М.А. Рыблова. Хранители казачьих кладов: к вопросу о концепции судьбы в русской народной традиции.
------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Пройдя через испытания и обретя новый статус, атаман, наряду с особым знанием, неуязвимостью и необыкновенной силой, получал атрибуты, которые, с одной стороны, маркировали достигнутое им состояние, с другой стороны — служили помощниками в возложенных на него функциях и сами являлись воплощениями обретенных способностей. Общеславянские предания о разбойниках свидетельствуют, что к числу таких волшебных предметов относятся: топорик, пояс (дающий силу), шапка (невидимка). Главный же атрибут атаманской власти, хорошо известный и по фольклорным, и по письменным источникам, это — насека.

Сам факт изготовления атаманской насеки из растущего дерева заставляет вспомнить о шаманской практике изготовления бубнов и колотушек. Селькупский шаман, по описанию Г.Н. Прокофьева, отправлялся в лес и отыскивал место, где росли «предназначенные» деревья, нужные для изготовления бубна и колотушки. При помощи своих духов-помощников шаман должен был собрать все части этих деревьев, вплоть до мельчайших щепочек, и сложить в одну кучу. На второй день шаман искал место, где родился олень, шкура которого взята для бубна. Олень также собирался до последнего волоска. На третий день бубен «оживлялся» [Прокофьев 1930]. У многих народов Сибири шаман не должен был рубить дерево для бубна, от него лишь откалывали кусок, нужный для обечайки и рукоятки (гибель дерева могла вызвать скорую смерть шамана) [Потапов 1947: 180]. Как видно, эти материалы вполне созвучны описанию процесса изготовления атаманской насеки.
У большинства народов Сибири бубен уподоблялся оленю, на котором шаман путешествовал по мирам. Позднее (у монголов, якутов, хакасов, бурят) бубен «превратится» в чудесного коня шамана, на котором он также путешествовал по мирам. Крестовины бубнов нередко обматывали конским волосом. И здесь самое время обратиться к описаниям таких регалий казачьих войск, как бунчук и клейнод, генетически связанных с атаманской насекой. У донских казаков был известен клейнод Бобылев хвост. Он «состоял из древка в 3 аршина, наверху с вызолоченным медным шаром, к которому был прикреплен парящий орел, из шара выходили длинные белые волосы» [Сементовский 1846: 30]. Сами казаки называли Бобылев хвост символом воли. У запорожских казаков главный символ войска — бунчук — был сплетен из черных и белых конских хвостов, исходящих из медной позолоченной маковки [Сементовский 1846: 28–29].
В связи с этим интересна запись Н.А. Криничной об изготовлении пастушьего кнута в русской традиции:
Я в одно прекрасное время взял веревки — свил длинный такой (кнут), метров шесть. Там еще на самый конец привьешь коневьего волосу там несколько волосин, десяток. И тут удар-то небольшой получается, но тут очень большой хлопок получается, так же, как из ружья, шибче [Криничная 2001: 389].
«Коневий волос», по словам исследовательницы — знак зооморфного персонажа, облик которого нередко принимал и леший. А сам кнут/батог в различных традициях осмыслялся обычно в качестве жезла колдуна. По всей видимости, такой же многозначной была и символика атаманской насеки, со временем она трансформировалась, видоизменялась. Изготовление насеки из «живого» дерева вполне соотносится с представлениями о воплощении в ней духа дерева (жизненной силы). Возможно, отголоском ритуала изготовления атаманской насеки или плети (понимаемые как обретение магической силы) стали действия юношей в восточнославянском обряде посвящения — они должны были прыгать вверх, отрубая вершины молодых деревьев или делая зарубки на стволе [см.: Зеленин 1937: 41]. В казачьей субкультуре упражнение юношей-малолеток и взрослых казаков, предполагавшее умение срубать на скаку шашкой воткнутые в землю ветки — было одним из наиболее распространенных во время джигитовок. Очевидно уже со временем «живое» дерево было заменено ветками, но память о сломленной/засохшей верхушке дерева, как символе переходного состояния и в поздней традиции сохранялась в текстах «провожальных» казачьих песен («Как в том-то саду стоит яблонька,/ У той-то яблоньки суха маковка,/ Когда она расцветать будет,/ Вот тогда я домой буду» [Шкрылев 1876]; ср. со свад. донской: «Паследний разочик па садику хадила,/ С любимай ябланьки виршочик сламила./ Расти, мая ябланька, да весь век ты бис виршочка, / Живи, ты, маминька, весь век биз миня»[1]).
Наконец, о том, что атаманская насека символизировала и самого атамана (первичная идея воплощения его души) наглядно свидетельствует ритуал выбора нового атамана, перед началом которого атаман отдавал свою насеку, «штубы стояла перед сбором»:
В день собрания на майдан собиралось все общество станицы; выходил старый, «отходивший термин» атаман и клал на поставленный среди круга стол насеку (знак своей власти). Кланялся кругу и терялся в толпе [Тимощенков 1873].[2]
До выбора нового атамана роль главного выполняла, по сути, лежащая посреди круга насека. Эта традиция вполне вписывается в обряд передачи «особого» знания от одного колдуна другому с помощью таких предметов, как палка, батожок или веник, широко распространенный в восточнославянской традиции [Арсеньева 1999: 189]. Очевидно, дальнейшие перевоплощения «сломленной ветки», зафиксированные фольклором (стрела, лодка) — это, по сути, перевоплощения самого героя, и в таком случае нарезки на атаманской насеке могли символизировать этапы прохождения им испытаний (знаки судьбы).
В некоторых преданиях упоминается атаманская трубочка, которая «дорого стоила»: «Кто тое трубку покурит, станет заговоренный, и клады все ему дадутся и все. Будет словно сам Стенька. Только такого смелого человека не выискивается до сей поры» [Легенды 1989: 164]. Очевидно, к этому же ряду представлений относится и упоминание в одном из преданий о том, что разбойник Чуркин мог уходить не только с водой, но и с дымом, закурив папиросу [Соколова 1970: 170].

Обязательными атрибутами атаманства в казачьей традиции были также борода и усы. Они почитались вместилищем магической силы и знаний атамана. Если наличие усов — обязательно для атамана, то безусость соотносилась в народной традиции с «нечистой силой». Так, в одной из легенд Кудеяр хотел отдать свою дочь в жены черту, но дочь догадалась, что жених — черт: «бровей у него не было, усов тоже и когти длинные» [Соколова 1970: 215].
В индоевропейской традиции борода и усы (связанные, в свою очередь, с волосами) соотносились с такими понятиями, как мужество, сила, мудрость, волшебство, чудодейственная сила и плодородие. Отсюда становится понятной и та роль, которая отводилась именно атаманским усам и бороде. Наличие усов и бороды служило знаком того, что атаманом пройден обряд посвящения, в результате чего он является носителем сакрального знания и обладателем магической силы (безусость же — знак существа, не прошедшего этих испытаний). (По свидетельству этнографических источников, в казачьей традиции XIX–нач. ХХ в. следующим образом маркировались возрастные группы: малолетки были безусыми, служилые казаки — носили усы, вышедшие в отставку — отращивали бороду. Атаман имел и усы, и бороду).
Особое значение придавалось в казачьей традиции и атаманской шапке, также выступавшей как важнейший атрибут и символ власти атамана. Приведу лишь некоторые примеры ситуаций, в которых фигурирует атаманская шапка. Намереваясь идти в поход и созывая желающих, атаман выходит «к станичной избе, на сборное место станицы, и, кидая свою шапку-трухменку, сделанную из бараньей смушки… кричит», приглашая добровольцев. К нему со всех сторон станицы сходились казаки, также бросая вверх свои шапки [Картины 1909: 18]. Мотив с «пригнутой» шапкой (т.е. одетой косо, набекрень) неоднократно встречается в донском фольклоре, причем всегда в ситуации военного похода, действие которого разворачивается, по народным представлениям, в потустороннем пространстве. Так, Разин, разгуливал по Астрахани в красной фуражоночке, одетой «на правый бочок». «На одно ухо» надевали свои пуховые колпаки, собираясь в поход, и былинные богатыри.

В традиционной культуре (в обряде повышения статуса) шапка осмыслялась обычно как магический символ передачи власти через голову, центр души, от высшего существа к низшему. Эта функция вполне соотносится с той ролью, которая отводилась в казачьей традиции шапке атамана (как символа его власти). Вместе с тем снятая или скошенная набок шапка атамана символизировала начало пути в тот мир (первоначально — в мир Высшей Сакральности, впоследствии: в бой или военный поход). Шапка осмысляется как оберег и вместилище души. Если снятая шапка — символ лиминального существа (находящегося в переходном состоянии), то шапка на голове — символ вновь обретенного статуса (существа, достигшего сакральных сфер). Так, именно под знаком шапки пребывают и сами персонажи — обитатели этих сфер. В одной волжской легенде бурлаки видят на поверхности воды шапку, трогать которую им не советует лоцман (тот же атаман). Они нарушают запрет и, подняв шапку (по сути — сняв ее), видят под ней человека, который грозит им расправой за нарушение запрета. О себе он сказал: «Я иду… прямо по Волге, как по земле, до самой Астрахани и смотрю за порядками, а вы мне мешаете идти!» [Легенды 1989: 203]. Шапка-невидимка, согласно донским поверьям, надета на голову домового, чтобы добыть ее, нужно «со Страстной свечой влезть на полати и, увидев там домового,… снять таковую с его головы» [Иф. А-ов 1881]. Мы уже говорили о том, что есть основание полагать, что с помощью шапки представители того света (духи) воплощались, и шапка, очевидно, выступала в качестве атрибута воплощения доли/души.

 

Хранители казачьих кладов к вопросу о концепции судьбы в русской народной традиции..docx

 

Серия сообщений "МЕСТА СИЛЫ, ШАМАНЫ, КАМНИ":
Часть 1 - Тотемы тлинкитов
Часть 2 - Волотова гора. Российский Стоунхендж?
...
Часть 19 - Священные камни и языческие храмы древних славян. Чудинов Валерий
Часть 20 - 10 следов працивилизаций на территории России
Часть 21 - М.А. Рыблова. Хранители казачьих кладов
Часть 22 - И.Л. Кызласов - Рунические письменности евразийских степей
Часть 23 - Алтайский шаманизм
Часть 24 - 11 января - День заповедников и национальных парков. БАРГУЗИНСКИЙ БИОСФЕРНЫЙ ЗАПОВЕДНИК
Часть 25 - Мистическая страна кельтов и друидов.