|
Варфоломей_С
Среда, 06 Августа 2025 г. 17:18 (ссылка)
Прощай,
позабудь
и не обессудь.
А письма сожги,
как мост.
Да будет мужественным
твой путь,
да будет он прям
и прост.
Да будет во мгле
для тебя гореть
звёздная мишура,
да будет надежда
ладони греть
у твоего костра.
Да будут метели,
снега, дожди
и бешеный рёв огня,
да будет удач у тебя впереди
больше, чем у меня.
Да будет могуч и прекрасен
бой,
гремящий в твоей груди.
Я счастлив за тех,
которым с тобой,
может быть,
по пути.
© Иосиф Бродский
aquarius7753191
Суббота, 02 Августа 2025 г. 13:39 (ссылка)
Это цитата сообщения макошь311 Оригинальное сообщение
Иосиф Бродский На независимость Украины
"...точный текст, полученный от самого Иосифа..."
(Наталья ГОРБАНЕВСКАЯ. 1994 год)
***
Дорогой Карл Двенадцатый, сражение под Полтавой, слава Богу, проиграно.
Как говорил картавый, время покажет — кузькину мать, руины,
кости посмертной радости с привкусом Украины.
То не зелено-квитный, траченый изотопом,
— жовто-блакитный реет над Конотопом,
скроенный из холста: знать, припасла Канада
- даром, что без креста: но хохлам не надо.
Гой ты, рушник-карбованец, семечки в потной жмене!
Не нам, кацапам, их обвинять в измене. Читать далее...
KotBeber
Воскресенье, 07 Июля 2025 г. 03:21 (ссылка)
https://news.myseldon.com/ru/news/index/212109477
«Настоящий ХХ век»: 200 редких фотографий друзей и современников Анны Ахматовой
В Музее Анны Ахматовой открывается выставка «Настоящий XX век» — масштабное фотополотно о современниках и друзьях Ахматовой, составленное из более чем двухсот снимков к 130-летию поэта. «Такой судьбы еще не было ни у одного поколения, а может быть, не было и такого поколения» — так говорила Ахматова о прошлом столетии. Оказывается, в собрании музея в Фонтанном Доме хранятся редкие кадры Иосифа Бродского и Фаины Раневской, Дмитрия Шостаковича и Федора Шаляпина. «Собака.ru» попросил хранителя фондов фотоматериалов Анну Завьялову рассказать о фотографиях с выставки: почему художник Константин Сомов стоит в костюме Алладина и кого охранял в США брат Анны Андреевны.

Фаина Раневская

Иосиф Александрович Бродский и Эра Борисовна Коробова

Ольга Судейкина
Собранные в единый хронологически выстроенный поток фотопортреты ахматовского поколения – с конца XIX столетия до конца 1960-х годов – создают впечатление семейного фотоальбома. Только масштаб его, будто прорывая рамки личной (семейной) памяти, становится иным – грандиозным. Представляя героев знаменитых и полузабытых, иногда вовсе незнакомых широкой публике, людей разного круга и профессий – художников, поэтов, музыкантов и тех, чьи имена сегодня помнятся лишь потому, что они сумели превратить свою жизнь в произведение искусства, – выставка «Настоящий ХХ век. Фотоверсия» может восприниматься как летопись эпохи в лицах. Михаил Кузмин, Константин Сомов, Федор Шаляпин, Борис Пронин, Ольга Ваксель, Саломея Андроникова, Владимир Гаршин, Валя Смирнов, Иосиф Бродский, Ирина Емельянова, Эра Коробова, Виктор Соснора – люди из ближайшего окружения Анны Ахматовой и те, с кем ее жизнь пересеклась лишь косвенно. Художниками экспозиции выступили Эмиль Капелюш, театральный художник и живописец, оформлявший спектакли в МДТ, МХАТ им. Чехова и других театрах, а также Юрий Сучков и Яна Глушанок — уникальная команда.

Давид Бурлюк
Футурист Бурлюк повторяет позу, в которой написал его на одном из двух портретов в 1923 году товарищ по годам, проведенным в России, Николай Фешин. В 1923-м они оба уже жили в Америке, в Нью-Йорке, где и была сделана эта фотография. Левая рука Бурлюка поднятым вверх пальцем указывает на второй свой портрет работы Фешина, вероятно, только что законченный. Возможно, именно это событие – окончание работы над портретом – и стало поводом к созданию фотографии.

Сестры Тургеневы: Наталия, Татьяна, Анна
Поэтесса Марина Цветаева вспоминала: «О сестрах Тургеневых шла своя отдельная легенда. Двоюродные внучки Тургенева, в одну влюблен поэт Сережа Соловьев, племянник Владимира, в другую — Андрей Белый, в третью, пока, никто, потому что двенадцать лет, но скоро влюбятся все».

Константин Сомов в костюме Аладдина
В 1907 году (год создания фото) перестали устраивать знаменитые «вечера Гафиза» в «Башне» Вячеслава Иванова на Таврической улице, 35 – собрания, носившие характер «очень интимный, очень смелый, в костюмах, на коврах, философский, художественный и эротический», где каждому из участников давали новое имя. Сомова на вечерах прозвали Аладдином. Может быть, снимок сделан в память об этой «волшебной сказке». “Boassonnas & Eggler” одни из самых модных петербургских фотографов начала века, снимавшие, в том числе, членов императорской семьи.

Дмитрий Шостакович, Тихон Хренников,
Виктор Горенко, Михаил Чиаурели, Петр Павленко и двое неизвестных
«Дмитрий Шостакович и сопровождающие его лица» – так в американской прессе называли советскую делегацию (в неполном составе представленную на фотографии) на Всеамериканский конгресс деятелей науки и культуры в защиту мира. Крайний справа – американский секьюрити делегации Виктор Горенко, брат Ахматовой. Делегаты сфотографированы у Библиотеки Колумбийского университета. Незадолго до этого на родине произведения Шостаковича попали под запрет, его обвиняли в «формализме», «буржуазном декадентстве», «пресмыкательстве перед Западом». Но отсутствие Шостаковича в делегации СССР было невозможно из-за его огромной популярности – Ленинградская симфония была известна всему миру. Сталин лично позвонил Шостаковичу, чтобы сообщить о поездке.


Ольга Берггольц
Первый снимок поэтессы имеет на обороте надпись, сделанную самой Берггольц: «до получения ссуды в Литфонде», а второй — «То же лицо после получения ссуды в Литфонде и уплаты всех взносов и долгов!!!» Эти фотографии Ольга Берггольц подарила Борису Варфоломеевичу Федоренко, первому директору музея Ф.М. Достоевского, занимавшему в 1960-е годы должность директора Литфонда. Эта организация оказывала материальную помощь членам Союза писателей СССР.

Лев Горнунг
Московский поэт и переводчик Лев Горнунг с юности увлекался творческом Николая Гумилева. Этот интерес свел их с Анной Ахматовой – Горнунг собирал материалы, связанные с ее первым мужем. Фотографией он увлекся в 1931 году. Не являясь профессионалом, он был, по воспоминаниям Марины Тарковской, «фотохудожником от Бога»: «…у него было врожденное чувство красоты. Он умел увидеть и выявить прекрасное в природе и в человеке. В его фотографиях отразилось время. Это уникальные исторические свидетельства тридцатых-сороковых годов».
Горнунг был близким другом Арсения и Марии Тарковских, крестным отцом их детей. В 1935 году с помощью Горнунга Тарковские сняли дачу рядом со станцией Тучково, где он и сам проводил лето. Детские воспоминания о жизни на хуторе Горчаковых воплотились в кинокартине Андрея Тарковского «Зеркало». К моменту съемок, в начале 1970-х, сам хутор был уже разобран, но сохранились фотографии, сделанные Львом Горнунгом – на их основе были созданы декорации, композиционно строились знаменитые сегодня кадры.

Владимир Гиппиус
Поэт-символист и литературовед Владимир Гиппиус много лет преподавал русскую словесность в гимназии Марии Стоюниной и в Тенишевском училище. Среди его учеников – Владимир Набоков и Осип Мандельштам. Последний вспоминал, что Гиппиус преподавал детям «вместо литературы гораздо более интересную науку – литературную злость». На Мандельштама страстный учитель оказал сильнейшее влияние – окончив училище в 1907 году, в 1925-м он признавал: «Власть оценок В. В. длится надо мной и посейчас». «Он грелся о литературу, терся о нее шерстью, рыжей щетиной волос и небритых щек. Он был Ромулом, ненавидящим свою волчицу, и, ненавидя, учил других любить ее» — вспоминал Осип Мандельштам, а Владимир Набоков сравнивал учителя с «большим хищником».

Борис Пронин и Вера Лишневская
Борис Пронин – создатель знаменитых петербургских литературно-художественных кабаре «Бродячая собака» (дворняжка на фотографии напоминает собаку с эмблемы кабаре) и «Привал комедиантов». Вера Лишневская, дочь архитектора Александра Лишневского, выйдя замуж за Пронина в 1914 году, исполняла роль хозяйки кабаре. «Если бы хватило силы, он бы весь свет превратил в бродячие театры, сумасшедшие праздники, всех женщин в коломбин, а мужчин в персонажей комедиа дель арте» — писал Алексей Толстой.

Саломея Андронникова-Гальперн
Саломея Андроникова приехала во Францию из России 1917 года вместе с дочерью. В Петербурге начала века она блистала среди поэтов и художников, которые собирались у нее дома на Васильевском острове. В Париже в 1920-е годы Саломея работала в журнале мод. И снова была в обществе поэтов и художников, помогала русским эмигрантам.
«Настоящий ХХ ВЕК. Фотоверсия
К 130-летию со дня рождения Анны Ахматовой»
Музей Анны Ахматовой в Фонтанном Доме
14 июня – 16 августа
https://www.sobaka.ru/entertainment/art/92265
Варфоломей_С
Понедельник, 30 Июня 2025 г. 04:33 (ссылка)
I
Голубой саксонский лес
Снега битого фарфор.
Мир бесцветен, мир белес,
точно извести раствор.
Ты, в коричневом пальто,
я, исчадье распродаж.
Ты — никто, и я — никто.
Вместе мы — почти пейзаж.
II
Белых склонов тишь да гладь.
Стук в долине молотка.
Склонность гор к подножью дать
может кровли городка.
Горный пик, доступный снам,
фотопленке, свалке туч.
Склонность гор к подножью, к нам,
суть изнанка ихних круч.
III
На ночь снятое плато.
Трепыханье фитиля.
Ты — никто, и я — никто:
дыма мертвая петля.
В туче прячась, бродит Бог,
ноготь месяца грызя.
Как пейзажу с места вбок,
нам с ума сойти нельзя.
IV
Голубой саксонский лес.
К взгляду в зеркало и вдаль
потерявший интерес
глаза серого хрусталь.
Горный воздух, чье стекло
вздох неведомо о чем
разбивает, как ракло,
углекислым кирпичом.
V
Мы с тобой — никто, ничто.
Эти горы — наших фраз
эхо, выросшее в сто,
двести, триста тысяч раз.
Снизит речь до хрипоты,
уподобить не впервой
наши ребра и хребты
ихней ломаной кривой.
VI
Чем объятие плотней,
тем пространства сзади — гор,
склонов, складок, простыней —
больше, времени в укор.
Но и маятника шаг
вне пространства завести
тоже в силах, как большак,
дальше мяса на кости.
VII
Голубой саксонский лес.
Мир зазубрен, ощутив,
что материи в обрез.
Это — местный лейтмотив.
Дальше — только кислород:
в тело вхожая кутья
через ноздри, через рот.
Вкус и цвет — небытия.
VIII
Чем мы дышим — то мы есть,
что мы топчем — в том нам гнить.
Данный вид суть, в нашу честь,
их отказ соединить.
Это — край земли. Конец
геологии; предел.
Место точно под венец
в воздух вытолкнутых тел.
IX
В этом смысле мы — чета,
в вышних слаженный союз.
Ниже — явно ни черта.
Я взглянуть туда боюсь.
Крепче в локоть мне вцепись,
побеждая страстью власть
тяготенья — шанса, ввысь
заглядевшись, вниз упасть.
X
Голубой саксонский лес.
Мир, следящий зорче птиц
— Гулливер и Геркулес —
за ужимками частиц.
Сумма двух распадов, мы
можем дать взамен числа
абажур без бахромы,
стук по комнате мосла.
XI
"Тук-тук-тук" стучит нога
на ходу в сосновый пол.
Горы прячут, как снега,
в цвете собственный глагол.
Чем хорош отвесный склон,
что, раздевшись догола,
все же — неодушевлен;
то же самое — скала.
XII
В этом мире страшных форм
наше дело — сторона.
Мы для них — подножный корм,
многоточье, два зерна.
Чья невзрачность, в свой черед,
лучше мышцы и костей
нас удерживает от
двух взаимных пропастей.
XIII
Голубой саксонский лес.
Близость зрения к лицу.
Гладь щеки — противовес
клеток ихнему концу.
Взгляд, прикованный к чертам,
освещенным и в тени, —
продолженье клеток там,
где кончаются они.
XIV
Не любви, но смысла скул,
дуг надбровных, звука "ах"
добиваются — сквозь гул
крови собственной — в горах.
Против них, что я, что ты,
оба будучи черны,
ихним снегом на черты
наших лиц обречены.
XV
Нас других не будет! Ни
здесь, ни там, где все равны.
Оттого-то наши дни
в этом месте сочтены.
Чем отчетливей в упор
профиль, пористость, анфас,
тем естественней отбор
напрочь времени у нас.
XVI
Голубой саксонский лес.
Грез базальтовых родня.
Мир без будущего, без
— проще — завтрашнего дня.
Мы с тобой никто, ничто.
Сумма лиц, мое с твоим,
очерк чей и через сто
тысяч лет неповторим.
XVII
Нас других не будет! Ночь,
струйка дыма над трубой.
Утром нам отсюда прочь,
вниз, с закушенной губой.
Сумма двух распадов, с двух
жизней сдача — я и ты.
Миллиарды снежных мух
не спасут от нищеты.
XVIII
Нам цена — базарный грош!
Козырная двойка треф!
Я умру, и ты умрешь.
В нас течет одна пся крев.
Кто на этот грош, как тать,
точит зуб из-за угла?
Сон, разжав нас, может дать
только решку и орла.
XIX
Голубой саксонский лес.
Наста лунного наждак.
Неподвижности прогресс,
то есть — ходиков тик-так.
Снятой комнаты квадрат.
Покрывало из холста.
Геометрия утрат,
как безумие, проста.
XX
То не ангел пролетел,
прошептавши: "виноват".
То не бдение двух тел.
То две лампы в тыщу ватт
ночью, мира на краю,
раскаляясь добела —
жизнь моя на жизнь твою
насмотреться не могла.
XXI
Сохрани на черный день,
каждой свойственный судьбе,
этих мыслей дребедень
обо мне и о себе.
Вычесть временное из
постоянного нельзя,
как обвалом верх и низ
перепутать не грозя.
(с) Иосиф Бродский
Варфоломей_С
Вторник, 17 Июня 2025 г. 04:26 (ссылка)
Мимо ристалищ, капищ,
мимо храмов и баров,
мимо шикарных кладбищ,
мимо больших базаров,
мира и горя мимо,
мимо Мекки и Рима,
синим солнцем палимы,
идут по земле пилигримы.
Увечны они, горбаты,
голодны, полуодеты,
глаза их полны заката,
сердца их полны рассвета.
За ними поют пустыни,
вспыхивают зарницы,
звезды горят над ними,
и хрипло кричат им птицы:
что мир останется прежним,
да, останется прежним,
ослепительно снежным,
и сомнительно нежным,
мир останется лживым,
мир останется вечным,
может быть, постижимым,
но все-таки бесконечным.
И, значит, не будет толка
от веры в себя да в Бога.
…И, значит, остались только
иллюзия и дорога.
И быть над землей закатам,
и быть над землей рассветам.
Удобрить ее солдатам.
Одобрить ее поэтам.
(с) Иосиф Бродский
|