Жили-были дед и бабка.
Спали рядом – для порядка.
Дед давно уж позабыл,
как он бабку то любил.

Отношенья их фактически
развивались платонически.
Ну да сказка не об этом -
сказ про то, как прошлым летом,
приключилось с ними чудо.
Впрочем, забегать не буду.

Обскажу все по порядку –
я записывал в тетрадку.

Жили скромно – без достатка.
Ели редьку, пили квас.
Вот такой нехитрый ужин
каждый день: из раза в раз.

Вот на этой грустной ноте
и начну я свой рассказ.

Раз «нашло» на старика: «В доме где-то точно была неучтенная мука».
Он на бабку строго смотрит, та тихонько взгляд отводит.

- Да, муки немножко есть.
Есть да не про вашу честь.
Ты своей немытой рожей ее трогать не моги.
Собиралась я испечь к именинам пироги.


- Что за гнусную змею я пригрел в своем дому.
Или ты меня не знаешь?
Ну-ка быстро подь сюда -
чтобы не позже получаса на столе была еда.

Может ты не понимаешь?
Я сейчас убью кого-то!
Объясняю по-английски:
вери хангри – жрать охота.

- Все исполню сей же час.
Ты испей покуда квас.
Для такого дурака
испеку я колобка.

Все равно зубов уж нету –
хоть полижешь шарик этот.

- Вот и ладно, вот и чудно.
Так бы сразу. Что те трудно?
Нелегко меня понять?
Думаешь мне не противно – грубой силой угрожать?

Только знай, моя голубка.
Ты в моих приоритетах стоишь сразу за желудком.
Хоть ты лбом об стенку бей –
понимаешь, кто главней?

Бабка горестно вздохнула,
на него рукой махнула,
положив на сгиб другой.
Получился жест плохой.

Замесила молча тесто, разогрела в печке место.
И скатав то тесто в шар, прямо в пыл его и в жар,
на ухвате поднесла и заслонкой печь закрыла.
Вот такие вот дела.

Колобку старик был рад,
обе ноздри подставляя и вдыхая аромат.

- Соблюдала ль в рецептуре ты, старуха, каждый пункт?
Не хочу я отравиться, потребляя в одиночку хлебобулочный продукт!

- Ешь, касатик, дорогой.
Если что-нибудь случится – марганцовка под рукой.

Не волнуйся – откачаем. Не успеем? Закопаем!
Что в лице ты изменился? Ты бы, Вася, помолился.

- Ладно, хватит бредни слушать –
time is up, пора покушать.
Вилку дед рукой берет - начинает в шарик тыкать,
тот от ужаса орет:

- Помогите, караул. Дед мне вилкой бок проткнул.
Это что ж за вашу мать.
Ты нарушил герметичность –
буду в дождь я протекать.

Дед слегка на пол осел,
шок такой, что голос сел.
Он спросил его, сипя:
- Ты того.. Ты чей, дитя?

- Ваш, родимые мои.
Ваш снаружи - свой внутри.
Ведь из вашего я теста
слеплен был. Мне все известно.

- Чудо, чудо приключилось.
Без любви дите родилось.
Прошлогодняя мука
подарила нам сынка.

Бабка, срочно все остатки
в унитаз слей, без оглядки.
Хватит нищету плодить –
нам и так несладко жить.

Хлебобулочный сынок
прямо с печки прыг да скок.
Буду с вами вместе жить:
я ваш сын – прошу любить.

Одного вполне нам хватит –
хоть и шарик, но не катит.

- Извиняюсь, прерывая
вашей радости моменты,
я хочу сказать вам твердо:
я подам на алименты.

Я предвижу осложненья, раз я только начав жизнь – получил такую грубость.
- Ты брат – круглый? И катись. Ты кати-кати отсель. Позабудь о нас совсем.


Вот отцовский мой наказ:
- Вон отсюда, сей же час.
Жалко хлеба, слова нет.
Но ведь я не людоед.

Не могу поднять я вилку
на родимую кровинку.
Хоть ты режь меня с боков –
не могу я есть сынков.

Но и видеть мочи нету –
прочь иди. Катись по свету.
Колобок, вздохнув протяжно, молвил тихо:
- Все неважно.

Если с толком рассудить,
как мне с вами дальше жить?
Подрумяненный мой бок
станет горла поперек.

И однажды по весне,
за свою съедобну сущность,
я рискую оказаться
в виде гренок на столе.

Без меня вы не скучайте.
Не вернусь я – так и знайте.

Колобок скатился на пол,
бормоча тихонько матом.
Его мягкие бока
покалечились слегка.

Разогнавшись по полу,
он подпрыгнул и адью.
За забором, где трава,
донеслись его слова:

- Жадность фраера погубит.
Я ушел – судьба рассудит.

По тропинке, в лес густой, он катился, собирая, разный мусор головой.

Песню бодро напевал,
там, где не хватало рифмы,
крепким словом разбавлял.

А навстречу ему заяц: серый, маленький мерзавец.
- Кто таков? Чего здесь бродишь?
Почему без шапки ходишь?
Без задержки, просто так, мне по случаю знакомства дай на водку ты пятак.

- Стариковский я сынок: хлебный шарик – колобок.

Я от дедушки ушел,
я от бабушки ушел.
Я ищу здесь смысл жизни,
но пока что не нашел.

Шапку сроду не носил –
сколько дней себя я помню, с лысым куполом ходил.
Денег нет – ну хоть ты лопни.
Понял, мелкий серый гопник?

- Твой задиристый характер
мы на нет сейчас сведем.
Земляков по лесу кликну
и толпой тебя побьем.

Раскатаем тебя в блинчик: сменим плоскостью объем.

- Эх, в «качель тебя тудыть». Разогнался слишком быстро – будет больно тормозить.
Из-за денежной пятерки неохота с хулиганом разводить гнилые «терки».

Я, пожалуй, покачусь.
И не стой как медный всадник – я обратно не вернусь.

Ради мира на земле сохраню нейтралитет –
для меня пушистый заяц нулевой авторитет.

Подмигнул он правым глазом,
взял разгон, прибавил газа,
и исчез в густой траве,
оставляя массой тела борозду в сырой земле.

Заяц челюсть подобрал,
смачно плюнул, вслед послал пожелания в пути,
показав интимный орган,
тот на кой ему идти.

Только зайца пошлый выкрик
в воздухе лесном умолк,
как дорожку преграждает
новый странник – серый волк.

- Здравствуй, миленький дружок,
без начинки пирожок.
Ты, вообще какого пола?
– Задает вопросы волк.

Колобок, поднявши брови,
в изумлении свистит.
- Дядя волк. Дозволь вопросик:
и давно ты трансвестит?

Волк застенчиво краснеет,
на щеках румянец рдеет.
- Ты, джигит, откуда взялся?
Как об этом догадался?

- Так понять немудрено: для таких не нужно бирки – сразу видно, что говно.

Когти лаком ты изгадил,
губы смачно напомадил.
Да и юбки той покрой
откровенно не мужской.

- Ты познать мужскую сущность хочешь?
Я б тебя тогда развлек.
Дам тебе я десять баксов –
понимаешь мой намек.

Ты чего в кусты полез –
я обманывать не буду,
я тебе не МТС.

- Тетя волк, имей в виду –
посторонние предметы
внутрь себя я не введу.

Однополых отношений
и подобных извращений
не приемлет моя суть –
тут уж, волк, не обессудь.

Кстати, тут недалеко,
заяц есть один такой.
Деньги любит, так что ты
прям к нему шары кати.

Скрылся волк за поворотом,
колобок пришел к болоту.
Рядом с ним сидит лиса,
по всей шкуре волоса.

- Здравствуй, рыжая подруга. Спляшем вместе буги-вуги.

Я от дедушки ушел,
я от бабушки ушел.
Я от зайчика смотался,
с глупым волком распрощался.

И теперь, краса-девица,
на тебе хочу жениться.
Стой, за сердце не хватайся.
Это шутка – не пугайся.

- Повтори погромче, брат.
Я настрою аппарат.
К старости совсем оглохла –
слышу слабо, вижу плохо.
Уж не так теперь и звонки
барабанов перепонки.

Колобок подходит ближе,
а лиса нагнулась ниже.
Он почти уже орет,
а она его берет,
и без всяких промедлений
натурально прямо жрет.

Колобок пищит от страха,
посылает ее всяко
(для ребят, кто любит мат -
есть отдельный вариант).

Не прошло пяти минут,
как был сожран без остатка
хлебобулочный продукт.

Подводя моральный смысл
в окончании стиха,
мы заметим однозначно:
- Без лоха и жизнь плоха!