Вряд ли о ком-либо из знаменитых артистов ходило столько баек, ставших легендарными «историями», как о Борисе Николаевиче Ливанове. Яркий талант, прекрасная внешность, необыкновенно красивый «вельможный» тембр голоса, блистательное остроумие делали его кумиром всех, кто имел хоть какое-то отношение к театру. Славился Ливанов и тем, что позволял себе дерзить сильным мира сего.

Однажды тогдашний министр культуры СССР Фурцева, выступая перед артистами и режиссерами, заявила, что скоро народные и любительские коллективы и театры потеснят профессионалов и выйдут на большую сцену.

— Это будет величайшее достижение социалистической культуры!

Вдруг из глубины зала раздался голос Ливанова:

— Екатерина Алексеевна! Если у вас возникнут проблемы со здоровьем по женской части, вы что же, отправитесь к гинекологу-любителю?

***

У старых артистов МХАТа большой популярностью одно время пользовалась странная игра под названием «Гопкинс!» Неизвестно, кто ее придумал, но суть ее заключалась в следующем: если кто-то из игроков говорил «Гопкинс!», другие обязаны были тотчас подпрыгнуть. Короче говоря, что-то вроде всем известной детской игры в «замри!». Корифеи сцены имели право на подобные забавы. Иногда во время спектакля кто-нибудь тихо командовал: «Гопкинс!», и остальные подпрыгивали, иначе им грозил крупный денежный штраф. Однажды Фурцева по какому-то поводу вызвала почти всех великих актеров МХАТа и принялась учить их и наставлять. Старики, среди которых были Массальский, Яншин, Белокуров, Грибов стояли и почтительно слушали. Внезапно в середине речи Ливанов, которому все это наскучило, негромко произнес: «Гопкинс!» Можно представить себе, как опешила министр, когда внезапно почтенные и заслуженные старцы все вместе подпрыгнули.

***

Идет совещание в Министерстве культуры. Выступает Фурцева. Она сетует на то, что штаты в театрах раздуты, много артистов на сцену не выходят, а зарплату получают. Надо думать о том, как избавляться от лишнего балласта. К сожалению, предложенные меры не дали ожидаемого результата.

Присутствовавший в зале совещания Ливанов громко задает вопрос:

— А вы дустом пробовали?

***

Владимир Белокуров, замечательный мхатовец был неравнодушен к красивой одежде и хорошему вину. Однажды он, уже пожилой человек, пришел в театр в ярком свитере. Полосы — зеленая, желтая и у самого горла красная.

Артисты поздравляют Владимира Вячеславовича с обновой. Шутят, что в таком свитере на него никакая машина не наедет.

Подходит Ливанов.

— Нет братцы, Володя по улицам не ходит. А вот красная полоса на свитере — явно сигнальная. Это — линия налива.

***

Однажды Брунов с блеском провел вечер-встречу московских деятелей искусств с английскими артистами. После концерта Борис Сергеевич увидел знаменитого мхатовца Бориса Ливанова, беседовавшего с министром культуры Фурцевой. Ливанов тоже заметил Брунова и, несмотря на высокопоставленную собеседницу, поманил того пальцем к себе. «Ну, сейчас начнет меня расхваливать», — думал Борис Сергеевич, приближаясь к Ливанову. А тот встретил его словами:

— Борис, я вчера гениально сыграл Митю Карамазова...

***

Играя князя Пожарского в картине «Минин и Пожарский», Борис Ливанов так темпераментно и громко произносил свой монолог, что лопнул «волосок» — звукозаписывающий элемент, который рвался в тот момент, когда сила звука превышала допустимую норму. Процедура замены «волоска» была весьма сложная и длительная. Кинорежиссер Всеволод Пудовкин, который снимал «Минина и Пожарского», как известно тоже был человеком темпераментным. Он ждал, когда механик заменит злосчастный элемент на новый, все более накаляясь. В конце концов «волосок» заменили, но Пудовкин раздраженно спросил у мастера:

— Мы что же, всегда будем терять так много времени на замену?

— Да, — сказал мастер. — Техника плохая...

— А может, это мастер хреновый! — заорал Пудовкин, да так громко, что «волосок» тотчас же лопнул снова.

***

Борис Ливанов любил длинные тосты. Обыкновенно, сев за стол с приятелем-артистом и налив по первой, он поднимал стакан и говорил примерно так:

— Давай выпьем за тебя, прекрасного артиста, талантливого, тонкого, умного, с огромным творческим потенциалом, разностороннего, глубокого, с блестящим будущим, гениального, человека с большой буквы, замечательного друга, любимца женщин...

Затем, налив по второй, Ливанов поднимал стакан и требовал:

— Ну а теперь ты говори про меня то же самое.

***

Однажды по местной трансляции объявляют: «Артиста Ливанова просят зайти в художественную часть».

Борис Николаевич реагирует мгновенно:

— Это исключено! Художественное целое не может поместиться в художественной части!

***

Произошло важное политическое событие: была выявлена «антипартийная группировка» — Маленков, Каганович, Молотов.

Вскоре после этого во МХАТе произошло свое важное событие: коллективу представляли молодых артистов, принятых в театр. Одного за другим их называют, они встают.

— Вячеслав Михайлович Невинный.

И сразу же — голос Ливанова:

— Вячеслав Михайлович — Невинный? Вот так сюрприз! А Лазарь Моисеевич? А Георгий Максимилианович?

***

Борис Ливанов прекрасно рисовал. Особенно ему удавались шаржи. Свое остроумие он талантливо передавал в рисунке. Театр часто устраивал его выставки.

Однажды на вернисаж пришли Кукрыниксы. Оценив по достоинству дарование художника, предложили Борису Николаевичу вместе поработать. Тот, поблагодарив, отказался:

— А как же мы тогда будем подписываться? Ку-Кры-Никсы-Ли?

***

Эту байку я слышал несколько раз и каждый составитель юмористического театрального фольклора не преминет рассказать ее, настолько ярко она передает натуру Бориса Николаевича Ливанова. Но дело в том, что история оснащается мелкими подробностями всякий раз по-разному. Однако суть не меняется. Я передам байку со слов Марка Исааковича Прудкина, с которым в последние годы его жизни иногда гулял по дорожкам скверика нашего двора и от которого услышал много прелюбопытных сюжетов.

Итак, Борис Николаевич Ливанов, красавец, в зените славы, златоуст был украшением любого общества. Его часто приглашали на правительственные приемы, где собирался советский и зарубежный бомонд. Но с возрастом Борис Николаевич нередко терял над собой контроль, перебирал спиртного и становился не в меру шумным и острым на язык. Тогда кто-либо из обслуги, которой велено наблюдать за надлежащим порядком, подходил к Ливанову и говорил на ухо: «Борис Николаевич, вас к телефону. Разрешите проводить». Галантно выведя его из зала, человек вел Ливанова в машину и отправлял домой. Такая сцена повторялась несколько раз. Устроители приемов перестали приглашать столь хлопотного гостя.

Прошло некоторое время. И вдруг проносится слух, что Ливанов «завязал». Ведет абсолютно трезвый образ жизни. Приглашение на правительственный прием не замедлило последовать.

Борис Николаевич в смокинге, в крахмале, с бабочкой под восторженные взгляды гостей прохаживается по залу. Начинается банкет. И пока соседи справа и слева изучают напитки, закуски, Ливанов, стоя, берет бутылку водки, наливает фужер, пьет. Не закусив, наливает второй — пьет. И гордо подняв свою великолепную голову, зычным басом зовет: «Ну, где этот хер с телефоном?!»

***

Владимир Иванович Немирович-Данченко, привыкший в своей практике будить фантазию актера, подбрасывать ему материал, говорил, что Бориса Николаевича Ливанова приходится укрощать. Он сказал ему однажды «У вас таланта на четверых».

А если прибавить к этому его яркий талант художника, его хлесткие шутки непревзойденного острослова... Могучая личность.

***

Машина резко затормозила, открылась дверца и, высунувшись, Алексей Толстой крикнул стоявшему на тротуаре Ливанову:

— Борис! Вчера был на спектакле. Здорово ты играешь Ноздрева! Но ведь это — ты сам.

— Странно — а я играю тебя.

***

«Когда в театре на одном собрании кто-то из актеров возмущался, почему дирекция и бухгалтерия получают квартальные премии больше, чем актеры, Ливанов сказал: «Но ведь за высокий удой молока премию получают не коровы, а доярки!»

***

Об одном очень худощавом человеке Ливанов сказал: «Про него не скажешь тело-сложение, а скорее — тело-вычитание.

***

Вспоминает Владлен Давыдов.

«Легендарный» портной Затирко был знаменит не только своим мастерством и мудростью, а еще и тем, что шил бесконечно долго.

Весной 1970 года предстояла гастрольная поездка МХАТа в Лондон. Приближалось время отъезда, а костюм Ливанову еще не был готов. Супруга артиста Евгения Казимировна говорит портному: «У Бориса Николаевича перед гастролями голова болит и от других забот». На что Затирко ей отвечает: «Для вас у Ливанова главное — голова, а для меня у него главное — плечи».

***

Борис Николаевич заходит в репертуарную контору МХАТа. На него устремляется восхищенный взгляд подростка, который пришел к матери. Сотрудница показывает на сына и говорит Ливанову:

— Вот мой Боря ваш страстный поклонник. Тоже хочет быть артистом.

— А каким ты артистом хочешь быть? — спрашивает Борис Николаевич.

— Ливановым, — не задумываясь, отвечает мальчик.

— Ну и дурак!

Однако, видя недоумение подростка, поясняет:

— Половина Ливанова у тебя уже есть, Боря. А на другую половину уж сам трудись.

Помолчав немного, очень серьезно сказал:

— На сцене надо быть только самим собой!

***

Первые гастроли, в которых Борис Николаевич участвует.

Он занят в «Царе Федоре», играет Шаховского, Мстиславскую — Коренева.

Едут основные исполнители. Массовку набирают в городах, где проходят спектакли.

Сам Станиславский репетирует.

Город Киев. Дали объявление, что приглашаются мужчины всех возрастов для исполнения бояр в массовых сценах спектакля.

На этот раз пришли мясники.

Константин Сергеевич доволен их видом. Он долго «по системе» объяснял их сверх-сверхзадачу, как они должны ненавидеть Шаховского и, воспользовавшись случаем, в драке убить его, действуя «по системе» вполне искренне.

Началась репетиция сцены. Потом драка. Эти бояре-мясники навалились все вместе на Ливанова действительно искренне.

Станиславский кричал из зала:

— Очень хорошо!.. Действуйте!

Ливанов стал отбиваться.

— Думаю: сейчас убьют, здоровенные, кулачищи — во! — вспоминал Ливанов. — А Константин Сергеевич все подначивает — доволен. Вдруг крик: это закричала Коренева, прятавшаяся за моей спиной, что соответствовало сцене. Я, отбиваясь, задел ее, не заметив этого. Станиславский остановил репетицию, спросил: что случилось? Коренева сказала:

— Борис Николаевич больно ударил меня по виску.

И, почему-то хромая, ушла в кулису. Станиславский гремел ей вдогонку:

— Вы не артистка Художественного театра! Как вы могли помешать, репетиция шла так прекрасно!..

***

Артист МХАТа Леонид Губанов боготворил Ливанова, ловил каждое его слово. А замечательные ливановские остроты он записывал.

М. Н. Кедров (распекающий молодого актера). Вы могли отпраздновать свой день рождения не вином, а лимонадом.

Борис Николаевич (Кедрову). Миша, тогда это был бы твой день рождения, а не его!

***

Врач (выписывающий Бориса Николаевича из больницы). Ну, Борис Николаевич, мы вернули вам все ваши достоинства.

Борис Николаевич. Верните мне мои недостатки.

***

Ленфильм. Много разного народа у кассы. Один из заслуженных артистов пытается пролезть вне очереди. Кто-то его останавливает.

Заслуженный артист (громко, с улыбкой). Но ведь я получаю заслуженно.

Борис Николаевич (из очереди, тоже громко, но без улыбки). Заслуженно, но не народно!

***

Известный драматург (по телефону Ливанову, который не хочет ставить его пьесу). Борис Николаевич, а вы знаете мнение Министерства культуры о моей пьесе?

Борис Николаевич. Знаю. Но я могу поставить пьесу, а мнение я поставить не могу.

***

Фойе МХАТа. Премьера новой современной пьесы. Антракт. Борис Николаевич в окружении дам — редакторов Репертуарной коллегии.

— Борис Николаевич, ответьте, ну почему у нас нет хорошей современной драматургии?

Борис Николаевич (галантно). Потому, что есть вы.

***

Борис Николаевич (глядя в зеркало). У меня волосы вились, вились и все вывелись.

Еще о волосах: «А я свои волосы отпустил. Совсем!»

***

Борис Николаевич (когда у него родилась внучка). Ну вот, я впал в дедство...

***

Борис Николаевич (растолстевшему молодому человеку). У тебя портрет за раму вышел.

***

Старый приятель (при встрече). Боря, посмотри, какую уродливую палку мне подарили

Борис Николаевич. А ты знаешь, Сережа, она тебе очень к лицу...

***

Борис Ливанов рассказывал о том, как на Цветной бульвар, в издательство «Искусство», пришел один старый кинокритик за гонораром и, получая деньги, произнес фразу, которая многим показалась странной:

— Приятно получать деньги там, где ты когда-то их тратил.

Однако смысл этих слов понятен тем, кто знает, что до революции именно в этом здании находился один из лучших московских борделей «Нимфа».

***

Борис Николаевич встречает на улице Геннадия Дудника, известного пародиста, и просит его рассказать какую-нибудь свежую байку. Тому приходит на память новый анекдот о приключении бабника. Выслушав начало, Ливанов зычно басит:

— Да как ты смеешь! Я — художник, а ты мне такую похабель? После этого я даже рядом идти с тобой не хочу!

На этих сердитых словах Ливанов уходит вперед, потом возвращается к Дуднику. На лице хитрое любопытство.

— А дальше что было?

***

После смерти В.И. Немировича-Данченко в 1943 году всего два года руководит театром Н.П. Хмелев и скоропостижно умирает. Теперь театр возглавляют три корифея — Кедров, Станицын, Ливанов. Но вот умирает и Кедров. Станицын стар и болен. Борису Николаевичу очень хотелось проявить свои недюжинные организаторские способности и встать во главе МХАТа. Однако совет театра решил в старые мехи влить свежее молодое вино. Так художественным руководителем стал Олег Ефремов. Это до глубины души обидело Ливанова и он перестал бывать в театре. Сколько ни просил его Олег Николаевич, ни убеждал, Ливанов грустно отшучивался: «Враги сожгли родную МХАТу». Тем и подвел решительную черту своей блистательной актерской биографии.

Борис Зубов