без этого не сладко. Ты ведь всё знаешь, понимаешь. Надеешься? На что? Ах да! Sorry. Он изменится, поменяет отношение к тебе, вы будете вместе до конца жизни и умрёте в один день? Смешно! Ты же сама об этом прекрасно знаешь. Скажи себе "Стоп!". Переключись. Займись чем-то другим, кроме самокопания, обзванивая подруг, друзей и доставая его самого. Поверь, что на свете, кроме него, так много интересных людей. Общайся. Знакомся. Чтоооооо???? Лучше него никого нет? Я тебя умоляю. Поройся в памяти, дорогая, - сколько раз ты так думала? Ага!И в 15, и в 17, и в 20 (два раза), а теперь и в 25 лет. Дай-ка я угадаю - он твоя самая большая, настоящая и единственная любовь. В точку? Чушь!!! Заведи собаку, собери друзей и поедь на выходные загород, пойди на курсы кройки и шитья, да напеся с боевыми подругами и зажигай до утра! Примитивно? А что лучше не спать ночами, сидеть на диетах, безрезультатно писать сопливо-розовые смс-ки и годами копить на пластическую операцию, чтоб понравиться ему? Ужас! Себя послушай со стороны - бред. Что он такого хорошего сделал для тебя? Любит? Качественный и регулярный секс это ещё не показатель. Открой глаза, детка! Не стОит он тебя и твоих поклонений. Тебе лучше знать? Тут палка в двух концах - со стороны лучше видно. Не нужен он тебе, а ты ему и подавно. Хватит сидеть и внушать себе какие-то романтические иллюзии. Это не твоё. Уйди. Заведи кучу поклонников или любовников - на выбор. Измени имидж, круг общения или же сферу деятельности. Спаси себя от этой болезни.

Вырастут ли у меня когда-нибудь крылья?. Так, чтобы я смогла воспарить к небесам, подняться над людской глупостью и жестокостью?
Вырастут ли у меня когда-нибудь крылья? Чтобы я могла смести крылом ваши предрассудки?!
Вырастут ли у меня когда-нибудь крылья? Чтобы я смогла явить вам мир издалека?!

Скоро вырастут у меня крылья, и я взлечу до небес над вашей бесцельностью!
Скоро вырастут у меня крылья, и я сорву маски с ваших лиц!
Скоро вырастут у меня крылья, и я подниму вас к небесам!

Я покажу вам истинный мир! Я расскажу вам ВСЕ! Я откроюсь вам полностью!..

Но только нужно ли это ВАМ?..

Тихо. Очень тихо. Но это не спокойное молчание… Или просто мои бредни.
В комнате довольно холодно. Аромат чая, ещё недавно витавший по всей квартире тёплым, ласкающим душу дуновением, уже пропал в этой молчаливой бездне.
Темно. Очень темно. Лишь полная луна озаряет мою комнату спокойным светом. Как же меня удручает это спокойствие…
Я сильно зажмурилась. Расслабившись, я вдруг почувствовала, как мне одиноко здесь. Потолок. Эти стены. Всё здесь настолько напитано счастьем и улыбками, что уже не представляешь эти помещения безлюдными. Одинокими. Потерянными во вселенной.
Луна… Олицетворяет абсолютную уравновешенность. Всегда считала, что это невозможно. Но… Находится в мире что-нибудь безразличное. Обязательно.
Мурашки пробежали по телу. Невыносимая обстановка. В такие минуты мне хочется либо громко кричать, либо тихо плакать.
Что-то промелькнуло в моей памяти… Да, это он. Тот, из-за которого я здесь.
Звезда упала… Судорожно заметались обрывки мыслей… Всё, поздно. Я упустила желание. Теперь оно, наверно, где-то летит, на свободе, смеясь и излучая тепло…
Да, я была недостойна его. Но это не повод… шаги?
Чай! Мне хочется лишь чая. И сна. Долгого, продолжительного.

Все... Монастырь... Да...Лучше... Лучше... А что лучше-то? Где этот крайний куст, за который поздно держаться? Все раздражает. И этот тоже. Где я? Почему он на меня уставился? Сколько можно смотреть, сквозь черную дыру. Может он думает, что видит меня? Ага... Сейчас... Загоним за тучу. Почему я ненавижу холеных красавчиков? И мне давно уже все равно одна я или нет... Опять не то... Может я раздваиваюсь? Наверное, на моем лице отражается движение мысли. Боже, как должно быть, по-идиотски я смотрюсь.
Ага...Морщу лобик...дрожащей рукой хватаюсь за сигарету. Как будто она может меня удержать... Кажись, я наконец-то научилась ее правильно брать...Ну, что, красавчик, все еще смотришь? Смотри, смотри... Окунаюсь в сигаретный дым... Я забываю, где я... А так ли это важно? Шорох через мостик... Летит послание на соседний столик. Милый парниша, сладко улыбнувшись, тянется за бумажкой. Медленно, о, как медленно, он меняется в лице. Ему стыдно... Бедняжка...Он еще маленький. А там всего лишь была написана непристойность... Да...испужался... Я смеюсь – смеюсь. Кидаю бесенята-глаза –шлю ему молнию. Он не выдерживает – бежит прочь.
Еще один взгляд... Снова не то. Ой, не то. Совсем. Этих глаз нет нигде. Ненавистных и колючих. Я все заливаюсь смехом. Мне больно от смеха. Я рыдаю, но все еще смеюсь. Зачем я обидела маленького мальчика? Зачем меня преследуют водяные неживые глаза? Их нет? А я? Где я? Неважно...
Щелчок. Треск. Дыхание мелодии. Туманом наполняются глаза. Я снова плыву. Меня нет. Это самое лучшее чувство, испытанное мной когда-либо. Дарю ноль моим желаниям. Мне хорошо. Чудовищно, но и хорошо. ДорОги, дорОги. Как вы мне дО-ро-ги. Дорожу всем и абсолютно ничем. Медленное покачивание, тихий скрип, жалобный писк. Бешенно, как взбешена я. Ритм сбивается. Чудовищна я. Не сдержать стон. Нечеловеческий всхлип. Я – одна. Я – одна. Безумие – одинокий крик. ..................................
И все. Пустота. Пустите меня. Пустите, гады. Аааааа... Задержали... Я хочу в пустоту, но удержали. Я стремлюсь в черную бездну – сама. И это она. Исчезнет все с ее лица. Но не исчезает. Ложь – это не любовь.
Дрожь. Танцующая сигарета в руках. О, как по-детски, я щурю глаза. Я все еще хочу. Казаться. Быть. Замедленные движения. В танце дыма. Приближение наваждения. Голос о голосе: «Где я?» За что опутали мои руки? За что замуровали? За что заколдовали?
Отпустите... Бреду наугад...Вспышка света... Ожог... Жива ли я? Похожа – да. Вижу тех, кто в белом. Пронзили. Боль. Значит, жива.

Океан, большой, огромный, бесконечный...манит меня, я не боюсь его величия... я хочу окунуться в него, раствориться в нем с головой,отдаться воде безвозвратно, что бы она заполнила всё моё существование, что бы небыло меня, а были мы... я устала, устала бежать и не оглядываться, ведь стоит оглянуться... там всегда одно и тоже - разбитая ваза - разбитое сердце - не моё - его... я устала, устала нести разрушения... нет,я не такая!!! Я человек!!! Не умею плакать, а жаль... так забери мою некчомную душу навсегда... мне больно, а значит я ещё человек, не хочу, не хочу быть больше человеком... прощайте...здравствуй...океан...

ТАМ

- Какое сегодня число?
- Третье октября.
- Яблоки.
- Какие планы сегодня?


Личный дневник Кати.
Единственная запись.
Где-то. Когда-то.
Обросла фенечками. Научилась топать, размахивать руками и летать. (Летать?..) Слышать «за-кад-ром». Морской ветер каждое утро забавно болтает жёлтый пропуск. Он пластиковый, этот пропуск, с письменами. Висит у меня на шее.


Загорелые, улыбчивые.
- Ге ты взяла столько винограда?
- Сегодня же первый день лета!


Если наступит осень.
Клуб. Тоже свет. Мощный. Неон. Лазеры. Строгий фейс-контрол. Дресс код. Стильные вечеринки. Дорогие коктейли. Спиртное. Только оп-ре-де-лён-ная музыка. Серьёзные лица. (Кажется, это клуб модно одетых интеллектуалов.) Работа до последнего клиента. Деньги…
- Знаешь, ведь в нашем городе нет моря.
Дышу на руки.
- Там, на пляже, мы танцевали «ламбаду»…
Высокие каблуки. Короткие юбки. Шикарные авто… продолжать?
- Знаешь, там, на пляже, мы танцевали не только «ламбаду»…


Поцелуй в щёку, смешные глаза и яркая вспышка.
На долгую память.
- Я думаю, нужно много путешествовать. – Говорит Серёга, бывший одноклассник. Я соглашаюсь, киваю.
Последние пять лет мы не могли встретиться в городе, который оба считаем своим.


- Девушка! Откуда вы?!
- Из Заполярья!
- И я! Тоже! Из Заполярья!


- Сколько времени?
- Времени?
- Да..
- Здесь нет времени. Просто дни.

ТУТ

Я попала сюда поздней осенью. Вышла из самолёта и поёжилась. На земле стынут газетные листы и переспелые листья с деревьев. Я не сразу почувствовала себя плохо.
Дорога к метро. Я живу в большом городе – у нас есть метро.
В одной руке я несла чемодан с хромированными «уголками», в другой – дымящуюся сигарету. Я одета в драные джинсы и галимую футболку, пионерский галстук и оранжевую кепку. На груди – пропуск на Родину.
Люди удивлённо смотрят – я (странная для всех) бреду по улице, загорелая, с глупой здесь улыбкой. Люди… Это не мой народ. Забавно, смешно – но народ вправду не мой. Они одеты некрасиво, причёсаны неправильно, совсем не улыбаются, ничуть не танцуют. Не мои люди.

* * *

Я приехала на станцию и снова оказалась на улице. Раннее утро. Город. Без моря. Незнакомая девушка губами произнесла, только кинув взгляд, название моей страны и улыбнулась. Я улыбнулась в ответ, подмигнула. Некоторые знают о моей родине. Знают мой народ.
Я не понимала происходящее. Здесь всё по-другому. Серьёзные лица и твёрдая вера в реальность. Пепельное небо воротит тучи. Почти дождь. Вокруг толкаются и кричат. Мне плохо – дома всё по-другому.

* * *

Я забираюсь под железнодорожную платформу и прячусь. Мне страшно. Что будет со мной? Они говорят на знакомом языке, но грубом, пугающем.
- Ты кто? – какой-то человек с бородой, в грязных одеждах.
- Катя. Меня зовут Катя.
- Что ты забыла тут?
- Я прячусь. Вокруг шумно. Дождусь ночи.
- У тебя есть деньги?
- Есть. Кажется… Или – нет. Это всего лишь деньги. Сегодня – есть, завтра – нет. Какая разница?..
- Я хочу есть.
- Почему ты не попросишь немного еды?
- Ха! Кто даст?
- А твой народ? Твои друзья?
Человек уходит, посмеиваясь.
Я выхожу на свет. Совсем не тепло – даже холодно. Мне страшно в толпе. Я бегу в тень домов. Где никого нет. Останавливаюсь у лотка, в котором продаются газеты.
- Купите газету!
- О чём она?
- О разном.
- А есть расписание танцполов?
- Каких танцполов?
- Кто играет сегодня ночью?
- Театр или балет?
- Сегодня будет балет?!
- Да! Купите газету – узнаете где!
- У меня нет денег. – Роюсь в карманах. – Можно я занесу позже?
- Ха!
Я сажусь на бордюр. Никто не сидит здесь, хотя место – удобное. Странно. Такое удобное место – и никого. Очень странно – я одна. И не с кем познакомиться. Нет друзей. Зачем я приехала сюда?
Телефонный звонок. Оказывается, у меня есть мобильный телефон. Долго роюсь в чемодане.
- Алло.
- Привет. Прокатимся по городу?
- Давай – (улыбаюсь)
- Ты где?
- На удобном бордюре. Возле метро.
- Где?
- На бордюре. Ты разве не знаешь самый удобный бордюр? На нём очень удобно!
- Катя, это ты?
- Да. А кто ты?
- Хм.. Вернулась. Короче, выходи к главной дороге.
- Где много машин?
- В точку. Сейчас подъеду.
Я выхожу к дороге. В глазах рябит – столько машин я не видела никогда. Страшно.
Скоро шикарный синий кабриолет тормозит рядом.
- Катя!! Садись!
- Хорошо! А куда мы поедем?
- Домой.
- Домой?
- Да. Домой.
Мы едем. Это приятно – ветер треплет волосы. Рядом красивый мужчина. Он улыбается мне. Я улыбаюсь ему. Он симпатичный. (Может мы заедем на пляж? Искупаемся вместе?)
- Как отдохнула?
- Отлично.
- Знаешь, этого ничего не было.
Я хмурюсь.
Мы сворачиваем в арку, въезжаем во двор. Выходим из машины и заходим в подъезд. (Или парадную?) Заходим в лифт и поднимаемся. Мужчина открывает дверь, мы оказываемся в просторной квартире с окном вместо одной из стен.
- Куда выходит окно?
- На юго-запад. Ты так говорила, я – не знаю.
- Там моя страна!
- Господи! Что с тобой? Тебе на работу завтра! Очнись!
- Там моя страна!! На юго-западе!
- Твоей страны – нет. Помнишь? Она приснилась тебе!
- Но я целый месяц!.. Друзья!.. Музыка!.. Свет.
- Я что-то сготовлю.. Это приснилось тебе. Никакой страны не было. Эх.. Пора что-нибудь съесть. Пойдём вечером в ресторан? Потом зайдём в ночной клуб. Будет почти как в «твоей стране».
Он скрывает окно занавеской и уходит готовить еду.
- Почти. - Я сажусь возле окна и смотрю вдаль. Где-то далеко моя страна. Она не могла присниться. Она – есть. Где-то там – Родина и мой народ.
Всего лишь сон.
Рву шторы, распахиваю окно.
Цельсий говорит: плюс двадцать пять. Лёгкий бриз колышет волосы. Лето.
Для меня – поздняя осень.
Сижу – смотрю вдаль.


Размечталась. Сейчас в гости заходили старинные друзья. Они приехали с Z. Рассказывали, как было в этом году. Я раньше - ездила пару раз. Вспомнилось. Это написала очень давно. Отыскала в куче старых текстов. (Папка "никудышные") Решила зачем-то выложить.
Это ли не возможность для всех?.. Прошу! ;)
Катя

Что-то не давало девушке покоя. На сердце было слишком тяжело.
Она осмотрелась и увидела толпу людей, идущих по улице, каждый по своим делам. Их лица не выражали ничего, кроме наличия каких-то проблем и забот.
Безликая толпа, подумала девушка. Безликая толпа одинаковых людей.
Звуки, доносящиеся ото всюду, снова отвлекли ее. Тряхнув головой, девушка подняла взгляд на серое небо.
Многолюдная улица была полна различных звуков, которые смежались в единый гул мегаполиса.
Девушка уже не помнила когда в последний раз наслаждалась тишиной. Тяжело вздохнув, она зашла в кафе и, выбрав столик у окна, заказала зеленый чай.
Люди открыли множество способов держать себя в тонусе, чтобы больше работать, однако не каждый человек сумеет сказать почему он хочет больше работать. Больше зарабатывать? А зачем? Чтобы исполнить мечту?
Девушка горько усмехнулась, делая глоток освежающего напитка.
Шелест крыльев. Шелест огромных крыльев перекрывает пронзительный гул, доносящийся с улицы.
Она осмотрелась, непонимающим взглядом обведя всех людей, присутствующих в помещении.
Снова прозвучал странный шелест, и она вдруг поняла, что он исходит с улицы. Выглянув в окно, она неожиданно увидела красивого молодого человека. Он стоял и смотрел прямо на нее. Но не это было странным. Необычным было то, что у этого парня за спиной возвышались… крылья!
Люди шли мимо него, словно и не видели его крыльев, а он спокойно стоял и смотрел на девушку своими светло-карими глазами.
Она чуть не уронила чашку, и тут же осознала, что это, должно быть, просто сон. Однако задев локтем угол столика и ощутив разрывающую боль, девушка отмела мысль о сновидении.
«Значит, дело в чае…» - подумала она. – «Или в недосыпе…»
Но она чувствовала себя абсолютно бодрой.
Тряхнув головой, она попыталась прогнать галлюцинацию.
Молодой человек пошевелил крыльями, и печально вздохнул.
«А ведь выглядит так реально…» - девушка улыбнулась ему и даже позволила себе приветливо махнуть ему рукой.
В его глазах вспыхнула искра радости, и он невольно улыбнулся.
«Она выглядит такой реальной…» - подумал молодой человек, разглядывая ее великолепные ангельские крылья, шелест которых и привлек его внимание. Абсолютно белые, они даже слегка переливались серебристым светом, и сияли подобно звездам.

представляешь, сегодня выпал снег. самый первый снег. тот, о котором ты так мечтал какие-то сто сорок дней назад. он лежал всего несколько часов, пока на нем не отпечаталась эта безобразная обыденность в виде сотен тысяч следов ботинок сорокового размера.
но в те робкие мгновения, что снег нежной дымкой окутывал серые улицы нашего города, я снова почувствовала себя живой. словно ты снова вернулся, и осторожно набросал эскиз нашей новой жизни. этим снегом.
мне кажется, что завтра я уйду. я давно уже утратила способность что-либо ощущать. еще сто тридцать девять дней назад. предворительно заряженный пистолет лежит на столе. завтра утром, когда первый снег превратится в грязные подтеки, вызывающие отвращение у прохожих, я приставлю ледяное дуло к голове. и не почувствую, что нечто страшное разъедает меня до волдырей, как кислота, не почувствую, как застывает кровь, словно вены наполняются формалином, не смогу почувствовать ничего, кроме одного. ощущения скорой, нет-нет, не смерти, скорой встречи с тобой. где-нибудь там. в другом мире.
и, быть может, спустя сто сорок дней жалкого существования, я снова обрету способность жить.
как ты думаешь?

Расплещется, раз-ис-па-рит-ся,
Развеется, чтобы смыкать
Судьбы незримые час-ти-цы
Мечты сошедшей благодать.

На сизоутренние крылья
Ещё прильнёт моя душа
Чтоб провести до первой были
Её голубкой, не спеша.

И за небесным поворотом
Прощаясь, может, навсегда,
Почудится - окликнул кто-то,
По первоимени назвав...

учусь тебя-наизусть. лихорадочными пальцами. наизусть. с широко закрытыми
глазами. учусь тебя-словами/строками... на дне стакана вчерашняя осень.
я научилась убивать июль в начале мая.....

наблюдая тишину. проверяла ее напрочность. так резко изменилось небо.
недолететь. одной-тем более. прозрачность твоих губ на фотографии. манит. ты
никогда не вернешься. и я не вернусь. забытые танцы. на наших асфальтах...

я помню.
ночные мысли. касание душ...... ~я все забываю забыть....

за завтраком отогревать тебя. резать мысли. чужие улыбки-ненавидеть.
убивать последнее дыхание. забывая. где горло... хвататься твоих рук.
взахлеб. стаканами... а по венам. течет-не_твое небо....
на карнизах осколки лета. прошлого/не забыть//

~я заметила дно.
но вина
давно уже нет~

Что понижает Ваш уровень стресса/кровяного давления/беспокойства, выводит из депрессии? Напишите список из пяти или больше "Успокаивалок", запостите их у себя в дневнике...а потом "осальте" пятерых своих ПЧ/Избранных и попросите их сделать такую же запись в своих дневниках.

1. Приятная музыка
2. Хорошее окружение
3. Прогулка по родному и красивому городу (Питеру напримет :))
4. Уютное кафе
5. КОт!!!
6. Успокоительное- толькотрата денег :)
7. Реализация давно намеченных планов, лежащих в дальнемуглу и память ореализованных - САМРЕ ГЛАвнОЕ!!!

он стал ветром. просто однажды я проснулась и не услышала тревожный стук его сердца, не почувствовала как мягко щекочет мне за ухом его теплое дыхание, не смогла посмотреть в его глубокие глаза, чтобы потом ощущать, как все внутри будто сжимается, становится невесомым и всю меня подхватывает невидимыми руками-крыльями. и тогда я признавала бы про себя, что не врут все фразы о том, что любовь окрыляет. а вслух говорила бы только простую, избитую до невозможности, но делающуюся такой необычной, такой особенной оттого, что я произношу ее именно ему, фразу. я тебя люблю.
и если бы эти несколько чудесных минут не прекратили повторяться изо дня в день, они бы все равно не смогли стать для меня обыденными. я бы нуждалась в них, как в воздухе. пока ты не стал им. ветром.
я не смогу тебя теперь простить.
я тихо плачу, томно вперив взгляд пары мертвенно-синих глаз в окно. измеряя расстояние мыслями, расстояние, которое ты преодолеваешь каждую секунду. расстояние все больше и больше разделяющее нас. наши души. наши мысли. и я только тихо плачу. я настолько к этому привыкла, что каждый вечер, только спускается ночная пелена, слезы текут сами по себе. я могу отвлекаться, я могу заниматься посторонними вещами, даже косвенно не имеющими отношения к тебе, но слезы наперекор всем законам нравственности и психологии будут медленно течь по щекам, оставляя прохладные дорожки соли.
а ты стал ветром.
я чувствую твою непомерную силу. ты оставляешь за собой след. в ускоряющих против своей воли шаг людях, покоряющихся тебе и твоим желаниям. в изгибающихся зонтиках, бесконечно подстраивающихся под тебя, твой клубок помыслов. в щурящихся знакомых и просто прохожих, которым ты кидаешь в лицо пыль и грязь. в птицах, чьи курсы-маршруты ты ломаешь, приводя за собой армию туч. ты, несомненно, оставляешь след. пятно.
и в моей жизни тоже. ты вошел в мою судьбу ловко, став лирическим и любимым героем, прошелся взад-вперед, расставив мины и раскидав ловушки. потом ты начал маяться. тебе наскучила я. наскучила собственная игра и моя искренность. и ты, не сказав ни слова, помчался дальше.
ты стал ветром. оставив, да, безусловно, оставив в моем воспоминании картинку каждого утра, которое я встретила с тобой. и теперь это время электрическим током проходит по нервным окончаниям. я не могу думать.
и я знаю, что тех, кто стал ветром, уже не спасти. уже не вернуть.
моя лучшая половина уже освободилась от тебя и свинцовых оков, держащих взаперти мои мысли и желания, оков, не дающих мне летать и мечтать. худшая же искренне хочет верить в то, что ты все же другой, что все эти разрушительные силы несвойственны тебе. наивно. наивно и глупо.
нельзя верить жалости и слезам. ровно как и любви. они съедают червем изнутри, сжигают бумажные мечты и, наконец, уничтожают совсем. а крылья.. что крылья? перья запачкаются, кости начнут крошиться. но в момент, когда ты снова обретешь функцию наземного существования, когда память перестанет воспроизводить картинки мучительного опыта, кто-то снова захочет научить тебя летать. и кто знает, может, на этот раз удастся пролететь над пропастью и уцелеть. оказаться не сбитой порывом ледяного ветра.

Ну вот, в воскресение я уезжаю... боюсь что когда вернусь многих уже не будет, и всё же надеюсь что вы меня не забудете!!! Зато я еду к маме!!! Напоследок вот вам пища для мозгов :)
Почему?
однажды в жизнь каждого человека врывается холодное весеннее утро. оно входит в нашу жизнь липучей жвачкой, вызывающей ощущение зябкости, когда каждый сегодняшний день похож на вчерашний, а будущего как будто нет. это утро врезается в наш мозг обжигающими льдинками, уничтожающими каждую частичку теплого и живого, съедающими нас изнутри. и уходя, оставляют лишь пустоту. это утро войдет, выльется одним единственным вопросом, ответ на который вы никогда не получите, вопросом, который задают ежесекундно тысячи людей…
почему?
почему всего через минуту настоящее станет прошлым? почему столь быстротечно время? почему мозг оставляет нам на память только плохие эпизоды такой огромной жизни? почему время проходит сквозь пальцы едва ощутимым песком? тысячи, миллионы раз… почему? может, кто-то знает ответ. всего одна фраза, объясняющая нам многое, смогла бы полностью изменить жизнь каждого, смогла бы решить мировую проблему философии, психологии.
но станем ли мы счастливей? сделает ли этот ответ нас увереннее, сможем ли мы управлять своей судьбой? снова вопросы… или мозг может просто не справиться, ответ может оказаться слишком грубым, резким, внезапным.
человек – единственное существо, которому дано знать, что в конце будет темнота, что в конце туннеля не будет света, хотя, некоторые наивные верят… но надежда умирает последней. и дает ли это знание что-то кроме постоянной душевной тревоги? за каждым углом нас может ждать страшное, хотя, может, и не страшное вовсе. но пока не посмотришь ему в глаза - не узнаешь, пока не окунешься, не сделаешь вдох, последний вдох… а потом уже становится все равно. но есть ведь счастливчики, которым все равно становится еще во время жизни, которые могут спокойно наслаждаться каждой секундой, потому что она в своем роде одна… а потом она уйдет, станет драгоценным прошлым… но таких людей очень мало на нашей планете.
однажды приходит утро. оно ставит перед нами вопрос, не имеющий ответа, смысла. и сколько не бейся о стену, не разбивай руки в кровь, ответа ты не получишь.
это слишком трудно?
это слишком легко.
тогда почему?
снова почему?
не слишком ли вы многого хотите? вам дана жизнь, возможность дышать, морщиться от солнечного света, давать ветру колыхать ваши волосы… живите.
но человек по природе своей постоянно чего-то требует. постоянно находит тысячи почему, тем самым вечно что-то усложняя. да, проще было бы просто жить, закрыть глаза на вопросы, наслаждаться… наслаждаться? а можно ли, не зная ответа?
и мысли-камни тянут вниз, они слишком тяжелы для одного человека, этих вопросов накопилось слишком много, а ответов никто не дает. и приходит нервный срыв, некоторые справляются, другие навсегда остаются в мире кровавых маков. они ищут ответы, они срывают эти запретные цветы, не зная, почему они стали таковыми – им никто не ответил, дрожащими руками прижимают их к белым от горя щекам и тихо-тихо, чтобы разобрать слова мог только ветер, они спрашивают: «почему?..»
они не сходят с ума, но душевных сил остается слишком мало. и потом наступает конец. они его ждали. может, он, наконец, ответит. им все равно, что будет потом, они не думают ни о ком, просто им плохо, а это шанс положить конец всем страданиям, всем несбывшимся мечтам, обломанным крыльям… просто это будет конец. и многоточие. нет, точка. пустота. после не будет ничего. этого «после» просто не существует. они узнают ответ, это будет лишь одно простое слово, которое они твердили всю жизнь. и они пожалеют, что не жили так, как нужно было жить, что не смогли оценить способность ходить по земле, что не смогли… не смогли смириться с тем, что здесь ответы на вопросы не падают с неба. прежде, к небу нужно подняться…
однажды в нашу жизнь врывается утро…

С любовью

Это произведение написанно Светланой Малышевой. Оно поистене прекрасно... советую его полностью прочитать и вы не пожалеете!!!

ВЕЩИЕ СНЫ

Первый

Тополя прощались с облаками. Сквозь их многолистное семейство с трудом протискивалось разбуженное небом солнце. Опоясав золотыми нитями каждый листочек, струеобразные лучи завладели зелёным пространством; утренний свет окропил собой стволы, и ветви, и листву.
Рассекая рассветную негу, с высоты старого тополя удивительно медленно падал человек. Ломая сучья, он тихо вскрикивал; пытаясь удержаться, хватался руками за ветки; руки скользили, сдирая с ветвей листья, и оставляли на дереве кожу и кровь. Неотвратимо близился конец. Деревья испуганно шептались, но помочь ничем не могли. Человек уже не вскрикивал от ударов, а лишь слабо и жалобно стонал.
"Господи Боже, прими меня скорее…", - услышали вспорхнувшие в страхе птицы, когда несчастный напоролся на сломанный бурей сук. Умирающий сделал вдох, с трудом повернул голову. Широко раскрыв глаза, он разглядел сквозь окружавшую его зелень голубой кусочек неба, зашептал молитву и рванулся. В момент наивысшей боли жизнь покинула израненное тело. Душа моего отца, Андрея Еремеева, упокоилась среди шороха листвы.
Мне же в этот день было суждено родиться. Трагедия, произошедшая с отцом, осталась в памяти лишь датой. Мне не составило труда её запомнить. Дальнейшая жизнь складывалась подобно мозаике.
Второй
Вскоре я подросла настолько, что начала ощущать недостаток внимания. Его дефицит привёл меня к первому обдуманному выбору.
- Мама, я хочу в интернат.
- Куда ты хочешь?!
Мама посмотрела на меня испуганно. Она вывешивала на балконе постиранное
бельё и после моих слов забыла прищепить полотенце. Махровый полосатик тут же соскользнул с верёвки и тяжело шлёпнулся на пол.
- В интернат, - упрямо повторила я и не отвела взгляда. Я вообще любила смотреть исподлобья.
У мамы были серо-голубые, усталые глаза. Я боялась только, что в них появится влага, а то, что к усталости примешалась ещё и боль, меня почему-то не взволновало.
- Лика, интернат – для детей из неблагополучных… - сказала мама и сама себя осекла: - Тебе плохо со мной?!
- Нет, мам. Просто ты всё время занята. А мне скучно. Там хоть есть с кем посмеяться. ("Какая ерунда!")
- Доча! – мама тяжело, как старуха, слезла со стула и прижала мою голову к своему животу.
Я грубовато отстранилась и спросила:
- Меня возьмут в интернат? Ведь я же без отца.
- У тебя есть я, - вспыхнула мама. – А в интернате не так сладко, как ты думаешь, - добавила она серьёзно. – Вряд ли ты получишь от чужих людей то тепло, на которое рассчитываешь. Раз я не сумела обогреть тебя так…
- А я ни на что и не рассчитываю, - перебила я её. – Я хочу… сделать нам обеим хорошо. Я вижу, как тебе тяжело, и ты никогда не улыбаешься…
Мне вдруг стало трудно дышать.
- …и бежишь с работы, боясь, как бы я опять не забралась на крышу. Зря боишься! Я не сорвусь.
- Анжелика!!!
Всё. Теперь она точно заплачет. Когда маме, лежащей в роддоме, сообщили, что отец сорвался с дерева (надо полагать, он залез туда спьяну, чтобы быть "поближе к Богу" в момент моего рождения!), она потребовала для себя книгу о сильной женщине. Ей принесли "Анжелику". Так что именем своим я, фактически, обязана отцу.
Оформление документов не заняло много времени, и уже через неделю я стояла на пороге первого искушения. Искушения вернуться обратно. Мама плакала, а я сомневалась. Но тут директриса, очень полная и с виду добрая, взяла меня за руку, легонько сжала её и ободряюще произнесла:
- Ты всегда сможешь уйти домой, Лика! Как только захочешь. Предупредишь персонал и поживёшь у мамы. Она у тебя хорошая и никто не забирает её насильно. Но сама понимаешь, как маме тяжело – одной, без папы, тебя воспитывать, и материально, и физически.
- Лика… - потерянно потянулась ко мне мама.
Я смахнула с ресниц слёзы, изо всех сил обняла маму и прошептала ей на ушко:
- Я люблю тебя! Сильно, сильно! Мамочка! ("Что я делаю?!")
Она улыбнулась мне сквозь влажный туман, растрепала мои волосы, поцеловала в щёчку и ушла.
В этот день мне исполнилось одиннадцать.

Третий

Однажды я решила испытать судьбу. Тем летом наш интернат в полном составе вывезли в лагерь. Ничего интересного там, кроме огромного, старого трамплина на местной Лысой горе я не обнаружила.
"И пошла дочь по стопам отца своего!" – криво усмехнулась я, пробуя на прочность первую гнилую доску под ногой.
- Ну, кто ещё смелый? Айда со мной! – бросила клич в притихшую стайку безотцовщин. Испуганными страусятами зарылись в песок взгляды.
- Воспитатели рядом, – кто-то робко возразил мне. Другой голос, посмелее, добавил: - Лезь одна, мы прикроем!
Они прикроют, как же! Я хмыкнула и пошла "брать высоту" одна. Деревянный трамплин давно готовили на снос, планируя воздвигнуть вечный – из бетона. Но планы не торопились воплощаться в жизнь, сооружение "донашивало тело" и на момент знакомства со мной имело очень неприглядную форму. Перила шатались от малейшего ветра, а наклонный пол прогибался, точно резиновый. Меня охватил нездоровый азарт. Я бросила вызов судьбе. Легко одолев первые метры, я смерила взглядом узкие доски, ведущие вверх, пустые глазницы проломов и зыбкость трухлявых перил. Неожиданно мне представилось, что я забираюсь… на тополь. Тот самый – отцовский! Я слышу отцово дыханье: ниже… выше… за спиной. В шорохе редких листьев, в шёпоте усталых ветвей… Тополь изнемогал под тяжестью лет, его томил груз невысказанной боли. ("Упасть бы…")
Добравшись до середины, я уже знала, как страшно было отцу взбираться всё выше. Он опасался колыхания ветра, которое сплетало сердце с воздухом и перехватывало дух. Ему было жутко от треска вдруг обломившейся ветки… А я вскрикнула, когда в дыру провалилась нога.
- Папа… Папочка! Зачем ты забрался так высоко?!
Мне захотелось увидеть отца. Я всегда по нему тосковала. И ненавидела! За то, чего понять в нём никогда не могла. Неосознанно приняв некое решение, я отбросила в сторону осторожность и полезла вверх с отчаянностью камикадзе. Еле слышно долетали испуганные возгласы с земли, но я не желала возвращаться. Добралась до самого верха, взошла на шаткую площадку и осмелилась глянуть вниз. С высоты двадцатиметрового трамплина мне открылся чудный вид! Река, песок, деревья… Люди. Река переливалась на солнце, песок был похож на лаву вулкана, деревья - … Деревья и люди мало чем отличались друг от друга: и те, и другие шумели и волновались. Мне стало жаль их. Я решила вернуться, хоть так не хотелось спускаться! Я была счастлива, радость кружила голову. Свобода и лёгкость! Я будто пьяная ! ("Откуда я знаю состояние пьяных?!")
В моём уме мелькнула мысль, я её поймала. И поняла… Человек пьянеет от счастья – вот что произошло с моим отцом.
- Папочка… Ты очень ждал! Был счастлив и не знал, как это выразить… ("Так – да?!") Ох, папа.
-…лика!!! …ленно …кайся!!!
- Меня зовут, папа, слышишь? Кричат, чтоб я немедленно спускалась, – горестно вздохнула я и нехотя повернула обратно.
Теперь я была осторожна. Мне удалось донести до земли чёткую уверенность, что, забравшись на папин тополь, я полностью подчиню себе судьбу. По приезде в город я так и поступила, поэтому свой пятнадцатый день рождения встретила дома: меня исключили из интерната.
Возможно, именно этого я и добивалась, не зная, как самой вернуться к маме.

Четвёртый

Итак, я была уверена, что хорошо знаю жизнь. Однако вскоре выяснилось, что это жизнь знает меня. Она зорко следила за соблюдением тональности преподносимых мне цветных кусочков, которые я укладывала в определённом мною порядке. Однажды вместо мелькнувшего чёрного квадрата мне был предложен белый зигзаг: жизнь решила сыграть в "поддавки". Соблазн был велик. Я растерялась. Одно из ведущих агентств модельного мира вдруг подарило мне Париж.
Изредка, как и все девчонки, я пытала счастье в разных конкурсах, при этом совершенно не чая победить. И вот теперь меня ждёт Франция, а я не знаю, как мне поступить. Жизнь хорошо изучила мои притязания – она даёт мне в руки флаг! Но что взамен? Какая плата?! Я, конечно, вспомнила отца. Он заплатил за своё счастье: сорвался с неустойчивой вершины в момент, когда рождалась я.
- Папочка!.. – вдруг горько прошептала я. И прижалась к маме.
- Он был бы рад, если бы выжил, что его дочь поедет покорять Париж, – сказала мама.
- А ты? – я взглянула на неё сквозь слёзы, памятуя о длительной разлуке по моей вине.
- Я?! Конечно, Лика! Что ты! Да я и мечтать-то о таком для тебя не могла!
Я прогнала сомнения и дала согласие на участие в Неделе Высокой моды во Франции. Мама осталась дома, сославшись на занятость, но я знала, что ей просто нечего было надеть. Возможно, следовало что-то предпринять, но мне уже захотелось поехать одной. Я ощущала неизъяснимую, ёмкую радость при мысли о полной своей независимости. Неосознанная уверенность в невозможности безвозмездного счастья была окончательно погребена под обломками здравого смысла.
Когда в безмолвном упоении я созерцала, задрав голову, извечный талисман Парижа и возносила себя мысленно на самый шпиль Эйфелевой башни, к её подножию Скорбь возложила телеграмму: моя мама тихо умерла во сне. Ей было тридцать семь, а мне в тот миг исполнилось семнадцать.

Пятый

Так уж случилось, что все основные события моей жизни происходили в день моего рождения. С будущим мужем я познакомилась на день позже. Я усмотрела в этом благодатный намёк и, не мешкая, вышла замуж. Мужа, как и моего отца, звали Андреем. Нашего с ним первенца мы назвали так же. Я не знала, что в народе бытует поверье: два одинаковых имени в одной семье не живут. На седьмом году нашей спокойно-счастливой жизни я вывела этот закон сама.
Свой двадцать пятый день рождения встречала без мужа: он не успел вернуться из командировки и позвонил по межгороду, чтобы поздравить.
- Ну что ж… Андрюха! Пошли купаться!
Сын деловито вытащил из шкафчика плавки.
- Мам, а ты научишь меня правильно шлёпать руками по воде? Так, чтобы не тонуть?
- Ты хочешь плавать? – засмеялась я над "изысканной словесностью" пятилетнего сына. – Тогда поторапливайся!
И пруд, и его побережье были густо населены народом. Я подхватила сынишку на руки и, зайдя по пояс в воду, двинулась по каменистому дну вдоль берега. Андрейка усердно "грёб", обдавая всех тучей брызг. Мы оба хохотали, испытывая удовольствие от урока плавания. Я постепенно сходила на глубину, где дно было более илистым.
Я ухнула в яму столь неожиданно, что не успела крикнуть. Андрей вцепился в мои руки и древний инстинкт шептанул: "Вместе не всплыть, оттолкни!!!" Я сбросила сына рывком… ("Что… я делаю? Боже?") Взвилась на поверхность. Насытила лёгкие воздухом ("Я его не найду!") и нырнула обратно. Андрея не было рядом. Я обезумела и закричала. Тут же захлебнулась. Снова всплыла ("Не найду…") Из самого своего естества родила дикий вдох и продолжила поиск. Пальцы вгрызались в безжизненный ил: я потеряла Андрюшу. Я вновь показалась над водой ("Всё.") и не своим голосом закричала:
- Андре-э-эй!!! Господи, кто-нибудь… Помогите!!!
Люди замерли. Я увидела их – один на всех – затравленный взгляд, сделала шаг в сторону и снова нырнула. В этом месте я никак не могла нащупать дна. ("Там.") Я поняла, что там – мой сын. Ещё раз всплыла на поверхность: люди молчали и плакали. На берегу жизнь уже умерла… Помощи ждать было не от кого.
Я нашла сына в яме. Обхватило за тельце и подняла. ("Холодно") Пока несла его к берегу, услышала общий взрыд. Все они ждали п е р в о г о… И каждый смотрел на другого. До приезда спасателей я пыталась заставить сына дышать; я вдыхала в него тёплый воздух, но Андрюша холодел от остывающей крови…
Позже у меня ещё были дети (да, решилась), но уже от другого мужа. Андрей не вынес удара, а я не смогла скрыть, что с а м а оттолкнула сына. И мы расстались.

Последний

…На стекле дрожала капля. В ней отражалась я.
- Я прожила глубокую жизнь! – сказала я капле, а она испугалась и скатилась вниз.
Тогда я поглядела на небо. Оконное стекло ломало пространство; я развернулась в кровати так, чтобы видеть небо пошире.
- Несмотря ни на что, мне понравилось жить! – я думала вслух. – В моей жизни было много хорошего. Мне почти семьдесят, а я каждый слышу, что молода!
Искажённый старостью голос вернулся в сознание шёпотом ветра. Ему, как и мне, не спалось, но я говорила с небом.
- У меня трое детей и пять внуков, недавно я стала прабабушкой! Лишь трижды за
жизнь я натыкалась на рифы: мой отец… моя мама… мой маленький сын… – оставили меня в мой день рождения. Через месяц у меня юбилей!
Я наклонила голову – стекло раздвинуло звезду, небо удлинилось. Я вдруг увидела отца: он держался за тонкую ветку на самой вершине строго тополя.
- Папа, зачем?!
- Мне радостно, дочка! Я ожидаю тебя!
- Ты упадёшь… Ты меня не увидишь!
- Но ты можешь всё изменить!..
- Как, папа? Как?!
Я неловко повернулась, небо съёжилось, звезда пропала.
- Он не умрёт, ты не допустишь! – я погрозила небу кулаком. – Не ты, так я всё изменю! Ты мне не веришь?
Небо имело усталый вид. Утомлённо, и потому медленно, оно смыкало глаза: одна за другой гасли жёлтые звёзды, скрывая томное мерцание тьмы под серыми веками запоздалого утра. Разорванная солнцем ночь угрожающе-лениво выворачивалась наизнанку: на исходе дневного ликования она заштопает себя звёздными нитями, выдернутыми из волнующейся синевы вечера, и приступит к ежедневной казни света.
Я не стала дожидаться трагедии: мой взгляд поймал удачу дня, застыв в преддверии финала. Я обняла сознаньем жизнь – и умерла, вдохнув рассвета...

*

В тот же момент мамин живот извергнул меня из себя последним усилием схватки. Да, я знала всё, что ждёт меня – лишь стоит мне родиться… Однако всё сумела изменить! Я проживу глубокую жизнь, но – чуть по-иному! Предвидя печаль своевременной даты, я родилась на месяц раньше.

Приходи ко мне,чтобы остаться.Чтобы я каждое утро видела,как твои руки закручивают тюбик зубной пасты.Чтобы мы пили из моей любимой красной кружечки с иероглифами воздух,который ещё не успели выветрить после бессонной ночи,которой встречали рассвет.Приходи,чтобы я не грустила,когда ты уезжаешь,потому что тебе лучше не в этом городе.Приходи,потому что в ином случае наши дети будут голыми.Ибо мы уже давно мечтаем ,во что их будем одевать), и какие книги читать будем на ночь. Приходи,ты же любишь,когда я перед сном говорю "Добро пожаловать в мой маленький мир" ,а потом полусонная читатю тебе нелюбимую твоим сердцем Марию Цветаеву ,и любимую твоими ушками в моём сонном исполнении.Я иду не закрывать дверь.А ты идёшь, не снимая ботинки ,спать.Я готовлю наш любимый запах кофе.Ты же выходишь в магазин за мандаринами и интернет-карточкой,чтобы найти новую работу где-то не здесь.Вот и живём.Каждый в своём мире,но кажде утро заканчивается закручиванием того самого тюбика пасты.

ты уснула в глубине меня. пока не закончится наша зима, пока я не узнаю, что тебя больше нет. я тяну нотки над небом – истинннннна.. нараспев целую облака. за то, что ниспослали тебя на эту землю.
а ты сидишь / стоишь / улыбаешься где-то на самом краю мира. сколько мне до тебя?.. я иду твёрдым шагом по почвам и водам, чтобы найти. чтобы наконец обхватить тебя руками и, уже ничего не ощущая, тянуть ту же длинную «нннн». я всё чаще задаюсь вопросом: где спит твоё сердце?.. я не произнесу его вслух. чтобы не разбудить. чтобы ты спала на той же усталой глубине внутри меня.

Я теперь знаю всё и зима наконец то заканчивается... все мозайки есть, остаётся всё выбросить и начинать новую картину, совсем другими красками, более глубокими...более яркими...другими...

Хочу что бы в моей пустой квартире, такой огромной для меня одной, поселился маленький такой ангелочек. Она будет будить меня своим звонким смехом, а я буду отвечать ей детским питанием :) она перевернёт всё верх дном, я потрачу тысячи плёнок что бы запечатлить во всех красках это прекраное безобразие, это маленькое сумасшествие... мы бы устраивали войну из взбитых сливок, а потом валялись на взбитом полу как клубички :)!!! Я каждое утро заплетала бы её белые локоны в голубую ленточку,зная что через час эта ленточка будет красоваться где угодно, только не на её маленькой и несмышлённой головке, а она всё время путалась бы своими пальчиками в моих волосах :) маленький ангелочек с голубыми глазками... маленькое счастье вогромном мире... маленькое безумие в холодных расчётах... дочка!!!

Приятно получить симпатию, но хотелось бы посмотреть на этого человека, оценить его труды, его мысли... в голове поселилась странное желание (странное для меня) - хочу быть красивой, но думаю что это не самое умное что может прийти в голову, наверное красота действительно не важна, но ведь говорят что прекрасный человек, должен быть прекрасным не только внутри внутри... интересно. Красота... даже не то, что бы красивой, а необычной, не люблю сухую красоту - это скучно, бонально, хочу искорку, мне её так не хватает, а может обыденность так душит и есть она, эта искорка...да уж, вопрос века :) но хочу быть чем то таким:

Наконец то нашла свою любимою плёночку, монохромочку! Берегись всё живое вокруг!!!