Седов В.В.
Древнерусская народность
Русы. Продолжение...В научной литературе длительное время доминировало мнение о скандинавском происхождении этнонима русь. При этом исследователи обычно ссылались на летописное сообщение 862 г., хотя ныне окончательно установлено, что племени русь в Скандинавии никогда не было, а написание «к руси» в этом месте Повести временных лет, согласно А. А. Шахматову, является вставкой [95]. Высказано предположение, что исходным для становления этнонима русь был западно-финский термин Ruotsi/Rootsi, прилагаемый к Швеции. Последний в славянской среде и перешел в этноним русь, что с филологической точки зрения представляется оправданным. Это мнение было поддержано многими учеными, в том числе такими авторитетными, как А. А. Шахматов и М. Фасмер.

Однако сам термин Ruotsi/Rootsi не является собственно финским, это – западнофинское заимствование из древнегерманского. В этой связи высказана догадка, что древнегерманская лексема rops «гребцы» была самоназванием скандинавов, нередко приплывавших в земли западно-финских племен. Отсюда, будто бы, западно-финское название шведов Ruotsi/Rootsi. В Восточной Европе термин русь, трансформировавшийся из этой западнофинской лексемы, первоначально, как полагают сторонники этой гипотезы, имел этносоциальное содержание – так звались представители дружинного сословия независимо от этноса. Распространение понятия «русь» на полиэтничные дружины привело к размыванию ранее четко выраженной приуроченности названия к скандинавам. На следующей стадии термин русь был перенесен на всех жителей Древней Руси [96].

Археолог не может согласиться с такими построениями. Если Ruotsi/ Rootsi является общезападнофинским заимствованием, то оно должно было проникнуть из древнегерманского не в вендельско-викингское время, а раньше – до распада западнофинской общности, то есть до VII-VIII вв., когда уже началось становление отдельных языков прибалтийских финнов [97]. Тем не менее существенных проникновений скандинавов в западнофинский ареал в первой половине I тыс. н. э. археология не фиксирует, они надежно датируются только вендельско-викингским периодом. Следовательно, с исторических позиций рассматриваемая гипотеза не находит подтверждения.

Если все-таки исследователям в дальнейшем удастся обосновать скандинавское начало этнонима русь, то тогда можно будет говорить о встрече северного и южного названии русь, поскольку мысль о его южном происхождении представляется достаточно оправданной.

Если русы, как было показано выше, были одним из крупных диалектно-племенных образований славянства, представленного в V- IX вв. именьковской и волынцевской культурами, то их истоки следует искать в провинциально-римском ареале Северного Причерноморья. В таком случае начало этнонима русь могло восходить к антскому периоду, когда имел место славяно-иранский симбиоз. Лингвистические изыскания О. Н. Трубачева показали, что в Причерноморских землях наряду с иранским этническим элементом длительное время сохранялся и индоарийский компонент [98]. Следовательно, утверждения лингвистов об иранском или индоарийском происхождении этнонима русь приобретают надежную историческую подоснову. Подобно некоторым другим славянским племенным названиям (сербы, хорваты, анты и др.) русь, согласно выводам исследователей, ославяненный, первоначально неславянский этноним. Он восходит или к иранской основе *rauka- *ruk- 'свет, белый, блестеть' (осетин, ruxs/roxs 'светлый', персид. ruxs 'сияние') [99], или, как и обширная однокорневая топонимическая номенклатура Северного Причерноморья, произведен от местной индоарийской основы *ruksa, *ru(s)sa 'светлый, белый' [100].

В труде Ибн Русте, написанном в самом начале X в., но восходящем к середине IX в. (к Ибн Хордадбеху и ал-Джайхани), сообщается, что у русов «есть царь, называемый хакан русов» [101]. О таком же титуле правителя русов («и падшаха русов зовут хакан русов») писал и автор «Маджмал ат-таварих» [102]. О наличии у русов в IX в. раннегосударственного образования – каганата сообщает еще западноевропейский источник IX в. Вертинские анналы, о чем подробнее сказано ниже.

Каких-либо данных, позволяющих сомневаться в существовании в IX в. Русского каганата, у нас нет. Мнения историков относительно его местонахождения из-за отсутствия конкретных исторических свидетельств разошлись. Одни исследователи (А. А. Шахматов, А. А. Васильев, Дж. Бери и другие) утверждали, что это государственное образование находилось в Новгородской земле и его создателями были русы-варяги. П. П. Смирнов и О. Прицак склонны были локализовать каганат русов на верхней Волге, Г. А. Вернадский – в Приазовье, исследователь истории хазар М. И. Артамонов – в Поднепровье. Согласно А. П. Новосельцеву, Русский каганат возник в северной части восточнославянского ареала, где властвовали варяги, затем сфера его влияния распространилась на юг до Среднего Поднепровья [103]. Привлекая археологические материалы более раннего времени (VI-VII вв.) Б. А. Рыбаков считал, как уже говорилось, что племя русь проживало в Среднем Поднепровье и оно стало основателем Русского каганата IX в. [104]

В настоящее время археологические материалы позволяют локализовать Русский каганат вполне определенно. Как известно, в VIII-IX вв. доминирующее место в истории Юга Восточной Европы принадлежало Хазарскому государству. Это было достаточно мощное образование, подчинившее ряд воинственных кочевых племен степей Причерноморья и Прикаспия и сумевшее в течение длительного времени сдерживать натиск Арабского халифата на Кавказе. Хазария занимала обширную территорию, включавшую на севере весь бассейн Северского Донца и бассейн Дона почти до Воронежа, на западе – Северное Приазовье и часть Крыма, на юге – Кубань и предгорья Кавказа вплоть до Каспийского моря. Население Хазарского государства было многоэтничным, в его составе были хазары, аланы, болгары, угры, славяне и другие более мелкие племена. Арабские авторы сообщают о десятке городов-крепостей, имевших мощные каменные фортификационные сооружения. Они были сконцентрированы на юго-восточной окраине Хазарии, куда через Дербентские «ворота» могли в первую очередь проникнуть боевые силы ее главного противника – Арабского халифата [105]. На всей территории Хазарского каганата с VIII в. получила распространение салтово-маяцкая культура. Как показал М. И. Артамонов, это была культура всего населения Хазарского государства. По деталям погребальной обрядности, керамическому материалу и особенностям домостроительства в ареале салтово-маяцкой культуры археологами выделяются места проживания различных племенных групп, входивших в состав Хазарии [106].

Как можно судить по византийским документам, в 30-х годах IX в. у Хазарского государства появился какой-то соперник. Правители Хазарии не могли сдерживать натиск этого воинственного соседа и вынуждены были направить послов в Византию с просьбой о помощи в крепостном строительстве. Византийский император Феофил (829- 842 гг.) благожелательно отнесся к хазарской миссии. В Хазарию, как рассказывает Константин Багрянородный [107], была направлена экспедиция во главе с Петроной Каматиром – братом жены императора, Феодоры. Каматиры принадлежали к знатным фамилиям Византии. По-видимому, император придавал большое значение этой экспедиции.

Последнюю образовали два отряда. На царских судах, вышедших из Константинополя, по-видимому, находились сам Петрона с сопровождающими и охраной. Другой отряд вышел отдельной флотилией из Пафлагонии – византийской фемы, расположенной на южном побережье Черного моря. Скорее всего, это были военные инженеры и строители, которым предстояло заняться в Хазарии возведением крепостных сооружений.

Петрона и его сестра-императрица происходили из Пафлагонии и, вероятно, этим был обусловлен выбор мастеров для выполнения военно-инженерных работ в Хазарии. При дворе Феофила было немало людей из восточных провинций Империи, они имели в Константинополе большой вес и власть.

Константин Багрянородный рассказывает о постройке экспедицией Петроны крепости Саркел на левом берегу Дона, в устье Цимлы. Он не называет точной даты этого строительства. Но о нем сообщают также «Продолжатель Феофана» и Георгий Кедрин (исследователи полагают, что их описания, как и Константина Багрянородного, восходят к единому, несохранившемуся, источнику IX в.). Кедрин датирует экспедицию Петроны в Хазарию и постройку Саркела 834 годом, а «Продолжатель Феофана» помещает это событие перед информацией о начале военных действий императора Феофила против арабов 837 г. [108]

Археологические исследования Саркела показали, что это была достаточно мощная для своего времени крепость [109]. Она имела в плане форму четырехугольника размерами 193,5 х 133,5 м, кирпичные стены по периметру толщиной 3,75 м и башни по углам и вдоль стен. Крепостные сооружения Саркела своей геометрической правильностью, точностью разбивки и безукоризненной техникой кладки, подчеркивает их исследователь П. А. Раппопорт, свидетельствуют о том, что строителями их были мастера, имеющие богатый опыт кирпичного строительства. Вместе с тем, формат кирпича, технология кладки и исключительно геометрический план крепости определенно указывают на то, что это была не собственно византийская (константинопольская) строительная традиция. Крепостные сооружения Саркела обнаруживают черты сходства с раннесредневековым строительством Кавказского региона, а отдельные элементы сопоставимы с иранской архитектурой. В этой связи можно с большой долей определенности полагать, что строителями Саркела были мастера не из Константинополя, а из одной из малоазиатских фем, скорее всего из Пафлагонии.

По возвращении в Константинополь Петрова Каматир, как сообщает Константин Багрянородный, заявил императору: «Если ты хочешь всецело и самовластно повелевать крепостью Херсоном и местностями в нем и не упускать их из своих рук, избери собственного стратига и не доверяй их протевонам и архонтам» [110]. Как известно, до 30-х годов IX в. Крымская Готия находилась в составе Хазарского государства. Херсон с округой пользовался некоторой автономией и управлялся местным должностным лицом – протевоном. В связи с военно-фортификационной деятельностью, выполненной Византией, Хазария, очевидно, вынуждена была уступить Крымские земли. Херсон с округой теперь становится византийской фемой. Первым ее стратигом стал Петрона Каматир, которого император Феофил направил в Херсон, «повелев тогдашнему протевону и всем (прочим) повиноваться ему. С той поры до сего дня стало правилом избирать для Херсона стратигов из здешних» [111]. Известно, что официальным титулом стратига Херсонской фемы со второй трети IX в. стал «патрикий и стратиг климатов».

Исследователи не раз обращали внимание на то, что постройка Саркела и уступка Хазарии Византии Крымской Готии крайне неравноценны. Высказывались догадки, что возведение Саркела было «ширмой», а не главной задачей миссии Петроны. Но никаких подтверждений этого до недавнего времени не было. Теперь археологические материалы свидетельствуют, что это действительно так.

Византийское военно-фортификационное строительство в Хазарии в 30-х годах IX в. не ограничилось возведением Саркела. Параллельно, как показывают археологические изыскания, византийскими мастерами были произведены крупные работы по укреплению северо-западных рубежей Хазарского каганата: были выстроены мощные для того времени крепости там, где территория салтово-маяцкой культуры вплотную соприкасалась с ареалом волынцевской культуры и роменско-боршевских древностей (рис. 14).



рис. 14. Этническая ситуация в Восточной Европе в IX в.

1-10 – ареалы славянских племенных образований:
1 – словен ильменских;
2 – кривичей псковских;
3 – кривичей смоленско-полоцких;
4 – мери;
5 – дулебской группы (волыняне, древляне, поляне, дреговичи);
6 – хорватов;
7 – тиверцев;
8 – бужан;
9 – уличей;
10 – русов – носителей волынцевской культуры.
11 – территория салтово-маяцкой культуры (население Хазарского государства);
12 – область волжских болгар;
13 – область летто-литовских племен
14-23 – ареалы финно-угорских племен:
14 – суми и еми;
15 – эстов и ливов;
16 – корелы;
17 – веси;
18 – заволочской чуди;
19 – муромы;
20 – мордвы;
21 – мари;
22 – удмуртов;
23 – коми-пермяков;

а – клады арабских монет первого (до 830 г.) их обращения в Восточной Европе (по В.Л.Янину);
б – клады арабских монет 830-890-х годов (по В.Л.Янину с дополнениями);
в – находки подражаний арабским дирхемам;
г – клады византийских монет IX в.;
д – памятники первой половины IX в. с находками скандинавских вещей;
е – памятники второй половины IX в. со скандинавскими элементами

До 30-х годов IX в. на северо-западном пограничье Хазарии имелись лишь городища, возникшие еще в скифское время. Они располагались на труднодоступных мысах коренных берегов рек и воспринимались средневековым населением как естественно защищенные места, подходящие для обеспечения безопасности жителей близлежащих селений. Их плановая структура зависела исключительно от природных факторов. Население салтово-маяцкой культуры лишь усилило некоторые из таких городищ дополнительными деревоземляными укреплениями.

В 30-х и, возможно, частично в 40-х годах IX в. на северо-западном участке границы Хазарского государства – по берегам р. Тихая Сосна (правый приток Дона) и в верховьях Северского Донца – были выстроены крепости совершенно иного типа. Они имеют отчетливо геометрическую планировку, а по периметру защищены стенами, сложенными из обработанного камня или кирпича. Природные факторы в их обороне играли второстепенную роль, естественную защиту имела лишь одна, выходящая к реке, сторона крепости.

Таких крепостей на северо-западном пограничье салтово-маяцкой культуры в настоящее время исследовано семь. Это – городища Алексеевское, Верхнеолыланское, Верхнесалтовское, Колтуновское, Красное, Маяцкое и Мухоудеровское. Г. Е. Афанасьев, обстоятельно проанализировавший их, отнес эти крепости к особому (четвертому) типу и показал, что они не имеют никакой связи с местным фортификационным строительством. Их плановая структура и строительные приемы не обнаруживают местных корней и несомненно восходят к традициям иноземной крепостной архитектуры. Произведенное этим исследователем сопоставление каменных крепостей на северо-западных рубежах Хазарии с синхронными хазарскими фортификациями Дагестана, Прикубанья и Крыма выявило заметные различия между ними. Стало очевидным, что возведение каменных крепостей на пограничье Хазарского государства с ареалом славян – носителей волынцевской и роменско-боршевской культур было осуществлено при участии пришлых мастеров из Византийской империи, имевших большой опыт в строительстве военно-фортификационных сооружений такого типа [112]. Впрочем, исследователь Верхнего Салтова В. А. Бабенко еще в начале XX в. утверждал, что каменная крепость здесь была выстроена византийцами, приглашенными хазарами [113].

Параллельно со строительством новых крепостей на северо-западных рубежах Хазарии теми же мастерами из Византии, очевидно, были существенно реконструированы старые укрепленные пункты. Один из них – Дмитриевское городище – был исследован раскопками С. А. Плетневой [114]. В результате установлено, что в 30-40-х годах IX в. на поселении, занимавшем площадку размерами 200 х 40-100 м, по периметру были возведены мощные «двухпанцирные» стены из белого камня. С. А. Плетнева отмечает, что традиция строительства каменных фортификаций в лесостепном Подонье была явно привнесенной и несомненно в возведении Дмитриевской крепости участвовали пришлые мастера. Однако она полагает, что традиция возведения каменных укреплений в бассейн Дона пришла в 30-е годы IX в. из Дунайской Болгарии, с чем трудно согласиться. Это мнение не находит каких-либо подтверждений ни в археологических материалах, ни среди исторических свидетельств. Хазария и Дунайская Болгария были разделены значительными пространствами и не контактировали между собой ни непосредственно, ни опосредственно.

Каменные крепостные стены, подобные фортификациям Дмитриевского поселения, археологически выявлены еще на четырех пограничных хазарских городищах – Кабаново, Коробовы Хутора, Мохнач и Сухая Гомолына.

Картография каменных крепостей Хазарского государства, выстроенных в византийской военно-инженерной традиции, достаточно надежно указывает на то, что все они предназначались для защиты северо-западных рубежей. За ними на север и запад простирались земли славян-русов, которые основали раннегосударственное образование – Русский каганат. Очевидно, последний и стал в эти годы IX в. угрозой Хазарии. Другого крупного соперника Хазарского государства в Восточной Европе в это время просто не было. Скандинавы-варяги в первой половине IX в. селились только в низовьях Волхова. До 60-х годов этого столетия Ладога была небольшим поселением с преимущественно торгово-ремесленными функциями, в котором варяги проживали вместе со славянами и приладожскими финнами. Ладога с округой никак не могла соперничать с Хазарией. Волжский и Днепровский водные пути, как свидетельствуют данные археологии и нумизматики, в этот период еще не функционировали.

Если прежде Хазарский каганат имел мощные крепости в основном на юго-востоке, где существовал грозный соперник в лице Арабского халифата, то в 30-х годах IX в. Хазария вынуждена была ценою территориальных уступок с помощью византийских инженеров и строителей создать мощную линию крепостных сооружений, способную выдержать натиск своего крепнущего соседа – Русского каганата, на своих северо-западных рубежах.

По-видимому, каменные крепости, возникшие на Тихой Сосне и Северском Донце, могли быть использованы не только для обороны Хазарии, но и для покорения соседнего славянского населения. Создалась неблагоприятная обстановка для Русского каганата, и, очевидно, это побудило его правителя в 838 г. (вскоре по окончании крепостного строительства на хазарско-славянском пограничье или даже когда оно еще не было завершено) отправить в Византию посольскую миссию. Византийские источники о ней, правда, ничего не сообщают. Однако согласно Бертинским анналам весной 839 г. к франкскому императору Людовику Благочестивому в Ингельгейм прибыло византийское посольство, к которому были присоединены лица, утверждавшие, что их народ называется рос [115], а послал их в Константинополь хакан – правитель росов с целью установления дружбы [116]. В Византии, воевавшей в то время с арабами, по-видимому, не пожелали портить установившиеся в результате экспедиции Петроны добрые отношения с Хазарским государством и прохладно отнеслись к посланникам Русского каганата. Им пришлось возвращаться ни с чем.

Славянские послы Русского каганата, по всей вероятности, вернулись в Днепровско-Донские земли. Скандинавы-наемники, бывшие в составе миссии кагана Руси, в силу каких-то причин не пожелали возвратиться (может быть, боясь гнева правителя Русского каганата). Император Феофил и присоединил их к посольству, направлявшемуся в Ингельгейм. В Бертинских анналах сообщается, что они будто бы не смогли вернуться обратно, поскольку обратный путь оказался перерезанным «дикими и жестокими племенами». Скорее всего, это были венгры, заселившие в это время севернопричерноморские степи. Русы были известны в империи франков, и Людовик Благочестивый, воевавший с норманнами, отнесся к «послам кагана росов» подозрительно. В результате расследования установлено, что послами были не собственно русы, они принадлежали к «народу свеонов» (т. е. они были шведами). Очевидно, император попытался выяснить, почему они причисляют себя к росам и не являются ли они шпионами, и распорядился арестовать их до полного расследования. Источник не сообщает о дальнейшей судьбе послов. Здесь достаточно очевидно, что Людовик Благочестивый никакой связи между народом русь и Скандинавией, куда желали вернуться послы, не видел. Позднее, как хорошо известно из источников, варяги представительствовали от имени Киевской Руси, объявляя: «мы от рода Рускаго послы...» Видимо, так же они представились в Ингельгейме.

Безрезультатные попытки установить контакты с Византией, по-видимому, были расценены в Русском каганате как недружественные. И последовала ответная акция – нападение русов на византийский город Амастриду. Он был избран для военного набега не случайно. Амастрида была административным центром Пафлагонии, а строители Саркела и, по всей вероятности, хазарских крепостей на пограничье с Русским каганатом были мастера именно из этой византийской фемы.

О нападении «варваров росов – народа, как все знают, дикого и жестокого» на Амастриду рассказывает «Житие Георгия Амастридского», которое согласно изысканиям В. Г. Васильевского и И. Шевченко было написано Игнатием до 842 г. [117] В этой связи время погрома русами Амастриды определяется обычно 840 г., то есть вслед за неудачной попыткой их кагана наладить отношения с Византией [118].

Следующий зафиксированный источниками набег русов был совершен уже на Константинополь. В 859 г. византийские войска в сражениях с Арабским халифатом потерпели сокрушительное поражение. Едва избежав пленения, император Михаил III (842-867 гг.) спешно провел подготовку к новой военной кампании и в начале июня 860 г. повел армию в новый поход против арабов. Этим и воспользовались русы и 18 июня 860 г. появились у стен византийской столицы. Исследователи этого события считают, что если бы русы сразу стали штурмовать город, то, по всей вероятности, он мог быть захвачен ими. Патриарх Фотий в первой проповеди с ужасом говорит о нависшей над столицей угрозе и что Константинополь едва не погиб от русских мечей [119]. Однако русы принялись грабить окрестные монастыри и дворцы. Вскоре на море разразился шторм, который нанес большой урон флотилии их, а высланный императором на помощь защитникам византийской столицы греческий флот довершил поражение русов [120]. Фотий в послании «восточным патриархам» 867 г. так говорит о них: «Народ... ставший у многих предметом частых толков, превосходящий всех жестокостью и склонностью к убийствам, так называемый народ рос» [121]. О нападении русов на Константинополь 18 июня 860 г. сообщают также Никита Пафлагонский, Продолжатель Феофана и Симеон Логофет [122].

Русский каганат в середине IX в. был известным и достаточно оформленным раннегосударственным образованием, о чем можно судить по следующей информации. В 40-50-х годах IX в. Арабский халифат, как известно, усилил репрессии в Закавказье. После гибели в 851/852 гг. в борьбе с армянами арабского наместника Халиф распорядился собрать большое войско и направить его во главе с Бугой Старшим в Закавказье. Сначала была учинена резня среди армян, а затем арабские войска захватили Тбилиси, убив эмира, и разорили окрестности города и горцев Грузии. Далее Буга разбил абхазского царя Феодосия и обрушился на ценар (санарийцев) – жителей земель, примыкавших к Дарьяльскому ущелью. Последние упорно сопротивлялись, но силы были неравные и ценары, как свидетельствует «Книга стран», написанная в 853-854 гг. арабским историком и географом ал-Йа'куби, вынуждены были обратиться к трем известным властителям того времени, которые могли бы оказать военную поддержку против арабов, – «сахиб ар-Рум» (т. е. императору Византии), «сахиб ар-Хазар» (кагану Хазарского государства) и «сахиб ас-Сакалиба» (владыке Славян) [123]. Государем славян в то время мог быть только глава Русского каганата. В славянских землях Восточноевропейского региона другого политического образования еще не было.

Титул кагана был несомненно заимствован русами у хазар. Его принятие свидетельствует о полной независимости в 30-60-х годах IX в. русов от Хазарского государства. Каган/хакан у кочевых народов и в государственных образованиях с оседло-кочевым населением, каковым была Хазария, как утверждает А. П. Новосельцев, означал правителя высокого ранга и может быть приравнен к европейскому титулу императора. Титул каган был унаследован от Русского каганата великими князьями Киевской Руси. Так, в «Слове о Законе и Благодати», написанном в 30-40-е годы XI в. священником церкви в Берестове Иларионом (позднее – митрополит Руси), киевский князь Владимир Святославич – креститель Руси – назван «великим каганом нашей земли» [124].

Определить точное время оформления Русского каганата затруднительно. Г. В. Вернадский полагал, что это событие следует относить ко времени около 825 г., когда Хазарское государство испытывало некоторые затруднения в связи с военной активизацией Арабского халифата [125].

Для изучения Русского каганата представляют интерес нумизматические материалы IX в. Картография кладов куфических монет первого периода их обращения в Восточной Европе, то есть до 830 г. [126], показывает, что абсолютное большинство этих находок приходится на территорию Русского каганата. Аналогичная ситуация наблюдается и во втором периоде обращения восточных монет в Восточной Европе (от 830 г. до конца IX в.). Следовательно, на юге Восточно-Европейской равнины в IX в, ведущая роль в распространении восточных монет и, очевидно, в торговых операциях со странами Востока принадлежала не Хазарии, а Русскому каганату.

Как известно, в восточноевропейских кладах дирхемов первой трети IX в. преобладают монеты, чеканенные в африканских центрах Халифата и поступавшие в Восточную Европу караванными путями через Кавказ. В. Л. Янин показал, что африканские дирхемы чеканились по норме около 2,73 г и русская денежно-весовая система складывалась на основе этих монет: в гривне IX-X вв., имевшей вес 68,22 г, содержится 25 дирхемов африканской чеканки, и эта гривна в то время была равна 25 кунам. Это дало основание исследователю утверждать, что становление древнейшей русской денежно-весовой системы восходит к IX в., поскольку позднее в Восточной Европе широкое хождение получили уже дирхемы азиатской чеканки, которые весили около 2,85 г [127]. Следовательно, становление древнейшей русской денежно-весовой системы должно быть отнесено к раннегосударственному образованию Днепро-Донского междуречья – Русскому каганату, на территории которого сконцентрирована большая часть дирхемов африканской чеканки.

С выводами В. Л. Янина не согласился А. В. Назаренко, который утверждает, что в основе денежно-весовой единицы – золотника на Руси лежит арабский динар или византийская номисма (около 4,3 грамма золота). Ее возникновение в IX-X вв. было вызвано потребностями торговли как с Арабским Востоком, так и с Византией. Но и в этом случае роль Русского каганата Днепро-Донского региона была определяющей. Согласно А. В. Назаренко, структура русского «денежного счета IX в., благодаря устойчивым торговым контактам Руси с Баварской восточной маркой», оказалась заимствованной в Баварии уже к рубежу IX-X вв. [128]

В начале XX в. австрийский нумизмат Цамбауэр на основании восточноевропейских находок подражаний дирхемам высказал догадку об их связи с чеканкой монет, будто бы имевшей место в Хазарском государстве. Позднее эту мысль развивал А. А. Быков, утверждавший, что в Хазарии в VIII-IX вв. действительно чеканилась своя монета по образцу дирхемов; чеканка велась по мере надобности, а не постоянно [129]. Более осторожно писал об этом А. П. Новосельцев, по мнению которого вопрос о чеканке монеты в Хазарском государстве пока нельзя считать решенным [130].

Картография находок подражаний восточным монетам не обнаруживает какой-либо связи их с Хазарией. Основная масса подражаний локализуется в ареале волынцевской культуры и сформировавшихся на ее основе древностей IX-X вв. Если в IX в. на юге Восточно-Европейской равнины действительно велась чеканка монет по образцу дирхема, то ее следует связывать не с Хазарией, а с Русским каганатом.

Завершая рассмотрение вопроса о нумизматических находках на территории Русского каганата, нельзя не отметить, что восточноевропейские находки византийских монет IX в. также связаны преимущественно с землями этого политического образования. В частности, это монеты императора Михаила III, с начала царствования которого в Византии стала известной Русская земля: «...наченшю Михаилу царствовати, нача ся прозывати Руска земля» [131].

Определить, где была столица Русского каганата, пока не представляется возможным. Не исключено, что таковая в этом зарождающемся государстве еще не сформировалась, подобно тому как не было столицы в раннем Франкском государстве, где резиденции властителей были разбросаны по его территории. Но если единый административный центр в Русском каганате все же имелся, то он мог быть только в Киеве.

Древнейшее городище его, расположенное на Старокиевской горе, имеет культурные отложения VIII-IX вв. Находки этого времени обнаружены еще на горах Детинке, Киселевке, Щековице и на Подоле [132].

Киев в IX в., таким образом, был агломерацией крупных поселений торгово-ремесленного характера. При овладении этим градом в 882 г., как сообщает летопись, Олег выдал себя за купца и захватил его с помощью этой уловки. Очевидно, Киев во второй половине IX в. стал уже значительным торговым центром, пребывание иноземных купцов в котором было ординарным явлением. Выше говорилось о возможном функционировании в IX в. торгового пути из Поднепровья в Баварию, и Киеву здесь должна принадлежать первостепенная роль. А. В. Флоровский допускал существование торговых контактов Киева с Галицией, а в эпоху Святополка Моравского – с Великой Моравией [133]. Другого подобного центра на территории Русского каганата не известно.

Последний период истории Русского каганата не отражен письменными документами. Не исключено, что овладение Киевом Олегом и объединение Среднеднепровского региона с северными восточнославянскими землями в единую государственную территорию было концом Русского каганата. Впрочем, возможно, что Русский каганат ранее не выдержал военного натиска Хазарского государства. Византия активно поддерживала хазар против руси. Набег руси 860 г. на Константинополь вызвал усиление дипломатической активности Византийской империи, и в Хазарию вскоре было направлено греческое посольство [134].

Согласно русским летописям, накануне образования Киевской Руси поляне, северяне и вятичи платили дань хазарам [135], а под 885 г. говорится и о взимании хазарами дани и с радимичей [136]. Когда были установлены эти даннические отношения, сказать затруднительно. Возможно, такая ситуация сложилась в 60-70-х годах IX в. Под натиском хазар Русский каганат как единое государственное образование, объединявшее земли полян, северян, вятичей и донских славян, может быть, тогда перестал существовать. Только поляне при этом смогли сохранить свою политическую самостоятельность, образовав свое племенное княжество с центром в Киеве. Власть в этом образовании и была вскоре захвачена Аскольдом и Диром.

С племенным образованием русь, создавшим в Днепро-Донском регионе раннегосударственное образование – каганат и археологически представленным волынцевской и трансформировавшимися из нее культурами, идентифицируется и Русская земля «в узком смысле» этого термина [137]. Уже Н. М. Карамзин отмечал, что в XII и XIII вв. в летописях Русью именовалась преимущественно Южная, Киевская область. Многие историки, начиная с С. М. Соловьева, пытались выяснить суть этой первоначальной Руси. В исторической литературе высказаны по этому поводу самые различные догадки. Так, В. О. Ключевский, исходя из того, что русь – это скандинавы, Русской землей в узком смысле считал те киевские области, где будто бы плотнее всего оседали варяги. Ближе всех к истине был С. А. Гедеонов, согласно представлениям которого первоначальной Русской землей именовалась территория, заселенная русью – племенным объединением славянских племен Среднего Поднепровья, – которая передала свое имя всем восточным славянам [138].

Согласно А. Н. Насонову, Русь – Русская земля в узком значении – это территориальное ядро позднейшего Древнерусского государства. Историк продолжил выборку и интерпретацию летописных известий об этом ядре. Выделив города XII-XIII вв., которые не включались летописями в понятие «Русская земля» в узком значении, и определив города и местности, причисляемые к ней, А. Н. Насонов попытался очертить ее пределы. Выяснялось, что эта Русская земля включала Киевскую область (без ареалов древлян и дреговичей) и Черниговщину без северных окраин, но с Переяславской волостью. В правобережной части Среднего Поднепровья к югу от ареала древлян территория Русской земли в узком значении нешироким клином простиралась до верховьев Горыни [139].

Более строго и последовательно применяя те же методические приемы, аналогичную работу провел Б. А. Рыбаков. Для выяснения ее границ он использовал как указания летописей на принадлежность тех или иных городов и регионов к собственно Руси в узком значении, так и информацию об областях и городах, не входивших в понятие этой земли. Русская земля (в узком смысле слова) занимала, согласно Б. А. Рыбакову, левобережную часть Среднего Поднепровья, а на правобережье включала небольшой регион в округе Киева и нижнего течения Роси [140].

Недавно вопрос о пределах Русской земли в узком значении на тех же летописных материалах был рассмотрен В. А. Кучкиным. Он оспаривает выводы Б. А. Рыбакова о принадлежности некоторых городов Днепровского левобережья и пограничья Киевской земли со степным миром к этой земле. Вместе с тем исследователь считает возможным отнести к рассматриваемой Русской земле города на водоразделе Припяти и Южного Буга с Днестром, расширяя территорию первоначальной Руси до пограничья Киевской и Галицкой земель [141].

Предлагаемая В. А. Кучкиным принадлежность к Русской земле в узком значении городов Бужска в верховьях Западного Буга, Шумеска, Тихомля, Выгожева и Гнойницы в бассейне верхнего течения Горыни, Божского и Межибожья в бассейне Южного Буга, Котельницы в междуречье Южного Буга и Тетерева весьма и весьма сомнительна.

В 1148 г., как свидетельствует Ипатьевская летопись, сын Юрия Долгорукого Ростислав, которому отец не давал волостей, получил от киевского князя Изяслава Мстиславича «Божьскыи, Межибожие, Котелницю и на два городы» [142]. Вскоре, отправляясь в поход против Юрия Долгорукого, киевский князь повелел Ростиславу идти «въ Божьскыи» с наказом «постерези земле Роускои оттоле». Через год, подозревая Ростислава в заговоре, Изяслав Мстиславич отобрал у него свои пожалования и отослал его к отцу в Суздаль. В этой связи Юрий Долгорукий заявил: «Тако ли мне части нетоу в Роускои земли и моимь детямъ» [143]. В. А. Кучкин видит в этих летописных фразах основание для отнесения к Русской земле в узком значении городов Божский, Межибожье и Котельница.

В 1149 г. Юрием Долгоруким, княжившем в то время в Киеве, было передано галицкому князю Владимиру Володарьевичу несколько не поименованных летописью городов [144]. В 1152 г. войска киевского князя Изяслава Мстиславича совместно с венгерским королем осадили Перемышль, в котором укрылся Владимир Володарьевич. Силы были явно неравными, и галицкий князь вынужден был просить мира. Он принял требование о возврате Киеву «Руских городовъ». Однако, когда по заключении мира Изяслав Мстиславич направил своих посадников в Бужск, Шумеск, Тихомль, Выгожев и Гнойницу, галицкий князь не отдал эти города. Киевский князь настаивал на их возвращении, ссылаясь на то, что это «Рускои волости» [145]. Эта информация послужила В. А. Кучкину основой для отнесения названных городов к Русской земле в узком смысле и расширения ее территории до верховьев Западного Буга.

Между тем все эти города Волыни, Погорынья и бассейна Южного Буга названы в летописях русскими и отнесены к Русской земле не в узком значении, а в смысле принадлежности их территории Древнерусскому государству (Русской земле в широком значении). В течение XI и первых десятилетий XII в. Галицкое княжество вело вполне самостоятельную политическую жизнь по отношению к Киеву и оставалось вне пределов Русской земли в широком значении. Изяслав Мстиславич направил Ростислава в Божский для охраны юго-западных рубежей Древнерусского государства – Русской земли в широком значении, преследуя цель обезопасить их от возможного вторжения войск галицкого князя. События 1152 г. также имели место на пограничье Древнерусского государства и Галицкой земли.

Самым надежным для определения географии Русской земли в узком значении остается метод исключения, поскольку области и города, не входившие в состав первоначальной Руси, называются в летописях достаточно определенно и достоверно. Таковыми являются Новгород и его земля, Ростово-Суздальская, Рязанская, Муромская, Смоленская, Полоцкая и Галицкая земли. Не входили в состав Русской земли в узком смысле и регионы расселения древлян, волынян, дреговичей, тиверцев. В результате на долю первоначальной Русской земли остается ареал руси – племенного образования, представленного волынцевской культурой, а также регионы, колонизованные ее потомками. В этом регионе находятся и города, принадлежность которых к Русской земле в узком значении не вызывает никаких сомнений.

В составе русов, крупного племенного образования, восходящего к праславянской эпохе, несомненно имелись более мелкие этнографические группы. Из зафиксированных летописями в качестве таковых прежде всего были северяне, локализуемые в Днепровском левобережье: «...се-доша по Десне, и по Семи, по Суле, и нарекошася северъ» [146]. Роменскую культуру, выросшую на части волынцевской территории, есть все основания относить к северянам IX-X вв. Позднее древности северян выявляются по спиральным височным кольцам и некоторым иным украшениям. Такие находки позволяют очертить ареал северян X-XII вв. [147]

Этноним север /северяне по происхождению неславянский. Объяснение его по созвучию со стороной света хотя и встречается в литературе, представляется неубедительным. Наиболее авторитетной является мысль об иранском происхождении этого этнонима – из иранского *seu, *sew 'черный'. В регионе расселения северян известно несколько гидронимов от того же апеллятива (реки Сев, Сава и др.), скифо-сарматское начало которых бесспорно [148]. Вяч. Вс. Иванов и В. Н. Топоров считают, что этноним северяне может быть иранским переводом значения севера (от индоиранского savya), имеющего различные пространственные значения [149].

Начало этнонима север (севера), вероятно, восходит к позднеримскому времени, когда в Севернопричерноморских землях имел место славяно-иранский симбиоз. Мною высказана была мысль о перемещении этого этнонима вместе с миграцией населения из ареала черняховской культуры на среднюю Волгу и обратно в Днепровское левобережье [150]. Однако более вероятной представляется мысль об его сохранении в антской среде, представленной пеньковской культурой. Судя по топонимическим материалам, в антской среде Днепровского левобережья иранский этнический элемент был весьма значительным. И здесь наблюдается длительное бытование названий Север/Севера (в письменных документах XV-XVII вв. и на картах XVI-XVII вв. это территория, прилегающая к Десне и Сейму), что косвенно говорит в пользу местного начала рассматриваемого этнонима.

Вторым древнерусским племенным образованием, вышедшем из праславянской руси, была верхнедонская группировка славянства. Она выделяется по памятникам боршевской культуры [151]. Племенное название этих славян не зафиксировано летописями.

Славянские поселения на Дону в значительной массе были покинуты в конце X в. Миграция, очевидно, была обусловлена участившимися набегами кочевых племен. В это время активизировались печенеги и донской регион оказался в зоне передвижений их орд. Из Воронежского Подонья основная часть славянского населения переместилась в Рязанское Поочье. Интерпретируя косвенные свидетельства летописей, это утверждал еще А. А. Шахматов [152]. На основе археологических материалов этот вопрос был рассмотрен А. Л. Монгайтом [153]. Он обратил внимание на то, что исчезновение боршевского население на Дону по времени соответствует прекращению захоронений в могильниках рязанско-окской культуры и в то же время здесь на ряде городищ распространяется лепная глиняная посуда, близкая боршевской.

Однако прекращение функционирования названных некрополей в Рязанском Поочье, согласно изысканиям А. К. Амброза и других исследователей, датируется ныне более ранним временем – VIII-IX вв. На ряде поселений этого региона встречены глиняные сосуды, по форме сопоставимые с волынцевскими. Поэтому начало инфильтрации славянского населения сюда следует датировать VIII-IX вв. В пользу этого говорит и анализ домостроительства. В ранних полуземляночных жилищах Рязанского края доминировали глиняные печи, что характерно для волынцевских древностей Среднего Поднепровья, в то время как боршевское население Подонья возводило в своих домах в основном печи-каменки.

Третьей ветвью, образовавшейся в результате расселения и дифференциации носителей волынцевской культуры, была группа населения, осевшая в Верхнеокском регионе. Культура VIII-X вв. последнего по всем основным показателям идентична роменской [154]. Для поселений были характерны полуземляночные жилища с глинобитными печами, аналогичные роменским; керамика представлена горшками, мисками и сковородками тех же форм, что и в роменских древностях. В отличие от роменской посуды, на верхней Оке большая часть керамики не орнаментировалась, но меньшая украшалась узорами, тождественными роменским. Основным типом поселений в Верхнеокском регионе были селища с кучевой бессистемной застройкой. Вдали от степей жизнь протекала здесь спокойно, защищать селения валами, рвами и деревянными стенами не требовалось.

Уже в VIII в. в Верхнем Поочье получает распространение курганный обряд погребения. Эта обрядность, очевидно, была воспринята славянами у местного населения, представленного в середине I тыс. н. э. мощинской культурой. Многие курганы верхнеокских славян внутри имели погребальные домовины – срубы или ящики, сложенные из плах или толстых досок. Каждая домовина была своеобразной усыпальницей, в которую неоднократно помещали остатки трупосожжений, совершаемых на стороне. Во многих курганах Верхнего Поочья зафиксированы кольцевые столбовые оградки, весьма характерные для погребальных насыпей мощинской культуры.

В IX-X вв. имел место отлив населения из Верхнеокского региона в заселенные славянами Донские земли. Одним из ярких свидетельств этого является распространение на территории боршевской культуры курганов, идентичных верхнеокским.

Верхнеокская группировка славян VIII-X вв. стала ядром летописных вятичей. Все материалы, которыми располагает современная археология, свидетельствуют о том, что вятичи как отдельное образование сформировались на верхней Оке – на территории, прежде занятой племенами мощинской культуры. Сообщение Повести временных лет «...вятичи от ляховъ» носит, по всей вероятности, легендарный характер. Этноним этого этнографического образования восточного славянства летопись возводит к антропониму Вятко – уменьшительная форма от праславянского антропонима Вячеслав [155].

Дальнейшая история вятичей достаточно подробно освещена археологическими материалами. Уже в IX-X вв. из Верхнеокского региона вятичи проникают в более северные земли. Сравнительно небольшими группами они оседали в бассейне реки Москвы, а в XI в. крупные массы вятичей достигают западных земель Среднего Поочья. Свидетельством массового освоения вятичами обширных пространств являются многочисленные курганные могильники с захоронениями по обряду ингумации с семилопастными височными кольцами – этнографическим маркером этого племени [156]. Вниз по Оке вятичи расселились до устья Прони, в том числе осели и в бассейне этой реки.

Поляне первоначально, как отмечалось выше, были новообразованием праславянской племенной группировки дулебов, представленной пражско-корчакской культурой. На рубеже VII и VIII вв. на их территории расселились славяне – носители волынцевской культуры, то есть русы. Таким образом, поляне вошли в состав племенного образования русов. Следовательно, летописная фраза «поляне ныне зовамая русь» находит полное подтверждение в археологических материалах.