… А всего трепетнее я отношусь к цветочным сезонам. Потому что, когда Людочка из Покровских ворот по весне появляется с букетом астр, хочется театрально всплеснуть руками. Фильм, само собой, гениальный, но нельзя же так, право. Или когда Цой в одной не менее прекрасной песне сочетает «скоро кончится лето» и «на столе стоит банка, а в банке тюльпан», тоже как-то выходит нехорошо.

Впрочем, ладно, в высоком искусстве пускай себе будут условности. Но вот когда в процессе психотерапевтического сеанса (весьма недешевого, замечу ехидно) мне стали впаривать про июльские луга, на которых цветет медуница, все мое состояние измененного сознания как рукой сняло.

Распахнув глаза чисто дона Роза, я воскликнула:
– Я тетушка Чарли из Бразилии В июле не цветет медуница!

Психотерапевт оказался крепким орешком. Сначала он отчаянно сопротивлялся, но припертый моими ботаническими познаниями к стенке с дипломами и почетными грамотами, вынужден был капитулировать:
– Ну ладно, какая разница, в конце концов… а что там в июле бывает?

– Плохие психотерапевты, - хотела было сказать я, но промолчала. Я вообще очень тактичная.

Осознавать, что единственное полезное умение, приобретенное с годами, - это превращать боль в трамплин для злого прыжка - как-то обидно. Лучше бы приобрела:
бронежилет
боксерские перчатки
большой круглый значок «Хочешь послать всех в сад – спроси меня как».

Слишком много слов нужно, чтоб главное проскользнуло почти незамеченным.

Эти тихие ночные шорохи помнят меня такой, какой я давно перестала себя вспоминать. И те времена, когда авторство познавательных трактатов «100 способов защиты от придуманной тобою жизни» и «100 способов забыть о том, что когда-то казалось необходимым» еще было оспоримым. Когда страшным казалось то, чего вовсе не стоило бояться, и с легкостью упускалось из виду настоящее. Когда предать другого было невозможным, а предать себя – чуть ли не естественным. Оставленная собой за закрытой дверью я только иногда тихо царапаюсь в окно и оставляю в карманах старой весенней куртки оборванные тетрадные листки. «…ничего, это совсем не страшно». «…и почти совсем не больно».

При наличии даже минимального уровня эмпатии вкупе с неумением ткнуть отверткой в ближнего внутри системы находиться неприятно. Все время пытаешься понять, кто из вас сбрендил.

Внутри образовательной системы находиться еще сложнее – взрослый человек хотя бы в состоянии осознавать, что валяется в дерьме, лжи и формализме. Ткнуть мордой в это дерьмо - знай свое место и не высовывайся - того, кто от тебя и так зависит, легко. Сложно потом удивляться – а чего это у нас жизнь такая херовая? Так что увлекательного досуга «облай систему и получи приз - плюшевое сердечко» себе позволить уже не можешь.

Рисовать на стене тонкую ярко-алую линию. Едва касаясь, проводить по ней пальцами, притормаживая на привычных шероховатостях, погружаясь в темноту и провожая уходящий день без сожаления и страха. Совершенствоваться в использовании глаголов несовершенного вида.

Навык "входить в положение" не так уж плох. Важно только соблюдать простейшие правила техники безопасности: не выпускать из виду табличку с надписью "Запасный выход" и всегда носить мелок в кармане. Чтобы наткнувшись однажды на знакомый крестик, сказать себе: э нет, в это положение я уже входил.

В одном прекрасном старом фильме прекрасный герой Тихонова говорил: ты не замечала, что в безличных предложениях есть какая-то безысходность?

С возрастом ситуаций, когда никто не виноват, становится все больше. Не исключено даже, что и ты становишься мудрее и конструктивнее. И парализующее чувство безысходности – это только болезнь роста. Все просто – как с безличными предложениями. Не на кого жаловаться и не с кем бороться.

Популярный ныне тезис о том, что друг познается вовсе не в беде, а в счастье, и способность к искреннему сорадованию более редка, чем к искреннему сопереживанию, конечно, отчасти верен. Впрочем, думаю, настоящее злорадство стоит за этим редко. Может быть, так отыгрываются собственные страхи? Подойти поближе к тому – пугающему, убедиться, что оно вполне переживаемо, и мир не рухнул, и это вовсе не бездна, а просто заросший густым орешником овраг. Ну поцарапаешься немного, ногу сломаешь на худой конец. Но в целом обойдется.

А иногда это просто поиск своих. Потому что ничто – ни сотрудничество, ни общие интересы, ни схожая система ценностей, ни кровное родство – не дает такого ощущения близости, как общее безумие. Люди одного безумия, как заряженные кем-то где-то непонятно зачем частицы, могут встретиться только там – в точке, где безнадежно и завораживающе искривляется мироздание.

Живое ушло очень тихо – босиком по вытертым половицам. На секунду зацепилось тающей тенью за кособокие перила и осторожно прикрыло скрипучую дверь. Испуганно метнувшийся сквозняк сиротливо примостился на краешке дивана. Не надо смотреть так печально, а?

Настоящий меломан выглядит почти так же, как человек, абсолютно равнодушный к музыкальному фону.

Великодушие выглядит почти так же, как бесхарактерность.

Адскими усилиями дающаяся сдержанность выглядит почти так же, как холодная уравновешенность.

И за этим «почти так же» - детские радости и открытия, обиды, разочарования, отчаяние, надежда и инстинкт самосохранения, не дающий раскачивать лодку до бесконечности. Жизненный опыт – тот, который был и еще только будет. И тот, которого лучше бы вообще не было.

Кот где-то оторвал кусок рыжего уха. Учитывая, что никуда, кроме кухни и под диван кот не ходит, это странно. Но зато теперь он чисто Ван Гог.