сегодня возвращалась из недельной поездки по Бельгии и Голландии, летела из Амстердама в Москву. В самолете сидела у окна, рядом был тихий и мирный индус, а у прохода - милая старушка, похожая на английскую леди, очень морщинистая и в очках со шнурочком. Я видела ее еще в очереди на посадку и уже тогда она мне запомнилась своей благородной старостью - той самой, на которой прямо-таки глаз отдыхает. В самолете, пытаясь накинуть на ноги плащ, чтобы защититься от сильно дующего кондиционера (который я позже поубавила) она нечаянно задела индуса и, извинившись, кокетливо сказала, что она a bit clumsy, после чего я окончательно умилилась и решила, что она, наверное, из Англии, потому что ее внешность и манеры очень-очень напоминали приличествующие типичным английским пожилым леди.
Мы летели, и дама постоянно подзывала к себе стюардессу - то после демонстрации действий в аварийной ситуации хотела узнать, где же лежит этот спасательный жилет (подзывая стюардессу криками "Miss! Miss!"), то не понимала, во сколько же мы все-таки прилетим, и требовала уточнений (после которых все равно проворчала под нос "i don't understand"), с детской искренностью сообщила стюардессе, что ей очень понравился ланч, но обеспокоилась тем, что не съела содержимое маленькой мисочки с сыром и колбасой (стюардесса с улыбкой сказала, что это ничего, you can just leave it) и попросила в меру теплой воды. Миграционную карту ей пришлось заполнять, когда самолет уже начал снижаться, из-за чего столик трясся и ходил ходуном, и ей было неудобно. Ей пришлось спросить у меня, что такое "отчество" и нужно ли ей заполнять эту графу, а также растормошить нашего индуса и узнать, какой из номеров визы надо переносить в карточку. Ее соседу, сидящему от нее через проход, тоже периодически задавались какие-то вопросы.
К стыду своему, признаю, что под конец полета меня стала немножко раздражать ее чрезмерная активность. Но все в момент переменилось, когда мы благополучно приземлились и уже собрались выходить. Пробираясь к проходу, я увидела - совсем-совсем близко перед собой - значок "Low vision!" у нее на рубашке, а еще увидела листочек, заботливо положенный в прозрачный кармашек на груди, в котором сверху красным фломастером было написано (по-видимому, чужой рукой), что даме необходимо предоставить wheelchair.
Под влиянием нахлынувших воспоминаний о собственной бабушке я решила не бросать даму, пока ей не предоставят wheelchair (а также англоговорящего человека, который смог бы помочь ей добраться до места назначения (в России, даа)). От самолета мы ехали в автобусе, и оказавшаяся несказанно говорливой дама успела поведать мне о том, что она из Канады, работала нянечкой (насколько я поняла, и для чужих детей, и в больницах), успела побывать в Австралии, замуж вышла поздно (в 40 лет), поэтому не успела родить, а муж ее умер два года назад. Рассказывала про нынешнюю молодежь в сравнении с ее временами, эпизоды из своей нянечковой жизни, наконец, уточнила, что она едет в Vikings tour, который стартует в Питере. На листочке с надписью красным фломастером оказался заботливо напечатан капсом четкий порядок действий в путешествии, а также телефон агента в Питере. "Вы очень смелая, ехать в чужую страну в одиночестве", - сказала я ей, получив в ответ "А что такое, вообще говоря, смелость?" и поток пространных рассуждений, который я (опять-таки, к стыду своему) практически не разобрала.
Пока мы ехали в автобусе, англоговорящие заботливые товарищи сказали ей, что wheelchair обещали предоставить в аэропорту, и я внутри практически таяла от ужаса и стыда за страну, в которой вряд ли смогут временно предоставить инвалидное кресло нуждающемуся в нем человеку (который и так с тростью).
В очереди обнаружилась пожилая пара (тоже из Канады), которые ехали в тот же самый тур. Дама оживилась и стала общаться с ними, и я уже было порадовалась, решив, что они все едут вместе, по одному маршруту, и пара сможет позаботиться о своей бойкой, но подвергшейся сильному влиянию старости соотечественнице. Но, кажется, они все же избрали разные пути; тем не менее, я отловила в сторонке соотечественницу дамы и очень попросила позаботиться о ней, потому что в России ВСЕПЛОХО, английский мало кто знает (из зрелых людей, конечно, но этого я не уточнила).
Удалось подсмотреть год рождения дамы: на миграционной карточке было написано "1927".
"А что вы делаете, чем занимаетесь?" - спросила меня дама. Я ответила, что учу китайский в университете.
"О, - сказала она, - ну это язык будущего".
И мне стало забавно, что так считают даже пожилые канадские дамы.
"А как вас зовут?" - заволновалась я.
"Дафна (Daphne). - сказала она. - Это, видите ли, имя какой-то богини природы в мифологии! Мне сначала ужасно не нравилось это имя, но потом я как-то привыкла".
Я тоже представилась; как раз в этот момент она заговорила с пожилой парой, поэтому я решила, что она меня, скорее всего, не услышала, но позже оказалось, что очень даже услышала.
После этого мы пошли к багажной ленте и по пути попрощались.
"Мне было очень приятно познакомиться с настоящей (native) русской девушкой!" - весело сказала она.
Решив завернуть церемонную речь на прощание, я заблеяла что-то про пожелания хорошей поездки, хорошего тура и хорошей жизни по возвращении в свой городок.
"Well, - сказала она, - dying is also a process (part?) of living".
И мне захотелось плакать.
"Вы, если будете в Виктории, зайдите в музей, спросите Дафну. Я там часто волонтерила", - радушно сказала она.
И мне захотелось плакать еще сильнее.

visited 26 states (11.5%)
Create your own visited map of The World or Like this? try: Word Color

На самом деле, я начала писать этот пост еще в Уфе, и начала почему-то с описания прекрасной поездки в Скандинавию, случившейся со мной в июле. Изначально хотела дополнить его рассказом про Уфу и так и опубликовать, но сейчас что-то думается, что это не совсем правильно. Все-таки достаточно внезапно случившаяся со мной Уфа, точнее, неделя там - это что-то такое, заслуживающее отдельного поста.
Самое главное - это то, что этот отрезок времени в семь дней прошел под знаком полного и безраздельного ХоРоШо!, и я сохраню, сохраню все эти моменты счастья: и памятник Салавату Юлаеву при подъезде к городу, когда оставалось буквально пять минут до прибытия, и сердце у меня летало туда-сюда от волнения, и девочку Лизу, с которой мы познакомились внезапно, и с которой, пожалуй, мы теперь будем поддерживать связь, и маршрутку, куда мы с Хамстером влезли, и я недоуменно спросила, почему тут не платят за проезд, и он сначала снисходительно на меня посмотрел, а потом осознал, что я-то не в курсе - в Уфе в маршрутках платят при выходе; и вышедших меня встречать папу, Ленару и кота, и оценивающе-жуткий взгляд мамы, и первую вечернюю прогулку до "Мира", утренние поездки в Дёму, и прогулку с Ленарой и Х. по Айской и прилегающим, и полуночный сеанс "Иллюзии обмана", а потом возвращение домой по темноте и мои тихие испуганные писки, посиделки с Артемом в КФС, а потом еще и знакомство с Камиллой, и два совершенно уняняшных и милых вечера вслед за этим - мы с Камилой болтаем о своем, о женском, а напротив двое наших самых любимых мужчин (у каждой свой, естессно XD) брейнстормят напропалую, а еще ведь были бабушки - одной меня показали по скайпу (-__-), а к другой мы два раза ходили по всяким поручениям, и которая нас кормила до отвала и рассказывала и расспрашивала. А последний день, когда мы с Хамстером и Ленарой пошли сначала в парк Гафури, не нашли там аттракционов, и поехали в другой парк, где прекрасно провели время! А до этого была болтливая Лена, первый сезон Доктора, уфимские парки и монумент, а еще кот, зеленая комнатка, тихие вечера, зеленый же диван, Ленара с поняшками и ее "зеленая свинья", а потом - в последний вечер - путь на вокзал длиною в час по темнеющим уфимским улицам... Как же все это было хорошо, настолько хорошо, что, приехав домой, я сразу "села на берегу реки" и заплакала, потому что не отпускало и очень хотелось назад, и не просто "назад к Хамстеру", а "назад в то время", потому что все это - Хамстер, его родственники, Артем с Камилой, лето и город составили одно большое "было хорошо". Впрочем, я сейчас надеюсь, что получится приехать еще как-нибудь, и будет не менее хорошо)
И на фоне всего этого ужасно не хочется в универ (как к учебе, так и к людям) и восхитительно не хочется на годовую стажировку (насчет этого надо еще поузнавать, в принципе, учеба с незнакомыми людьми на последнем курсе не особенно пугает (вау)). Впрочем, в жизни грядут некоторые перемены, и, надеюсь, получится сделать так, чтобы они были только к лучшему.

Сегодня зашли в книжный, спасаясь от мерзейшей погоды, бродим между полок, останавливаемся у книг, обсуждаем, смеемся.
И тут видим ЕЕ. Да, новую Камшу, ту самую, которая "Синий взгляд смерти: Полночь". К слову, сильно тоньше всех прошлых частей серии.
- А я, - говорит Хамстер, открывая форзац и рассматривая рисунки персонажей, - уже, наверное, и не вспомню, кто есть кто. Хотя вот это, наверное, Катарина.
- Да нет, наверное, - отвечаю, - ее же в прошлой книге убили. Ой, кажется, я тебе нечаянно проспойлерила.
- Не, книгу, где ее убили, я читал. Ее Дикон зарезал.
И мы одновременно:
- Сцуко...
- Уёбок...
Пару секунд молчания, общий тихий смех.
- Дааа, - подытоживает мой свет. - Это было хорошо сейчас.

"— Я думала, ты еще не вернулся, — сказала она наконец. — Я только хотела… Думала, ты сидишь где-нибудь и пьешь.

— Я тоже думал, что так будет. Но вместо этого я играл в шахматы.

— Что ты делал?

— Играл в шахматы. С Морозовым. Внизу, в комнате, похожей на аквариум без воды.

— Шахматы! — она отошла от двери. — Шахматы! Как же так?.. Разве можно играть в шахматы, когда?..

— Я бы и сам не поверил, но, оказывается, можно. И совсем не плохо получается. Мне даже удалось выиграть одну партию.

— Ты самый холодный, самый бессердечный…

— Жоан, не устраивай глупых сцен. Я люблю театр, но сейчас мне не до него.

— Я и не думаю устраивать тебе сцен. Я безумно несчастна.

— Хорошо. Не будем говорить об этом. Сцены уместны, когда люди не очень несчастны. Я был знаком с одним человеком, который сразу после смерти своей жены заперся у себя в комнате и просидел там до самых похорон, решая шахматные задачи. Его сочли бессердечным, но я знаю, что свою жену он любил больше всего на свете. Просто он ничего лучшего не мог придумать. День и ночь решал шахматные задачи, чтобы хоть как-то забыться.

Жоан стояла теперь посредине комнаты.

— Значит, поэтому ты и играл в шахматы, Равик?

— Нет. Я же рассказал тебе о другом человеке. А я спал, когда ты пришла.

— Да, ты спал! Ты еще можешь спать!

Равик привстал на постели.

— Я знал и другого человека. Потеряв жену, он лег спать и проспал двое суток. Его теща была вне себя. Она не понимала, что можно делать самые, казалось бы, неуместные, противоестественные вещи и быть при этом совершенно безутешным. Просто удивительно, до чего нелеп этикет горя. Застань ты меня мертвецки пьяным — и приличия были бы соблюдены. А я играл в шахматы и потом лег спать. И это вовсе не говорит о том, что я черств или бессердечен. Что же тут непонятного?"

(с) "Триумфальная арка"

Иногда бывает - не ожидаешь увидеть прекрасное и настолько правдивое, и тут вдруг внезапно - как ведро холодной воды на голову.

"Я люблю тебя. Люблю гораздо сильнее, чем думал. Моя любовь, как ветер: вот он поднялся, и думаешь, что это всего-навсего легкий ветерок, а сердце вдруг сгибается под ним, словно ива в бурю. Я люблю тебя, сердце моего сердца, единственный островок тишины среди общей сумятицы; я люблю тебя за то, что ты чуешь, когда цветку нужна влага и когда время устает, словно набегавшийся за день охотничий пес; я люблю тебя, и любовь льется из меня, точно из распахнутых ворот, где таился неведомый сад, я еще не совсем ее понимаю и дивлюсь на нее, и мне чуть-чуть стыдно моих торжественных слов, но они помимо моей воли с громом вырываются наружу и отдаются гулким эхом; кто-то говорит из меня, кого я не знаю, может быть, это третьесортный автор мелодрамы или мое сердце, уже не ведающее страха"
(с) Ремарк, "Черный обелиск"

Мои кумиры продолжают быть такими же прекрасными.
Я же продолжаю лежать на кровати и наблюдать за тем, как садится солнце, окрашивая Шанхай в нежно-апельсиновый.

Мой любимый человек - Полоз.

"В эту минуту единственное, что наполняло меня глухой болью разлуки, было сознание невозможности обладать ею полнее и глубже, чем это дано человеку.Я бы хотел осязать ее тысячами рук и уст, я бы окружил ее собою, будто скорлупой, чтобы чувствовать ее всю вплотную, кожа к коже, любя и наслаждаясь - и все же тоскуя древней тоской, что это только кожа и кожа, а не кровь, только соединение, а не слияние" (с)
Ремарк, "Ночь в Лиссабоне"