День грязно-серый рамой ограничен,
Зажат в прямоугольнике окна,
И чей-то голос, словно клёкот птичий
Опять мне режет слух - раздражена,
От глупых мыслей разболелась голова,
А может быть и от вчерашней пьянки,
Где мою память исцарапали слова,
И ноют в ней незаживающие ранки.

Уже не плачу от душевной пустоты,
Не рассуждаю беспредметно о красивом;
Слова заучены, а действия просты -
Залиться спиртом, задохнуться дымом,
Расстёгивая куртку на бегу,
Влететь в метро бездумно, налегке,
Оставив грязь и тяжесть на снегу,
Уткнуться в свою книжку в уголке,

И как вчера - опять учиться верить,
Терпеть и ждать, прощать, любить
Тех, для кого открыты двери
Туда, куда нельзя другим входить,
Тех, кого надо непременно понимать,
Ведь чувства их так искренни и тонки,
О, вера в совершенство, твою мать, -
О, чтоб вы сдохли, мои милые подонки...

А в центре города уже растаял снег,
И воздух колкий, словно газировка,
И злобой расцветает новый век,
И ненависти - передозировка.
От чьих-то жертв - одна лишь тошнота,
От лицемерия и хамства сводит скулы,
И сдавливает горло теснота -
Другие чувства выцвели, уснули.

Здесь чьей-то жизни истекает срок,
Из рваной дырки в небе льётся свет,
О них напишут два десятка строк,
Меня же - просто не было и нет.