ХАНИ
Первый сон о красавице Хани.
Этот сон мне приснился в конце июля 1998 года.
В Минске пылало жаркое Лето. Все мое семейство уехало на поезде в отпуск на юг, на Кавказ, к теще в гости. Я тоже был в отпуске, но остался дома и занимался ремонтом квартиры.
Пришел вечер, я поскучал у телевизора, взглянул на далекие летние звезды и отправился спать.
Мне снилось, что я еду в поезде на юг вместе со своим семейством. Было далеко за полдень, солнце клонилось к горизонту, в плацкартном вагоне была духота, поезд медленно тащился по сельской местности между двумя лесополосами с высокими тополями, березами и кленами. Скоро мы должны были проехать мимо Киева. Целью моей поездки был не юг, а Киев, где живет мой брат.
Поезд остановился на небольшой станции со старым вокзальным зданием посреди зеленого сквера, и проводница объявила, что остановка продлится примерно полчаса, так как необходимо пропустить попутный скорый проезд, а пассажиры могут выйти покурить, выпить пива и купить фруктов у местных теток. Меня тут же снарядили за фруктами и минералкой, я надел летнюю куртку, взял свою дорожную сумку и вышел на небольшой перрон, укрытый от солнца высокими тополями, ивами и кленами, растущими в сквере вокруг станции.
Я стал осматриваться и, кроме дюжины теток с арбузами, вареной кукурузой, абрикосами, яблоками и грушами, обнаружил на перроне три пары украинских полицейских с короткоствольными автоматами и рациями. Торговки их не интересовали, они озабоченно поглядывали вдоль путей. Я подошел к ближней паре полицейских и спросил, что за поезд ожидается. Они мне охотно сказали, что ожидается прохождение курьерского поезда с какой-то военно-дипломатической делегацией, спешащей на правительственные переговоры, и что этот поезд пройдет без остановки. Я купил пару бутылок воды в пластиковой упаковке, затем решил перекурить и посмотреть, какие фрукты можно здесь купить.
Но вот вдали показался небольшой железнодорожный состав – одна секция тепловоза и один зеленый вагон, по виду почтово-багажный. Поезд снижал скорость и притормаживал. Было ясно, что он собирается остановиться на этой станции. Но самым интересным и необычным в этом поезде было то, что перед тепловозом между рельсами по шпалам скакала галопом большая черная лошадь в легкой каретной упряжи, закрепленной к тепловозу, словно к карете. Было видно, что она устала от долгого и быстрого бега, и вся эта картина вызывала тревогу, жалость, возмущение и недоумение. Тепловоз ведь исправно дымил своим дизелем, как и полагалось, помощь лошади не могла быть весомой или необходимой. Пришла догадка, что это применили к лошади как наказание, урок послушания, смирения или запугивания.
С приближением к станции этот необычный поезд замедлил ход, а наш пассажирский поезд неожиданно стал отправляться, и проводники торопили зазевавшихся пассажиров, которые спешили на ходу сесть в отходящий состав. Все успели, но я решил остаться и посмотреть на прибывший поезд, поэтому успокоительно помахал рукой своему семейству, мол, езжайте, со мной все будет в порядке.
Те поняли мое намерение и тоже помахали на прощанье руками из окна вагона.
Прибывший поезд остановился, немного не дойдя до вокзала, и замер в самом начале небольшого перрона, у погрузочной площадки. Лошадь оказалась в нескольких метрах от меня, и я с интересом стал ее рассматривать. Эта вороная лошадка мне очень понравилась по своему виду и стати. Полицейские подошли ближе к прибывшему поезду и посоветовали мне отойти к вокзалу. Торговки тоже вдруг засобирались и куда-то пропали. В вагоне открылись грузовые двери, был опущен трап, и на грузовую площадку выехали два огромных черных джипа-паркетника с затемненными стеклами, а из пассажирских дверей вагона вышло несколько вооруженных смуглых охранников в черных беретах и в незнакомой черной военной форме – Ближний Восток или Кавказ, приехали за оружием, наверное. Один из них подошел к лошади и освободил ее от каретной упряжи, оставив на ней лишь уздечку с удилами и поводом.
Джипы подъехали ближе к станции и остановились на перроне в тени высокой ивы. Охранник с лошадью прошел через перрон и тоже стал за джипами, еще один охранник с десантным автоматом и портфелем-дипломатом занял свое место между джипами и полицейскими, перекрыв мне дорогу к вокзалу. Я остановился и решил спокойно переждать всю эту суету. Все охранники, а также и местные полицейские озабоченно уставились на дверь вагона, откуда выходило высокое дипломатическое начальство в черных костюмах и офицер в черных очках и черной форме.
Все начальство и офицер прошли мимо меня и уселись в джипы, потом один из охранников вынес из джипа верховое седло и что-то сказал на чужом гортанном языке охраннику, который привел лошадь. Было ясно, что дальше ей предстояло нести на себе всадника.
Однако лошадь решительно заупрямилась и никак не позволяла надеть на себя седло. Полицейские и я, конечно, заулыбались, глядя на эту сцену, а потом и засмеялись, но вот охранники занервничали и стали кричать на лошадь и друг на друга. Лошадка изловчилась, и поддала задним копытом одного из охранников, который с шумом и воплями улетел в кусты за низеньким забором. Охранники развеселились от неуклюжести своего коллеги и громко засмеялись, глядя на этот урок непослушания.
Тут же из джипа вышел офицер и что-то со злостью и угрозой приказал охраннику с автоматом, указывая на лошадь и на свои часы. Охранник снял с плеча автомат и стал взводить затвор. Сделать это быстро и ловко ему не давал черный портфель-дипломат, пристегнутый к его левой руке на стальной цепочке. Полицейские, не зная, чего ожидать, тоже стали взводить затворы на своих автоматах. Я стоял достаточно близко к охраннику с автоматом, справа и немного позади него, и ясно понимал, что ему дали команду пристрелить строптивую лошадь. Необходимо было быстро действовать, чтобы лошадь осталась живой.
Все эти чечено-подобные джигиты мне, да и местным полицейским тоже, не слишком нравились, и я начал действовать, надеясь на молчаливую поддержку со стороны полицейских. Я бросил свою дорожную сумку на асфальт и, сделав пару шагов, быстро приблизился к охраннику, который все еще не мог справиться с оружием. Решительно и неожиданно врезав охраннику кулаком в ухо, я быстро выхватил у него из рук автомат, мгновенно взвел затвор, навел оружие на джипы и стал отходить в сторону, к своей сумке. Охранник был в замешательстве от такого неожиданного удара. Он присел на корточки, обхватил обеими руками свой дипломат и прижал к груди. Все замерли от такого опасного поворота событий, а охранник, державший в руке уздечку лошади, ослабил захват. Лошадь не упустила момент и, вырвав уздечку из его рук, быстро подбежала ко мне и остановилась за мной, словно понимала, что я собираюсь ее защищать. Так оно, впрочем, и было на самом деле. Остальные охранники у джипов стали доставать свои пистолеты и направлять на меня, а офицер мгновенно спрятался в джипе, который, по-видимому, был бронирован. Все это произошло в течение нескольких секунд.
Полицейские тут же направили стволы своих автоматов на охранников, и те, смутившись и, по-видимому, образумившись, стали убирать свое оружие, ведь у славян был явный численный перевес семь к пяти, к тому же наше вооружение было более солидным – автоматы против пистолетов. Над перроном повисла напряженная тишина.
Но стрельба так и не началась. Через некоторое время охранники стали садиться в автомобили, а из второго джипа вышел пожилой усатый человек в шляпе и в темно-сером костюме чиновника, явно гражданской внешности. Он миролюбиво поднял руки, показывая, что не вооружен и подошел к охраннику, который по-прежнему сидел на корточках недалеко от меня. Чиновник помог ему подняться и направил к автомобилю. Тот ушел, пошатываясь, а чиновник, сдержанно улыбаясь, подошел ко мне и знаками показал, что все в порядке. Он показал одной рукой на лошадь, затем другой рукой на меня, и сложил ладони вместе. Жест был всем понятен – он был согласен оставить лошадь мне, ведь это лучше, чем убивать ее из-за непослушания. Джипы завели моторы, джигиты собирались двигаться дальше по своим важным делам. Чиновник жестом попросил у меня автомат, я разрядил его, поставил на предохранитель и медленно отдал ему в руки. Он взял его за ствол и пошел в свою машину. Ему открыли дверь, он сел на свое место, и черные джипы медленно поехали по перрону к вокзалу, свернули вправо на подъездную дорогу и скрылись за привокзальным сквером.
Полицейские о чем-то посовещались, и один из них подошел ко мне. Он сказал, что такого поворота событий никто из них не ожидал, но мой поступок они одобряют, ведь удалось избежать инцидента со стрельбой, все завершилось миром, и лошадка живой осталась. Это значит, что мне и предстоит распорядиться ее судьбой, и это вполне справедливо, раз я взял на себя ответственность по ее защите и рисковал ради нее. Я согласился с его доводами. Потом полицейские ушли в здание вокзала, и я остался на опустевшем перроне наедине со спасенной лошадью.
Она спокойно стояла рядом со мной и не проявляла заметных признаков беспокойства. Я внимательно осмотрел ее и определил, что вообще-то кобылка находится в полном порядке – на копытах блестят новые подковы, длинная грива и длинный хвост аккуратно подстрижены и ухожены, а на холке и на спине не видно никаких следов от применения каретной сбруи или седла. Клейма тоже нигде не было видно. Бешеная скачка не оставила на лошади никаких следов, кроме легкого слоя пыли. Потом мне в голову пришла мысль, что и рост у лошадки выдающийся, и ноги стройные. Я пришел к выводу, что лошадь относится к верховой породе, обладает отменным здоровьем и вряд ли объезжена. Я внимательно посмотрел в ее темно-лиловые глаза с длинными ресницами и подумал, что таким ресницам и глазам позавидовала бы любая женщина. Лошадка успокоилась и осмелела, затем стала осторожно принюхиваться к моей сумке, что по-прежнему лежала у моих ног. Там у меня была одежда, пакет с буханкой хлеба, огурцами и колбасой – стандартный набор путешественника. Видимо, пришла пора знакомиться поближе, намекала мне лошадка.
За углом густого зеленого сквера, напротив погрузочной площадки я еще раньше высмотрел водопроводную колонку и решил напоить лошадь и смыть с нее дорожную пыль. Взяв сумку, я ухватил повод уздечки, и мы с лошадью направились к колонке. На колонке висело слегка помятое оцинкованное ведро, а рядом был небольшой лужок с густой зеленой травой. Я оставил сумку у невысокого заборчика, что шел вокруг сквера, снял удила с уздечки, затем наполнил ведро водой. Вода была чистая и теплая, а лошадка уже успокоилась после своего ужасного бега, так что я не опасался за нее. Я поднял ведро и поднес лошадке, она с удовольствием напилась и тут же проявила интерес к свежей траве, что росла прямо под ногами. Я снова наполнил ведро, взял кружку в сумке, небольшое полотенце и стал понемногу поливать лошадь водой, смывая с нее пыль. Это занятие лошадке нравилось, она не переставала щипать траву и не проявляла беспокойства. Солнце уходило за деревья, а я все приводил лошадку в порядок. Пришлось несколько раз набирать воду в ведро, а полотенце так и не понадобилось – в такой жаре все быстро высыхало.
В душе моей нарастала тревога и беспокойство – я думал о том, куда пристроить мою лошадку. Себе оставить – почти невозможно, ведь я не новый русский и даже не фермер, а в каком-нибудь захудалом колхозе оставить, так ее там быстро замучают. Я предположил, что в клубе верховой езды или в конном спортивном обществе ей было бы неплохо. Вообще-то, мне никому не хотелось ее отдавать, слишком уж она мне нравилась, да и цену я заплатил за нее весьма необычную и вполне достойную.
Я взял в сумке свою большую расческу и стал в задумчивости расчесывать гриву лошади, отмечая необычную гладкость и шелковистость волос в ее гриве. Лошадка перестала щипать траву и внимательно посмотрела мне в глаза, потом потянулась ко мне и доверчиво склонила голову на мое левое плечо. Вот, и ты туда же, подумал я про нее, а ведь я даже твоего имени не знаю. Не знаю также, откуда ты и что тебе хочется. И поговорить с тобой по-человечески не удастся, подумал я с сожалением.
Последняя мысль сразила мою душу и привела меня в полное расстройство. Я обнял лошадь за шею своими руками, прислонился щекой к ее теплому телу, закрыл глаза и тихо заплакал. Руки мои машинально поглаживали ее гриву, губы шептали какую-то молитву, я просил у бога милости и чуда, горе мое казалось безмерным, а более горьких слез я, пожалуй, и не знал за всю свою жизнь.
Так прошло несколько минут, а может и целая вечность, но что-то изменилось, – я почувствовал теплые объятия и чьи-то руки на своих плечах. Я открыл глаза, слегка ослабил свои объятия, и мой взгляд утонул в зеленых, слегка миндалевидных девичьих глазах с длинными ресницами. А в моих руках по-прежнему была зажата прядь ее длинных черных волос, теперь уже человеческих, а не лошадиных. Моему смущению, удивлению и радости не было границ. «Как тебя зовут, красавица» – машинально спросил я. «Хани» – ответила она певучим голосом и приоткрыла мне краешек тайны очарования. Я с радостью отметил, что девушка понимает русскую речь. «А меня зовут Александром» – сказал я. «Я знаю значение этого слова» – улыбнулась красавица и слегка прикоснулась своей теплой щекой к моей щеке. «Что она еще знает?» – подумал я со смущением и с облегчением, ведь Хани умела говорить по-русски, а это вселяло в меня надежду на взаимопонимание и на успех моей пока еще не вполне ясной миссии. «Ты – воин!» – уверенно сказала Хани и тихо рассмеялась. Ее смех был подобен звучанию серебряных колокольчиков, но в моей душе почему-то зазвучали колокольчики тревоги. «Хани – это не имя, а статус, вроде принцессы по-нашему» – в растерянности выразил я вслух свою догадку, и Хани согласно кивнула в ответ.
Я отступил на полшага и внимательно рассмотрел девушку. Она действительно была красавицей высокого роста, но скорее просто восточной, чем ближневосточной, и еще в ней чувствовалась славянская кровь, судя по ее красивому носику. Было понятно, что она была чужой среди тех джигитов, что доставили ее сюда. Я спросил ее об этом, и она подтвердила мою догадку, сказав, что в их стране она была чужой и одинокой заложницей, и, чтобы предотвратить разборки среди джигитов, возникавшие из-за нее, колдовством ее превратили в лошадь и предназначили быть подарком от их делегации на дипломатических переговорах. А еще она рассказала, что у нее в России есть семья, родственники и друзья, и теперь она должна связаться с ними. Я без колебаний пообещал помочь ей во всем, что ей потребуется.
Ее одежда была необычной – на ней было длинное восточное платье-сарафан с небольшим разрезом спереди. Оно было изготовлено из темно-синей тонкой, но плотной шерстяной ткани с золотым узором из цветущих ирисов, платок-накидка на голове из такой же ткани, а из-под платья выглядывали невысокие узорные черные сапожки с поднятыми носками и невысоким каблуками. Никаких ювелирных украшений на ней не было, кроме небольшого золотого крестика на тонкой серебряной цепочке и серебряных сережек с лиловыми аметистами. Да и макияж был почти незаметен, впрочем, он был ей и не нужен при такой природной красоте.
Я машинально сделал прикидку – ее рост был примерно 178 сантиметров. Я не ошибся, как позднее выяснилось. Ее возраст я оценил на уровне около 25 лет. И это тоже было верно.
Ее одежда среди местного населения вызвала бы удивление, усмешки и повышенное внимание. Мы поговорили с ней на эту тему, и она признала мою правоту. Я внимательно осмотрел наряд Хани и обнаружил, что ее платье было составным – на уровне немного выше колен шла по кругу незаметная шнуровка, и полы платья можно было отстегнуть, чем я с удовольствием и занялся с ее согласия. Это занятие позволило мне полюбоваться ее длинными стройными ножками. Глядя на них, я искренне удивлялся, как это джигиты не истребили друг друга полностью. Накидка ей тоже была не нужна, и Хани чудесным образом превратилась в обычную модницу в восточном стиле.
Потом у меня в сумке нашлась какая-то ленточка, и ее роскошная прическа с распущенными волосами превратилась в то, что называется «конский хвост», и я даже слегка обеспокоился относительно ее обратного превращения понятно в кого.
Я объяснил Хани, как здесь оказался и предложил добираться до Киева на местных поездах. Мы пошли к зданию вокзала и выяснили по расписанию, что нужных нам поездов сегодня уже не будет. Впрочем, местные жители утешили нас, сообщив, что до Киева можно дойти пешком за несколько часов. Мы так и решили поступить. Я с сомнением посмотрел на чудесные сапожки моей спутницы и предложил поискать для нее более удобную дорожную обувь. Мы перешли через железнодорожные пути, и подошли к одному из домов на улице напротив вокзала, где за низеньким забором трудилась в огороде пожилая женщина. Она заметила нас и подошла поближе. Я обрисовал ей нашу проблему с обувью и собирался попросить совета или помощи. Женщина сказала, чтобы мы немного подождали, ушла в дом, а немного погодя принесла нам пару фирменных кожаных кроссовок. «Вот дочка оставила, совсем новые. Ей они не нужны, а вам пригодятся» – с участием сказала она. Хани примерила кроссовки, которые пришлись ей впору, а сапожки перекочевали в мою сумку, и мы решили отправляться в путь. «Идите по тропинке справа от путей, и к полуночи будете в пригороде Киева» – напутствовала нас добрая женщина. Мы сердечно поблагодарили ее, попрощались и пошли по указанной тропинке.
Солнце уходило за высокие деревья за нашей спиной, тропинка была широкой и ровной, и мы могли идти по ней рядышком. Мы шли спокойным шагом, любуясь красотами летнего вечера. Сразу за станцией начинался лес средней полосы, в котором преобладали высокие сосны, да березы на опушках вдоль путей. Недалеко от станции мы обнаружили на лужайке с ромашками большое абрикосовое дерево и остановились под ним, чтобы поужинать перед дальней дорогой. Мне удалось наклонить высокие ветви дерева, и мы вместе набрали спелых желто-оранжевых плодов абрикоса – на ужин и про запас.
Я нашел в сумке покрывало, расстелил его вместо скатерти на ровной мягкой траве и выложил свои скромные дорожные запасы и минеральную воду. Здесь мы и поужинали, и моя спутница проявила здоровый аппетит, что вселило в меня уверенность в ее силах для нашего неблизкого пути. Я наблюдал, как она аккуратно берет своими тонкими пальчиками небольшие кусочки пищи, не спеша подносит к своему очаровательному ротику, и понимал, что ее воспитание и ее образ жизни подготовили Хани не для такого спартанского ужина. Я догадывался, что ей знакомы и куда более изысканные блюда, роскошные вечеринки, рестораны и апартаменты, приемы и веселые праздники в кругу избранных друзей, знаменитых гостей, богатых и высокородных господ.
В мою душу закрадывалась печаль и уныние – красавица Хани была предназначена не для меня. «Наверное, она совсем из другого мира, из другой цивилизации или из другого времени» – утешал меня мой разум. Возможно, где-то скучает по ней любимый дружок, которого со временем будут звать Ханом, и они будут вполне счастливы вдвоем.
У меня от таких невеселых мыслей совсем пропал аппетит, и я, опечаленный, молча ждал, пока моя спутница поужинает. Хани поглядывала на меня и улыбалась, а я все любовался ее красотой и запоминал ее черты, ведь предчувствие подсказывало мне, что мы совсем недолго будем рядом.
А ведь потом можно будет нарисовать ее портрет для себя, пришла мне в голову утешительная мысль. «На кого она похожа, с кем или с чем ее можно сравнить?» – спрашивал я себя. «Она похожа на восточный цветок Ирис, лиловый и фиолетовый, как и аметисты в ее сережках» – почему-то подсказало мне мое сердце, и мой разум согласился с этим неожиданным сравнением. Этот цветок я точно смогу нарисовать, если уж портрет не сумею, подумал я с уверенностью. «Ирис – богиня радуги, посланница богов» – услужливо подсказала мне моя память, и я согласился с этим мифологическим утверждением, но это почему-то встревожило меня еще больше.
Когда я увижу майский ирис, то сразу вспомню Хани, мое необычное приключение и этот чудесный теплый летний вечер, подумал я с некоторым облегчением на душе.
А ведь я не знаю ее настоящего имени, подумал я с огорчением, но спрашивать настоящее имя Хани мне почему-то не хотелось. Мне пришла в голову мысль, что ей подошло бы и славянское имя, например, Анастасия. Ведь была в русской истории прекрасная и несчастная принцесса с таким именем.
Солнце подарило нам свои последние лучи, и мы вновь отправились в путь. Летние сумерки коротки – вот и яркие летние звезды засияли в небе, взошла полная луна, и стало совсем светло, почти как днем. В теплом ночном воздухе чувствовался запах соснового леса, медовый запах луговых трав и терпкий запах сухого сена. Последний запах – не для нас, подумал я с иронией и сожалением.
Вот так и шли мы рядышком в ночной тишине под вечными звездами, любовались луной, и мне хотелось, чтобы эта дорога никогда не кончалась, ведь всегда надеешься, что твой жизненный путь рядом с любимой женщиной будет бесконечен, что любовь, счастье и молодость всегда будут с нами до самого последнего вздоха. Пришла полночь, и по мере нашего продвижения, впереди, над горизонтом постепенно и неумолимо разгоралось светло-оранжевое зарево, и мы догадались, что это огни далекого мегаполиса.
Вот такой волшебный сон приснился мне июльской ночью.
Когда я проснулся, то был уверен, что нарисую свой цветок и буду искать Хани.
ЗЕЛЕНЫЙ ДРАКОН
Второй сон о красавице Хани и Зеленом Драконе.
Этот сон мне приснился в начале весны 2007 года.
Мне снился старый европейский город с широкими улицами и широкими тротуарами, красивыми особняками в садах и парках. Стояла поздняя осень. Было раннее утро, в воздухе стоял небольшой туман, и всходило солнце. Клены у дороги уже окрасились в желтые и красные осенние цвета, утренний заморозок покрыл лужицы тонким слоем льда. Редкие прохожие тихо шли куда-то. Я медленно шел по правой стороне улицы навстречу солнцу, а по тротуару рядом со мной шла моя высокая подруга под ручку со мной. На ней была одета короткая черная шубка с воротником из черной лисицы, черные осенние сапожки и черная шерстяная юбка до колен. Портрет ее известен – я ее рисовал (там, где черные волосы и закрытые глаза). Мы вышли на центральную площадь города, а посреди нее стояло большое серое здание с колоннами по фасаду. Центральный вход с огромной дубовой дверью был открыт, и там стоял швейцар пожилого возраста в своей традиционной форме. Изредка в здание заходили прохожие. Мы подошли и спросили у швейцара, что это за здание. Он ответил, что это городской музей, и в нем показывают Восточного Зеленого Дракона в большой клетке. Я спросил, сколько стоит билет, но он внимательно посмотрел на меня и ответил, что не посмеет требовать у меня билет, могу пройти бесплатно со своей подругой. Я спросил, опасен ли дракон. В ответ было сказано, что не очень опасен, но иногда там пропадают люди. Мы вошли в здание и увидели внутри большой зал, в котором стояла огромная, высокая железная клетка до самого потолка, на котором были окна для освещения.
По наружному периметру клетки росла плодоносящая виноградная лоза и украшала клетку до самого верха. Я узнал сорт винограда – это была черная Изабелла. Внизу клетки, по центру решетки, прямо напротив входа в здание, была небольшая приоткрытая решетчатая дверь. В клетку вообще-то можно было свободно войти, но мы по правой боковой мраморной лестнице поднялись на второй этаж, на галерею, идущую по внешнему периметру клетки, и подошли вплотную к прутьям клетки, чтобы лучше рассмотреть дракона. Дракона мы сразу не увидели, но в левом нижнем углу клетки стоял длинный деревянный стол и длинная скамья рядом с ним. За столом сидело примерно полдюжины людей и ели виноград, яблоки и груши, которые лежали в блюдах на столе. Мы присмотрелись внимательней, и в дальнем левом углу стали проступать полупрозрачные черты какого-то огромного существа, да не дракона, а Воина в красивых зеленых доспехах. Он нас тоже заметил и внимательно рассматривал. Я поманил его рукой, и он подошел к нам вплотную, проявился до непрозрачности, пригнулся и приподнял забрало шлема. В зале было темновато, и я не смог сразу рассмотреть его лицо. Мы стали с ним разговаривать, потом я предложил освободить его. Воин согласился. Я разогнул руками прутья клетки, и он вылез к нам на второй этаж галереи. Конечно, он был велик, но я знал, что это существо волшебное и предложил ему стать поменьше. И он уменьшился до моего роста, затем мы втроем, спустившись по лестнице, стали выходить на улицу. Нас никто не стал останавливать... Но вышли мы вчетвером... Какая-то молодая женщина встала из-за стола, вышла из клетки и пошла рядом с воином, взяла его под ручку. Воин полностью поднял забрало, и я с удивлением увидел, что у него мое лицо, очень похож. А женщина его была темно-рыжая, в джинсах, тоже высокая. Мы все удивленно рассматривали друг друга и улыбались... Иногда мое сознание перемещалось в воина, и я с удивлением ощущал его доспехи на себе. Доспехи Воина были вполне современные, вроде боевого космического скафандра, но в то же время чем-то напоминали рыцарские доспехи. Да и женщина тоже была одна и та же, но, как и я, в двух лицах. Я подумал, что черноволосая вроде бы несколько моложе. И мы вчетвером пошли по тротуару навстречу восходящему солнцу, о чем-то тихо беседуя друг с другом. Все мы чему-то радовались, может быть, нашей встрече. А вдали, в рассеивающейся туманной дымке, постепенно стали проступать контуры какого-то другого города с современными высокими зданиями.
Забавно, что в этом сне я почему-то не знал имени этой Женщины, что меня смущало и тревожило.
Вот так мы и пошли вчетвером, а может быть и вдвоем – Я, Воин-дракон, Черная и Рыжая Любимая Женщина.
