Страшный сон.
Приснился город незнакомый мне,
где улицы -в дождливой пелене.
И на углу, в толпе чужих людей,
ты карточкою хвастаешь моей-
той, что с тобою столько лет была,
Тебя от всех несчастий берегла...
А чьи-то руки карточку берут
и в клочья рвут-и ветру отдают.
Летят глаза, летят уста мои,
тебе шептавшие слова любви,
летят ресницы, волосы, плечё,
что столько раз ласкал ты горячо.
Весь образ мой, изорванный в клочки,
летел, как снег, и чьи-то каблуки,
по мокрому асфальту торопясь,
меня, бездушно, втаптывали в грязь.
А что всего ужасней и страшней,
ты в стороне, в толпе чужих людей-
как в зеркале кривом, стоял чужой-
с кривой усмешкою, кривой душой.
Ты предал!... Это не был твой двойник-
ты клятве изменил!...И в тот же миг
в глазах моих, увидевших обман,
любовных грёз, рассеялся туман.
А боль меня пронзала всё острей,
и тут внезапно из груди твоей
взметнулась птица, крыльями шурша,-
на волю чья-то вырвалась душа.
То не твоя- моя душа была:
на синих крыльях, радостна, смела,
она вонзилась в синий небосклон,
бросая на лету протяжный стон...
О, как была я слепо влюблена:
всю душу отдала тебе сполна!
Но ты её по-своему берёг:
в грудную клетку запер - на замок,
И, видно, стало ей невмоготу
терпеть неволи мрак и темноту,
и вспыхнул в ней неукратимый нрав-
взлетела в небо, клетку разорвав!...
А ты глядел, оставшийся внизу,
не вытирая нищую слезу,
как я взмываю, молода, вольна,
над городом мучительного сна,
над лабиринтом улиц, рябью крыш,
над улочкой кривой, где ты стоишь
и где летят, безжизненно- легки,
былого счастья жалкие клочки...
Всё выше, выше поднималась я-
в заоблачные синие края,
знакомым горным воздухом дыша,
как можно дальше улететь спеша,
чтоб не вернуться в этот сон опять,
чтоб никогда уже не увидать
покорного бессилья твоего,
позорного бескрылья твоего!
Фазу Алиева.