Пойму не сразу и не вдруг
Лишь у последней остановки,
Что меж живыми нет разлук,
А есть разрывы и размолвки.

Священника не призову,
Сама соборованье справлю,
Покаюсь, упаду в траву
И листья палые восславлю.

Отмоет дождик сентября
Меня — скудельную причуду,
Сперва забуду я себя,
А после землю я забуду,

Забуду и во смерть войду
И положу конец разлуке —
Слепыми пальцами найду
Меня заждавшиеся руки.

Умерла Инна Львовна Лиснянская.

Одна из последних, кто был рядом с Арсением Тарковским, Семеном Липкиным, с теми, кто, в свою очередь, передавал нам эстафету Серебряного века.

Её стихи (и проза!) сопровождали меня буквально до последнего дня: ещё в январском номере "Знамени" была подборка удивительной силы, дыхания и мощи. Такое творческое долголетие - уникально.

Могу говорить о ней и читать бесконечно.

Откровенные, краткие, честные стихи человека в настоящем преддверии последней черты.

Умерла она в Израиле, похоронена будет в России.

Отсюда - морские пейзажи, они же вечное, томительное напоминание о бакинском детстве.

Мы помним её значительной старой женщиной, таких фотографий любой может найти в огромном количестве; между тем, она была так трогательно мила, в духе женских образов той поры.

* * *

Я время глажу по лицу —
По циферблату на руке,
А время движется к концу,
И смерть уже невдалеке.


Но смертью я не смущена,
Морской меня тревожит вид:
В квадратной проруби окна
Свобода синяя дрожит.

* * *

Ямбический гул Средиземного моря,
Ветров пятистопный хорей
И птичий анапест в предутреннем хоре, —
Всё проще меня и мудрей.


И всё же я тоже явленье природы,
Я призрак свободы в ряду
Существ и вещей… И на долгие годы
Пришла я и снова приду.

* * *

Четвёртое августа. Завтра медовый Спас.
Сладкое время цветов и пчёл.
Месяц уснул, и проснулся утренний час,
Но облаков происки не учёл.

Дождь зарядил, пятые сутки льёт.
Солнце не видно за тяжестью облаков,
Однако малиновка всё же с утра поёт, —
Музыку слышу, но не разбираю слов.

* * *

При свете солнечного дня
Иной не нужен свет.
Ты больше не зови меня —
Меня на свете нет.

Есть только видимость того,
Что я ещё жива:
Стою у дома твоего
И говорю слова.

Но то, что в них заключено,
Здесь, на земле, мертво, —
Мне никогда не суждено
Изведать волшебство

Привычного житья-бытья,
Весёлой суеты...
Но если здесь живая — я,
Так, значит, мёртвый — ты?

Но этого я и на миг
Представить не могу!
Нет, мой потусторонний крик
Теряется в снегу,

Нет, это я за той чертой,
Где праху равен прах,
А души разнятся судьбой
И светятся впотьмах.

1969 г.