Мария Медичи ( 26 апреля 1575, Флоренция—3 июля 1642, Кёльн) — королева Франции, дочь великого герцога Франческо I Тосканского и Иоанны Австрийской, по настоянию Фердинанда Медичи в 1600 вышла замуж за Генриха IV Французского. Несмотря на красоту свою, она отдалила от себя супруга слишком властным характером и постоянными сценами ревности. Особенно ненавистно было Генриху IV влияние на неё её прислужницы Леоноры Галлигаи и мужа последней, Кончини.
Когда Генрих, в 1610 году, хотел отправиться с войском в Германию, для поддержки протестантов, она уговорила его короновать её в Сен-Дени. На следующий день, 14 мая, король был убит Равальяком. Подозрение, что Мария была соучастницей в этом деле, неосновательно. Она приняла регентство за несовершеннолетнего сына своего, Людовика XIII, при затруднительных обстоятельствах. Угрожаемая высшей аристократией, Мария стала опираться на клерикальную и испанскую партию. Главными советниками её сделались испанский и римский посланники и Кончини, которого она в 1614 году пожаловала в маркизы д’Анкр. Принцы крови и знать неоднократно предпринимали восстания, подавлять которые Марии удавалось лишь ценой больших усилий и жертв. И после провозглашения молодого короля совершеннолетним, в 1614 году, Мария удерживала в своих руках бразды правления, пока Людовик, подстрекаемый своим любимцем Альбером де Люинь, не велел убить Кончини (1617) и удалить мать в Блуа.
В феврале 1619 Мария бежала в Ангулем, помирилась с сыном и после смерти Люиня (1621) вернулась в Париж, где снова стала во главе государственного совета. Чтобы упрочить своё влияние, она доставила Ришелье место в министерстве, но вскоре была им отстранена от дел. Напрасно она приводила в движение все рычаги, чтобы удалить ненавистного министра от двора; в так называемый «день обманутых» ( 11 ноября 1630) она окончательно должна была признать себя побежденной своим противником и в июле 1631 бежала в Брюссель. Удаленная оттуда по требованию Ришелье (1638), она переселилась в Англию, потом в Кельн, где умерла почти в бедности. Париж обязан Марии прекрасным люксембургским дворцом, бульваром Cours la Reine, хорошими водопроводами и собранием аллегорических картин Рубенса в Лувре.
В начале 1622 Мария Медичи, вторая жена французского короля Генриха IV, а после его смерти в 1610 году, регентшa при малолетнем Людовике ХIII, заказала Рубенсу огромный цикл (24 большие картины) на темы из своей собственной биографии. Королева-мать только что помирилась со своим сыном. Вернувшись в Люксембургский дворец, который покинула из-за ссоры, она решала украсить галереи работами Рубенса. Одну - сценами из своей жизни, другую - прославляющие её мужа, погибшего от руки убийцы.
Задача была нелёгкая. Королева не была красива, ничем не блистала, кроме безмерного честолюбия и склонностей к интригам. Образ Марии Медичи, созданный в этом цикле, значительно отличается от рисунков, сделанных Рубенсом, по-видимому, непосредственно с натуры.(*см. пост от 22.11.08). Зрители видят немолодую женщину с оплывшей жирной шеей, с нависающим пухлым двойным подбородком, большой нос, близко расположенные к переносице маленькие глазки, низкий лоб. Только с натуры, пристально вглядываясь и мгновенно перенося на бумагу увиденные черты, можно сделать такой беспощадный портретный набросок. Здесь нет места фантазиям и спасительным аксессуарам. Только правдивые, безжалостно переданные художником черты ожиревшего лица и довольно тупое выражение взгляда королевы-матери запечатлел на своем рисунке Рубенс. Это маловыразительное лицо предстояло Рубенсу изобразить на парадном портрете и в огромном цикле.
Насколько Рубенс был опытным дипломатом и политиком, настолько же эти его качества проявлялись и в официальных портретах. Портретные образы коронованных особ представали перед зрителями умело преподнесенными портретистом: все природные недостатки скрашивались и уходили в тень, а пышность костюма, величие обстановки должны были чисто внешне придать фигурам портретируемых необходимую значительность и торжественность. И до Рубенса и после него многие живописцы шли этим знакомым для официальных портретистов путем. Скрывая многие внешние и внутренние недостатки модели, приукрашивая и идеализируя ее, Рубенс писал портреты Марии Медичи.
Первое посещение Рубенсом Парижа длилось шесть недель, и было предназначено только для предварительного обсуждения деталей заказа. Однако, Рубенс напряженно работал: он осмотрел дворец, где должен был быть расположен цикл, наметил размеры полотен, написал парадный портрет Марии Медичи и начал портреты короля Людовика XIII и его жены Анны Австрийской, которые окончил в период 1622-25г.
Переговоры вёл советник королевы, Клод Можи, горячий сторонник способности Рубенса выполнить такой огромный заказ (учитывая и цикл картин о Генрихе IV). Он публично объявлял, что никто, и за десять лет, не выполнит то, что Рубенс предполагает сделать за четыре года.
Было решено и согласовано всеми сторонами, что Рубенс закончит два цикла картин ( художественное оформление двух полных галерей в Люксембургском дворце) за двадцать тысяч крон. Первый цикл - 24 картины, включая портреты королевы и её родителей.
Действительно, заказ был одним из самых трудных, которые Рубенс будет когда-либо выполнять, поскольку он не только должен был соответствовать пространственным требованиям, но и скрыть многое из жизни Марии, чтобы не оскорбить ее, и так обращаться с тем, что он выбрал, чтобы не оскорбить короля Людовика ХIII. Что мог придумать Рубенс, чтобы показать жизнь склочной, раздражительной, праздной и некрасивой Марии Медичи, не перестающей устраивать заговоры против собственного сына?
Он выбрал аллегорию.
Обладая огромным воображением, Рубенс окружил королеву олимпийскими богами, водными нимфами и купидонами, судьбами и всевозможными добродетелями. Они сопровождает королеву всюду, при различных событиях её жизни. Таким образом, довольно скучные, истинные исторические факты с необыкновенным изяществом и мастерством, замаскированы богатой архитектурой, нарядами, необыкновенно красивыми персонажами.
С помощью такого приема он не только облагородил Марию с ее дурным характером, но также резким контрастом противопоставил французских придворных в роскошных одеждах обнаженным богам и полубогам, которых он так любил рисовать. Все многочисленные персонажи картин действуют вокруг Марии Медичи, оттеняя ее помпезное величие, подчеркнутое художником.
Картины из серии Медичи стали самыми драгоценными сокровищами Франции и одним из самых ярких, одержанных художником, триумфов. Ничем не блиставшая при жизни, кроме безмерного честолюбия и склонностей к интригам, Мария Медичи, тем не менее, сохранила память о себе благодаря этому циклу картин, созданному Рубенсом и его мастерской.
Сейчас, 24 картины размещены в специально построенной галерее в крыле Ришелье, Лувр. С 1871 по 1989гг там находилось Министерство финансов. Президент Франсуа Миттеран передал здание музею. 18-ого ноября 1993, дата двухсотлетия музея Лувра, крыло Ришелье было открыто для посещений. Галерея Медичи, единственный зал, где архитектура переплетается с живописью. Огромный железобетонный портик был специально построен, чтобы создать этот зал 40м х 40м и высотой 12м.
...он с величайшим восторгом принял в 1621 году предложение украсить интерьер великолепной резиденции королевы-матери Франции, которая в это время строилась в Париже. Люксембургский дворец после своего завершения наверняка станет одним из самых прекрасных примеров итальянского стиля к северу от Альп. Такое важное задание, на выполнение которого у Рубенса ушла большая часть времени в течение следующих трех лет, стало достойным его необычной, творческой, бьющей через край энергии. Королевой-матерью была Мария Медичи, флорентийская принцесса, на свадьбе которой побывал Рубенс вместе с герцогом Мантуанским, когда работал на него двадцать лет назад. Ее муж, французский король Генрих IV, был убит в 1610 году, и в результате такого злодейства она стала регентом до восхождения на престол своего малолетнего сына, будущего короля Людовика XIII. Глупая, своенравная женщина, жадная до власти, она легко поддавалась влиянию льстивых, дурно подобранных фаворитов. Одному из них, флорентийскому авантюристу по имени Кончино Конини, удалось удерживать под своим контролем французское правительство в течение ряда лет. Потом, в 1617 году, шестнадцатилетний Людовик, физически устранив Конини, взял всю власть в стране в свои руки, а матушку прогнал со двора. Несмотря на свое не подобающее сыну поведение, Людовик XIII был по натуре любящим, благочестивым человеком. Он не хотел враждовать с матерью и был готов примириться с ней, если только она оставит все свои закулисные политические интриги. Примирение произошло в 1621 году. Ее вернули в Париж, где она теперь тратила целое состояние на возведение своей новой резиденции.
Для Рубенса она тоже предусмотрела работу. Ему предстояло украсить две громадные галереи дворца для проведения торжественных церемоний. В первой должна быть вывешена 21 картина, рассказывающая о всех ее добродетелях и достижениях в личной жизни. Картины, иллюстрирующие всю государственную карьеру ее супруга, короля Генриха IV, должны были украсить галерею. Обо всех деталях заказа предстояло договориться позже. Генрих IV был великим королем, может, самым великим из всех французских монархов, но его вдова постоянно выставляла себя на первый план.
Рубенс уехал в Париж в начале 1622 года, чтобы проконсультироваться с главным архитектором здания Соломоном де Броссом и оговорить условия предстоящего договора. Эрцгерцогиня Изабелла, конечно, ему не препятствовала - она была рада оказать любезность французскому двору. Она поручила Рубенсу передать всем королевским особам приветствия и подарки, а королеве-матери послала милого шпица с ошейником, украшенным драгоценными камнями. Рубенс и сам с нетерпением ждал встречи с новыми друзьями во Франции, особенно с теми учеными, с которыми он давно поддерживал переписку. В то время ученые, подобно своим предшественникам эпохи Ренессанса, проявляли самые разнообразные интересы - к науке, литературе, искусству и философии, к обычаям античного прошлого, как и к истории своих стран. В то время, когда еще не выходили научные журналы, в которых, как это делается сегодня, можно почерпнуть новые знания и познакомиться с различными открытиями, ученые часто переписывались друг с другом, обсуждая многочисленные волновавшие их вопросы, выдвигая свои теории и обсуждая находки. Так, однажды Рубенс проконсультировал знаменитого английского антиквара Камдена по поводу раскопанной в Египте статуи, которая, по его мнению, могла быть изваянием богини Изиды. С ним поддерживал оживленную переписку Пьер Дюпюи, королевский библиотекарь из Парижа. Этой перепиской Рубенс был особенно доволен, так как он всегда высоко ценил науку и литературу Франции, всегда восхищался ими, тем более что Франция постепенно вытесняла Италию как главный интеллектуальный центр Европы. «Франции принадлежит весь цвет мира», - написал однажды Дюпюи. Париж принял Рубенса с уважением и нескрываемым удовольствием. Его особенно радушно встретил обладавший большим авторитетом в научных кругах антиквар Никола-Клод Фабри де Пейреск, который высоко ценил образованность Рубенса, его обширные познания в различных областях науки и культуры, его личное обаяние и присущий ему здравый смысл. «Он был рожден, чтобы доставлять всем удовольствие и приводить в восторг всем, что бы он ни делал или ни говорил», - писал Пейреск. Их дружба постоянно крепла. Они с Рубенсом обсуждали многочисленные темы, свидетельствовавшие об их начитанности и отменном вкусе - от римских камней до проблемы вечного двигателя, этого сложного вопроса динамики, которым в XVII веке неизменно интересовались все мыслящие и образованные люди.
Переговоры Рубенса с королевой-матерью тоже оказались весьма удовлетворительными. Спустя несколько недель Рубенс вернулся в Антверпен с договором в руках, в котором была обозначена сумма за его предстоящую работу - 20 тысяч крон. В голове у него уже роились идеи серии картин для Медичи. Он также получил и отдельный заказ от короля Людовика XIII на эскизы для нескольких гобеленов, рассказывающих историю римского императора Константина, принявшего христианство. По древней легенде, Константин одержал победу в битве в 312 году, когда ему вдруг явилось видение на небе со словами «In signo vinces» - «Под сим знамением победишь», и он вместо знамени взял крест. Поднявшись до вершин власти божественным волеизъявлением, он использовал ее всю для утверждения истинной церкви на территории всей Римской империи. Для благочестивых римско-католических правителей эпохи Контрреформации это была волнующая тема, так как в этом они видели единство между церковью и государством. К тому же она легко поддавалась декоративной разработке. На такой картине можно было изобразить множество римских воинов, боевые знамена, лошадей и архитектурные достопримечательности. Вскоре Рубенс сел за работу. Он выполнял заказ для французского двора. Предварительные наброски из истории, отражающие жизнь Марии Медичи, были готовы через два месяца, за чем последовали эскизы и для гобеленов, заказанных королем. Все они получили одобрение в Париже, хотя в этой связи раздавались и критические высказывания, так как, по мнению некоторых знатоков, римские всадники были изображены с кривыми, «саблевидными» ногами. Такой физический изъян присущ тем, кто много времени проводит в седле, но такое проявление реализма Рубенса пришлось не по вкусу некоторым французским пуристам, так как они считали это пришлось несовместимым с высокодостойной темой картин. Вполне вероятно, что такие критические замечания раздавались из лагеря завистников, так как многие французские художники были недовольны выбором королевой голландского живописца, в то время как ее французские соотечественники были таким образом обойдены. Может, именно таким враждебным отношением объясняются поползшие по Парижу слухи о смерти Рубенса. Рубенс, живой и здоровый, не обращал на них внимания, но такие сообщения основывались на одном обстоятельстве, которое на самом деле могло иметь весьма печальные последствия. Успешное сотрудничество Рубенса с гравером Лукасом Фостерманом продолжалось четыре или даже пять лет. Фостерман был удивительно тонко чувствующим ремесленником и умело использовал все средства, чтобы точно передать все оттенки светотени, которые были характерны для творчества Рубенса. Но его техническая виртуозность требовала от гравера невероятной сосредоточенности и внимания к малейшим деталям, что оказалось непомерной ношей для Фостермана, человека нервного, на грани паранойи. Судя по всему, его напряженные усилия, которые он предпринимал, работая над своей, возможно, самой лучшей гравюрой с картины Рубенса «Падение мятежных ангелов», привели к психическому расстройству. Фостерман теперь постоянно пребывал в мрачном настроении, проявлял враждебность к своему другу и так изнывал от смертельной зависти к нему, что даже угрожал убить Рубенса. Эрцгерцогине пришлось выделить художнику особую охрану, пока Фостерман не уехал из страны. В разлуке с Рубенсом, вызывавшим в нем навязчивую идею, гравер пришел в себя. Он, сделав немало хороших работ в Англии, вернулся в конце концов в Антверпен.
Тем временем работа над большими полотнами для галереи Медичи подходила к своему завершению. Рубенсу понадобились все его знания символов и классической мифологии, чтобы заполнить двадцать одно полотно сюжетами, прославляющими жизнь королевы-матери. По этому поводу он вел со своим другом Пейреском оживленную переписку. Они обсуждали пригодность тех или иных идей и образов, и Пейреск постоянно предостерегал Рубенса от какой-нибудь политической ошибки, способной оскорбить их королевские величества. Рубенс даже отказался от одной своей картины, на которой был изображен побег королевы из Парижа после ссоры с сыном, и заменил ее другой, написанной на аллегорический сюжет, «Благословение на регентство» («Покровительница искусства»). В ней он, по совету Пейреска, отразил «процветание французского королевства, возрождение наук и искусства под руководством либерально настроенной великой королевы, Ее величества, которая сидит во всем своем блеске на троне с весами в руках, стремясь таким образом добиться равновесия в этом мире, благодаря своему благоразумию и справедливости». Такое, несомненно, должно было всем понравиться. Поток зрительных образов в воображении Рубенса никогда не иссякал, независимо от того, что он делал, - разрабатывал аллегорическую сцену или же какую-нибудь откровенно реалистическую. В картинах, посвященных рождению и воспитанию королевы, она окружена Грациями и такими удобными для всех божествами, как Меркурий и Аполлон. Другие сюжеты были осторожным и тщательным воспроизведением исторической правды. Рубенс нарисовал сцену бракосочетания Марии во Флоренции - «Брак по доверенности» так, как он помнил это событие.
«Коронование Марии» - это превосходное изображение пышной церемонии. Фигура опустившейся на колени королевы становится центром всей композиции. По обе стороны от нее стоят сын с дочерью, а почтенный прелат держит у нее над головой корону. За спиной королевы - ее пажи и фрейлины, молодые девушки, чьи привлекательные лица проглядывают, словно цветочки, из их жестких, украшенных кружевами и парчой изысканных нарядов. Неподалеку от этой группы стоит в великолепных одеждах пожилая женщина, которая созерцает опустившуюся на колени королеву. В ее взгляде - сожаление и самоотречение. Это Маргарита Валуа, первая супруга короля Генриха IV, которая не принесла ему наследника и которая согласилась на расторжение своего королевского брака, чтобы уступить место своей сопернице. Сам король наблюдает за церемонией сверху.
На других картинах этой серии Рубенс искусно смешивал аллегорию с реализмом. Так на картине «Рождение Людовика XIII» изображена королева в окружении таких символических фигур, как Правосудие и Плодородие, а новорожденный имеет тревожное сходство со змеей, символом крепкого здоровья. Сама королева написана в реалистической манере - она, облокотившись на подушку, смотрит на своего сына со смешанным выражением утомления, любви и радости, свойственным для только что оправившейся от родов матери. Она сбросила свои шлепанцы с пухлых обнаженных ног. Маленький шпиц на переднем плане - это тот самый подарок, который Рубенс привез ей от эрцгерцогини. Рубенс завершил первые девять полотен из серии Медичи в 1623 году. Он отправил их в фургоне в Париж в мае этого же года. Почти месяц он вставлял их в рамы, чтобы наконец установить во дворце, после того, как он завершил двадцать одну картину. Королева-мать, которая волей судьбы оказалась выходцем из семьи выдающихся покровителей искусства, проявляла подлинный интерес к процессу работы по созданию заказанной ею серии. Когда Рубенс вставлял холсты в рамы, она любила навещать художника, чтобы поболтать с ним. Само собой, они вели беседы на итальянском, ее родном языке, на котором художник разговаривал более бегло, чем на французском. Иногда во время таких визитов она брала с собой своего младшего ребенка, тринадцатилетнюю принцессу Генриетту-Марию. За два года до возвращения Рубенса в Париж с оставшимися двенадцатью картинами принцесса обручилась с английским королем Карлом I, и Рубенсу доложили, что она очень хотела встретиться с ним до переезда в свой новый дом. Художник был очень доволен такими чувствами, испытываемыми к нему его юной почитательницей, и написал ей письмо, в котором выражал свое мнение, что ее муж - «это самый выдающийся любитель живописи среди королей всего мира».
Так случилось, что Рубенс приехал в Париж с последними картинами из серии в феврале 1625 года, за три месяца до свадьбы принцессы. Он использовал это время для изготовления рам для картин, для кое-каких исправлений полотен и для присмотра за тем, как их развешивали во дворце. Он сумел вовремя закончить заказ и присутствовал на свадебной церемонии Генриетты-Марии, как когда-то и на бракосочетании ее матери четверть века ранее. Несмотря на всю свою занятость в эти дни, Рубенс, как всегда, находил время для своих наблюдений и учебы. Он посещал мастерские других художников, копировал некоторые лепные украшения и фрески во дворце Фонтенбло, созданные в предыдущем столетии итальянским художником Приматиччио (тем самым, который украшал интерьер мантуанского палаццо дель Те). Кроме того, Рубенс постоянно консультировался с Пейреском по поводу своего замысла написать книгу о греческих и римских геммах. Они условились, что Рубенс нарисует иллюстрации, а Пейреск подготовит подписи к ним. Но больше всего чисто практический интерес вызывали у него продолжительные беседы с архитектором Люксембургского дворца Соломоном де Броссом по поводу размеров и числа картин, необходимых для второй галереи, где его полотнам предстояло отразить жизнь короля Генриха IV. Рубенс с большим восторгом ожидал начала работы над новой серией. Это была такая, как он писал, «громадная и великолепная тема, которая может собой заполнить десятки подобных галерей». В будущих своих сценах, отражающих различные конфликты и триумфы, он теперь будет иметь дело не с Марией Медичи, этой пухлой, вязкой, словно студень, женщиной, центральной фигурой на картинах, а с мужественным и привлекательным мужчиной, доблестным французским королем. Приступая к изображению короля в своей серии Медичи, Рубенс располагал только его гипсовой маской, снятой с бронзовой статуи. Из такого не очень удобного материала он уже создал даже на первоначальных набросках новой серии убедительный образ Генриха - подтянутого, стройного, мощного, волевого человека, чья личность обязана доминировать среди всех изображенных на картинах лиц.
Но страстному желанию Рубенса как можно скорее приняться за работу не суждено было сбыться еще до того, как во дворце были развешаны картины его первой серии. Дело в том, что до сих пор не был завершен архитектурный план второй галереи. Начались задержки, а иногда и форменные обструкции. По слухам, во всех этих неприятностях был замешан кардинал Ришелье, могущественный и очень амбициозный прелат, занявший пост главного советника короля Людовика XIII. Рубенсу посоветовали заручиться его поддержкой, для чего преподнести ему в дар нарисованную им картину. Кардинал с радостью его принял, так как сам был страстным коллекционером произведений искусства, и даже заказал ему пару картин для себя. Самой лучшей из них оказалась небольшая, яркая по своим краскам и отличающаяся особым движением картина «Побег Лота». Лот с женой в сопровождении ангелов неторопливо и неохотно покидает свой дом, в чем являет разительный контраст с двумя своими полногрудыми дочерьми, которые радостно устремляются за ним со всем присущим молодости пылом. Но заставить кардинала заказать ему картину - это одно, а побудить его утвердить заказ на роспись галереи в Люксембургском дворце - совершенно другое дело. Ришелье продолжал противодействовать кандидатуре Рубенса, несмотря на то, что он добился полного согласия на это со стороны королевы-матери. Более того, двор запаздывал с выплатой за уже сделанную работу. Рубенсу, который истратил много денег на перевозку картин и на их установку во дворце, еще приходилось расходовать немало средств на жизнь в Париже. Он все еще ожидал хотя бы частичной выплаты из той суммы в 20 тысяч крон, которая ему была обещана. Что же произошло? Рубенс в глубине души знал истинную причину. Кардиналу Ришелье стало известно, что он не только художник, но еще и политический агент, действующий в интересах Испанских Нидерландов.
Во время своего первого посещения Парижа в 1622 году Рубенс ничего особенного не делал, лишь доставил туда приветствия и дары Марии от Изабеллы. В то время Людовик XIII был готов установить дружеские отношения как с Испанией, так и с Испанскими Нидерландами. Но ситуация радикальным образом изменилась, когда к власти пришел кардинал Ришелье. Этот человек острейшей политической прозорливости, который, не щадя живота своего, работал ради будущего величия Франции, всегда считал Габсбургов, где бы они ни правили - в Испании, Германии или Нидерландах, - угрозой для Франции. Поэтому он был исполнен решимости подрывать их могущество в Европе любыми доступными ему средствами. Франция еще не была такой сильной державой, чтобы объявить им войну, но кардинал проводил политику, преследующую заключение союзов с главными протестантскими державами, которые он финансировал для того, чтобы они противостояли агрессии со стороны Габсбургов - католиков. В 1624 году Франция заключила союз с королями Англии и Дании, а также с Голландской республикой. Такая коалиция представляла собой серьезную угрозу для Испанских Нидерландов, что стало еще одной дополнительной причиной для эрцгерцогини Изабеллы попытаться положить конец войне с голландцами. Ради этой цели Рубенс все лето 1624 года находился в контакте с важными лицами в Голландии, он несколько раз обсуждал со Спинолой перспективы заключения нового перемирия. Может, о его отношениях с голландцами ничего не было известно Ришелье, но о его беседах со Спинолой кардиналу, несомненно, доносили. Поэтому, когда в 1625 году Рубенс вернулся во Францию со своими последними картинами из первой серии для галереи Медичи, Ришелье вполне обоснованно подозревал его в дурных намерениях.
Если у Рубенса и случаются порой неприятности, то многочисленные удачи возпаграждают его за все. В феврале 1622 года его вызывает в Париж посол эрцгерцогини, барон Вик, который знакомит художника с казначеем Марии Медичи, аббатом де Сент-Амбруаз. Королева-мать только что помирилась со своим сыном. она снова водворилась в Люксембургском дворце, который за несколько лет до этого для нее построил Саломон де Бросс и который ей пришлось покинуть два года тому назад. Она хочет украсить галерею дворца картинами, иллюстрирующими различные эпизоды ее жизни. Позднее она намерена украсить вторую галерею картинами, прославляющими жизнь ее знаменитого супруга Генриха IV. Рубенсу выпала великая честь - ему заказаны обе эти работы.
И вот его представляют королеве Марии Медичи, которую он видел издали двадцать два года назад, когда вскоре после приезда в Италию присутствовал в толпе придворных на бракосочетании дочери великого герцога Тосканского с Генрихом IV. Кстати, она свояченица Винченцо I, прежнего хозяина Рубенса. Сейчас королеве-матери сорок девять лет. Это толстая матрона с довольно грубыми чертами лица и туповатым взглядом. Как непохожа она на своего мужа, у которого на всех портретах глаза светятся умом и в горделивом облике проглядывает хитрость - этакая помесь рыцаря с лисой!
Само собой, Рубенс согласился принять возложенное на него поручение. Замысел грандиозен, а тема неблагодарна. Что ж, тем лучше! «Признаюсь, по натуре своей я больше склонен создавать произведения крупные, нежели мелкие вещицы. Каждому свое: мой талант таком, что еще никогда ни один замысел, пусть даже самый необычайный по количеству и разнообразию сюжетов, не оказался мне не по плечу». Рубенс писал эти строки за несколько месяцев до предложения королевы и, конечно, не подозревал, что его желания исполнятся так быстро...
По возвращении в Антверпен Рубенс тотчас взялся за дело. Что можно рассказать о жизни флорентийки, которая стала французской королевой только потому, что Генрих IV по уши увяз в долгах, а Медичи были одними из главных его кредиторов? Под давлением своего министра Сюлли король заочно согласился взять ее в жены, чтобы восстановить позолоту на своем гербе и укрепить свою власть. До женитьбы Генрих видел только портрет Марии Медичи. Она не нравилась ему, хотя и не внушала отвращения. Но едва они поженились, все пошло вкривь и вкось - супружеская жизнь превратилась в ад. После смерти короля Генриха IV Мария Медичи стала регентшей.
Слабохарактерная, надменная, злая и суеверная интриганка, она окружила себя иностранцами и подорвала мудрую политику беарнца. Что до ее ума, то достаточно вспомнить слова ее наперсницы, жены маршала д'Анкра, которую допрашивали на процессе по обвинению в колдовстве. На вопрос о том, какими чарами она околдовала королеву, итальянка не без дерзости ответила: «Ничем другим, кроме власти, какую умная женщина имеет над дурой». Королева-мать долго враждовала с сыном, Людовиком XIII. Чего тут только не было - и арест, и изгнание, и побег, и даже самая настоящая битва. Наконец Мария Медичи подчинилась воле короля. Говорили, что к этому примирению приложил руку Ришелье.
Из истории этой жизни вполне можно было извлечь драматический материал для нескольких картин. Но Рубенс прекрасно знал, как надо обходиться с правдой. Так пусть же ему на помощь придут аллегория и мифология! он начинает с Парок, прядущих нить жизни будущей королевы. Тут не обходится без Юпитера с Юноной. Для «Воспитания Марии Медичи» Рубенс пускает в ход Минерву, Аполлона, Меркурия и трех Граций... Когда же Генрих IV получает портрет своей суженой, сама Франция советует ему... следовать влечению своего сердца! В Лионе, где король впервые встречает свою жену, он уже сам выступает в образе Юпитера. В «Рождении Людовика XIII» торжествуют Плодородие и Здоровье. В «Смерти Генриха IV» короля оплакивает Франция. «Правление королевы» славят чуть ли не все боги Олимпа. В «Совершеннолетии Людовика XIII» явлены все добродетели. Отталкивая разъяренную Распрю и испепеляя чудовищ, «Меркурий примиряет молодого короля с его матерью». Наконец, в «Торжестве Истины» Людовик XIII под эгидой этой богини отдает свое сердце матери!
В этих композициях, брызжущих неуемной фантазией, Рубенс преображает в феерию весьма малопочтенную биографию своей героини. Он окружает ее такой роскошью аксессуаров, что они едва ли не оттесняют ее на второй план. Посмотрите хотя бы на это «Прибытие в Марсель». Взоры зрителя привлекают роскошные нереиды, а отнюдь не королева, которую Франция принимает в свои объятия. Даже в «Короновании Марии Медичи» - одном из немногих эпизодов, где художник обошелся без аллегории, - на первом плане мы видим двух великолепных собак. И это в церкви Сен-Дени! Но Рубенс так галантно обошелся с королевой, он наделил ее столькими несуществующими прелестями, что Мария Медичи не помнила себя от восторга. Такая трактовка история поистине во вкусе великих Мира сего...
Через несколько месяцев Рубенс приехал в Париж показать королеве-матери свои эскизы. Она их одобрила, сделав лишь незначительные замечания, и Рубенс возвратился в Антверпен, чтобы мастерская могла приняться за работу.
Три месяца спустя Рубенс отправляется в Париж проверить, как будут смотреться в галерее его композиции. Рубенса ждет в Париже большая радость - встреча с Клодом-Фабри де Пейреском . Уже довольно давно он переписывается с этим блестящим гуманистом и по возвращении в Антверпен продолжает писать ему с еще большим усердием. Он обсуждает с ним латинские эпиграммы, новые книги, драгоценные камни и даже поверяет ему свои идеи насчет «перепетуум мобиле».
Нет темы, какую нельзя было бы обсудить с Клодом-Фабри де Пейреском. Это всесторонне образованный человек. Он много путешествовал, а теперь уединенно живет в Эксе, где исполняет обязанность советника парламента. Его «кабинет» состоит из музея, собрания медалей, библиотеки и зверинца.
У него живут кошки, козы, черепахи и птицы. В библиотеке Пойреска пять тысяч томов и двести рукописей. Он всегда охотно одалживает свои книги, приходит в отчаяние, когда ему забывают их вернуть, но не может устоять перед искушением поделиться с другими своими сокровищами. Он очень горд своей портретной галереей. «У меня есть работы Вуэ, покойного Поурбюса, Фр.Аполлодоро и некоторых других. Надеюсь, что у меня будет даже работа господина Рубенса», - написал он одному из друзей. Надежда Пейреска осуществилась. У него есть античная мраморная скульптура, гравюры, разные редкости. Ум Пейреска - сокровищница самых разнообразных знаний.
Во время пребывания в Париже Рубенс познакомился также с братом Пейреска, Паламедом-Фабри де Валаве. Этот парижанин и придворный тоже вступил в переписку с Рубенсом. Они обсуждают научные проблемы и последние события. Узнав об осуждении Теофиля де Вио, Рубенс просит прислать ему нашумевший
«Сатирический Парнас», ибо гуманист, даже самый благочестивый, не может не интересоваться творениями выдающегося ума, пусть они даже считаются непристойными.
К концу 1624 года аббат де Сент-Амбруаз начинает торопить Рубенса: сестра французского короля выходит замуж за принца Уэльского. Галерея должна быть закончена без промедления. Ришелье, который в результате примирения короля с королевой-матерью получил кардинальскую мантию и пост первого министра, тоже хочет приобрести произведение, написанное Петером Паулем. Рубенс не упускает случая пожаловаться, что он «самый занятый и загнанный в мире человек», что не мешает ему обсуждать в письмах к своим корреспондентам разнообразнейшие темы. Мимоходом он объявляет своему другу Валаве, что он «самый равнодушный к публичным делам человек - были бы в целости и сохранности мои геммы и моя собственная персона» , хотя незадолго до этого он в величайшей тайне писал Пекиусу о голландских делах. Что ж, тот, кто выступает в качестве дипломата, пусть даже от случая к случаю, должен уметь скрывать свои мысли. Кстати сказать, этот «самый равнодушный» к публичным делам человек за несколько месяцев до этого хлопотал о дворянском звании и получил его благодаря лестному для него отзыву епископа Сеговии, который возглавляет в Мадриде Высший совет по делам Фландрии.
В феврале 1625 года Рубенс приезжает в Париж. Его картины уже в галерее. Некоторые закончены прямо на месте. Высокопоставленные лица приходят посмотреть, как они выглядят. Впрочем, по сути дела, важно только одно мнение - первого министра.
Арману дю Плесси де Ришелье сорок лет. Всего год он находится у власти, но ужо все называют его не иначе, как кардинал. Под аристократическими манерами кардинал прячет железную волю. У него есть заклятые враги и фанатичные приверженцы. В девятнадцать лет став епископом, он обвел вокруг пальца папу Павла V, который сказал тогда: «Из этого юноши выйдет великий пройдоха». Ришелье стремительно шел в гору. В тридцать лет он уже был членом Совета и духовником молодой королевы Анны Австрийской , потом секретарем правительства королевы-матери, государственным секретарем по военным и иностранным делам. Был период, когда ему пришлось считаться с Марией Медичи и ее фавориткой, Элеонорой Галигаи. Тогда говорили о правлении трех юбок. Недаром кардинал утверждал, что надо «приносить жертвоприношения богам, даже тем, которые к нам неблагосклонны». Но теперь дело сделано. Власть в руках Ришелье, и он намерен пользоваться этой властью, а не полагаться на случай. Государственный деятель «должен спать, как спит лев - с открытыми глазами».
Ришелье не преминул явиться в галерею, чтобы бросить беглый взгляд на полотна Рубенса. Ни одно облачко не должно омрачать это произведение, написанное во славу примирения. Гм! Вот картина «Королева покидает столицу»... Какие неприятные воспоминания! Немедленно заменить эту работу другой! Рубенс покорился. Призвав на помощь Олимп, он создал аллегорическое произведение, туманная помпезность которого никого не может задеть. Это прославление Регентства: «Возрождение наук и искусств благодаря королевскому великодушию и щедрости». И Рубенс объявляет: «Этот сюжет не связан ни с какими государственными соображениями и не относится ни к кому в частности; он имеет большой успех, и я уверен, что если бы мне предоставили полную свободу действий, другие сюжеты не вызвали бы пи скандалов ни нареканий». Королева-мать в восторге. Аббат де Сент-Амбруаз тоже.
Наконец, в галерею является король Людовик XIII. Кажется, он вообще впервые наносит визит в Люксембургский дворец. Рубенсу поранил ногу неловкий сапожник. Художник лежит в постели, поэтому пояснения к картинам дает аббат де Сент-Амбруаз, «ловко изменяя их толкование там, где это необходимо». Король вполне доволен. Вот что значит аллегория, оставляющая широкий простор для догадок! Однако другие зрители относятся к картинам куда менее восторженно. По их мнению, художник слишком свободно обошелся с богами. Эти хулители не представляют себе, насколько трудна была его задача. В серии «Жизнь Генриха IV» он докажет им, что ему вовсе не нужна мифологическая оснастка, когда ему предлагают достойный сюжет... Тем временем Рубенс не забывает и о политике. Справедливо или нет, но он считает, что герцог Нейбургский, которого ожидают в Париже, имеет поручения от испанского короля: «Он уполномочен королем вести мирные переговоры и заключить договор с голландцами». Это не нравится Рубенсу, который в 1623 году сам тщетно пытался вступить в переговоры с Соединенными Провинциями. Появление нового действующего лица не устраивает Петера Пауля. он не сомневается в том, что все это «дело рук секретаря суда де Би», и настаивает, что это неуместная затея: «Миссия герцога Нейбургского приведет только к разглашению наших тайных намерений, - пишет он из Парижа, - и даст нашим врагам-французам время решительно и энергично воспротивиться нашим планам и приложить все старания, чтобы их сорвать. Они окончательно отобьют у принца Оранского охоту к переговорам, и он прервет переговоры, уже начатые, - а Вашему высочеству известно, что в некоторых отношениях они продвинулись довольно далеко».
Пустив в ход всевозможные аргументы, чтобы сорвать миссию герцога Нейбургского, Рубенс заканчивает письмо: «Но я умоляю Ваше высочество хранить в тайне мое сообщение и предать мое письмо огню. Я верный слуга герцога, пользуюсь его благосклонностью и весьма ему обязан, да и я не хотел бы причинить никаких огорчений (боже меня от этого сохрани!) господину де Би. Я его друг и ни за что на свете не хотел бы нанести ему обиду. Но благо общества и преданность Вашему высочеству важнее для меня всех прочих чувств, посему я полностью полагаюсь на осторожность Вашего высочества и рассчитываю на соблюдение тайны».
Одиннадцатого мая произошло заочное бракосочетапие Генриетты Французской, третьей дочери Марии Медичи, с Карлом I, который стал английским королем всего за месяц до этого. Рубенс присутствовал на брачной церемонии и едва не переломал себе кости: помост, на котором он стоял, рухнул, и он чудом не упал вместе с ним. Его другу Валаве повезло меньше - он сильно ушиб голову. Хотя празднества и приемы по случаю свадебного торжества, устроенные теми, кого Рубенс в этот период называл «наши враги-французы», позволили ему завязать полезные знакомства, он был недоволен. Он представил Ришелье план росписи второй галереи, но Ришелье был так занят делами правления, что не удостоил посмотреть заметки художника. Рубенс решил уехать, как только ему заплатят за сделанную работу... Он не без раздражения замечает, что о решении Ришелье узнает наверное «через год» уже в Антверпене.
Но, несмотря на все свои прекрасные связи, Рубенс недоволен. Его работа до сих пор не оплачена. «Я здесь просто задыхаюсь, - пишет он. - И если мне не заплатят за усердие, с которым я постарался услужить королеве-матери, возможно, я не захочу взяться за дело еще раз!» И подумать только, что он преподнес большую картину казначею королевы, чтобы ускорить расчеты... Так ничего и не получив, Рубенс решает вернуться домой.
Рубенс не забывает о своих личных интересах. Что бы он ни говорил, он очень раздосадован, что заглохли разговоры о галерее Генриха IV. Тщетно пишет он аббату де Сент-Амбруаз. Этот достойный человек не утруждает себя ответом. «Из его молчания я заключаю, что ветер переменился, впрочем, это меня нимало не огорчает», - пишет он Валаве и, однако, просит этого придворного «осторожно» осведомиться, чем вызвано молчание аббата. Не без досады Рубенс подводит итог своей работе во Франции: «Если посчитать, сколько раз мне приходилось ездить в Париж и сколько времени я там потерял зря, нельзя не признать, что мой огромный труд в честь королевы-матери был для меня весьма невыгоден.
Договор между Рубенсом и Марией Медичи
Париж, 26 февраля 1622 г. [франц.]
Лично при сем присутствующий господин Пьер Поль Рюбенс, превосходный фламандский живописец, житель города Антверпена, а в настоящее время, находясь в Париже, проживающий близ Нового моста, на углу набережной и проезжей улицы Сен-Жермен-л'Оксеруа, признал и объявил, что он заключил договор, обещал и обязался перед Высочайшей, Могущественнейшей и Славнейшей Принцессой Марией, милостью Божией Королевой Франции и Наварры, матерью Короля, нашего Государя, которая приняла это обещание и присутствовала при сем, а также присутствовал Клод Бутийе, член Совета Короля, нашего Государя, и личный секретарь упомянутой госпожи Королевы,- обязался сделать и исполнить и написать собственноручно все фигуры на картинах для двух галерей дворца, который по приказанию Ее Величества построен в квартале Сен-Жермен-де-Прэ в Париже, и изобразить на тех картинах все события, подробно описанные в соответствии с желаниями Ее Величества, которая дала названному господину Рюбенсу такое описание, скрепленное подписью секретаря господина Бутийе. В их присутствии Рюбенс также расписался в том, что он, де Рюбенс, полностью исполнит желания госпожи Королевы, как он обязался. А именно, во-первых, в той галерее, которая уже закончена постройкой, и балки потолка и пилястры там уже позолочены и расписаны, указанный де Рюбенс будет обязан нарисовать [сделать эскизы] и написать своей рукой двадцать четыре картины, изображающие события преславной жизни и героические деяния оной Королевы в соответствии со списком [На полях: в сюжетах числом до девятнадцати], который, как уже сказано, был передан господину Рюбенсу Ее Величеством [На полях: которая сообщит ему остальные пять сюжетов, пока он работает над первыми]. А для еще не выстроенной галереи по другую сторону здания вышеназванный де Рюбенс обязуется сделать и исполнить собственноручно все потребные там картины и поместить их на места, отведенные для каждой из них. И в названных картинах изобразить и написать покойного Короля Генриха Великого, схватки, в которых он участвовал, его сражения, завоевания и осады городов и триумфы оных побед на манер триумфов Римлян в соответствии со списком, который даст ему Ее Величество. Все эти картины для вышеупомянутых галерей господин де Рюбенс обещает и обязуется сделать и закончить по мере своих сил и не оставлять какую-либо из них небрежно исполненной, поскольку Ее Величество договорилась с ним о цене к полному его удовлетворению, чтобы он мог служить ей всеми силами и с охотой. Указанный де Рюбенс признает, что госпожа Королева оставляет за собой право прибавлять или сокращать сюжеты оных картин, пока они не начаты, и те фигуры, которые ей не понравятся, будут поправлены и изменены, когда картины сюда прибудут. Кроме того, Ее Величество желает иметь только картины, полностью собственноручно написанные де Рюбенсом в том, что касается фигур. Де Рюбенс обещает и обязуется сделать и закончить все картины, потребные для двух галерей дворца Ее Величества, в течение четырех лет, и к тому же нарисовать и написать их, как сказано, собственноручно, и все это за плату в шестьдесят тысяч турских франков, которые должны быть уплачены так, как сказано ниже. И де Рюбенс обязуется представить картины для уже готовой галереи в течение ближайших двух лет. И представить первые двенадцать полностью законченных картин в течение года и позаботиться, чтобы они были помещены на свои места, а другие двенадцать - на следующий год. Де Рюбенс обещает также, когда он привезет первые двенадцать картин, передать Королеве рисунки, которые он к тому времени сделает, битв покойного Короля Генриха Великого для второй Галереи Ее Величества, а также остающихся картин для первой галереи. Вышеупомянутая сумма в шестьдесят тысяч турских франков будет выплачена госпожой Королевой названному де Рюбенсу четырьмя равными частями по пятнадцать тысяч франков каждая, причем первая выплата будет сделана тогда, когда де Рюбенс полностью закончит и водворит на свои места первые двенадцать картин, составляющие половину из двадцати четырех, которые нужны для первой галереи. Вторая выплата - когда он закончит остальные двенадцать для той же галереи. А две остальные выплаты будут сделаны тогда, когда он представит половину картин, предназначенных для второй галереи, и когда он полностью завершит их все и водворит на места, как сказано выше. Ибо так это было договорено, милостиво допущено, согласовано и решено между Ее Величеством и указанным господином де Рюбенсом, который также клятвенно обещает это исполнить. Совершено в Луврском замке в год тысяча шестьсот двадцать второй, утром в субботу февраля двадцать шестого дня, причем госпожа Королева, господин Бутийе и де Рюбенс подписали сие и поместили две пометки на полях первой страницы
Мария
Бутийе
Пьетро Паоло Рубенс
Парк Герро
Я, нижеподписавшийся Пьетро Паоло Рубенс, фламандский живописец, жительствующий в Антверпене, признаю и заявляю по чистой совести и в силу договора, заключенного сегодня с Королевой-Матерью Короля относительно картин, которые она желает, чтобы я исполнил для двух галерей ее дворца в Сен-Жермен-де-Прэ, как подробно изложено в упомянутом договоре, что госпожа Королева обещала и дала мне гарантию уплатить за них сумму в шестьдесят турских франков, которые должны быть выплачены в четыре срока, каждый раз по пятнадцать тысяч франков. Несмотря на это, в действительности мы согласились и договорились между собой о сумме в пятьдесят четыре тысячи франков, из которых каждый раз мне будет выплачиваться по тринадцать тысяч пятьсот франков на тех условиях, которые указаны в договоре. Таким образом, госпожа Королева будет освобождена от уплаты шести тысяч франков, недостающих до суммы в шестьдесят тысяч франков, упомянутой в договоре, и расчет между нами будет завершен. Если только Ее Величество из милости и учтивости не пожелает дать мне названные шесть тысяч франков или часть этой суммы в том случае, ежели мои картины будут ей приятны, так что эта щедрота будет зависеть от воли и доброго желания Ее Величества. Совершено двадцать шестого февраля 1622 года в присутствии нижеподписавшихся нотариусов, которые в подтверждение подписали сие по моей просьбе.
Пьетро Паоло Рубенс
Парк Герро
Пейреск - Рубенсу
Париж, 22 апреля 1622 г. [итал.]
Славнейший Синьор.
Я получил письмо Вашей Милости от 14-го и 15-го сего месяца и, как Вы желали, беседовал с господином аббатом о порядке размещения картин в Галерее и о холсте, о котором господин аббат считает излишним писать Королеве, уверяя, что этот Ваш расход будет возмещен без всяких затруднений, когда Вы привезете сюда первые картины. Он так и пишет в прилагаемом письме, которое он принес мне домой. Что касается размещения картин, мы уже обсуждали его с господином аббатом, и он писал Королеве о затруднениях, на которые Вы указывали в одном из Ваших писем, но ответа Королевы не получил. Еще раньше ей было сообщено, что весьма затруднительно оставлять пока пустыми пять мест, и господину аббату разрешено свести их число до четырех и даже до трех, если уж иначе никак нельзя. С этой целью желательно свести до двух или самое большее трех картины, относящиеся к испанскому браку, на том основании, что дело это касается не столько Королевы-Матери, сколько других лиц. Здесь даже хотели бы соединить два сюжета в одной картине, чтобы остальные посвятить событиям, связанным с особой Королевы-Матери. Перехожу к частностям. Здесь хотят, чтобы картины следовали в таком порядке: в первом простенке Рождение [Марии Медичи]; во 2-м Воспитание, в третьем поднесение [ее] портрета Генриху IV, в 4-м получение кольца; в 5-м [ее] приезд в Марсель; в 6-м приезд в Лион; в 7-м Рождение Дофина; в 8-м Коронация; в 9-м смерть супруга и Регентство; в 10-м взятие Юлиха; в одиннадцатом Мирное Правление; в 12-м Совет Богов; в 13-м Брак Короля; в 14-м Брак Королевы Испанской. Следующие четыре панно - не меньше - должны остаться пустыми, чтобы занять их другими сюжетами, которые Вам сообщат со временем, причем последняя картина должна изображать передачу власти в руки сына. Таким образом, приходится миновать тот сюжет, где Вы хотели изобразить жреца-фламина, который казался самым прекрасным и благородным мне, но не другим людям, не понимавшим проявленного там изящества замысла и эрудиции. К тому же возникает большое неудобство, так как Коронация теперь приходится не на одну из больших картин, а на последнюю из маленьких по левой стороне, против чего я стал громко протестовать. Наконец господин аббат сказал мне, что если сюжеты со свадьбами можно свести до двух, то он оставляет на Ваше усмотрение, не вернуть ли на прежнее место картину с фламином, чтобы передвинуть Коронацию немного дальше и поместить там, где предполагалось первоначально, то есть на первом большом простенке. Итак, Вам придется измыслить способ, как надлежащим образом изобразить испанские браки всего на двух картинах, и тогда Вы можете, если хотите, сделать картину с фламином, или Ваша фантазия подскажет какой-нибудь иной сюжет, предшествующий Коронации, чтобы заполнить один из восьми простенков перед девятым. Таковым могло бы быть прибытие в Париж или время, когда покойный Король начал приобщать Королеву к важнейшим совещаниям и делам государственного правления, готовясь отправиться за пределы королевства. Сей высокий сюжет будет весьма приятен тем лицам, от которых Вы зависите в этом деле.
Вы пишете мне, что нужно для трех больших картин оставить сюжеты, о которых уже договорились: Коронацию, Регентство и Совет Богов. Я нахожу это весьма уместным. Но Вы забыли, что в Вашей памятной записке Совет Богов приходится не на большую стену, а на двенадцатое место, то есть один из маленьких простенков. Если на девятом месте будет Коронация, на десятом Регентство и на одиннадцатом Юлихское дело, то па двенадцатое место придется Мирное Правление, а Совет Богов сдвинется на тринадцатое, если, впрочем, Вы не соедините его с голихскими переговорами или с Мирным Правлением. В итоге Вам нужно составить новую памятную Списку с учетом этих обстоятельств и прислать ее господину аббату, чтобы он ее подписал и выслал Вам необходимое распоряжение в соответствии с намерениями Королевы, но оставляя на Ваше усмотрение выбрать то, что Вы сочтете наиболее подходящим и наиболее соответствующим Вашему собственному вкусу. Если никак нельзя свести испанские браки к двум картинам и для осуществления Ваших замыслов будет совершенно необходимо еще одно место из тех, которые хотят оставить про запас, господин аббат предлагает взять всю вину на себя и убедить Королеву удовольствоваться тремя пустыми простенками, давая Вам возможность заполнить все остальные так, как Вы сочтете нужным. Только не забудьте вернуть господину аббату памятную записку, которую он недавно Вам послал.