Олег Целков в своей французской мастерской. Шампань, 2010-е гг.
Фото Николаса Хидиро.
Художественный язык Олега Целкова (1934-2021) включает самые разные составляющие. В 1950–1960-е годы, благодаря эпохе оттепели в культурной политике СССР, Целкову удается открыть для себя зарубежных художников, оказавшихся близкими ему крупными формами и колоритом — Фернана Леже и Диего Ривера. В этот период он даже попадает в закрытые запасники Третьяковской галереи и Русского музея, где знакомится с запрещенным тогда русским авангардом начала XX века, безусловно, оказавшим свое влияние: например, можно вспомнить крестьян на картинах Казимира Малевича. С творчеством Целкова также вполне справедливо ассоциируют знаменитых примитивистов Нико Пиросмани и Анри Руссо. В 1970–1980-х окончательно формируются те черты живописи Олега Целкова, благодаря которым его часто сравнивают с двумя барочными классиками: проявляется пластика объемов, подобная «пышной плоти» на картинах Питера Пауля Рубенса, и глубина «сияющего» и «утопающего» цвета, которому Целков, по его словам, учился у Рембрандта.
5 марта 1966 г - день смерти Анны Андреевны Ахматовой.
Вот уже 57 лет, как она ушла и не гостит на Земле...
Помните?
"В то время я гостила на Земле. Мне дали имя при крещенье - Анна..."
Но остались мы - ее читатели.
Да, ее стихи и память о ней всегда со мной.
Анна Ахматова. Читатель
Не должен быть очень несчастным
И главное скрытным. О нет! -
Чтоб быть современнику ясным,
Весь настежь распахнут поэт.
И рампа торчит под ногами,
Все мертвенно, пусто, светло,
Лайм-лайта холодное пламя
Его заклеймило чело.
А каждый читатель как тайна,
Как в землю закопанный клад,
Пусть самый последний, случайный,
Всю жизнь промолчавший подряд.
Там все, что природа запрячет,
Когда ей угодно, от нас.
Там кто-то таинственно плачет
В какой-то назначенный час.
И сколько там сумрака ночи,
И тени, и сколько прохлад.
Там те незнакомые очи
До света со мной говорят.
За что-то меня упрекают
И в чем-то согласны со мной...
Так исповедь льется немая.
Беседы блаженнейший зной.
Наш век на земле быстротечен
И тесен назначенный круг.
А он неизменен и вечен -
Поэта неведомый друг.
через славу и ложь, стороной то лесной, то овражной,
по наследью дождя, по тропе, ненадежной и влажной,
где печаль сентябрей собирает в полях молоко.
На могиле Ахматовой надписи нет никакой.
Ты к подножью креста луговые цветы положила,
а лесная земля крестный сон красотой окружила,
подарила сестре безымянный и светлый покой
Будь к могиле Ахматовой, финская осень, добра,
дай бездомной и там не отвыкнуть от гордых привычек
В рощах дятлы стучат, и грохочет тоской электричек
город белых ночей, город Пушкина, город Петра.
Облака в вышине обрекают злотворцев ее
на презренье веков, и венчаньем святого елея
дышат сосны над ней. И победно, и ясно белея,
вечно юн ее профиль, как вечно стихов бытие.
У могилы Ахматовой скорби расстаться пора
горбоносой рабой, и, не выдержав горней разлуки,
к ней в бессмертной любви протянул запоздалые руки
город черной беды, город Пушкина, город Петра.
Борис Чичибабин 1972г
АННА АХМАТОВА. МАРТ 1966 ГОДА
Летом прошлого года мы отмечали 120 лет со дня рождения Анны Ахматовой. В марте этого года очередная дата ее кончины. Прошлый год оказался печально отмечен скандалом вокруг могилы поэта. Начавшееся расширение кладбища в Комарове было сделано так неуклюже, что могила Ахматовой оказалась на перекрестке. Благодаря вмешательству прессы и телевидения ситуация была улучшена, но ее последствия до сих пор уродуют кладбище: срочно высаженные за могилой елки, естественно, засохли, сухими скелетами свидетельствуя о вечной показухе и желании потушить возмущение поклонников Ахматовой. Средства израсходованы, расширение произведено... В общем, всё как всегда. Теперь долгие годы надо исправлять то, что сделали чужое равнодушие и жадность.
В этом году очень снежная зима. В том марте 1966 года тоже было очень много снега. Екатерина Лившиц вспоминает: «Яркий, по-загородному чистый снег. Маленькое кладбище, кругом сосны. Снегу так много, что видны только верхушки крестов и памятников. К вырытой могиле ведет широкая дорожка.
Автобусы прибыли в Комарово в 6 часов. Из окна машины я увидела гроб, он высоко плыл над толпой, потом свернул, потерялся из виду, и, так же возвышаясь над черной густой массой людей, медленно двигался деревянный некрашеный восьмиконечный православный крест».
Сборник воспоминаний «Об Анне Ахматовой». Лениздат, 1990.
О том, как создавался памятник на могиле Ахматовой, рассказала Зоя Борисовна Томашевская:
«5 марта 1966 года. Неожиданно, без звонка, пришел Лева : мама скончалась сегодня в Домодедове.
Мы знали, что Анна Андреевна больна. Давно лежит в больнице. Знали, что из больницы ее выписали раньше времени. Просто истек положенный срок пребывания в больнице. Путевки в санаторий еще не было. Все было непонятно и сложно. Где жить, кто будет ухаживать...
Когда — то она была терпелива, нетребовательна ... Теперь все наоборот. Ей трудно и с ней трудно. Это создавало немыслимые ситуации. Нужны были не обожатели, а близкие, терпеливые люди. В таком состоянии нужен был дом. Но настоящего дома не было никогда.
Прошло около двух недель. Состояние Анны Андреевны ухудшалось... Она нервничала. Наконец, путевка в Домодедово. Поздно. По приезде Анна Андреевна умерла, не выдержав напряжения этих двух недель.
Обсуждаем, где хоронить. » Мое место рядом с Блоком«, неоднократно слышанные слова. Но это невозможно. Рядом с Лозинским на Литераторских мостках — тоже невозможно. Не сомневаемся, что предложат Южное или Северное кладбище (Парголово). Но это невозможно для нас. Тогда Павловск, который она так любила. «Все мне видится Павловск холмистый ... » Понимая, что никаких почестей власти ей оказывать не будут, Анна Андреевна говорила про Павловск или Комарово.
Но его она считала чужой землей, а кладбище — эмигрантским. Действительно, это маленькое финское кладбище, где хоронили русских эмигрантов
Решаюсь обратиться к единственному человеку, который сможет и захочет помочь — к Игорю Ивановичу Фомину. Он — зам. Главного архитектора города, знает каждый камень, каждую пядь земли. Человек, который все понимает — и подлинное место Анны Андреевны, и все сложности. Умен, дипломатичен, хитер. Будучи беспартийным, занимает очень высокий пост. Однако чтобы похоронить кого — либо на Литераторских мостках или в Александро — Невской лавре, нужно разрешение властей: горкома партии. Тут беспартийный Фомин помочь не может. Прошу о Павловске. Но никакой официальной зацепки для захоронения в Павловске нет: Ахматова там не умерла, не родилась. Фомин советует Комарово. Там можно сделать все. Ее могила станет центром кладбища. Туда будут все стремиться. Кладбище станет ахматовским.
Вызывает архитектора Курортной зоны с планом кладбища.
Рисует план его развития и обозначает место могилы. Могила должна быть расположена точно по центру продольной аллеи.
Берет с меня слово, что все будет так, как условлено, что я сама буду этим заниматься. Через два часа разрешение получено. Мы с Иосифом едем в Комарово. Находим место. Договариваемся с могильщиками. На следующий день он едет без меня. При нем роют могилу.
... В Сестрорецке, на кладбище, забираем крест, кем — то где — то заказанный. Очень холодно и снежно. Все, что было на кладбище, почти не помню. Служил коротенькую панихиду Левин духовник из Гатчины. Речей тоже не помню. Только лица — Тарковский, Бродский, Рейн, Найман, Лукницкий, Копелев, Игорь Ершов , Миша Ардов. Появились Макогоненко, Михалков ... С кладбища шли уже почти в темноте. В " Будке " были поминки. Домой возвращались поездом.
Дальше — эпопея с памятником. Лев Николаевич знал об условии Фомина и готов был ему следовать, хотя самого Фомина презирал, как всякую номенклатуру. Но его условие было — поставить часовню. Это вполне соответствовало бы идее Фомина, но в 1966 году было совершенно невозможно. Я сделала проект памятника. Это была трехступенчатая площадка из кованого гранита с небольшими арочками для осушительных канавок, идущих вдоль аллей. Могила обозначалась только полированной плитой с классической надписью: " Здесь лежит Анна Ахматова" (Анна Андреевна всегда восхищалась надписью на могиле Суворова. Ее сочинил Державин.) За могилой — цветник, в который поставлен очень высокий тонкий бронзовый крест.
Но Лев Николаевич упорствовал и сказал, что будет искать более смелого архитектора. И нашел псковского архитектора Севу Смирнова, который смело по тогдашней моде делать все сикось — накось, т.е. непременно ассиметрично и многословно, соорудил ныне существующее надгробие. Для этого ему понадобилось сдвинуть могилу, т.е. верхнюю ее часть, и поставить стенку, которая сделала невозможным развитие кладбища так, как предполагал Фомин. Часовню заменил, очевидно, голубь на кресте. Но его украли. А по могиле мы ходим. Да и крест странный, более подходящий к несуществующей могиле Н.С. Гумилева. Впрочем, по вкусу и стилю и для этого не подходящий. И Гумилев и Ахматова были людьми пушкинской культуры, т.е. приверженными классике, строгости, а отнюдь не многословности и вычурности. Самое красивое в памятнике — скульптурный портрет Ахматовой работы замечательного питерского скульптора Александра Игнатьева. Портрет был сделан много раньше.
При той постановке стенки, которую осуществил Смирнов, такое развитие кладбища, при котором могила Ахматовой стала бы его центром, оказалось невозможно. Но все равно эта могила притягивает к себе всякого, кто туда приходит. После того, как там похоронили Ахматову, кладбище приобрело совсем особое значение, стало "филиалом" Литераторских мостков. Многие выражали желание после смерти лежать там, где Ахматова. Жирмунский сказал: «Мы будем беседовать с Анной Андреевной». Альтман лежит рядом, Гитович«.
«Петербург Ахматовой: семейные хроники. Зоя Борисовна Томашевская рассказывает». Невский Диалект,
К 131-й годовщине со дня рождения Анны Андреевны Ахматовой (1899-1966)
Ведь где-то есть простая жизнь и свет,
Прозрачный, теплый и весёлый...
Там с девушкой через забор сосед
Под вечер говорит, и слышат только пчёлы
Нежнейшую из всех бесед.
А мы живем торжественно и трудно
И чтим обряды наших горьких встреч,
Когда с налету ветер безрассудный
Чуть начатую обрывает речь.
Но ни на что не променяем пышный
Гранитный город славы и беды,
Широких рек сияющие льды,
Бессолнечные, мрачные сады
И голос Музы еле слышный.
Если по школьной схеме, то нет ничего проще прямо начать с какого-нибудь «Медного всадника», через «Пиковую даму» и далее к повестям Гоголя. Но мне кажется, что Петербург такой разнообразный город, такой сладкий кошмар. Петр ведь был москвич, я думаю, что это такая мечта москвича об Амстердаме, превратившаяся из болот. Она провоцирует разные виды, которые называются по-латыни, кажется, «дементия меланхолика». Вот это такое меланхолическое безумие, которое бродило вроде бы по всей Европе, но прочно обосновалось в Петербурге и в петербургской литературе, но оно на самом деле имеет разновидности, и просто так генеалогию не построишь. Бедный Евгений, например, в «Медном всаднике» или Герман в «Пиковой даме» не настоящие безумцы, мы их не видим действующими безумцами. У них, мне кажется, перегорают предохранители в момент, когда жизнь становится невыносима и рушится мечта. И тот, и другой до момента, пока случается это короткое замыкание, ведут себя как обыкновенные люди, а Герман как даже и вполне расчетливый и мелкий человек. Пушкин, я думаю, как раз Германа безумием наказывает, причем смешным безумием, он сидит и бормочет: «тройка, семерка, туз... тройка, семерка, туз...». А вот бедного Евгения в «Медном всаднике» он скорее вознаграждает безумием, спасает. В «Записках сумасшедшего», самом знаменитом из безумных текстов Петербурга, дело обстоит по-другому, там бедный Поприщин живет и действует, и описан как персонаж, в котором развивается безумие, и оно имеет как будто бы другое происхождение. Для меня это самая трудная, что ли, загадка, я не знаю, где там кончается литературная игра в духе Гофмана, и где начинается какое-то такое настоящее несчастье. Мне кажется, что начиналась эта повесть как некоторая игра. Кстати, повесть «Записки сумасшедшего» записана на листе, который озаглавлен «Об Александре Пушкине». Он хотел начать статью об Александре Пушкине, а начал писать «Записки сумасшедшего».