— Мам, ты скоро вернёшься? — голос маленькой девочки, наблюдающей за неспешно собирающейся на работу женщиной, вторил стуку маминых туфель. Она взглянула на беспокойную дочь через плечо, прежде чем поправить манжеты белоснежного платья и подтянуть к бледным запястьям перчатки, а затем ласково обратилась к ней по имени.

  — Конечно. Жди меня с нетерпением. — уже красуясь перед зеркалом в коридоре, она натянула поверх наряда причудливое оранжевое платье с цветочками, и помахала дочери вслед.

  — Ага. — хранившая своё детское очарование лишь в мягком слиянии гласных, та пару раз кивнула вслед уходящей матери, вяло помахала ей рукой в ответ и юрко скрылась в коридоре. 

***

  Женщина, блуждая по грязным протоптанным дорогам, приближалась к общежитию, слухом цепляясь за осторожные завывания ветра, аккурат скользящего по её голым щиколоткам. Быть может, именно высокая влажность и редкий запах петрикора влекли её в дождевых сезонах — таких редких, но ожесточённых в этом посёлке. Хотя, пожалуй, дело было не только в запахе и мокром воздухе, но и в её неординарном способе самовыражения — использованием грязи, как премиальной краски для шифоновых тканей.

  Её стойкий запах въедается в самые альвеолы, проходит сквозь лёгкие и забивается под сердце, когда женщина отворяет дверь общежития и, предварительно закрыв её на засов, сразу лишает себя пышного свадебного платья, оставаясь в цветочном одеянии. Минуя тёмные коридоры, она поднимается на второй этаж, спускается на колени и, опуская тонкий шифон в ведро с водой, начинает усердно тереть платьем пыльные полы общежития. Оно приобретает грязновато-коричневый оттенок и пятна черным градиентом ложатся вдоль кружевного подола. Женщина вздыхает, глядя на еле видимые мозоли. 

Приятное чувство удовольствия проникает в её кровь, разливаясь по венам, и дарует ей неописуемое ощущения созерцательной наполненности.

  Оно начинает активнее пульсировать, когда та подходит к дверям туалета, останавливаясь ровно перед лужей мочи ядерно-желтоватого цвета. Она мысленно благодарит не смеющихся ослушаться её просьб напившихся дам (уборщицы не обладают должными навыками для починки сантехники, забившейся желудочными смесями жителей общежития) — и не без особого душевного удовольствия опускает белоснежное платье, созданное под греческий стиль, в жидкую, отвратительно пахнущую массу. Так, некогда девственно чистые ткани приобрели новый, неожиданный для их обладательницы подтон, никак не сравнимый с предыдущими.

  Её возвращение домой прошло обыденно. Женщина красовалась перед страшно завидующей её деятельности дочерью созданным ею произведением искусства, показательно сравнивая со своими прошлыми нарядами, а та, уже не в первый раз желавшая прочувствовать внеземной экстаз матери, вновь демонстрировала той свои желания, но так и осталась отвергнутой.

  Ах, милые женщины общежития…Ей отчаянно хотелось почувствовать себя частью тонких химических соединений мочевин. Потому, наплевав на следующую ночь на протесты матери, девочка выбрала самое приглянувшееся ей — старое, дряхлое — платье и направилась к сточной канаве.

  Пожалуй, ни разу в жизни ей не удавалось испытать чего-то схожего. Липнующие к коже отходы, облегающее тело целиком, ароматные сточные воды и горьковатый, отдающий амброй маминых платьев привкус — ничего из перечисленного более девочка не испытывала с самого своего рождения. И нахлынувший восторг, наряду с утренней руганью возвратившийся домой матери, чрезмерно обеспокоенной способом времяпрепровождения дочери, сопроводил девочку до самого заката. 

  К тому времени на её белом платьице не осталось ни единого светлого пятна.

      В полузаброшенном поселке Омской области наступило очередное весеннее солнечное утро. С приходом весны, помимо прочего, пробуждаются фантазия, вдохновение. И Елену это чудесное явление не обошло стороной.    

       В планах было окрашивание стен, полов, и она решила заняться этой работой в… свадебных платьях! Но и это не было пределом затеи Елены -  она решила использовать в качестве емкости для смешивания краски топ платья! А фата и перчатки служили для защиты волос и рук.          

       Нарядившись в первый наряд и залив банку краски в пикантную емкость, туго затянув талию, дабы жидкость не пролилась вниз, невеста-маляр вышла из уборной и буквально шокировала дочь свои видом!

       «Мама! Что с тобой?» - недоуменно воскликнула 8-ми летняя дочурка.

       «Ничего особенного», - игриво ответила женщина. «Иду преображать наш любимый поселок!»

       «Но твое платье… оно же окончательно испорчено!» - дочь никак не могла «переварить» увиденное. Однако Елена была уже во дворе и приступила к работе.

       И так теперь начиналось каждое утро. «Невеста» надевала очередное свадебное платье, не забывая фату и перчатки, безжалостно выливала в корсет банку краски и бежала навстречу новому дню, полному прекрасных преображений местечка, в котором они жили. Иногда Лена смешивала содержимое нескольких банок, чтобы добиться необходимого оттенка. В общем, подходила к делу очень серьезно.

   Дочь просыпалась, когда мамы уже давно не было дома. Она видела в окно, как любимая мамочка уже вовсю красит в этом облачении горку, дверь в подъезде, полы и многое другое. Маша поначалу плакала, кричала о том, как ей жаль эти красивые платья, в какой-то момент даже хотела остановить этот жуткий для нее процесс, но женщина только хохотала и заливала очередную банку краски, приговаривая, что, мол, поздно, краска уже залита, и платье испорчено.

       Девочка замечала, что после таких «трудовых подвигов» у матери сильно краснела грудь от постоянного контакта с краской. «Ничего страшного», - смеялась Лена. «Краска «щиплется» немного, зато бесплатный массаж!» Не смущал ее и запах краски, постоянно бивший в лицо. Позитивный настрой был ее постоянным спутником. Присев на скамейку возле клуба, она заливала в корсет банку коричневой краски и шла красить там полы. «Ты только представь, как на таком красивом полу танцевать будут!» - радостно говорила женщина дочери. Ведь она занималась этой работой не ради заработка, а ради самовыражения, творчества, удовольствия. Поэтому все это выглядело так легко и непринужденно для самой Лены. Ну а со стороны никто и не подумал даже считать это странным, так как в поселке обитателями были только женщины, да и всего-то их было около 30 человек. А женщины друг друга всегда, как правило, понимают и чувствуют очень хорошо.   

       Есть такое мнение, что воспитывать детей нужно собственным примером. Иначе говоря, они от взрослых все впитывают, как губки. И вот наступил момент, когда дочь захотела точно так же, как мама, красить в свадебном наряде! Маша очень уговаривала Лену позволить ей хоть разок побыть «невестой-маляром».

       «Ты что! Можно же парами от краски отравиться, ты же ребенок!» - негодовала мама. Но дочь была непреклонна, и Лена сдалась. В порядке исключения, Маша выбрала платье с позволения матери, залили краску и приступили к работе. Крайне сложно было надеть платье, предназначенное для взрослой женщины, на девочку-ребенка. Пока подвернули, затянули, поправили - казалось, прошла целая вечность! Но справились!

   Под присмотром мамы девочка немного покрасила. Восторг был необыкновенный! А потом вместе оттирали кожу от краски растворителем и смеялись до ночи. Сколько впечатлений для ребенка! И теперь это стало еженедельным ритуалом для них.

Где-то в далёком, труднодоступном и очень маленьком посёлке, в трёхэтажном доме с облупившейся краской и заросшими травой ступенями, жили мама, 38 лет её звали Ольга, и её дочь, 13 лет Настя. Этот посёлок был настолько маленьким, что его можно было легко обойти за пару часов, но даже это время казалось бесконечным, когда ты шёл по его серым улицам, окружённым однотипными домами, у которых были одинаковые выцветшие шторы и потрескавшиеся подоконники. Каждый раз, когда кто-то заходил в посёлок, его встречал запах, который сложно было описать: смесь гнили, затхлости,различных отходов и чего-то ещё,не понятного,но отталкивающего что заставляло людей спешить прочь, не задерживаясь на длинных, пустынных улицах ни на минуту.

    Жили там в основном  женщины, которых местные жители называли «бабушками»,но по сути они ещё таковыми не являлись просто выглядели старше поскольку много пили. Мужиков было совсем немного — кто-то уехал в город за лучшей жизнью, кто-то остался, но вёл уединённый образ жизни, прячущийся от чужих глаз. Несмотря на это, никто не жаловался. Все друг друга знали, и жизнь в этом посёлке шла размеренно, как старая механическая игрушка, которая, казалось, вот-вот остановится. Все жили вместе, как одна большая семья, но это была скорее семья, основанная на привычке, чем на любви.

     Мать — полноватая женщина с тёмными волосами, которые она завязывала в небрежный пучок, — работала уборщицей. Она проводила свои дни, убирая чужую грязь, мыла полы, убирала мусорки и мусорные баки,она по несколько часов возилась там и бралась за любую даже самую грязную работу, но самое ужасное было то, что она использовала для этого вещи, которые сама носила. Ольга считала что грязная работа украшает женщину и что это хорошая примета носить на себе половые тряпки. Тряпок в посёлке было мало, и потому она делала это совершенно не брезгуя. Иногда, глядя на свои руки, она понимала, что они всё больше теряют свой прежний вид, и ей становилось грустно. Но даже в такие моменты она старалась не унывать и петь.

    Её голос раздавался в пустых коридорах, когда она убирала: «Сильная, смела, как лебедь белая…». Она пела разные песни, чаще всего те, которые были о надежде и весне. В перерывах между уборкой она устраивала небольшие концерты в местном заброшенном клубе, где собирались несколько бабушек и иногда даже приходили дети,хотя оставались до конца не многие так как из-за работы от женщины неприятно пахло. Она пела в основном женские песни, наполненные светом, несмотря на серые будни и ужасное место обитания. Что-то в её голосе, казалось, могло даже разгонять тучи над посёлком, хотя на самом деле погода здесь всегда оставалась мрачной,серой и дождливой.

     Ещё Ольга уходила ночью в белом платье под которым было оранжевое. Насте она говорила что идёт в общагу мыть пол. Она приходила туда,закрывала дверь на щеколду,скидывала с себя белое платье оставаясь в ораньжевом и этим платьем мыла полы от самого начала общаги. Она мыла им и кухни где постоянно было грязно и пахло гнилью и туалеты и комнаты. На самом деле по всей общаге невыносимо воняло мочей так как женщины напившись не успевали дойти до туалета и делали дела либо на пол в туалете либо на лестничных клатках. Под утро Ольга одевала на себя белое платье,ораньжевое складывала в пакет,открывала щеколду и выходила на улицу где её уже ждала дочь.

    Мама приучала дочку убирать дома, но та не хотела. Девочка завидовала матери, её жизни, её способности петь, когда она работала и в перерывах между работой. Завидовала она и тому что женщина не брезговала и носила вещи которыми мыла полы,в которых убирала различную грязь. Она мечтала быть такой же сильной и смелой, как её мама хотела убираться и носить на себе то в чём мыла, но Ольга не позволяла ей этого. «Ты должна убирать дома», — говорила женщина девочке, — «а не копаться в чужой грязи».

— Но я хочу быть как ты, — отвечала полноватая, с тёмными волосами и похожая на мать девочка. Её мечты о том, чтобы стать такой же, как мама, были так же сильны, как и желание вырваться из плена серых будней и сбежать из мрачного посёлка.

— Нет, я категорически против. Хочешь всю жизнь в грязи возиться? Глистами вся покроется,черви изо рта полезут,этого ты хочешь? — Мать всегда была непреклонна, но в её голосе иногда звучала усталость так как она иногда работала сутками. Она понимала, что жизнь, которую они ведут, не такая, как у других, и ей хотелось, чтобы дочь имела возможность выбрать собственный путь, выучиться и стать обычным человеком.

— Может, и хочу, тебе-то что? Хватит уже нести этот бред про червей и про то что ноги отниматься будут — с вызовом произносила девочка, её глаза блестели от непонимания и обиды,она считала что работа уборщицей это не плохо,а даже очень весело. Она не могла понять, почему мать не хочет, чтобы она была такой же, как она. Ей хотелось мыть чужую грязь, чувствовать себя полезной и носить на себе вещи которыми мыла, как мама, но та не желала, чтобы её жизнь повторялась в жизни дочери.

-мне то уже ничего не будет от этого и в жару хорошо охлаждает,а у тебя кожа детская и вообще ты ребенок тебе играть надо,а не собственными вещами полы мыть

-да мне плевать,хочу носить на себе грязь как ты и гордится этим как ты.

-даже не думай,я не хочу тебе такой жизни

-а я хочу

-нет и всё,разговор окончен.

    Так шли дни, мать убирала чужую грязь, а девочка — свою. Она убирала дома и терпеть это не могла, ей так хотелось убрать чужую грязь. Дочка всегда хотела быть похожа на свою маму, она хотела мыть чужую грязь, а потом одевать на себя то, в чём мыла, но мать была против, хотя сама только и делала, что носила грязную одежду, которой мыла полы и убирала мусорки.

    Когда у девочки наступал день рождения, у матери не было денег ни накрыть стол, ни приготовить подарок. Каждый год это был один и тот же сценарий: с грустью и неловкостью она смотрела на дочь, которая ждала чуда. И тогда у неё не оставалось выбора: она разрешала дочери на день побыть мамой, помыть чужую грязь, а потом надеть на себя то, в чём мыла. Это было единственное время, когда девочка чувствовала себя счастливой.

    Больше всего ей нравилось белое платье мамы, с цветами на подоле, которое она мечтала надеть,но мама не разрешала этого делать так как сама в нём убиралась.

     На самом деле часто случалось, что соседи сверху затапливали, и вся канализационная грязь и гниль выливались через унитаз. У мамы был белый пеньюар с цветами на подоле, которым она не брезговала мыть полы, а потом одевать на себя.

- ну и что что грязный - говорила она - сейчас пойду мусорку в нём убирать

Затем она шла убирать мусор в этом же, разбирала, что закопать, а что сжечь, и так далее. На мусорке невыносимо воняло гнилью,гнилыми овощами и продуктами,всякими отходами. Пару раз женщина засыпала прямо над мусоркой. Дочь хотела помочь, но, подойдя к мусорному баку, там так воняло, что девочка успевала только добежать до дома и до туалета — её ужасно тошнило от этого запаха,хотя со временем она привыкла.

     С каждым годом отношения матери и дочери ухудшались, поскольку мать не хотела, чтобы дочь была как она. «Хочешь всю жизнь в чужой грязи вазюкаться?» — спрашивала она с усталостью  и строгостью в голосе. Девочка просто хотела быть уборщицей, как её мама, но мать не понимала её желаний.

     Время шло, и в один из дней, когда девочка снова смотрела на белое платье, ей пришла в голову мысль: а что, если она просто сделает то, что хочет, несмотря на запреты матери? Она решила, что в день своего рождения будет убираться, как мама, и наденет её платье. Это было неверное решение, и девочка понимала это, но желание было слишком сильным,намного сильнее материнских запретов.

   Вечером, когда мать уснула, девочка тихо подошла к шкафу и, открыв его, вытащила белое платье. Оно было чуть большевато, но это не имело значения. Ей было важно чувствовать себя такой же, как мама. Она надела его, посмотрела в зеркало и улыбнулась. В этот миг она почувствовала себя взрослой и сильной, как её мама,но она не понимала какую ошибку совершает.

     На следующее утро, когда мать проснулась, она увидела свою дочь в белом платье, убирающей в комнате. В её сердце что-то ёкнуло. Она не знала, что сказать, и лишь стояла на месте, глядя на эту сцену. Девочка, заметив маму, обернулась и, с улыбкой на лице, произнесла:

— Мам, смотри, я убираюсь!

Мать почувствовала, как её сердце сжалось. Она не могла понять, что делать. Ей было грустно и одновременно радостно. С одной стороны, она понимала, что дочь следует её стопам, а с другой — не хотела, чтобы она жила такой жизнью.

— Ты не должна этого делать, — произнесла она, стараясь сделать голос строгим, но на самом деле в нём звучала паника и ужас.

— Но я хочу, — ответила девочка, её глаза светились от энтузиазма. — Я хочу быть такой же, как ты!

Мать не знала, что ответить. Она вспомнила, как сама когда-то мечтала о большем, о другой жизни, и как этот посёлок с его серыми улицами и запахом гнили стал её тюрьмой. Она решила, что должна поговорить с дочерью, объяснить ей, что значит быть уборщицей, что это не просто работа, а настоящая жизнь, полная трудностей.

— Слушай, — начала она, — я понимаю, что ты хочешь быть как я. Но это не так просто. Уборка — это тяжёлый труд, и иногда когда ты станешь взрослой ты будешь жалеть о случившемся и возможно будешь винить меня в том что ты возишься в этой грязи и что носишь грязную одежду

- не буду,не жалеть,не винить,я просто хочу быть как ты,почему ты не позволяешь? Ты не хочешь чтоб я была счастлива!

- я хочу чтоб ты выбралась из этой грязи и стала человеком,хочу чтоб ты пошла по другой дороге,а ты прёшь по накатанной как дура

- да плевать я хотела что ты там хочешь,я хочу просто быть собой даже если ты меня не примешь такой.

     Так ссора за ссорой отношения матери и дочери ухудшались. Девочка росла,но желание стать как мама не утихало  и в конце концов девочка всё же пошла по стопам матери и стала уборщицей всю жизнь копаясь в чужой грязи и одевая на себя вещи которыми мыла полы.