* * * * * * *

- ...Парализующий газ...

- Еще пять милиграмов!..

- Действия не оказывает.

- Еще десять. Надо стабилизировать...

* * * * * * *

Фу ты, елки-метелки! Да что это такое? Я все-таки заснул, что ли?


Я откинул с лица волосы и попытался унять сердцебиение. В голове стучало. За окном было практически темно – наверное, даже не шесть часов, а пять или четыре. И чего за фигня творится со здоровьем? К врачу, что ли, сходить... Я сердито прихлопнул подушку и повернулся на бок. Почему-то всегда, когда я просыпался в неурочное время, на меня наваливалась мутная тоска. Хотелось, как в детских сказках, послать кого-то туда, не знаю куда, чтобы он оттуда принес мне то, не знаю, что. Теперь я даже про альтернативные пути развития своей жизни думать опасался – похоже, что второй я, судя по его лицу и повадкам, жил куда похуже моего.

Помаявшись еще некоторое время бессонницей, я пораскинул мозгами и решил позвонить Ларе. Заодно совмещу много полезного: если она меня действительно так до чертиков любит, то должна быть только рада моему звонку даже в такое неурочное время, а если не особо, то я ее такими штуками от себя отвращу, что тоже неплохо, ибо не больно-то она мне нравится. А мне, если удасться выговориться, сразу станет легче, это я точно знал. В детстве я обычно болтал по таким поводам с сестрицей, но сейчас мне не хотелось ее беспокоить – у бедняги был разгар сессии в заочном институте с доздачей кучи задолженностей, так что она во время разговоров либо спала, либо все сводила к учебе и экзаменам.

Дотянувшись до телефона, я звякнул на Ларин номер, который с трудом раскопал в кармане висящих на стуле джинсов. Меня ждал неприятный сюрприз: подошел кто-то, весьма напоминающий бабусю ста пятидесяти лет.

- Але! – заорала она, - Кто это?! Вы что, с ума сошли?! Я вот на вас пожалуюсь в милицию!

- Прошу прощения, - сказал я хорошо поставленным баритоном, - это звонят с международного фестиваля кино, у нас разница во времени. Ларисе Смирновой присвоена золотая пальмовая ветвь, и мы хотели бы сообщить ей об этом. Разбудите ее, если можно.

- Э-э-э-э-э... Щас, - опешила бабуся. После этого в трубке долго раздавался шорох и шарканье, и вдруг бабусин голос пронзительно заорал:

- Ларочка! Просыпайся! Тут люди звонят, какую-то ветку тебе хотят дать! Из кино твоего! Совсем обарзели в четыре утра!

Видимо, Лара подскочила на постели и вырвала у бабки трубку, потому что секунду спустя в телефоне зазвучал ее заспанный и всполошенный голос:

- Бабушка, иди спать, это по работе. Алло, я слушаю!

- Привет, Лар, - сказал я, - узнала?

- Кого? – буркнула она сердито.

- Это Колин.

- Колин?!

- Ну да, - заговорил я ласково-покаянным тоном, - прости пожалуйста, что так поздно, я в последний момент посмотрел на часы...

- А... Зачем ты звонишь? – спросила она гораздо мягче и с некоторой надеждой, которую я не преминул оправдать:

- Да так, знаешь... Не спалось... Сидел, думал, что ты, наверное, на меня разобиделась, что я так быстро сегодня ушел. У меня правда съемки были.

Лара растаяла, как битум в жару. Крайне довольным голосом она проворковала:

- Да ладно, я не рассердилась. У меня, в общем-то, тоже были сегодня съемки, меня взяли на главную роль в один сериал для молодежи...

- А, здорово-здорово, - сказал я рассеянно, - ты знаешь, у меня бывает такое состояние, когда ничего неохота, кажется, что все какое-то... Бессмысленное. Или просто не такое, как надо.

- И у меня такое бывало, конечно. Но сейчас ты позвонил, и мне уже веселее! – сказала она нежно.

«А мне нет», - хотел ответить я, но не ответил: Лара могла еще пригодиться.

- Просто мы с тобой артистические натуры, - произнесла она с глупым пафосом, - хочешь – приезжай ко мне, повидаемся?

- У тебя же бабушка дома.

- Под «повидаемся» я имела в виду, что просто посидим рядом и поговорим по душам! – оскорбилась Лара.

- Да я то же имел в виду, - пошел я на попятную, пока не взяли за жабры, - но, положа руку на сердце, говорить по душам при твоей бабушке у меня не выйдет. Давай завтра встретимся где-нибудь на нейтральной территории – в кафешку пойдем. Или в парк.

- В ресторан можно! – оживилась Лара, предчувствуя возможность нажраться на халяву. И чего эти девицы вечно имеют такую дикую прожорливость?

- Можно, но там тоже как-то скучновато... – протянул я раздумчиво, потягиваясь, - и народу полно, и шум. Шум я вообще терпеть не могу. Куда круче было бы набрать бутербродов и залезть, скажем, на крышу многоэтажки.

- И любоваться закатом... – разнежено запела Лара, подхватив мою волну, а потом вдруг кокетливо спросила:

- А если я попрошу, ты повторишь прыжок с крыши на крышу?

- Да хоть с крыши на асфальт! – щедро отозвался я – от обещаний у меня никогда еще не отваливался язык. – Ну что, Ларчик мой, заметано?

- Может, еще не твой, - кокетливо хихикнул Ларчик, - размечтался.

- Мечтать не вредно... Ладно, пока, а то мне тут еще километр роли учить – завтра про суд снимать будем...

Положив трубку, я действительно несколько успокоился и развеялся, и правдиво засел зубрить роли. Пять листов мелким шрифтом меня не пугали – у меня была отличная память, так что я выучил не только свои реплики, но даже почти все реплики остальных актеров, - для простоты, чтобы не путаться по ходу действия. Сегодня я, значит, буду в виде милиционера доказывать невиновность какого-то хмыря. Ладно, хорошо, хоть с крыши не прыгать...

Мамахен на кухне попыталась предложить мне салатик из морковки, которую она натирала на терке вместе с кожурой.

- Ты про гигиену хоть раз чего-то слышала? – вышел из себя я, отодвигая тарелку, - может, вам с папахеном имеет смысл на паразитов провериться?

Мамахен, не ухватив соль моей речи, уставилась на меня мутными глазами, разинув рот. Потом кое-как что-то сообразила и сказала:

- А чего? Чего паразиты-то? Я же смыла землю-то. Всегда так делала, и нормально. И вам тоже давала.

- Ты меня успокоила.

- Так ты чего, есть не будешь?

- Догадайся с трех раз. Я на съемки опаздываю.

- Мусор бы вынес, помог матери... – забормотала мамахен, которая никогда не знала, как поддержать со мной разговор, и ткнула в меня мусорным ведром.

- Ты чего, офигела, что ли?! – рявкнул я на нее, отскакивая и отряхивая джинсы, - убери свои помои. Самой лень чего-то делать, так найми домработницу.

С тем я и вышел из дома.

Съемки начались с того, что режиссер отчихвостил Володьку Суркова за опоздания – я успел-таки вчера накатать телегу. Володька все это время с ненавистью зырил на меня, но я не подавал виду, что что-то знаю, и усиленно защищал его вместе с остальными актерами. Володьке вычли из зарплаты кругленькую сумму, и, наконец, начались съемки.

Обвиняемого играла приглашенная так называемая «звезда», раздутая до размеров красного гиганта. Вообще это был обычный пацан лет двадцати, сынок одного из режиссеров и известной актрисы. Природа поотдыхала на нем как следует: он не умел двигаться, говорил неразборчиво, а слов не знал вообще, и то и дело подглядывал в листочек. Мне довелось сниматься с ним в сцене допроса, и тут я повеселился вовсю: сидя напротив него за столом с сочувственно-заботливым видом, я кидал реплики с такой скоростью и экспрессией, при этом настойчиво глядя ему в глаза, что парень терялся в листочке и забывал отвечать, из-за чего приходилось переснимать все по двадцать раз.

- Не знаю, как остальные, но я вам верю: интуиция меня редко подводила. Да не бойтесь, посмотрите на меня! – восклицал я быстро и вдохновенно, наклоняясь к нему и впиваясь в него глазами. Парень послушно посмотрел, и тут же, конечно, потерялся в листочке.

- Стоп! – крикнул режиссер, - еще раз.

- Посмотрите на меня! – послушно повторил я конец своего монолога, совершенно не отходя от принятых у нас правил съемки. Парниша снова посмотрел и опять потерялся в листочке.

- Еще раз! – режиссер уже рычал. Я оглянулся на него с полуулыбкой, развел руками и сказал:

- Посмотрите на меня!

Парень уставился мне в глаза. Наученный горьким опытом, он теперь не полез в листочек, а попытался что-то вспомнить из головы, для чего начал тянуть:

- Э-э-э-э-э...

- Я не убивал Токмакова! – сказал я театральным шепотом.

- Э?

- Ты не убивал Токмакова!

- Я?

- Ты. А что, ты убивал, что ли?

- Я? А, я! Я не убивал Токмакова!

Съемочная группа и незанятые артисты полегли со смеху.

- Стоп, стоп! – режиссер тоже смеялся, - слушай, Колин, - обратился он ко мне, - не проси ты его смотреть на тебя, ради бога! До Нового года же снимать будем!

- Ну, так в роли написано, - я пожал плечами, - а я ее учил, в отличие от некоторых...

Режиссерский сынок сидел малиновый, опозорившись по полной. Эпизод кое-как досняли под злорадное хихиканье съемочной группы. Уже снимая грим, я услышал реплику Володьки Суркова:

- Сволочь этот Розанов, но какая талантливая!

- Мерси за комплимент, - громко отозвался я, - сволочь еще и хорошо слышит.

Наши опять рассмеялись, а Володька предстал полным идиотом.

...Короче, можно считать, что съемочный день прошел весьма удачно. Освободился я часов в семь и уже собрался валить домой, чтобы там, наконец, отоспаться, как вспомнил про мое рандеву с Ларой. В принципе, идти не хотелось, ночное настроение уже исчезло, я пришел в норму. Поэтому я решил, что Лара обойдется, и уже направился было к метро, но, вот невезуха, на выходе снова наткнулся на нее.

- Ну что? – сказала она, широко улыбаясь, - На какую крышу пойдем? Я приготовила бутерброды.

- Хозяйственная ты моя, - похвалил я рассеянно, думая на ходу, - ладно, пошли на крышу дома моего. Там дверь на чердак не закрыта.

- А, ты меня, значит, в гости приглашаешь!

- Ага. Правда, в квартиру не проберешься – там у меня родоки, сеструха – короче, действительно, только на крыше и отдохнешь...

- Бедняжка, - Лара дотянулась и чмокнула меня в щеку. Желания поцеловать ее в ответ у меня не возникло, я зевнул и пошел к метро. Она засеменила следом на своих огромных каблуках. И ведь знала, что идем на крышу! Ну где мозги, спрашивается?..

Всю поездку в метро Лара, не закрывая рта, болтала о том, как она удачно играет роль в своем тупом молодежном сериале, и портила мне настроение пересказом сценария. Потом она перешла на свои детские успехи, и к тому времени, как мы подошли к моему дому, мне хотелось не провести с ней романтический вечер, а завинтить ей в рот здоровенный кляп. Еще не дай бог целоваться полезет...

- Ну вот, - сказал я безо всякого воодушевления, отворяя скрипучую чердачную дверь, - вот тебе и крыша.

- Ах, - сказала Лара странным тоном. Я проследил за ее взглядом и понял, что она не восхитилась видом, а заметила на плоскости крыши детскую фигурку на раскладном стуле. Это была опять моя соседка Ксюшка. Она оглянулась на нас и громовым голосом сказала:

- Здрасьте!

- Привет, - отозвался я с большой охотой, поспешно входя на крышу, чтобы Лара не успела дать задний ход, - ты тут чего делаешь?

- Да так просто сижу, - объяснила она, держа руки под мышками, видимо, чтобы они не мерзли, - тут так здорово.

- Да, вид что надо! – подхватил я, радуясь, что не останусь с Ларой наедине, - только родоки твои тебя не ищут?

- Да не-е, они думают, я у подружки. А я тут, - она хихикнула. Я хихикнул тоже. Лара стояла нахмутившись и нетерпеливо притоптывала ногой по гулкому железу.

- А каблуки вы зря одели, - вдруг поглядев на ее ноги, сказала Ксюшка, - тут знаете, как скользко? Я чуть не сверзлась один раз. А еще мы как-то с Диной приходили, она из восьмого класса, тоже на каблуках, так она ка-а-к ногу подвернет! Жуть вообще.

- Вообще жуть, - согласился я, - тогда, может, ты Ларе предоставишь свой стульчик? Лар, познакомься, это Ксюшка, моя соседка.

- Привет, - буркнула Лара. Ксюшка же охотно вскочила и сказала:

- Садитесь пожалуйста! Сейчас еще стемнеет, такой вид будет! Класс вообще!

- Мне, наверное, домой пора, - Лара намеренно отвернулась от меня, ожидая возражений.

- Пора так пора, - смиренно ответствовал я, - жалко, мало посидели...

- Не провожай меня! – заорала она на всю Москву и нырнула в чердачную дверь. Ксюшка уставилась на меня круглыми темными глазами.

- Чего это она так кричит: жуть вообще?

- Да, такая она, - сказал я, неопределенно пожимая плечами, и, подойдя к краю крыши, заглянул вниз. Голова у меня ощутимо закружилась, но я не подал виду – пускай дитя восхититься моим героизмом. Дитя восхитилось весьма своеобразно:

- Вы чего, с ума сошли? Отойдите, свалитесь! Скользко же тут, говорю я, до того, что...

- Жуть вообще? – догадался я.

- Ну, - кивнула она.

- Ладно уж, - сказал я, и, якобы снисходя к ее глупым страхам, сделал два медленным шага назад. Крыша и вправду была скользкой. И чего я здесь забыл?..

- А вы в кино снимаетесь же? – поинтересовалась Ксюшка, - я вас вчера в фильме видела. Фильм мне не понравился, а вы понравились.

- Как это? – невольно заинтересовался я. Она улыбнулась и ответила:

- Ну, так.

Я рассмеялся:

- Да, информативно. Чего тебе, автограф дать, что ли?

- А зачем он мне? – удивилась она.

- Почем я знаю, зачем. На память, наверное. Многие бегут.

- Зачем мне на память, если вы и так рядом живете? – резонно заметила она, - или вы переезжать собираетесь?

- Не собираюсь, - я окончательно отошел от края и хлопнул ее по плечу замерзшей рукой, - да, ничего ты девчонка... – подлаживаясь под ее стиль речи, я подумал и убедительно добавил:

- Класс вообще. Интересно, куда весь ваш ум девается, когда вы вырастаете?

- А вы думаете, эта Лара, которая с вами пришла, в детстве была умная? – Ксюшка посмотрела на меня с откровенным сомнением во взгляде. Я снова рассмеялся, пожал плечами, сказал:

- Не знаю. Ну, пока, - и поспешно покинул крышу, пока руки и ноги хоть что-то чувствовали, а уши не отвалились от ледяного ветра. Да, детишки тоже иногда бывают вполне забавными...

День был, в сущности, хороший, но, стоило мне заснуть, как началась та же песня. Я снова сидел в незнакомой комнате нос к носу со своим вторым экземпляром.

- Ну, привет, - сказал я ему со вздохом, - как там твоя девка Ксюша? Кстати, я сегодня пообщался с ее тезкой: забавная девчонка.

- Это не тезка, - сказал он, - это она и есть.

- Как это она и есть? Я в альтернативной реальности педофил?!

- Ты в альтернативной реальности дебил, - резко припечатал он меня, - ты чего, считаешь, что если она меня младше на четырнадцать лет, так она вечно в детском садике будет? Ей уже почти восемнадцать, а мне тридцать два.

- А, ну да, это ничего, - согласился я, и спросил с любопытством, - слушай, а можно поглядеть, чего из нее выросло? Фотки ее есть?

Второй я молча подошел к столу, вынул из его ящика большую фотографию и пододвинул ее ко мне. На фотке была девица с растрепанными светлыми волосами, смазливая и довольно фигуристая, хотя лицо ее даже не особо изменилось – узнавалась моя соседка.

- А ничего, - оценил я, - вполне себе. Жалко, долго ждать, пока вырастет, я бы такую тоже с удовольствием закадрил.

- Во-первых, я ее не кадрил, - оборвал меня он, - потому что она живет у меня с шести лет, с тех пор, как погибли в аварии ее родители.

- Да они живы!

- У тебя живы, здесь – нет. Не перебивай меня. А во-вторых, я хотел тебя попросить последить за ней в этой реальности.

- Да за кой?

- Что-то мне тревожно за нее. Такие фатальные штуки, как катастрофа, часто могут перенестись в другую реальность в измененном виде. Мне кажется, если я попал в этот промежуток, то что-то должно случится, что можно предотвратить.

- Ты в своем уме? – разозлился я, - я что, должен бросить все съемки и ходить по пятам за ребенком десяти лет, с которым один раз поговорил и больше в ближайший месяц мне этого делать неохота?

- Ну, я бы, конечно, еще и не то для нее бросил, но ты - дело другое... Просто приглядывайся по возможности.

- И зачем тебе из-за нее все бросать?

- Затем, что я ее люблю. У меня, кроме нее, никого нет, сестрица ее тоже не заменит. Я ее охраняю тоже из чистого эгоизма: боюсь, без нее просто не смогу нормально жить.

- Пять с плюсом за речь, - сказал я хмуро, - актер в тебе протух и пованивает. Чего бы вот тебе не наслаждаться своими чувствами в своей реальности, оставив меня в покое?

- Я не могу уйти, - он развел руками, - почему – сам не знаю, и боюсь, что с Ксюшкой там тоже что-то не так. У меня ощущение, что надо обязательно спасти ее от чего-то в этой реальности, тогда и я от тебя отвяжусь к нашему обоюдному удовольствию.

- Это уж точно, - согласился я, - ладно, погляжу, но ничего не обещаю. Я вообще обещаний не даю, потому что все равно никогда их не выполняю.

- Я тоже, - второй я улыбнулся какой-то прямо-таки киношно-фотомодельной улыбкой – тоже мне, милиционер – и исчез. А я снова проснулся. Нет, все, еще пару дней таких штук, и я беру отпуск и заруливаю к психиатру.