Цитата сообщения Оксана_Лютова



25 мая 1941 года — 3 марта 1981 года

«Я — не народный, я — инородный...» — говорил о себе Олег Даль.


Олег Даль родился 25 мая 1941 года в Москве.

Детство Олега Даля прошло в городе Люблино, который в то время был пригородом Москвы. Его отец — Иван Зиновьевич Даль был железнодорожным инженером, а мама Павла Петровна — учительницей. У Олега была сестра Ираида.

В детстве Олег мечтал стать летчиком или моряком, однако во время учебы в школе у Олега проявились проблемы с сердцем, и с мечтой о героической профессии пришлось расстаться. Олега заинтересовала поэзия. Прочитав лермонтовского «Героя нашего времени», Даль решил стать актером, надеясь однажды сыграть Печорина.

Окончив среднюю школу в 1959 году, Олег Даль подал документы в Театральное училище имени Щепкина, но родители были категорически против этого решения сына, так как считали профессию актера несерьезной. Кроме того, Олег с детства картавил, и должен был провалиться на первом же экзамене. Однако становиться посмешищем в глазах приемной комиссии Олег не собирался, исправил свою картавость в кратчайшие сроки, и заставил родителей смириться с его желанием стать артистом.

На экзамене в училище Олег Даль выбрал для чтения два отрывка: монолог Ноздрева из «Мертвых душ» и кусок из «Мцыри» своего любимого поэта Михаила Лермонтова. Во время исполнения первого в аудитории стоял громкий хохот. Высокий и худой Олег, с пафосом декламирующий монолог Ноздрева, привел экзаменаторов в состояние, близкое к обмороку. Хотя самому Далю в тот момент показалось, что дело провалено, он решил идти до конца. Когда смех стих, он стал читать отрывок из «Мцыри». Экзаменаторы удивленно переглянулись — вместо мальчика, минуту назад вызывавшего смех, перед ними стоял увлеченный юноша с прекрасной речью. Олега Даля зачислили на первый курс училища, которым руководил Николай Анненков. На этот же курс попали Виталий Соломин, Михаил Кононов и Виктор Павлов.

В 1962 году на Даля обратили внимание сразу два кинорежиссера — Сергей Бондарчук и Леонид Агранович. Бондарчук пригласил Даля попробоваться на роль младшего Ростова в «Войну и мир», но пробы Даль не прошел, а Агранович утвердил его на главную роль в картине «Человек, который сомневается».

На момент выхода этого фильма на экраны в 1963 году Даль закончил учебу в театральном училище. Побывавшая на его дипломном спектакле актриса Алла Покровская позвала его в «Современник». Прежде чем попасть в этот театр, кандидату требовалось пройти экзамен из двух туров. Олег с блеском сыграл свои роли в обоих показах, и его зачислили в труппу.

Людмила Гурченко, тоже бывшая в числе соискателей, вспоминала, как, услышав за дверями гром аплодисментов, заглянула туда и увидела Олега, завершающего страстный монолог на высоком подоконнике, затем летящего по немыслим
ой дуге в середину зала и секунду спустя скромно остановившегося с оторванной оконной ручкой среди всеобщего восторга.

Попав в «Современник», Даль в течение пяти лет не играл значительных ролей. Но из того, что он сыграл, можно назвать роли Генриха (главная роль) в «Голом короле», Миши в «Вечно живых», Кирилла в «Старшей сестре», гнома Четверга в «Белоснежке и семи гномах», Маркиза Брисайля в «Сирано де Бержераке», Игоря во «Всегда в продаже», Поспелова в «Обыкновенной истории» и эпизод в «Декабристах».

Придя в «Современник», актер женился на актрисе Нине Дорошиной. Она была старше его на семь лет, и их брак продлился всего один день. На свадьбу пришел Олег Ефремов, поздравил молодых, усадил Дорошину к себе на колени и сказал: «А любишь ты, лапуля, все—таки меня!». Все это произошло на глазах у Даля, который ушел с собственной свадьбы. Второй раз Даль женился на актрисе Татьяне Лавровой. Через два года они развелись. Актер, которого донимали вопросами о причинах разрыва, однажды сказал: «Она была злая» — и ничего больше.

Очередной картиной с участием Даля стал фильм режиссера Исидора Анненского «Первый троллейбус». Он был снят в 1963 году на Одесской киностудии. В картине так же снялись Михаил Кононов, Евгений Стеблов и Савелий Крамаров. Фильм вышел на экраны страны в 1964 году и был хорошо принят публикой.

В течение последующих двух лет Даль снялся еще в двух картинах — «От семи до двенадцати» режиссеров Е.Народницкой и Ю.Фридмана и «Строится мост» Олега Ефремова. Картина Ефремова была сыграна актерами «Современника» и рассказывала о молодежной бригаде, строившей автодорожный мост через Волгу. Олег Даль сыграл в ней маленький эпизод.

В начале 1966 года Олега нашел режиссер Владимир Мотыль, который собирался ставить фильм по сценарию Булата Окуджавы «Женя, Женечка и Катюша». Исполнителя на главную роль у режиссера не было, но двумя годами ранее, когда он собирался снимать «Кюхлю» по произведению Юрия Тынянова, коллеги настоятельно рекомендовали ему посмотреть на Даля. Мотыль Даля так и не увидел, но фамилию запомнил. И теперь решил познакомиться. Режиссер вспоминал: «Первая же встреча с Олегом обнаружила, что передо мной личность незаурядная, что сущность личности артиста совпадает с тем, что необходимо задуманному образу. Это был тот редкостный случай, когда артист явился, будто из воображения, уже сложившего персонаж в пластический набросок. Короче, тогда мне казалось, что съемку можно назначить хоть завтра. К тому же выяснилось, что Даль уже не работает в театре и поэтому может целиком посвятить себя кино. На нем был вызывающе броский вишневый вельветовый пиджак, по тем временам экстравагантная, модная редкость. Ему не было еще двадцати пяти, но в отличие от своих сверстников—коллег, с которыми я встречался, и которые очень старались понравиться режиссеру, Олег держался с большим достоинством, будто и вовсе не был заинтересован в работе, будто и без нас засыпан предложениями. Он внимательно слушал, на вопросы отвечал кратко, обдумывая свои слова, за которыми угадывался снисходительный подтекст: «Роль вроде бы неплохая. Если сойдемся в позициях, может быть, и соглашусь».

Как только была отснята кинопроба с Далем, на студии нашлись противники выбора такого актера. Даля обвиняли в отсутствии стихийного обаяния, в недостаточной яркости и неспособности сыграть «интеллектуального мальчика». Было даже мнение, что «…в его облике не хватает русского национального начала».

Но режиссеру и сценаристу удалось отстоять Даля, и съемки фильма начались. Они проходили в Калининграде. По словам участников тех съемок, центром всего коллектива были два актера — Олег Даль и Михаил Кокшенов. Их непрерывные хохмы доводили всю группу до колик. Владимир Мотыль вспоминал: «Едут в съемочной машине по центру Калининграда Даль и Кокшенов. Они пока работали, все время друг друга разыгрывали, а в этот день им какая—то особенная вожжа под хвост попала. Даль внезапно спрыгивает на мостовую и бежит через улицу в сторону какого—то забора, размахивая бутафорским автоматом и время от времени из него постреливая. Кокшенов тоже прыгает и с таким же автоматом бежит за ним, вопя: «Стой, сволочь, стой!» Прохожие в ужасе наблюдают за этой сценой, пока не появляется настоящий военный патруль. Возглавляющий его офицер потеет от напряжения мысли: вроде на Дале с Кокшеновым советская военная форма, но какая—то не такая. «Кто такие?» — спрашивает он артистов. «Морская кавалерия, товарищ майор», — докладывает Кокшенов. «Железнодорожный флот, товарищ майор», — рапортует Даль. А этот дядька был на самом деле капитаном 3—го ранга, и «майором» они его доконали. Никаких артистов он не знал и под конвоем отправил наших ребят на гауптвахту. С великим трудом мы их вырвали из лап армейского правосудия».

В начале 1967 года съемки картины были закончены, но ее прокатная судьба была печальной. Премьерный показ фильма в Доме кино был запрещен, и Булату Окуджаве с трудом удалось договориться о показе картины в Дом литераторов. Было напечатано всего две афиши. 21 августа 1967 года состоявшаяся премьера вызвала бурю восторга у зрителей. Но даже после такого приема отношение чиновников к фильму не изменилось. Было приказано отпечатать минимальное количество копий и ограничиться минимальным прокатом в провинции.

В момент выхода фильма «Женя, Женечка и Катюша» Даль снимался в очередной картине режиссера Н.Бирмана «Хроника пикирующего бомбардировщика», в котором Олег сыграл роль летчика Евгения Соболевского. Созданный актером образ умного и обаятельного парня, придумавшего фирменный ликер под названием «шасси», понравился зрителям. После выхода фильма на экран молодежь стала так называть крепкие напитки, а Даль стал одним из самых популярных актеров советского кино.

Актрисы, знавшие Олега говорили, что он притягивал женщин как магнит. «На съемках любого фильма половина группы — от ассистентов до прим — была влюблена в Олега», — рассказывала Любовь Полищук. Не говоря уже о поклонницах, которые повсюду набрасывались на своего кумира. Актер этого не любил. Однажды режиссер Евгений Татарский зашел к Далю в гостиничный номер. Кругом сушилась мокрая одежда. «Что случилось?» — спросил Татарский. «Да вот, шел по набережной, какие—то бабы на меня накинулись. Кричат: «О, Олег Даль, Олег Даль!» Я прыгнул в море, выплыл около гостиницы и пошел».

Конец 1960—х годов, стал удачным временем для Олега Даля. После нескольких лет творческих и личных неурядиц у него все складывалось удачно. В театре «Современник», куда он вернулся после долгого перерыва, Олег получил первую значительную роль — Васьки Пепла в «На дне» Максима Горького. Премьера спектакля состоялась в 1968 году.

Олег писал в своем дневнике: «Не работать с режиссерами, пытающимися навязать свою волю. Но если он командует мной, то у нас должна быть общая платформа». И у него, безусловно, была эта «общая платформа с Надеждой Кошеверовой и Григорием Козинцевым.

Надежда Кошеверова вспоминала: «Моя первая встреча с Олегом Далем произошла во время работы над фильмом «Каин XVIII» в 1962 году. Второй режиссер, А.Тубеншляк, как—то сказала мне: «Есть удивительный молодой человек, не то на втором курсе института, не то на третьем, но который, во всяком случае, еще учится». И действительно, я увидела очень смешного молодого человека, который прелестно делал пробу. Но потом оказалось, что его не отпускают из института, и, к сожалению, в этой картине он не снимался. Когда я начала работать над фильмом «Старая, старая сказка», Тубеншляк мне напомнила: «Посмотрите Даля еще раз. Помните, я вам его уже показывала. Вы еще тогда сказали, что он очень молоденький». Основываясь на том, что я уже видела на пробах, и на своем представлении, что может делать Олег, хотя я с ним еще и не была знакома, я пригласила его на роль. Несмотря на все мои предположения, я была удивлена. Передо мной был актер яркой индивидуальности. Он с интересом думал, фантазировал, иногда совершенно с неожиданной стороны раскрывал заложенное в сценарии. Своеобразная, ни на кого не похожая манера двигаться, говорить, смотреть. Необычайно живой, подвижный».

— Худсовет был против Нееловой, — вспоминал актер Георгий Штиль, сыгравший телохранителя принцессы. — Тогда мы втроем — я, Кошеверова и Даль — решили отстоять Мариночку. Пришли на очередное заседание, и Надежда Николаевна решительно заявила: «Либо играет Неелова, либо я эту картину ставить не буду». Старички почесали голову и решили уступить настойчивости Кошеверовой.

Именно Кошеверова предложила снять Даля своему коллеге по режиссерскому цеху Григорию Козинцеву в его фильме «Король Лир» в 1969 году. Козинцев тогда хотел снять в роли Шута Алису Фрейндлих, но она была на восьмом месяце беременности и сняться в картине не могла. Была сделана проба с Далем, которая Козинцеву очень понравилась, и актер был утвержден на роль, которая оказалась одной из лучших в его послужном списке.

«Современный человек — человек размышляющий», — любил повторять Григорий Михайлович. И образ Шута он связывал с современностью: «Мальчик, стриженный наголо. Искусство при тирании. Мальчик из Освенцима, которого заставляют играть на скрипке в оркестре смертников; бьют, чтобы он выбирал мотивы повеселее. У него детские вымученные глаза». Даль подходил Козинцеву идеально. Они восхищались друг другом. Козинцева и Даля связывало нечто большее, чем отношения «режиссер — актер» или «учитель — ученик». Козинцев оберегал дарование Даля, как хрупкий и бесценный музыкальный инструмент. Беспощадный к любым нарушителям порядка на съемках, Козинцев лишь для Олега делал исключения, прощая его частые срывы. Объяснение звучало просто и пророчески: «Мне его жаль. Он — не жилец». Именно после общения с Козинцевым Даль начал вести свой дневник—исповедь, в котором спустя пару лет ему пришлось записать: «День 11.V.73 г. — ЧЕРНЫЙ… Нет ГРИГОРИЯ МИХАЙЛОВИЧА КОЗИНЦЕВА».

Съемки «Короля Лира» проходили в августе 1969 года в Нарве. Незадолго до этого состоялась встреча Олега с его будущей женой — 32—летней Елизаветой Эйхенбаум, которая работала в съемочной группе монтажером. Она была внучкой известного филолога Бориса Эйхенбаума. Всё время съемок Даль ухаживал за ней, затем пригласил в Москву. А когда она приехала и позвонила — не узнал. Оторванный от репетиции, раздраженно бросил: «Какая еще Лиза?!». Она обиделась, вернулась домой. Через несколько месяцев они вновь встретились на «Ленфильме».

Елизавета Даль рассказывала: «Через несколько месяцев, когда встретились снова на «Ленфильме», выяснилось, что я оторвала его тогда от репетиции. Трогать Даля в такой момент — трагедия. Но я—то тогда об этом не знала. В этот приезд он впервые остался ночевать у меня. Но я не была еще влюблена. Сказывалась дистанция... Олег сразу подружился с моей мамой — Ольгой Борисовной и называл ее Олей, Олечкой. Ее отец, мой дед — Борис Михайлович Эйхенбаум — был знаменитым литературоведом, профессором, учителем Андроникова и соратником Тынянова и Шкловского. Когда деда не стало, я думала, что таких людей больше нет. И вдруг в Олеге я открыла похожие черты. Он довольно старомодно попросил у мамы моей руки. Это случилось 18 мая 1970 года. На следующий день он улетел с театром «Современник» в Ташкент и Алма—Ату на гастроли... То, что я попала на фильм «Король Лир», сыграло в моей жизни огромную роль. Для меня до сих пор есть в этом что—то мистическое: если бы этот фильм снимал не Григорий Михайлович, а кто—то другой, но снимался бы Олег — мы бы не стали мужем и женой. Что—то тут было... Я помню приход Григория Михайловича на очередной просмотр материала и его слова, обращенные ко мне: «Лиза, какой у нас вчера был Олег на съемке!!!» Я подумала тогда — почему Козинцев говорит об этом мне, может быть, он что—то знает больше меня? Тогда у меня самой еще не было никаких серьезных мыслей о нас с Олегом... Почему я вышла за Олега, хотя видела, что он сильно пьет? С ним мне было интересно. Мне было уже 32 года, и я думала, что справлюсь с его слабостью. Каким—то внутренним чувством ощущала: этого человека нельзя огорчить отказом...»

Фильм «Король Лир» вышел на широкий экран в 1971 году и завоевал несколько призов за рубежом на фестивалях в Чикаго, Тегеране и Милане. В год выхода фильма на экран Даль покинул труппу театра «Современник». Когда театр готовился к постановке «Вишневого сада» по Чехову, Олегу досталась в нем роль Пети Трофимова. Однако, Олег сказал, что эту роль играть не будет. Но предлагать ему другую роль никто не собирался, и Олег принял решение уйти из театра. Напряженные отношения Даля с руководством и частью труппы «Современника» периодически возникали на протяжении всех трех лет его повторного пребывания в этом театре. Причем, актер, часто сам провоцировал окружающих. В 1975 году во время спектакля «Валентин и Валентина» Даль внезапно присел на краешек сцены и, обращаясь к сидевшему в первом ряду мужчине, попросил: «Дай прикурить!» Зритель дал, посчитав, что в этом спектакле есть такая сцена. По этому поводу было созвано общее собрание труппы, актеру за его «хулиганский поступок» объявили выговор.

Из дневника Олега Даля:

«19 ФЕВРАЛЯ. Получил страшной силы заряд ненависти к театру «Современник»...

С этим гадюшником взаимоотношения закончились — начались счеты! Глупо!

Началось БЕЗРАЗЛИЧИЕ!

Началась моя ненависть!

Ненависть действенная.

Борьба на уничтожение.

И величайшее презрение и безразличие!..

МАРТ. 1976. НАЧАЛО...

Уход из театра решен окончательно и бесповоротно! Мозг утомлен безвыходностью собственных идей и мыслей. Нельзя и малое время существовать среди бесталанности, возведенной в беспардонную НАГЛОСТЬ».

Из письма Эфросу от 7 марта 1978 года: «Я прошел различные стадии своего развития в «Современнике», пока не произошло вполне естественное, на мой взгляд, отторжение одного (организма) от другого. Один разложился на почести и звания — и умер, другой — органически не переваривая все это — продолжает жить».

Дебют Даля мог состояться на сцене МХАТа, куда его пригласил Олег Ефремов, чтобы сыграть роль Пушкина в спектакле «Медная бабушка» по пьесе Зорина. Даль очень активно репетировал эту роль, многие, видевшие эти репетиции, считали, что в ней актера ждет несомненная удача, однако в какой—то момент постановка ему разонравилась, и Ефремову пришлось играть роль самому. Вскоре Даль уехал в Ленинград, где жила его супруга, и поступил в труппу Ленинградского драматического театра имени Ленинского комсомола. В течение двух сезонов играл Двойникова в спектакле «Выбор» по пьесе Арбузова с полным отсутствием какого—либо интереса к роли и назвал пьесу «нелепейшей стряпней».

В начале 1970—х годов Даль сыграл несколько ролей, о которых всегда вспоминал с большим удовлетворением. У Надежды Кошеверовой в «Тени» он сыграл сразу две роли — Ученого и его Тени.

У Иосифа Хейфица в «Плохом хорошем человеке» Даль сыграл Лаевского.

На телевидении в 1973 году он сыграл сразу три заметные роли: Марлоу в «Ночи ошибок», Картера в «Домби и сыне», и сбылась мечта его детства — Печорина в «По страницам журнала Печорина».

Тогда же он сыграл роль, которая позже ему очень не нравилась — роль певца Евгения Крестовского в фильме «Земля Санникова».

Эту картину в 1972 году сняли на «Мосфильме» два режиссера — Альберт Мкртчян и Леонид Попов. На роль Крестовского первоначально был выбран Владимир Высоцкий, однако его запретило снимать киноначальство, и тогда в поле зрения режиссеров появился Даль. Ему выслали в Ленинград сценарий, он с ним ознакомился и дал согласие сниматься. Однако, в ходе съемок недовольство все больше охватывало как самого Даля, так и исполнителя другой главной роли — Владислава Дворжецкого. Они считали, что из серьезного сценария получалось дешевое зрелище с песнями. Несколько раз дело доходило то того, что оба актера хотели покинуть съемочную площадку. Они доиграли до конца, но отношения актеров с режиссерами были испорчены окончательно. В итоге, исполненные Далем песни перепел Олег Анофриев, так как режиссер настаивал на том, чтобы Олег их перепел по другому, но Даль отказался.

Несмотря на критические отзывы о фильме исполнителей главных ролей, «Земля Санникова» была встречена публикой с огромным восторгом. А сам Даль записал в своем дневнике: «Июнь. Радость ИДИОТА. Мечты идиота. Мечты идиотов и т. д. А мысли мои о нынешнем состоянии совкинематографа. («Земля Санникова») Х и Y — клинические недоноски со скудными запасами серого вещества, засиженного помойными зелеными мухами. Здесь лечение бесполезно. Поможет полная изоляция».

В течение 1973 и 1974 года Олег снялся в трех кинофильмах — «Звезда пленительного счастья», «Горожане» и «Не может быть!».

Также он снялся в двух телефильмах — «Военные сороковые» и «Вариант «Омега». Режиссером картины «Вариант «Омега» был бывший греческий подданный Антонис Воязос, интернированный в СССР, окончивший ВГИК и ставший режиссером документальных и музыкальных фильмов. Ему, по странному стечению обстоятельств и были доверены съемки пятисерийной картины о работе советского разведчика в фашистском тылу. На роль немецкого разведчика барона фон Шлоссера первоначально был выбран актер Валентин Гафт. Однако, вместо него позже взяли актера Игоря Васильева. А на роль советского разведчика Сергея Скорина киноруководством был предложен Андрей Мягков. Однако режиссер стал возражать: «Такую роль должен играть человек, который меньше всего похож на нашего традиционного разведчика», — высказал свои возражения Воязос. «Кого же это вы имеете в виду?» — спросили в ответ. — Уж не Савелия ли Крамарова?» — «Олега Даля», — ответил режиссер. Олега на эту роль утвердили. 2 июня он подписал договор об участии в съемках фильма «Не ради славы» — так первоначально называлась картина, и вскоре вместе с группой выехал на натурные съемки в Таллин. Уже на второй день съемок Даль записал в своем дневнике: «Имел разговор с директором и режиссером по поводу халтуры. Если это вторая «Земля Санникова», сниматься не буду». Но опасения актера не оправдались.

Во время работы над картиной Даль дал одно из немногих в своей жизни интервью журналисту Б.Туху: «Я поставил своей задачей сыграть себя, Даля Олега, в 1942 году, в таких обстоятельствах, в каких очутился Скорин. Здесь все поступки — мои, слова — мои, мысли — мои... Скорин мне интересен своей парадоксальностью. Он не супермен. Просто человек, отстаивающий свои убеждения... В моем Скорине — та самая прелестная страннинка, которая привлекает меня в людях».

Фильм «Вариант «Омега» был завершен в середине 1974 года. Однако его премьера состоялась только через год — в сентябре 1975 года. Зрителями он был встречен очень хорошо, однако критика его практически не заметила. А Олег Даль после десяти лет невыездного положения в июне 1977 года отправился с картиной на фестиваль «Злата Прага».

Будучи востребованным актером, Даль мало снимался в те годы. После «Земли Санникова» он очень тщательно подходил к выбору рабочего материала. Эта дотошность многих поражала. Например, в 1974 — 1976 годах Даль отказался от сотрудничества с Эльдаром Рязановым, Леонидом Гайдаем и Динарой Асановой, которые приглашали его на главные роли в своих картинах. У Рязанова он должен был играть Женю Лукашина в «Иронии судьбы», однако после прочтения сценария сразу сказал, что это не его герой. Режиссер сомневался и все—таки упросил актера сделать пробы, после которых понял, что Даль абсолютно прав.

Гайдай хотел увидеть Олега в роли Хлестакова в своей картине «Инкогнито из Петербурга». Даль сначала дал согласие на съемки, но затем отказался сниматься. В своем дневнике 17 декабря 1977 года он записал: «Окончательно отказался от мечты сыграть Хлестакова. Фильм Гайдая. Соображения принципиального характера. Не по пути!!!» Асанова приглашала его на главную роль пьяницы в картину «Беда». Но, прочитав сценарий, Даль не сошелся с ней во взглядах на характер главного персонажа — хронического алкоголика и от роли отказался. Ее сыграл Алексей Петренко.

К ситуации, сложившейся в то время в отечественном кинематографе, Даль относился в свойственной ему манере — с презрением и жалостью. Вот лишь несколько отрывков на этот счет из его дневника:

«ГОД 75—й НАСТУПИЛ. Звонил оператор с «Мосфильма» — заказ сделать на мой слайд для журнала «Искусство кино». У НИХ НЕТ ИСКУССТВА В КИНО, почему же моя рожа должна принадлежать ихнему журналу? Моя рожа—это моя рожа, и больше ничья! 3. I. 75 г...


СОЦРЕАЛИЗМ — И ЧТО ИЗ ЭТОГО...

Самое ненавистное для меня определение.

Соцреализм — гибель искусства.

Соцреализм — сжирание искусства хамами, бездарью, мещанами, мерзавцами, дельцами, тупицами на высоких должностях.

Соцреализм — определение, не имеющее никакого определения.

Соцреализм — ничто, нуль, пустота.

Естество не любит пустоты.

Посему столь бездарная пустота, как соцреализм, мгновенно заполнилась всяческим говном и отребьем без чести и совести. Не надо быть талантливым, чтобы сосать такую матку, как «с—р». Надо просто знать, что надо, и на книжной полке будет расти ряд сберкнижек!

Соцреализм предполагает различные награды и звания!..

18.IV — 25.IV. 1976.

Кинофестиваль во Фрунзе. Никогда еще не видел такого количества идиотов, собранных в одну кучу!!.

Нынешние деятели искусства напоминают мне обезумевшее от тупости громадное стадо баранов, несущееся за козлом—провокатором к пропасти.

Я стою на вершине холма и наблюдаю эту картину. Кое—кого хочется остановить... Но поздно... Терпение! Терпение!

Пусть все летят к чертовой матери в пропасть, на дне которой их «блага», звания, ордена, медали, прочие железки, предательства, подлости, попранные принципы, болото лжи и морального разложения...»

Михаил Козаков писал в своих воспоминаниях о Дале: «Я до сих пор живу памятью о гармонии в театре — это было только в раннем «Современнике» и больше никогда… Там все совпало — молодость, время, состояние театра. Олегу же все время не везло. Он как бы попадал «на спуск»… И в «Современник», и в другие театры он приходил в тот момент, когда театр уже по существу умирал».

Олег был фантастически предан своей профессии. Елизавета Даль однажды рассказывала: «Беда случилась во время спектакля «На дне». Жили мы тогда в Переделкине у Шкловских — я поджидала Олега у калитки. Он с трудом вышел из такси и, хромая, пошел рядом со мной. Я спросила, что случилось. Он ответил: «Сначала футбол». (По телевизору был матч, Олег футбол любил и относился к нему серьезно.) С трудом поднявшись по лестнице на второй этаж, он пристроился на диване. В перерыве матча он рассказал, что во время спектакля каким—то образом рант ботинка попал в щель сценического пола. Олег сделал резкий поворот. Весь корпус и нога до колена повернулись, а нога ниже колена осталась в неподвижности. Было ощущение, что по ноге хлынуло что—то горячее. Он доиграл сцену, сумев передать за кулисы о случившемся. Вызвали «Скорую». Колено распухло невероятно. Но сделать обезболивающий укол побоялись — была опасность серьезно повредить ногу. Олег сказал, что доиграет спектакль, хотя врачи в это не верили. Он доиграл так, что после спектакля никто и не вспомнил, что его надо везти в больницу Склифосовского, а он удрал на дачу. Когда Олег показал ногу, мы пришли в ужас. Дело было поздним вечером, за городом, без телефона. Я забила тревогу, но Олег уговорил меня и всех, что можно подождать до утра. Он умел убедить в чем угодно. Утром с первого этажа, где жил писатель Алим Кешоков, с телефоном, дозвонились до поликлиники Литфонда. Там выяснилось, что у Олега повреждена коленная суставная сумка. Потом была операция в ЦИТО, на которой я присутствовала. Из колена выкачивали жидкость при помощи шприца. Во время всей операции Олег весело улыбался мне. Домой его привезла загипсованного от бедра до ступни. На следующий день по его просьбе я поехала в театр: «Узнай, что там с «Двенадцатой ночью». На вечер был назначен спектакль».

Но были случаи, когда Даль с первого же предложения давал свое принципиальное согласие на съемку. Так было со съемками фильма «Как Иванушка—дурачок за чудом ходил» Надежды Кошеверовой, которую он очень уважал как режиссера и человека.

Кошеверова вспоминала: «На этом фильме у нас произошла трагическая история. Для съемок был найден очень интересный конь, звали его Федька. Он был добрым и необычайно сообразительным. В него влюбилась вся группа, в том числе и Олег. Во время перерыва оператор пошел за грибами и заблудился, в результате чего съемки пришлось приостановить. Конь, привыкший к тому, что обычно в это время происходит съемка занервничал. Актеры, в т.ч. и Олег, стали уезжать со съемочной площадки. При перевозке коня, его забыли привязать в машине и на железнодорожном переезде, испугавшись гудка проходящего мимо состава, Федька выскочил из машины и поломал себе ноги. Пришлось его пристрелить. Все страшно переживали, и я впервые увидела, как плакал Олег. Кстати, Олег с гордостью рассказывал, что у него дома живет кошка, которая, когда он приходит домой, прыгает ему на плечо. Животные его любили...»

Даль не отказал режиссеру Евгению Татарскому, который предложил ему сыграть матерого уголовника Косова в фильме «Золотая мина».

Когда Даль ушел из «Современника», он решил попробовать свои силы режиссуре и поступил на Высшие режиссерские курсы во ВГИК в мастерскую Иосифа Хейфица. Но с режиссурой у него не заладилось. Он исправно посещал занятия, но мысленно подбирал себе новое занятие. В этот момент он стал работать с режиссером Анатолием Эфросом, с которым в 1973 году познакомился во время работы над телепостановкой «По страницам журнала Печорина». Эфрос хотел снимать на «Мосфильме» художественную ленту «В четверг и больше никогда» и предложил Далю главную роль — Сергея.

Фильм «В четверг и больше никогда» был закончен в 1978 году, но вышел в прокат маленьким тиражом. Герой, которого сыграл Даль — человек, который чувствовал себя лишним в обществе, сильно не понравился чиновникам, и они сделали все, чтобы картину увидели как можно меньше зрителей. В Москве фильм показывали всего лишь два дня.

В июле 1978 года Даль начал работу еще над одной ролью, которую можно назвать одной из лучших в его послужном списке. В фильме Виталия Мельникова «Отпуск в сентябре» по пьесе Александра Вампилова «Утиная охота» он сыграл роль Зилова. Это была роль, о которой Олег мечтал с тех пор, как впервые прочитал пьесу. Когда он узнал, что на «Ленфильме» готовится ее экранизация, он был твердо уверен в том, что именно его без всяких проб пригласят на главную роль. Но режиссер его не пригласил. И Даль обиделся. Так сильно, что даже когда ему все—таки позвонили со студии и предложили эту роль, он категорически отказался от нее. Его уговаривали несколько дней, и, согласился только тогда, когда ему дали понять, что кроме него больше никто эту роль сыграть не сможет. К сожалению, самому Далю увидеть себя на экране так и не привелось. Картину назвали «упаднической» и положили на полку. Ее премьера состоялась только в 1987 году, когда актера уже не было в живых.

Между тем встреча с Эфросом в 1976 году ненадолго вернула Даля в театр. Он пришел в руководимый Эфросом Театр на Малой Бронной. Но и в этом театральном коллективе Олег продержался не долго. Он сыграл там две роли — Беляева в «Месяце в деревне» и следователя в «Веранде в лесу», — но откровенно признавался, что эти роли не любит. И две роли, которые ему сыграть хотелось, он не сыграл.

Эдвард Радзинский рассказывал: «На Малой Бронной одновременно шли репетиции двух моих пьес: Эфрос репетировал «Продолжение «Дон Жуана», а Дунаев — «Лунин, или Смерть Жака». В обоих спектаклях главные роли играл Олег Даль. Даль был уникальным, фантастическим актером. Он репетировал «Лунина» на грани жизни и смерти, казалось, миг — и он умрет. Осветители, завороженные его игрой, забывали светить... Олег требовал такой же предельной отдачи от партнеров, партнеры не выдерживали и уходили, играть с ним рядом было трудно, невозможно. Олег нервничал, срывался... Премьеры «Лунина» и «Продолжения «Дон Жуана» приближались. А надо сказать, что к этому времени Олег Даль не сыграл в театре ни одной главной роли, но существовала легенда о гениальном театральном актере Олеге Дале. И он понимал, как много от него ждут, как важны для него эти спектакли — или все, или ничего, — понимал и нервничал. И вот незадолго до премьеры произошла следующая история: Анатолия Эфроса пригласили для постановки в США, и он ухал, не предупредив никого, в том числе Даля. Олег, который пришел в этот театр для того, чтобы играть у Эфроса (в договоре с театром был именно такой пункт, что он играет только в спектаклях поставленных Эфросом) был обижен таким отношением и ушел из театра. Даль был болен одной из самых прекрасных и трагических болезней — манией совершенства...»

Вот что записал Даль в своем дневнике в августе—октябре 1977 года: «Эфрос ясен как режиссер и как человек. Просто ларчик открывался. Как человек — неприятен... Как режиссер — терпим, но, боюсь, надоест... С одной стороны, ему нужны личности, с другой — марионетки. Вернее, так: он мечтает собрать вокруг себя личности, которые, поступившись своей личной свободой, действовали бы в угоду его режиссерской «гениальности» словно марионетки. Он мечтает не о «содружестве», а о диктатуре...»

В мае 1978 года благодаря стараниям директора Театра на Малой Бронной И.Дупака семье Даля удалось получить новую квартиру в центре города на 17—м этаже. И у Даля появился собственный, оригинально устроенный кабинет.

Олег придумал в квартире стену из книжных полок, в центр которых была встроена дверь. Олег проводил наедине с самим собой много времени, там же он записал моноспектакль «Наедине с тобою, брат», на стихи Лермонтова.

После ухода из Театра на Малой Бронной Даль попал в труппу Малого театра, где его вскоре ввели на роль Алекса в спектакле «Берег» по Ю, Бондареву. Но особой радости это ему не доставило.

Кинематографическая карьера актера в 1978—1979 году развивалась витиевато. Даль был утвержден на главную роль в картине Александра Митты «Экипаж», но в последний момент отказался от съемок. Отказ был мирно обсужден между актером и режиссером, который нашел на эту роль другого исполнителя — Леонида Филатова. Но руководство «Мосфильма» посчитало поступок Олега нарушением трудовой дисциплины и издало негласное распоряжение в течение трех лет не снимать актера в картинах киностудии. Даль не знал об этом приказе, но ему пришлось столкнуться с его последствиями.

В начале того же года Даль отверг еще одну главную роль: в телефильме Михаила Козакова «Безымянная звезда» он мог сыграть Марина Мирою. Козаков очень хотел, чтобы эту роль сыграл именно он, однако Далю сценарий не понравился и эту роль в картине сыграл Игорь Костолевский. Но Даль принял предложение Евгения Татарского сняться в «Приключениях принца Флоризеля». Съемки картины проходили в Сочи. Елизавета Даль рассказывала: «Сочи. Море. Солнце. Все в приятной расслабленности — покупаться, позагорать. Съемки в ботаническом саду — павлины, цветы — все дивно красиво. Я пришла на съемку на второй день — там странная обстановка. Все дерганые, все нервничают. Меня отводит в сторону режиссер Е.Татарский: «Лиза, Олег там в автобусе что—то капризничает — посмотри, что можно сделать». Вхожу в автобус. Олег сидит серый. Сделать ничего нельзя. Спрашивать тоже нельзя. Сам возвращается на площадку, и все делается ясным: костюм спереди на булавке, сзади горбится. И это принц Флоризель, о котором говорят, что он самый элегантный человек в Европе. Олег пытается объяснить: костюм должен быть таким, чтобы, посмотрев по телевизору, завтра же взяли эту моду. Такого принца не было, эпоха неизвестна, фантазируй — сколько хочешь. Вместо этого все из подбора, старые, пыльные, «играные» вещи, не всегда по размеру. На помощь пришла Б.Маневич, художник—постановщик «Ленфильма», много работавшая с Олегом. Она показала фактуру Олега, освобождая ее от затиснутости в неуклюжие, неинтересные и громоздкие вещи. Успокоившись, Олег начинал шутить: «Вы что, хотите, чтобы я принца играл или Жоржика из Одессы?»

Другой участник съемок, актер Игорь Дмитриев вспоминал: «Как—то мы делали одну сцену «восьмеркой», когда диалог снимается из—за плеча сначала одного, а потом другого актера. Уже отсняли Олега и начали меня — из—за его плеча. Я обращаюсь к Флоризелю — Далю и говорю: «Принц, я должен отомстить за смерть брата». А он в кадре, при включенной камере мне отвечает: «Игорь Борисович, вы купили что—нибудь нам на ужин? Съемка закончится, нам же жрать будет нечего!» — «Стоп! — говорит режиссер. — Замечательно!» — «Что замечательно? Вы не слышали, что сказал Олег?» — возмутился я. «Игорь Борисович, у вас от неожиданности так сверкнул глаз, вы иначе никогда бы это не сыграли», — лукаво ответил Даль».

Первоначально фильм назывался «Клуб самоубийц, или Приключения одной титулованной особы». Однако кому—то из руководства такое название не понравилось, и сам сюжет вызвал нарекания. В результате картина только в 1980 году она вышла на экран под названием «Приключения принца Флоризеля».

К моменту выхода фильма на экран артист пребывал в подавленном настроении. Его травля на «Мосфильме» продолжалась, и начало сдавать здоровье — подводило сердце. В.Трофимов вспоминал: «С горечью вспоминается наша последняя встреча. Весной 1980 года я приехал к нему со сценарием об А.Блоке. Дверь открыл измученный, с запавшими глазами человек, в котором было трудно узнать лучистого, всегда элегантно—подтянутого Даля. Разговор был тяжелый. «Я очень хочу, но, наверное, не смогу взяться за ту работу... Я не могу пока ничем заниматься... Они добили меня...» Слово за словом выдавил я из него возмутительную историю травли актерским отделом «Мосфильма». Как был раним этот гордый человек...»

Елизавета Даль говорила, что у них дома в туалете лежала огромная пачка сценариев, от которых Даль отказался: «У него была масса предложений сыграть что—то партийное, советское, за что он получил бы большие деньги, звания… Все отвергалось на корню. Ни за одну его роль сейчас не стыдно. Ни за один фильм я не краснею, и не покраснел бы он».

В 1980 году режиссер «Мосфильма» Леонид Марягин приступил к работе над картиной «Незваный друг». Фильм рассказывал о двух молодых ученых: Викторе Свиридове и Алексее Грекове. Первый из них был бескомпромиссен, второй — изворотлив. Картина рассказывала о конфликте между ними. На роль Свиридова первоначально был утвержден Александр Кайдановский. Однако, прочитав сценарий, он от роли отказался, посчитав, что фильм с таким сюжетом — заведомо непроходной. И режиссер решил пригласить Даля.

Марягин вспоминал: «Я послал ему сценарий в Ленинград, где он тогда снимался, с запиской: «Прошу читать роль за словами и между слов». Олег дал согласие пробоваться, приехал и во время первой же встречи сказал враждебно: «Я всегда читаю роль между слов. Но хотел бы знать, о чем вы будете делать картину». Я начал рассказывать, а Олег слушал с непроницаемым лицом. Говорить было трудно. Моя экспликация, наверное, походила со стороны на отчет подчиненного перед начальником. Я закончил и ожидал «приговора» Даля. Но он не стал долго разговаривать, открыл сценарий и с ходу сыграл сцену, точно поймав способ существования своего будущего героя — Свиридова. «Если мы говорим про человека, который не верит, что доброе дело в его среде может совершиться, и последний раз пытается убедиться в этом, — давайте пробоваться! Только вряд ли меня вам утвердят!»

Когда заведующий актерским отделом «Мосфильма» А.Гуревич узнал о том, что Даля собираются снимать в очередном фильме, он тут же заявил, что не допустит этого. Актер пошел к нему на прием. Елизавета Даль рассказывала: «Гуревич начал оскорблять артиста: «Кто вы такой? Вы думаете, что вы артист? Да вас знать никто не знает. Вот Крючков приезжает в другой город, так движение останавливается. А вы рвач. Вам только деньги нужны». Олег молчал, сжимал кулаки, потому что понимал — еще минута, и он ударит. Пришел домой с побелевшим лицом, трясущимися руками и сел писать письмо Гуревичу, но все время рвал написанное. Долго не мог прийти в себя после такого чудовищного унижения и хамства».

В те дни в дневнике Даля появилась такая запись: «Какая же сволочь правит искусством. Нет, неверно, искусства остается все меньше, да и править им легче, потому что в нем, внутри, такая же лживая и жадная сволочь...» А чуть позднее появилась новая запись: «Ну что ж, мразь чиновничья, поглядим, что останется от вас, а что от меня!».

Но Марягин все же утвердил Даля на роль Свиридова.

Марягин рассказывал: «Тут в мою комнату на студии начали приходить «доброжелатели», жалеющие меня: — Что ты сделал?! Ты хочешь укоротить себе жизнь, работая с этим актером? И рассказывались в подтверждение тезиса разные истории о его невыносимом характере: из театра ушел, поссорившись, с одной картины ушел в разгар съемок, на другой — до конца съемок не разговаривал с режиссером, делая роль по своему усмотрению. Первого съемочного дня я ждал, как ждут, наверное, исполнения самого тяжкого приговора. Олег явился на съемку минута в минуту, независимый, подчеркнуто держащий дистанцию, образовывающий вокруг себя поле напряженности. Я подходил к актеру, как входят к тигру в клетку. Но тигр не нападал, постепенно ощущение неуюта прошло, и возникло немногословное, как мне показалось, понимание...»

В разгар съемок в Москве случилось несчастье — умер Владимир Высоцкий, с которым Даль в последнее время сблизился на съемках фильма Иосифа Хейфица «Плохой хороший человек».

Это был «актерский дуплет», идеальное двойное попадание в роли, идеальное взаимодействие в дуэте. Кто—то сформулировал: «Высоцкий — слабый в своей силе, и Даль — сильный в своей слабости».

Они не были приятелями на каждый день, общались редко, не дружили домами, но духовная связь меж ними была прочнейшая. Они понимали, чувствовали друг друга. Даже в движении к смерти и у того и у другого была какая—то дьявольская синхронность. По словам очевидцев, видевших Олега на тех похоронах, он выглядел ужасно и твердил: «Ну вот, теперь моя очередь». Михаил Козаков вспоминает: «На похоронах Галина Волчек подошла ко мне и спросила на ухо: «Может, хоть это Олега остановит?»

После похорон в своем дневнике в октябре 1980 года Олег записал: «Стал думать часто о смерти. Удручает никчемность. Но хочется драться. Жестоко. Если уж уходить, то уходить в неистовой драке. Изо всех оставшихся сил стараться сказать все, о чем думал и думаю. Главное — сделать!»

В день рождения Высоцкого 25 января 1981 года — Даль проснулся утром на даче и сказал жене: «Мне снился Володя. Он меня зовет». Буквально через несколько дней после этого в разговоре с В.Седовым Олег печально заметил: «Не надо меня врачевать, мне теперь все можно — мне теперь ничего не поможет, ведь я не хочу больше ни сниматься, ни играть в театре».

О скором приближении смерти Даль говорил не только своим близким, но и друзьям, коллегам по работе. Игорь Дмитриев вспоминал: «Мы снимались в «Приключениях принца Флоризеля». Тема приближающейся смерти в разговорах Олега звучала постоянно. Как—то в Вильнюсе мимо нашего автобуса проехал траурный катафалк с возницей в цилиндре, с раскачивающимися красивыми фонарями. «Смотрите, как красиво хоронят в Литве, а меня повезут по Москве в закрытом автобусе. Как неинтересно».

Леонид Марягин вспоминал: «Мы говорили с Ромашиным о трудностях, с которыми снималась картина. Даль молчал, глядя мимо нас. И только через полчаса спросил Анатолия Ромашина:

— Толя, ты живешь там же?

Ромашин жил тогда у Ваганьковского кладбища.

— Да, — ответил Ромашин.

— Я скоро там буду, — сказал Даль...»

В начале 1981 года Даль активно репетировал роль Ежова в постановке Малого театра «Фома Гордеев». Роль ему нравилась, однако, Даль был намерен, сыграв премьеру, уйти из театра. В то же время ему пришло предложение с киевской киностудии сняться в лирической комедии. Оно заинтересовало актера, и он дал свое согласие на пробы.

Олег Даль поехал в Киев и там неожиданно ушёл из жизни 3 марта 1981 года. Это случилось в гостиничном номере. Последним человеком, который видел Даля живым, был актёр Леонид Марков, с которым они вместе пробовались в одну картину.

Версию ухода из жизни в этом материале, я изложу ту, которую лично услышал от Лизы Даль, с которой был очень хорошо знаком. В своем номере Олег Даль принял снотворное. Во сне у него начались приступы рвоты, и оказались блокированы дыхательные пути. Прибывшие на место происшествия врачи ничего не смогли сделать. Актер скончался в результате несчастного случая.

Олег Даль был похоронен на Ваганьковском кладбище.

Режиссер Юлия Проскурня—Завьялова сняла об Олеге Дале прекрасный документальный фильм «Олег Даль. Кино, которое было». А Леонид Филатов рассказал о Дале в одной из своих передач из цикла «Чтобы помнили».






Материалы сайта www.peoples.ru
http://chtoby-pomnili.com/

Фильмография:

1962 Мой младший брат
1963 Первый троллейбус
1963 Человек, который сомневается
1965 Строится мост
1965 Черный котенок (новелла в к/а "От семи до двенадцати")
1967 Женя, Женечка и "Катюша"
1967 Хроника пикирующего бомбардировщика
1968 Солдат и царица
1968 Старая, старая сказка
1970 Король Лир
1971 Тень
1973 Земля Санникова
1973 Плохой хороший человек
1973 Пожар во флигеле, или подвиг во льдах
1974 Герой нашего времени. Страницы журнала Печорина
1974 Домби и сын
1975 Вариант "Омега"
1975 Горожане
1975 Звезда пленительного счастья
1975 Не может быть!
1975 Ночь ошибок
1976 Обыкновенная Арктика
1977 В четверг и больше никогда
1977 Золотая мина
1977 Как Иванушка—дурачок за чудом ходил
1977 Личное счастье
1978 Острова в океане
1978 Расписание на послезавтра
1979 Отпуск в сентябре
1979 Приключения принца Флоризеля
1980 Мы смерти смотрели в лицо
1980 Незваный друг






Интервью с Елизаветой Алексеевной Даль: "Свой дом он закрыл от всех".
ПРЕДИСЛОВИЕ

Есть такие встречи, уважаемые читатели, которые в качестве событий прочно занимают самые важные места в нашей жизни. О которых мы помним и, не случись таковых, течение нашей жизни могло пойти иначе. Хотя поначалу мы можем вполне не отдавать себе отчет в значительности происходящего…

В конце 90-х любопытство к биографиям значительных русских актеров привело меня в квартиру на Смоленском бульваре к вдове Олега Ивановича Даля – Елизавете Алексеевне Даль. Целью знакомства был последующий выпуск диска и кассеты с песнями Олега. В тот момент я предположить не мог, что наше знакомство с Лизой может растянуться на приличный срок.

Елизавета Алексеевна и Ольга Борисовна.

Сказать, что Елизавета Алексеевна (которую я буду называть далее Лизой, как она себя величать всегда и просила), была очень достойным человеком – не сказать ровным счетом ничего об этой совершенно замечательной женщине. Чувство такта, природная деликатность, чувство собственного достоинства, умение сопереживать чужому несчастью, тщательно скрывая свое, необыкновенная мудрость, скромность – совершенно неполный список достоинств, которым обладала эта необыкновенная женщина. И ее мама – Ольга Борисовна Эйхенбаум, никак не уступала своей замечательной дочери. Обе они представляли собой яркий пример московской интеллигенции, и были прямыми потомками известного российского писателя Бориса Эйхенбаума. Чьи труды, как часто водится в родном Отечестве, старательно изучают в учебных заведениях за рубежом и не очень знают на Родине. С первых часов знакомства было совершенно понятно, почему именно Лиза стала единственной любимой женщиной Олега, и почему Ольгу он называл «своей любимой тещей». Оказаться в компании столь мудрых, интеллигентных и необыкновенно приятных женщин – это мечта любого более-менее вменяемого мужчины. Даже одна такая женщина, встретившаяся на жизненном пути – большая редкость. А если сразу две… Так много счастья обычно в жизни не бывает. Но Олегу Ивановичу Далю кое в чем явно везло в жизни. И не только в актерском ремесле.

Не погрешу против истины – и с Лизой, и с Ольгой у меня практически установились самые замечательные отношения. В общем, странно, если бы получилось иначе. Диск и кассета с песнями Олега очень скоро были выпущены моей достаточно скромной фирмой в свет. Более того, вторым шагом нашего «сотрудничества» был выход на кассетах и дисках моноспектакля Олега по произведениям Лермонтова. Естественно, акция была некоммерческой. Но приносить вдове знаменитого актера неограниченное количество авторских экземпляров, не скрою, было приятно. А, поскольку количество гостей у Лизы при всей ее склонности к затворническому образу жизни и нежеланию давать какие-либо интервью, текло неиссякаемым потоком – авторские диски имели обыкновение заканчиваться непредсказуемо быстро. Что, в свою очередь, было для меня приятным поводом посетить ее квартиру вновь.

Я и представить не мог, что в момент кризиса 1998-го года, после полной потери своего небольшого бизнеса, когда я, как назло, умудрился опрометчиво развестись с первой супругой, практически подарив ей предварительно свою честно заработанную квартиру, именно Лиза предложила мне пожить в ее пятикомнатной квартире. Причем – в кабинете самого Олега.

Кабинет Олега Ивановича. Трудно теперь в это поверить, но я в нем жил...

Покаюсь и признаюсь – атмосфера того времени не позволила мне как-то обогатить свой внутренний мир и полноценно воспользоваться таким шикарным подарком судьбы. Потеря всех материальных ресурсов, развод, депрессия были не лучшим фоном для плотного знакомства с внутренним миром Великого Актера, которым, несомненно был Олег Даль. Так я и прожил полгода, в общем, скатываясь по наклонной, в обществе столь замечательных женщин, окруженный любимыми произведениями Олега и десятками бегемотов, которых Олег страстно обожал и коллекционировал на протяжении всей своей жизни, и дрых на его диване. Не ругайте меня строго, уважаемые читатели, за такое странное поведение. Будь моя воля и появись возможность отправиться в то совершенно удивительное время – взял бы хорошую дубину, и попотчевал бы себя, голубчика, самым добросовестным образом. Для стимуляции любопытства, так сказать. Но машина времени сейчас, видимо, в чьем-то другом распоряжении…

Но это совершенно не значит, что занимался я исключительно просиживание штанов. И от Лизы, и от Ольги, в наших весьма задушевных разговорах за чашкой вечернего чая, естественно, речь шла о многом. О чем угодно. Единственное, о чем мы не говорили – это о всякой ерунде. Ни Лиза, ни Ольга никогда не скатывались до обсуждения каких-либо дурацких частностей и не были похожи на судачащих старушек. Это были женщины живого ума и большого кругозора. А любые известные моральные и этические нормы можно было смело сверять по ним, как по швейцарскому хронометру.

Осознание этого, правда, пришло ко мне намного позже…

Тогда же можно было просто наслаждаться своим счастьем, не понимая меры такового… Единственное, что мешало общению – здоровье Лизы. После гибели Олега у нее развилась хроническая астма. Повлекшая ряд осложнений. Лиза крайне редко выходила из дома. Ольга тоже. За продуктами практически всегда ходили не они. Так получалось, что в жизни этих женщин был еще кто-то, кто всегда готов был помочь. В пятикомнатной квартире в момент моего там проживания, кроме Лизы и Ольги жила еще одна девушка – Лариса. У Лизы не было детей. И если в ее жизни появлялся кто-то, кто внушал самой Елизавете Алексеевне огромное доверие – этот человек становился практически членом семьи. Не смотря на какое-либо отсутствие родственных связей. Странным, конечно, такое со стороны может показаться. Не общепринятым. Да так ли это важно?

Рассказать – о чем мне довелось общаться с Ольгой и Лизой, может быть, и нужно, но если сказать честно – это достаточно сложно. Да речь шла и о буднях Олега, большом количестве интересных случаев, случившихся с Лизой и Олегом во время их семейной жизни. О Высоцком. О том, как Олег относился к своим ролям. К современникам. О друзьях семьи. О родственниках Олега. О курьезных случаях. О грустных. О том, как Олег снимал, а точнее - «локализовал», свою нереализованность алкоголем. Историй, больших и маленьких, грустных и смешных, эпизодов и рассказов – много. Но, в данном случае, речь не совсем об этом. А вовсе о другом…

Жили две замечательные женщины. Лиза и Ольга. Нет, это не те личности, о которых можно сказать «богема». Или кумиры, или еще не знаю – пафосное что… Есть такая категория людей, которые, появляясь в твоей жизни, вольно или невольно меняют твои основы жизни качественно. Они вводят новые ориентиры и укрепляют все хорошее, что ты до момента знакомства мог ощущать и предполагать, но никак не осознавать и использовать. Они могут смотреть на плохое в тебе, молча игнорировать – но это будет такое молчание, которое даже через много лет после их ухода из жизни будет тебя сдерживать и качественно дополнять. Вот такие дела, уважаемые читатели.

Ольга Борисовна умерла очень тихо и незаметно, в больнице 8 августа 1999 года. Сама Ольга так и не узнала, что у нее – рак. Лиза умерла немного позже – 21 мая 2003 года. За четыре дня до дня рождения Олега – 25 мая. У нее был бронхиальная астма и ишемия.

В рейтинге личностей, оказавших влияние на формирование моего мировоззрения, эти два дивных (любимое их слово) человека, навсегда заняли первые места. При жизни Лиза написала книгу воспоминаний об Олеге: «Олег Даль. Взрослый молодой человек».

Не знаю – продается ли эта книга сейчас, во всяком случае, это издание готовилось повторно к печати. Если кому-то оно попадется на глаза – рекомендую. Это самый точный рассказ о жизни Олега Ивановича Даля и о том, какие замечательные женщины его окружали. Рассказ стоит того. Дело даже не в том, что эти воспоминания – хорошая литература. Это – замечательная история о том, как можно достойно прожить свою жизнь в любых обстоятельствах. И, как правило – в очень непростых.

В 2004 году об истории взаимоотношений Лизы и Олега Даля была снята телевизионная передача из цикла «Больше, чем любовь».



Андрей Гончаров


ЛИЗА ДАЛЬ: «СВОЙ ДОМ ОН ЗАКРЫЛ ОТ ВСЕХ»


С Олегом я прожила счастливую жизнь. Не прилагая особых усилий, он сделал меня совершенно другой: я забыла о прежней Лизе Апраксиной и одолела профессию жены Художника, которому трудно. Хоть и научилась смотреть на все его глазами, жить его делами, все равно он так и остался для меня загадкой. Прекрасной. Я умерла вместе с ним. Сохранилось нечто, что знает о нашей жизни. Когда думаю о прошлом, вспоминаю их – Лизу и Олега, а не себя и его.

Я выросла в знаменитой в Ленинграде писательской надстройке на канале Грибоедова, где когда-то жили Шварц и Зощенко – друзья моего деда, профессора филологии Бориса Эйхенбаума. Я же – известная хулиганка – дружила только с мальчишками, причем исключительно со шпаной, водила домой всех дворовых «авторитетов», отчего дед с мамой приходили в ужас. А это было просто хитростью с моей стороны. Дело в том, что дом, в котором мы жили, был смешанного типа: нижние этажи – пролетарские, а верхние три – писательская надстройка. Дед именовал его «недоскребом». Нижние этажи дружно обзывали нас «писательскими суками», «профессорскими стервами» и запросто могли запустить вслед камнем. Я быстро поняла, что с «нижними» необходимо подружиться, и стала у них чуть ли не заводилой. Если кому-то из писательских девчонок нужно было идти через наш большой двор-колодец, просили меня: «Лиза, проводи!» Потом в одного из шпанят, Витю Лосева по кличке Лось, даже влюбилась. Помню, дед был в шоке от объекта моей страсти и как-то за чаем обидно скаламбурил: «Я видел Витю Лосева, ничего холосева». Я заплакала. И продолжала любить Витьку, хоть он и не обращал на меня никакого внимания.

На нашей лестничной площадке жил Мишка Козаков, сын одноименного писателя. Он был старше меня на три-четыре года, поэтому рядом с ним я «ходила в детях». Мы даже в одной школе учились, немецкой, Петершуле, но на разных «половинах»: он – на мужской, я – на женской. Вся моя половина была поголовно влюблена в Козакова, необыкновенно красивого и к тому же талантливого. Он занимался во всех кружках: и хореографическом, и драматическом, и фехтовальном... Мы дружили с Козаковыми семьями и часто приглашали на дом фотографа, чтобы сделать снимки на память. Все, не сговариваясь, хотели сняться вместе с Мишкой – настолько он был прекрасен, наш семейный альбом был просто забит фотографиями с ним. Но однажды вдруг обнаружилось, что осталась всего одна – остальные украли. А я все удивлялась: и что это у меня постоянно толкутся одноклассницы?! Когда родители (отец умер в блокаду, и мне его заменил дед) уходили в гости, меня подкидывали Козаковым. Мишка относился ко мне снисходительно – я была для него ребенком. Видимо, поэтому я допускалась к игре в дурака. Естественно, всегда проигрывала и приходила домой вся в черных пятнах от жженой пробки, которой проигравшему ставились отметины на лице. Однажды мне разрешили встретить Новый год во взрослой компании Миши – я уже училась в девятом классе. В ту пору у него был серьезный роман с будущей женой Гретой. Я чувствовала себя не в своей тарелке, потому что там и выпивали, и целовались во всех пяти комнатах огромной квартиры. И когда ко мне пристал с поцелуями его друг Юра, я в слезах убежала домой.

– И что, так продолжалось до вашей свадьбы?

Вообще период до первого замужества был у меня очень бурный; признаюсь – я жила двойной жизнью. У нас в доме обожали собираться гости, несмотря на то что деда выгнали из университета и Пушкинского дома за «формализм и космополитизм». Анатолий Мариенгоф с женой, актрисой Никритиной, Козаковы, Шварцы, иногда Ольга Берггольц (правда, редко – она пила, и ее старались не приглашать), артист Игорь Горбачев, Юрий Герман, отец Алеши, писатель Израиль Моисеевич Меттер, автор сценария «Ко мне, Мухтар!», тайком от деда в портфелях приносили прямо на кухню продукты. А тот все удивлялся и спрашивал у дочери: «Оля, откуда у нас такое изобилие, ведь денег нет?»

Меня, пятнадцатилетнюю, уже допускали к столу и даже наливали рюмочку коньяка. Мы сидели с Мишкой с гостями, пока Мариенгоф не начинал рассказывать свои любимые скабрезные анекдоты. Тогда раздавалась команда: «Диван!» – и Мишка уходил в соседнюю квартиру, а я в свою комнату. Так вот, 45-летний Меттер был невероятным сердцеедом, несмотря на молодую очаровательную жену-балерину из Мариинки. Однажды он постучался ко мне и пригласил танцевать на взрослую половину. Все присутствующие смеялись: «Вот и у Лизы кавалер появился!» С этих пор мы с ним «стали гулять» – он жил через дорогу, за Исаакиевским, и мы выгуливали его фокстерьера Тришку, потом Меттер долго провожал меня до дома. Стояли белые ночи. Его жена уехала на гастроли в Париж, так что наш тайный платонический роман развивался стремительно. Пока... не перерос во взрослый. Мы, абсолютно не скрываясь, ходили в рестораны, Дом писателей. Мне было хорошо с ним, хоть я не понимала ничего во взрослой любви – просто приятно, и все! Вечером я тянула из прихожей в свою комнату телефон, и мы разговаривали до утра. Однажды он, не выдержав, пришел ночью к нам домой, поскребся у входной двери, а так как моя комната была ближе других, я услышала и открыла. Меттер стоял на пороге с туфлями в руках. Мы шмыгнули в мою комнату и замерли в страхе: кто же зайдет первым – дед или мама? В шесть утра он тихонько ушел. А за завтраком дед вдруг говорит: «Оля, ты знаешь, я сегодня ночью решил, что наша Лизка завела любовника. Уже было ноги спустил с постели, когда понял, что она кота выпустила в коридор». Я похолодела.

Первой о нас узнала мама. Оказывается, я во сне звала своего тайного любовника. Она исцарапала Меттеру все лицо, но тот стоял на своем: «Если мне предложат сейчас царевну, я все равно выберу Лизу». Мама поняла, что сделать ничего не может, и стала нас покрывать – каждый раз звонила: «Лиза, мы возвращаемся». Но когда об этом наконец узнал дед, началось такое! Ведь Меттер был близким другом семьи. Вначале его избил Виктор Шкловский, потом Миша Козаков надавал оплеух. История прошумела на весь Ленинград. Несчастного соблазнителя осудил Союз писателей, и его сослали на несколько месяцев в Калугу. Сейчас я понимаю, что совсем тогда не любила – это была просто первая женская страсть к мужчине. Я ведь даже никогда не называла его как все, Селик, а обращалась только по имени-отчеству и на «вы». Слава Богу, что он оказался опытным и терпеливым и не развил во мне отвращение к сексу. Мы встречались и потом...

Кстати, именно благодаря этой истории узнала, что Лешка Герман, оказывается, был влюблен в меня с восьмого класса. Мы как-то встретились с ним в Доме творчества в Репине, и он признался: «Знаешь, весь восьмой класс у меня прошел под девизом «Лиза Апраксина». Но однажды ночью, возвращаясь домой, увидел, как на канале Грибоедова ты целовалась с Селиком. Я не бросился в воду только потому, что там плавают какашки». Он никому не сказал об этом, даже отцу. Лешка был известным «авторитетом» в своем районе, жил недалеко, на Марсовом поле, и часто мне важно говорил: «Лиза, если кто будет приставать, скажи: «Сейчас Лешика позову», и от тебя тут же отстанут».

– А какими для вас были последствия этого романа?

Когда я в восемнадцать лет собралась замуж за Леню Квинихидзе, моего ровесника, он мне устроил допрос с пристрастием: «Правда ли то, что говорили о тебе и Меттере? И девушка ли ты?» Я сказала: «Это все правда». Он долго бесновался, кричал, плакал, а потом смирился, и мы все-таки поженились. Тогда он носил фамилию папы, известного режиссера Файнциммера, и стоял перед выбором – взять ли мою девичью фамилию Апраксина, или мамину Квинихидзе: он тоже, как и папа, решил стать режиссером и не хотел, чтобы их путали. В итоге выбрал мамину. Потом, много лет спустя, когда мы уже встречались как друзья, он пожаловался: «Зря я твою фамилию не взял, теперь мне одни грузины звонят и пишут». Мы жили с Леней в соседних домах, и наша женитьба свелась к перетаскиванию двуспальной кровати красного дерева из его подъезда в мой. А помогал нам внук Ворошилова, Володя. Мы неоднократно то сходились, то расходились, вместе практически и не жили. Вплоть до встречи с Олегом мы с Леней бегали друг к другу; но то он был несвободен, то я... И тем не менее нам удалось сохранить теплые дружеские отношения. Именно благодаря ему я получила прекрасную профессию монтажера.

Когда мы с Леней разошлись, меня закружило. Я очень легко влюблялась. При этом, отмечу, у меня никогда не было плохой репутации. Один их моих возлюбленных, молодой литератор, безумный бабник, изменял мне направо и налево. Помню, пришла к нему утром, а у него в постели – блондинка. На вопрос «Кто это?» он невозмутимо ответил: «Понятия не имею». К радости мамы, я с ним вскоре разошлась. Однажды мои соседи, писатели Бакинские, папа с сыном, пригласили меня в гости. У них сидел Иосиф Бродский. Иосиф был уже очень известен в Ленинграде, но еще не во всем мире. Он сразу покорил мен