На мейл.ру задали вопрос:

 

- Интересно, а как обыкновенные русские попы относятся к скандалам вокруг богатства патриарха?

 

Лучшим был признан такой ответ:

 

- Рядовые священники довольно бедны, иначе бы никто церкви и не верил. Это сознательная политика. Рядовые - это щупальце церкви, продвинутое в народную толщу. Профессор Поршнев пишет: "Если средневековая церковь владела сознанием масс, то только благодаря тому, что располагала этим разветвленным аппаратом для непосредственного, тесного, интимного общения с массами. Средневековая церковь - это прежде всего не папы или патриархи, не епископы и прочие прелаты, словом, не иерархи и князья церкви, которые более всего бросаются в глаза историку, не ученые схоласты, богословы, основатели орденов, а несчетная армия невидного низшего, сельского духовенства. Это был подлинный "передний край фронта". Энгельс отмечал, что высшее и низшее духовенство в средние века представляло собой по своему имущественному положению как бы два разных класса, что низшее духовенство не получало почти ничего от огромных церковных доходов и существовало близко к условиям жизни массы, почти как простые плебеи и крестьяне. Но это, разумеется, не значит, что низшее духовенство было по существу чем-то второстепенным в средневековой церкви. Напротив, скорее высшее духовенство являлось всего лишь надстройкой над ним. Поскольку церковь подавляла народное сопротивление феодальной эксплуатации, она и сама могла стать и стала феодалом-эксплуататором; но если бы в качестве феодалов, получателей церковной феодальной ренты, выступали те самые круги духовенства, которые непосредственно идейно воздействовали на массы, церковь потеряла бы свое влияние. Энгельс указывает, что "привольная жизнь откормленных епископов, аббатов и их армии монахов вызывала зависть дворянства и негодование народа, который должен был все это оплачивать, и это негодование становилось тем сильнее, чем больше бросалась в глаза кричащее противоречие между образом жизни этих прелатов и их проповедями". Но сельские священники, которые по преимуществу обращались с проповедями к народу, не вкушали ничего от этой привольной жизни. Естественно, что "народная ненависть к попам обращалась против них лишь в единичных случаях". Таким образом, благодаря этому резкому расслоению духовенства церковь могла быть, с одной стороны, феодалом, пожинавшим плоды забитости крестьянства, а с другой стороны, - его мнимым другом, "соучастником" и чуть ли не "зачинщиком" его негодования против феодализма. Энгельс отмечает, что для этой "плебейской части" духовенства, жившей среди народа, общим правилом было даже участие в народных движениях, что "из их рядов выходили теоретики и идеологи движения, и многие из них, выступив в качестве представителей плебеев и крестьян, окончили из-за этого свою жизнь на эшафоте". Иначе говоря, в моменты наибольшего напора народного недовольства этот напор, как неудержимый прилив, отчасти поднимал вместе с собой и нижний пласт духовенства, искренне переходившего на сторону народа, - свидетельство огромной упругости, эластичности церкви, что и давало ей возможность никогда не отрываться от масс. Но сохранив доверие масс, церковь использовала это лишь для того, чтобы в конце концов свести на нет их напор. Бесчисленные кадры той же "плебейской части" духовенства кропотливой будничной работой восстанавливали в сознании масс тормоз, пресекавший революционную борьбу с феодализмом. "