Когда после концерта Неприкасаемых подруга попыталась затеять критический разбор в духе «а звук-то немного грязноват», я только грозно ощерилась. Сукачев был (впрочем, как и сейчас) абсолютной и безусловной любовью - которая не только слепа, но еще глуха, нема и обездвижена. В ответ на моё «руки прочь от святого» подруга нервно фыркнула – ну да, знаю я твою слабость к брутальным мужчинам.

Тут уж пришел мой черед фыркать – слабость к мужчинам у меня, конечно, имеется, но брутальность помещается в ряду их свойств скорее анекдотических, чем впечатляющих. А про Сукачева я всегда думала, что он неподражаемо забавен. Забавный мужчина – это не веселый, не смешной, не смешливый и не ироничный. Быть забавным – это талант, почти как абсолютный музыкальный слух. Врожденное безошибочное чувство стиля. А всё остальное, по сути, не очень важно.

Хотя кое-какой любимый типаж у меня всё же имеется. В мелком детстве – лет примерно в пять - я была совершенно влюблена в хоккеиста по фамилии Кузькин. Собственно, по этому признаку он и был выбран – Кузей звали мою кошку. Хоккей же раньше показывали регулярно, так что я составляла папе достойную компанию, постоянно надоедала, требуя немедля показать, где тут моя любовь (они ж на вид были совершенно одинаковые), и заодно выясняла кое-что про правила – чтоб не тратить время попусту. Но всё-таки смотрела я эту беготню исключительно в надежде повосхищаться очередной раз своим любимцем, так удачно носившим столь прекрасную фамилию.

Видимо, его крупные планы основательно застряли где-то в подсознании – если и есть у меня какой-то типаж, то это выражено носатые мужчины с резкими чертами лица. Впрочем, забавные все же лучше. Так что можно сказать, что герой моего романа – Винни-Пух.