Владислав Иноземцев

На прошлой неделе, встречаясь с журналистами «Российской газеты», президент Д.Медведев констатировал, что в нашей стране «высшее образование подверглось девальвации», «мы получили огромное количество высших учебных заведений, часть из которых никуда не годится», и что ситуация, в которой «почти 80-85% молодых [людей] после окончания школы идут в университеты», вряд ли может считаться нормальной. С каждым словом президента можно согласиться, но сама тема, на мой взгляд, выглядит «богаче» и имеет еще три заслуживающих внимания аспекта.



Девальвация образования, о которой говорил Д.Медведев, не может не происходить там, где большая часть молодежи учится. И даже если согласиться с тем, что пока «общий процент специалистов с университетским образованием у нас все равно ниже, чем, допустим, в большинстве [западных] стран», такого нельзя сказать о доле студентов в соответствующей возрастной группе. Сегодня среди граждан 18-23 лет она составляет в России 65,9%. Впереди нас лишь Финлян­дия, Норвегия и Швеция. В Германии этот показатель – 46,3%, в Сингапуре – 33,7%, в Малайзии – 28,2%, а в Бразилии – всего 16,5%. И эти люди выходят на рынок труда, приучая работодателей к тому, что высшее образование стало в стране чуть ли не всеобщим. При этом мы тратим на образование 3,8% ВВП – меньше, чем Германия (4,6%) и тот же Сингапур (4,1%). Учитывая разницу в числе студентов, оказывается, что даже по отношению к ВВП расходы на образование одного студента у нас в 1,8-3 раза ме­ньше, чем в развитых и некоторых развивающихся странах. В абсолютных же цифрах разрыв вырастает до 7-9 раз. Финансировать образование в таких масштабах мы не можем и в ближайшее время не сможем. Нет и специалистов, готовых качественно учить: толпу российских студентов учат 340 тыс. профессоров и преподавателей, а американских, которых всего-то вдвое больше – 1,72 (!) миллиона. Поэтому пора пойти по пути «лучше меньше, да лучше».

Но проблема не только в этом. Мы отвыкли спрашивать с людей – причем не только с чиновников, но и со студентов и аспирантов. Ведь вопрос не только в числе поступивших в вуз, но и в количестве закончивших. А их в США – всего 42 (!)% от числа зачисленных, в Великобритании – 59%, а в России – почти 94%! И тут же возникает еще вопрос: кого мы готовим? В России 35,7% ВВП производится в промышленности, добыче полезных ископаемых, сельском хозяйстве, строительстве и сфере ЖКХ, и только 8,3% – в финансовом секторе и госуправлении. Но среди студентов лишь 14% будущих инженеров, 3,2% геологов и технологов, 2,9% аграриев – и 45% специалистов по общественным наукам, предпринимательству и праву (в Германии таких – всего 22,5%). Неудивительно, что менее 50% выпускников вузов начинают карьеру по той специальности, по которой они учились, а еще 24% – устраиваются на должности, вообще не требующие высшего образования. В США, например, все по-другому: инженеры и технологи выходили на профильную работу в 86% случаев, аграрии – в 76% (в России тут наименьший показатель – 14,6%). При этом даже в такой ситуации многие продолжают учиться дальше – причем, убежден, далеко не из внутренней потребности.

И тут надо сказать, наконец, жестокую правду. Девальвация российского образования во многом обусловлена девальвацией статуса образованного чело­века, и виновато в этом наше чиновничество и бизнес-«элита». Обратите внимание: с 1996 по 2008 г., по данным ВАК, число защищенных кандидатских диссертаций в России выросло в 3,1 раза. Где оно росло быстрее всего? Думаете, в Москве? Нет, скажем политкорректно, «в Южном федеральном округе». Там выпускают сейчас в 10,5 раз больше кандидатов наук, чем в конце 1990-х – и больше, чем в Северо-Западном округе, включая прославленный академический Петербург! При этом ученая степень становится «визиткой» чиновника. В Государственной думе 4-го созыва заседали 71 профессор и доктор наук. В уходящей Палате представителей 111-го Конгресса США – ни одного про­фессора из 438 депутатов. В 17-м созыве немецкого Бундестага – 3 из 622. При этом наукой господа чиновники начинают почему-то заниматься именно приходя на госслужбу, до этого никакого интереса к ней не испытывая. Занимая высокие должности, защитили докторские диссертации Л.Рейман и В.Яковлев, А.Гордеев и В.Христенко, А.Сердюков и В.Устинов; отстаивая в Думе интересы избирателей, наши время для докторских работ В. Жириновский, Д.Рогозин, В.Володин, С.Бабурин и многие другие (думается, нам следовало бы использовать опыт соседней Белоруссии: там чиновник любого ранга, если решает заняться наукой, на год освобождает государственную должность для работы над кандидатской диссертацией и на два – для докторской). Есть, коне­чно, и исключения: например, читающий замечательные курсы лекций в Выс­шей школе экономики А.Кудрин как с 1988 г. был кандидатом экономических наук, так им и остается. И сам Д.Медведев, защитившийся еще в советский период, тоже не академик, а кандидат юридических наук.

В российском образовании много проблем. Вузов, как правильно говорит президент, должно стать меньше, отбор в них – жестче, а самим им надо вновь стать центрами образования, а не непринужденной «социализации». Но пока наша власть и наш бизнес не подают примера в том, что могло бы стать прео­долением «девальвации знаний». И, главное, девальвации дипломов.