(Художник ?)
Голова седая на подушке.
Держит тонкокожая рука
Красный томик «Александр Пушкин».
С ней он и сейчас наверняка.

С ней он никогда не расставался,
Самый лучший – первый кавалер,
В ней он оживал, когда читался.
Вот вам гениальности пример.

Приходил задумчивый и странный,
Шляпу сняв с курчавой головы.
Вас всегда здесь ждали, Александр,
Жили потому, что были Вы.

О, многострадальная Фаина,
Дорогой захлопнутый рояль.
Грустных нот в нем ровно половина,
Столько же несыгранных. А жаль!
Валентин Гафт. ФАИНА РАНЕВСКАЯ



Последнее и единственное интервью, которое дала Фаина Георгиевна Раневская. (1979 год)

Фото Владимира Богданова
Любовь к Толстому во мне и моя, и моей матери. Любовь и мучительная жалость и к нему, и к С. А. Только ее жаль иначе как-то. К ней нет ненависти. А вот к Н. Н. Пушкиной… ненавижу ее люто, неистово. Загадка для меня, как мог ОН полюбить так дуру набитую, куколку, пустяк…

* * *
...Однажды попала в больницу по поводу диабета. В коридоре увидела Шостаковича и завопила: «Какая радость вас видеть». Страшно смутилась, и мы оба рассмеялись. Он мне тоже обрадовался.
Он стал спрашивать:
— Кого вы любите больше всего?
— Я люблю такую далекую музыку. Бах, Глюк, Гендель...
Он с интересом стал меня рассматривать.
— А оперу любите?
— Нет, кроме Вагнера.
Он опять посмотрел. С интересом.
— Вот Чайковский, — продолжала я, — написал бы музыку к «Евгению Онегину», и жила бы она. А Пушкина не имел права трогать. Пушкин — сам музыка. Не надо играть Пушкина... Пожалуй, и читать в концертах не надо. А тем более танцевать... И самого Пушкина ни в коем случае изображать не надо. Вот у Булгакова хватило такта написать пьесу о Пушкине без самого Пушкина.
Опять посмотрел с интересом. Но ничего не сказал.
А на обложке его квартетов я прочла: «С восхищением Ф. Г. Раневской».

* * *
Ахматова не любила двух женщин. Когда о них заходил разговор, она негодовала. Это Наталья Николаевна Пушкина и Любовь Дмитриевна Блок. Про Пушкину она даже говорила, что та — агент Дантеса.
Когда мы начинали с Анной Андреевной говорить о Пушкине, я от волнения начинала заикаться. А она вся делалась другая: воздушная, неземная. Я у нее все расспрашивала о Пушкине... Анна Андреевна говорила про пушкинский памятник: «Пушкин так не стоял».
...Мне думается, что так, как А. А. любила Пушкина, она не любила никого. Я об этом подумала, когда она, показав мне в каком-то старом журнале изображение Дантеса, сказала: «Нет, вы только посмотрите на это!» Журнал с Дантесом она держала, отстранив от себя, точно от журнала исходило зловоние. Таким гневным было ее лицо, такие злые глаза... Мне подумалось, что так она никого в жизни не могла ненавидеть.
Ненавидела она и Наталью Гончарову. Часто мне говорила это. И с такой интонацией, точно преступление было совершено только сейчас, сию минуту.

* * *
Почему я так не люблю пушкинистов? Наверное, потому, что неистово люблю Пушкина. Он мне осмыслил мою жизнь. Что бы я делала без него?

Есть еще посмертная казнь поэта — «Воспоминания».

* * *
Не могу расстаться с Пушкиным — Пушкин во мне сидит. Пушкин...

С. Бонди [Сергей Михайлович Бонди (1892—1983) - ученый, литературовед, пушкинист] детям о Пушкине — очень хорошо. Я плакала. Впадаю в детство. Впрочем, Горький незадолго до кончины плакал не уставая.

* * *
...Он мне так близок, так дорог, так чувствую его муки, его любовь, его одиночество...
Бедный, ведь он искал смерти — эти дуэли...
Ахматова рассказывала мне, что в Пушкинский дом пришел бедно одетый старик и просил ему помочь. Жаловался на нужду, а между тем он имеет отношение к Пушкину.
Сотрудники Пушкинского дома в экстазе кинулись к старику с вопросами, каким образом он связан с А. С.
Старик гордо заявил: «Я являюсь правнуком Булгарина».

Я боюсь читать Пушкина: я всегда плачу.

Я не могу без слез читать Пушкина. Цявловская [Татьяна Григорьевна Цявловская (1897 - 1978), литературовед, специалист по творчеству А. С. Пушкина] на фотографии мне написала: «Моей дорогой пушкинистке». Я больше тридцати лет прожила в доме Натали на Большой Никитской. Там большие комнаты разделили на коммунальные клетушки: я жила в лакейской.

* * *
Помню, однажды позвонила Ахматовой и сказала, что мне приснился Пушкин.
«Немедленно еду», — сказала Анна Андреевна.
Приехала. Мы долго говорили. Она сказала:
«Какая вы счастливая! Мне он никогда не снился...»

* * *
...Мальчик сказал: «Я сержусь на Пушкина, няня ему рассказала сказки, а он их записал и выдал за свои». Прелесть!
Но боюсь, что мальчик все же полный идиот.

* * *
Где-то я вычитала, что у пушкинского читателя увеличиваются легкие в объеме.
...Павла Леонтьевна говорила мне, что Вера Федоровна Комиссаржевская сказала: «Не знаю такого человеческого голоса, которым можно вслух читать стихи Пушкина».
Я не сплю ночей, что мне делать?

...Всё думаю о Пушкине. Пушкин — планета! Он где-то рядом. Я с ним не расстаюсь. Что бы я делала в этом мире без Пушкина...
81 год

* * *
...На ночь я почти всегда читаю Пушкина. Потом принимаю снотворное и опять читаю, потому что снотворное не действует. Я опять принимаю снотворное и думаю о Пушкине. Если бы я его встретила, я сказала бы ему, какой он замечательный, как мы все его помним, как я живу им всю свою долгую жизнь... Потом я засыпаю, и мне снится Пушкин. Он идет с тростью по Тверскому бульвару. Я бегу к нему, кричу. Он остановился, посмотрел, поклонился и сказал: «Оставь меня в покое, старая б... Как ты надоела мне со своей любовью».

Фаина Раневская





Источник http://bookworm-quotes.blogspot.com/2012/01/ranevskaya-about-pushkin.html