Глава 5

БАБ-ЯГУН

Чихнув еще два или три раза - от каждого чиха кровать бросалась то в одну, то в другую сторону, точно перепуганный скакун, - мумия энергично качнула ногой со шпорой, слегка уколов одну из ножек кровати. Кровать послушно пошла на снижение. Шпингалет, запирающий раму, отскочил с легким щелчком. Бесцеремонно раздавив раскладушку, кровать опустилась прямо на нее. Не теряя времени, мумия, насколько позволяла растяжка, присела и уставилась на Таню маленькими любопытными глазками. Точнее, одним глазом, поскольку другой у нее надежно был укрыт под бинтами. Поверх бинтов за пояс мумии был заткнут здоровенный турецкий кинжал, по своим размерам больше смахивающий на небольшой ятаган.

- Повернись-ка... Так... Теперь другим боком... Вот так отлично! Сомнений нет... Ох, мамочка моя бабуся! Это она, - вполголоса пробормотала мумия, торопливо поправляя взлохмаченные бинты и, насколько это возможно, приосаниваясь.

- Колобородун! - на всякий случай громко выкрикнула Таня, усвоившая этот урок после встречи с говорящими головами.

- Бородун? Какой бородун? - удивилась мумия.

Ее голос, звонкий, высокий, показался Тане странно знакомым. Она уверилась вдруг, что когда-то ей уже приходилось его слышать... Вот только где и когда? Среди ее знакомых прежде не было летающих мумий. Да и нелетающих мумий тоже, если не считать, конечно, зеленого дядю Германа. Но даже и он больше был похож на обычного мертвеца, чем на мумию.

- Колобородун! - снова повторила Таня. Если ее собираются сожрать, то это слово должно подействовать.

Забинтованный - теперь девочка уже уверилась, что это все же не мумия, - забеспокоился.

- Погоди-ка... Что еще за “колобородун”? Неужто тут побывали эти хмыри - Усыня, Дубыня и Горыня? - поинтересовался он.

- Ага, побывали, - признала Таня, не слишком удивившись, что мумии это откуда-то известно. Она вообще в последнее время уже мало чему удивлялась.

Забинтованный стукнул себя кулаком по коленке:

- Ох, мамочка моя бабуся! Тебе повезло! Ходят слухи, что они порой не брезгуют лопухоидоедств... ой, прости... Я имею в виду, что с ними лучше не связываться, особенно если не знаешь всех этих глупых отзывов, которые они все время меняют!

- А кто они вообще такие? - осторожно спросила Таня.

- Усыня, Горыня и Дубыня? - Забинтованный поскреб затылок. - Ну, они того... как бы тебе объяснить... вроде богатырей-вышибал, неплохих, но с дурью в башке. Их, конечно, можно позвать, но только в крайнем случае... Когда, к примеру, нежить совсем уж допечет. Но и тогда это нежелательно, потому что кто знает, чего они такого выкинут. Лучше уж самим с нежитью разбираться, пока силенки есть.

“Кажется, кое-кто уже разобрался”, - подумала Таня, уже без прежнего ужаса глядя на его бинты. Разговаривать с мумией ей было жутко непривычно. С другой стороны, она начинала понемногу входить во вкус. Страх выветривался.

“Так это вас нежить так?” - хотела спросить Таня. Точнее, она еще только рот открыла, чтобы спросить, как ей уже ответили.

- Ничего подобного! - Мумия возмущенно замахала загипсованными руками. - Нежить тут ни при чем. Это меня дракон проглотил. Иначе разве я полетел бы на этой кошмарной кровати? Да ни за какие коврижки - чтоб меня все ребята на смех поднимали? В обычное время у меня есть отличный пылесосик семисотой серии - просто игрушечка! Турбонаддув, два платка безопасности, хромированная труба, кондиционер с ароматом абрикосовой наливки и прочие прибамбасы.

Стоило ему упомянуть дракона и с восхищением отозваться о пылесосе, Таня тотчас вспомнила, где она прежде слышала этот голос! Да только что - по волшебному контрабасу!

- Послушайте... А вы не... не Баб-Ягун? Неунывающий и всеми любимый? Но ведь вас съел дракон! Я слышала, как вы крикнули, - и хрум-хрум... И было это... ну совсем недавно... Как же вы успели из драконьего живота?..

Баб-Ягун весело посмотрел на нее незабинтованным глазом. Его скулы - те их части, во всяком случае, что были видны, - зарделись от удовольствия.

- Он самый... Как же ты узнала? С меня же еще не сняли лечебные заклинания и даже обмотали меня всего, чтобы костеростки не разбежались. Их ведь на здорового человека нельзя сажать - ничего хорошего из этого не выйдет. Меня бабуся моя и та едва узнала в этих бинтах и в гипсе.

Таня хотела спросить, кто такие костеростки, но не стала. Вряд ли это что-то очень симпатичное.

- То бишь я Ягун и есть! Только вот что... ты-то откуда знаешь, кто я такой?.. Я ж тебе не представлялся? Волшебная татуировка на пятке тоже вроде не видна... - продолжал Баб-Ягун. Неожиданно он на миг прищурился и искоса взглянул на Таню.

У той вдруг как-то странно защекотало в волосах, и не только в волосах, но и под волосами, в самой голове.

- Нет, матч был неделю назад, - как ни в чем не бывало продолжал Баб-Ягун. - Ты слушала не саму прямую трансляцию, а ее повтор... Опять же до лопухоидного мира волны долго долетают, пока они еще семь радуг пройдут, ну и другие примочки в том же духе... Точно, дракон меня сожрал. Да еще какой! Сам Гоярын! Хорошо хоть еще у них, у драконов, привычка не жуя глотать.

Набилось нас у него в желудке магов с двадцать - черных и белых... Да упыри еще, да пяток ведьм. Темно, тряска, жара жуткая, просто как у циклопов в бане. Кости вокруг валяются, черепа, видать, с давних времен каких-то остались. Еще бы терпимо, да упыри драку с ведьмами затеяли. Те кусаются, эти лягаются, царапаются - мрак. Я стал разнимать, и вот результат - ни одной целой кости. Простые болельщики... они не очень комментаторов любят, а тут еще темень вокруг, после не дознаешься. И это при том, что я сражался как лев! Куда там лев! Как взбесившийся среднеазиатский джинн, у которого только что кокнули любимый кувшинчик...

Баб-Ягун отважно рубанул воздух загипсованной рукой и заохал от боли.

- А как же вас достали? - спросила Таня. - Вы же сами сказали, что Гоярын... что он никого почти из пасти не выпускает... И кости там вокруг.

- О, целая куча скелетов! В темноте, конечно, не сосчитаешь, но на ощупь... можешь себе представить, как приятно нашарить в потемках чей-нибудь череп, - сказал Баб-Ягун. - Ох, мамочка моя бабуся! Просто чудо, что мы выбрались. Им, драконам, по секрету тебе скажу, на магию-то, в общем, наплевать. Их никакими заклинаниями не прошибешь, разве что самыми сильными, да и то очень ненадолго. У них потом против этого заклинания на всю жизнь иммунитет останется, и во второй раз оно ни за что уже не подействует. А Гоярын... он как пятиэтажный дом, только с крыльями. А пасть... каждый зуб вот как эта летающая постелька. Во всем мире только пять-шесть волшебников, которых драконы кое-как слушаются. Да только все равно Гоярыну пришлось нас выплюнуть... Уж больно желчные ведьмы ему в нутро попались. Как начали проклятиями сыпать да промеж себя ругаться, кто-то там у кого-то саван утащил, почти новый, тут у него совсем брюхо ходуном заходило, он от нас и избавился. Еще, кстати, помогло, у одного упыря, что меня больше других молотил, была с собой разрыв-трава. Маленькая такая травиночка, но ее драконы жутко не любят. Их от нее пучить начинает.

- А вам... вам не было страшно? - спросила Таня, представляя себе желудок дракона как огромный черный непроницаемый мешок, к которому снаружи со всех сторон прилегают раскаленные угли.

Баб-Ягун задумался.

- Не надо мне “выкать”. Я же ненамного те... Хотя неважно. Просто у меня от “выканья” чесотка начинается, а это под бинтами жутко неудобно... Приходится турецким кинжалом чесаться, а это для здоровья вредно! - сказал он. - Было ли мне страшно?.. Ничуть. Видишь ли, это чувство мне вообще неведомо. Я ведь тоже играю в драконбол. Уверен, что когда-нибудь меня возьмут в сборную команду Тибидохса... Кого наша сборная только не колошматила! И водяных, и барабашек, однажды даже чертей и тех вздули! Тренер там строже некуда - Соловей О.Разбойник из “темных” магов! Тренировки у него никто не прогуливает, взглядом замораживает... Да, ты правила-то драконбола знаешь? - спохватился он.

Баб-Ягун покосился на Таню, и та вновь на мгновение ощутила, словно кто-то слегка пощекотал у нее в мозгу кончиком перышка. Вскрикнув, девочка обхватила виски руками, и ей почудилось, будто что-то пробкой вылетело из ее сознания.

- Аи, больно же! Нельзя так резко блокировать! Ты меня чуть не защемила! - охнул Баб-Ягун и так затряс головой, что часть бинтов даже размоталась.

- Ты что, мысли мои читал? Прекрати! - крикнула Таня, от возмущения легко переходя на “ты”.

Баб-Ягун виновато и одновременно испуганно оглянулся, словно проверяя, не подслушивает ли их кто-нибудь.

- Тшш! Откуда ты знаешь? Даже из больших волшебников и то далеко не все распознают, когда их зеркалят... - зашептал он.

- “Зеркалят”?

- “Зеркалят, подзеркаливают”... В голову то есть заглядывают. Лопухоиды называют это телепатией. Ну они, лопухоиды, вообще любят всякие умные слова выдумывать. Запустишь в кого-нибудь мысленно стаканом... ну сгоряча то есть... а они - “телекинез, телекинез!”. Или там полетаешь слегка, когда ходить совсем облом, а они - “левитация”... Ну так ты никому не говори, что я... ну, зеркалил, в смысле. Я всегда жутко незаметно это делаю, мало кто замечает даже из наших!.. А ты заметила!

- Просто в голове что-то защекотало, - смутилась Таня.

- Оно! Оно самое! Высшее врожденное провидение! А блокировка-то какая! Просто как кувалдой меня шарахнуло! - восторженно воскликнул Баб-Ягун и, словно озаренный какой-то идеей, вдруг сильно хлопнул себя по лбу: - А, я понял - ты же из рода Гроттеров, а у них эти все штучки в крови... Все-таки что ни говори, а Гроттеры почти что самый древний волшебный род. Разве что у Сарданапала род немножко подревнее, да у Медузии, да у деда Мазая.

- У какого-какого деда? - пораженно переспросила Таня.

- О, это могучий маг был! Правда, умер давно уже. Как-то он разом сто черных магов в зайцев превратил необратимым заклинанием, а потом ему совестно стало, и он всю жизнь этих зайцев собирал... - пояснил Баб-Ягун и продолжил: - Само собой, и у меня тоже древний род, хотя я никогда этим не хвастаю. Разве что упомяну изредка, чтобы поставить на место кое-каких выскочек... Обещай, что ты никому не скажешь, а то у меня неприятности могут быть. У нас, белых магов, запрещено лезть друг другу в мысли. Вот у черных магов - у них все запросто. Хоть с нежитью якшайся, хоть испепеляющие молнии швыряй - полная свобода. Разве что одно ограничение - добрых дел не твори, не то плохо будет. Вот только Ту-Кого-Нет они тоже жутко боятся.

Внезапно под бинтами у Баб-Ягуна что-то задребезжало, да так оглушительно, что железная кровать подпрыгнула и заскрипела всеми своими ржавыми сочленениями. В доме напротив сразу вспыхнуло с десяток окон. Прижавшиеся к стеклу сонные физиономии выглядывали во двор, не понимая, что происходит.

- Что это такое? - испугалась Таня.

- А, не обращай внимания! Это мой зудильник разбушевался! Теперь, пока на экран не посмотришь, он ни за что не умолкнет. Сейчас я его... - бормотал Баб-Ягун, в спешке пытаясь распутать бинты.

- Осторожно, Пипа проснется! И дядя Герман! - Зажав уши, Таня торопливо прильнула к стеклу.

Так и есть: одеяло на кровати у Пипы вздулось бугром. Из-под одеяла показалась круглая физиономия.

- Она просыпается! Сейчас начнет голосить! - с отчаянием крикнула Таня.

- Не волнуйся!

Баб-Ягун, со скрипом подскочив с кровати, на одной ноге припрыгал к двери лоджии и пробормотал:

- Сопелус! Тьфу ты, опять спутал... Сопеллис... Соппелиум реланиум!

Но то ли с заклинаниями что-то не ладилось, то ли у дочки дяди Германа был иммунитет против волшебства, но Пипа как ни в чем не бывало продолжала вертеть головой, подозрительно поглядывая в сторону лоджии.

- Опять не вышло! Да что же это такое! - сердито прошипел Баб-Ягун. - Придется, видимо, припечатать ее, хоть и не хотелось!

Прежде чем Таня успела выяснить, что Баб-Ягун имел в виду под “припечатать”, он решительно прицелился в Пипу согнутым безымянным пальцем, закованным в гипс, и сипло буркнул:

- Пундус храпундус!

Вылетевшая из-под гипса зеленая искра поразила Пипу точно в левый глаз. Таня вскрикнула. Дочка дяди Германа несколько раз ошалело моргнула в темноту, а затем тяжело, точно убитый мамонт, завалилась на подушку. Послышался басистый, глухой храп. Если судить только по этому храпу, то можно было заключить, что на кровати лежит не десятилетняя девочка, а по меньшей мере здоровенный самец гориллы, вдобавок страдающий хроническим насморком.

- Терпеть не могу это заклинание. Уж больно оно... э-э... по ушам ударяет. Но только оно почему-то у меня и получается. Остальные чего-то там заедают. - Баб-Ягун выглядел немного смущенным.

- Угу, - буркнула Таня. Только это она и нашлась сказать.

Тем временем зудильник Баб-Ягуна, распаляясь все больше, продолжал производить оглушительные звуки, которые с каждой минутой звучали все кошмарнее.

- Да сделай же что-нибудь! - крикнула она.

- Минутку! Вот зараза, не вытаскивается! За бинты зацепился! Ну я его! - Баб-Ягун сгоряча выхватил турецкий кинжал и, энергичным взмахом располосовав бинты, извлек наружу нечто похожее на жестяную миску. Стоило ему провести по ее дну ладонью, как дребезжащий звук мгновенно прекратился, хотя долго еще в ушах у Тани звенело и она слышала все как сквозь подушку.

Когда Баб-Ягун прорезал бинты, то одновременно с зудильником наружу выкатилось нечто похожее на блестящую монету, размером примерно с металлические 5 рублей. Таня хотела подобрать ее, но Баб-Ягун крикнул:

- Не надо, не трогай ее! Это костеростка! Тем, у кого целые кости, нельзя!

И в самом деле, монета вдруг выпустила шесть длинных ломких лапок и быстро юркнула в щель между стеной лоджии и шкафом. На спине у нее Таня заметила открывшуюся на миг прорезь, которая вполне могла быть челюстями, и притом довольно мощными.

Тем временем на тусклом дне зудильника вспыхнуло румяное усатое лицо. Правый ус сам собой завивался в колечки, а левый настойчиво пытался забраться в ноздрю, вынуждая хозяина раздраженно щелкать по нему пальцем. Ус это, видимо, забавляло, и он, выбрав момент, вновь начал подкрадываться к ноздре.

- Баб-Ягун, ты меня слышишь? - громко пропыхтел обладатель усов. - Это академик Сарданапал! Хочу напомнить, чтобы ты вел себя как можно осторожнее! Ни в коем случае не привлекай внимания лопухоидов! Это для нас сейчас крайне нежелательно. Ты там не шумишь?

- Ох, мамочка моя бабуся! Да не, не шумлю я, - шепотом ответил Баб-Ягун, тревожно косясь на освещенные окна. Хотя зудильник и перестал уже голосить, они пока не спешили гаснуть.

- Что? Что ты там бормочешь? Накуролесил, поди? Знаю я тебя! Помни - тишина, тишина и еще раз тишина! Должен же ты хоть чему-то у меня научиться? Вспомни мои уроки конспирации! - строго сказал Сарданапал.

Таня пораженно смотрела на Сарданапала, о котором слышала от говорящих голов. Судя по тому, что его боялись даже склонные к людоедству хулиганствующие вышибалы, он обладал огромной магической силой. Но вот солидности ему явно не хватало. Пока сам Сарданапал громким басом призывал Баб-Ягуна к тишине, его правый ус затеял драку с левым. Оба уса покачивались, как кобры, и наносили друг другу быстрые удары своими кончиками. Дрались усы явно не впервые и довольно скоро, сговорившись, совместно стали дразнить пышную бороду академика, спокойно покоившуюся у него на груди. Доводили они ее так: правый ус чуть-чуть прищелкивал ее со своей стороны, а когда рассерженная борода гналась за ним, с другой стороны налетал второй ус, и игра начиналась по новой. Бороде это жутко не нравилось. С каждой минутой она ярилась и вздрагивала все сильнее, чего и добивались усы.

- Баб-Ягун, наступают тяжелые времена, - продолжил Сарданапал. - Нежить ведет себя крайне подозрительно. Имеются свидетельства, что она вновь собирается толпами, чего не происходило уже десять лет. Отдельные ее отряды проникают на нижние уровни Тибидохса, хотя, разумеется, еще не отваживаются связываться с циклопами... Ты понимаешь, что это означает? Особенно теперь, когда золотой меч похищен?

- Ай-ай-ай! Мрак, - произнес Баб-Ягун, но Тане показалось, что он не слишком напуган.

“С другой стороны, ему-то чего волноваться? Что еще плохого с ним может произойти, когда у него и так уже ни одной целой кости?” - подумала девочка, на всякий случай ставя блок, чтобы ее нельзя было подзеркалить. Но Баб-Ягун, похоже, слишком был занят беседой с Сарданапалом.

- Вот именно: мрак! - не чувствуя иронии, продолжал академик. - Хм... Ну ладно. Это не зудильниковый разговор... Ты нашел Таню? Она жива? С ней все в порядке? - с беспокойством спросил он.

Баб-Ягун оглянулся на девочку.

- Ты жива?.. Таня кивнула.

- Говорит, что жива. По-моему, ей можно верить, - подтвердил Баб-Ягун.

- Странно. То есть я хотел сказать: замечательно, - поправился Сарданапал.

- Хотя, конечно, эти живые мертвецы порой так ловко маскируются, что ни за что не догадаешься... Пока кол не загонишь, никогда не... - подумав, добавил Баб-Ягун.

Но академик уже не слушал. Он смотрел на то место, где, как предполагал, должна стоять Таня.

- Здравствуй, девочка моя! Как ты жила все эти годы? Уверен, тебе было довольно-таки пакостно, но ничего не поделаешь - всем нам приходится чем-то жертвовать. Ты не обиделась, что мы запузырили тебя в мир к лопухоидам? - ласково спросил он.

- Я... все это так... Я даже не знала... Простите, ведь я даже... - От волнения у Тани перехватило дыхание. Кем она была еще вчера - забитой, унижаемой сиротой, теперь же ей сообщают, что она принадлежит к одному из древнейших волшебных родов.

- К сожалению, я не могу тебя ни видеть, ни слышать - этот зудильник заговорен только на Баб-Ягуна, - продолжил Сарданапал, когда девочка совершенно запуталась в своих чувствах. - Слушай все, что он тебе скажет. Не позднее чем через неделю ты должна быть в Тибидохсе. За эту неделю тебе надо выучить необходимые заклинания для перехода в магический мир, научиться пользоваться контрабасом и магическим кольцом! Без этого тебе в Тибидохс никак не попасть: переходные ворота тебя не пропустят. Делай все то, что тебе скажет Баб-Ягун! Мы же здесь постараемся снять проклятие. А тогда, возможно, ты не... не произойдет того, что должно произойти.

Таня насторожилась. Ей почудилось, что Сарданапал едва не сказал ей чего-то действительно важного. Хотя не исключено, что он проговорился специально. Хотел подготовить ее к чему-то такому, что ей предстоит еще узнать в свое время. Если оно наступит.

- А что должно произойти? - спросила она, забыв, что зудильник все равно не передаст ее голос.

Внезапно и без того румяное лицо Сарданапала вдруг побурело, налилось кровью.

- Да что же это такое! А ну отстань от меня! - рявкнул он.

Таня вначале испугалась, что чем-то разозлила белого мага, но почти сразу поняла, что причина не в ней. Академик захрипел. Его борода, окончательно выведенная из себя проделками усов, погналась за одним из них и многократно обмоталась Сарданапалу вокруг шеи. Убедившись, что борода сгоряча обмоталась во всю длину, усы разом набросились на ее край и дважды продели его под основанием, завязав таким образом бороду узлом и обездвижив ее. Убедившись, что их противник одурачен, усы, довольные тем, что их проделка удалась, вытянулись в два восклицательных знака.

- Все! Конец связи! - крикнул академик и, схватившись на бороду, принялся оттягивать ее от шеи. Последним, что услышала Таня, прежде чем зудильник окончательно погас, был его крик:

- Это было последнее предупреждение! Где мои ножницы?

- Какой он странный! - поразилась Таня. Баб-Ягун хмыкнул.

- А ты как хотела? Все гении странные. А это сам академик Сарданапал! Глава Тибидохса! Председатель гильдии Белых магов, автор трудов по алхимии, снятию порчи, обуздыванию нежити и драконоведению. Лауреат премии Волшебных Подтяжек, которая вручается раз в столетие! Правда, в последнее время он стал очень рассеянным. Забывает все подряд. Иногда даже путает имена. Может, сработало чье-нибудь отсроченное проклятие или там хроническая порча... Это ж до конца не вылечивается.

- Послушай... А в Тибидохс меня возьмут навсегда? Я хочу сказать, через пару месяцев меня не подкинут снова дяде Герману?

- Исключено, - замотал головой Баб-Ягун. - Кто попал в Тибидохс, потом уже никогда не возвращается к лопухоидам. Во всяком случае, если сам этого очень не захочет. Но обычно таких нет.

- А Тибидохс - это что такое? Вроде интерната? Или института волшебства?

- Тибидохс... э-э... это школа. Совершенно особенная школа, - пояснил Баб-Ягун.

Почему-то, она сама не могла толком понять почему, Тане показалось, что он уклонился от ответа. Или, во всяком случае, сказал далеко не все, что мог бы сказать.

Внезапно Таня отчетливо услышала в коридоре шум. По линолеуму забухали гранитные пятки. Шаги были такими гулкими, что можно было решить, что сюда топает Каменный гость.

- Тетя Нинель! Она сейчас войдет и тебя заметит! - охнула Таня, одновременно соображая, что в том, что тетя Нинель проснулась, нет ничего удивительного. Достаточно было одного зудильника, а тут еще оглушительный храп Пипы и закладывающая уши “конспирация” академика Сарданапала.

- Заметит меня? Исключено! - заявил Баб-Ягун.

- Как исключено? Она почти всегда подходит к лоджии. Хотя бы для того, чтобы проверить, не вздумала ли я открыть форточку в Пипину комнату, чтобы слегка погреться.

- Расслабься! Я сказал: она меня не заметит, и она меня не заметит. Мне даже не придется очищать ей память, - таинственно усмехнулся Баб-Ягун.

За мгновение до того, как дверь окончательно открылась, он ткнул себя пальцем в грудь и быстро произнес:

- Линузус очкустус!

Магическое кольцо сверкнуло зеленой вспышкой - и Баб-Ягун растворился. В воздухе остался плавать лишь один бинт, внутри которого - теперь это особенно бросалось в глаза - была пустота. Еще через несколько секунд исчез и бинт - вероятно, невидимое заклинание действовало постепенно.

Таня бросилась на раскладушку, прижавшись щекой к отсыревшей за день простыне, и притворилась спящей. Она услышала, как тетя Нинель вошла в комнату и на цыпочках подошла к Пипе. Неизвестно, что той померещилось, но Пипа громко и отчетливо сказала сквозь сон:

- О Гэ Пэ! О дорогой Гэ Пэ! Я тоже хочу быть как ты! Тетя Нинель покачала головой и осторожно разбудила дочку.

- Пипочка, бедная моя, ты разговариваешь во сне. А ты не плакала? А то мне померещились еще какие-то звуки...

- А-а? Что? Отстань, - в полусне отозвалась Пипа, пытаясь, не открывая глаз, пнуть любимую мамулю.

- Странно, - удивилась тетя Нинель. - Ну спи, дочуня... А то звук все время такой был: вбдзз-вбзз... Даже папа услышал, хотя он и надевает на ночь наушники. Дай я тебя поцелую!

Вытянув губы, тетя Нинель склонилась над Пипой и громко чмокнула ее в щеку. Тотчас послышался звук, словно кто-то с размаху впечатал кулаком в тесто. Сбылась золотая мечта идиота. Пипа все же попала по мамуле ногой.

- Ого-го! Как же плачет эта девчушка, если ее плач можно перепутать со звуком моего зудильника? - пораженно прошептал Баб-Ягун, когда тетя Нинель вперевалку удалилась. Вначале проявились его бинты, потом турецкий кинжал, а затем постепенно и он сам.

- Лучше тебе этого не слышать, поверь мне, - пожелала Таня. - Все, кто его слышал, становятся заиками.

- А ты почему не заика?

- На меня уже не действует. Я с детства привыкла. Вот когда она начнет плеваться - тут уж полный финиш. Все верблюды разбегутся.

- Ох, мамочка моя бабуся! И повезло же тебе с родственниками. Одна тетка чего стоит, - посочувствовал Баб-Ягун.

- Ты еще не видел дядю Германа, - хмыкнула Таня.

- Почему не видел? Когда Сарданапал меня сюда посылал, он велел Медузии показать тебя и всех твоих родственничков в белом зеркале... Ну, вроде чтобы я ничего не перепутал. Твой дядя Герман, конечно, колоритный типчик. Вон он зеленый какой. Все-таки кровь дает о себе знать. Он был бы крайне удивлен, но знаменитый вампир граф Дракула - его родной прапрадедушка.

Тане показалось, что она ослышалась.

- Дракула - прапрадедушка дяди Германа?

- Ну да... Или там чего-то в этом духе. Я это от своей бабуси слышал, а она про родство все знает. У нее не голова, а прям сундук какой-то!.. - сказал Баб-Ягун. Внезапно он чутко принюхался и прищелкнул пальцами. Секунда - и в руке у него возник длинный батон копченой колбасы, явно позаимствованный из холодильника тети Нинели.

- Это я называю взять на хап-цап. Кстати, заклинание так и звучит. Правда, некоторые умники называют это телепортацией, - пояснил Баб-Ягун, хищно откусывая колбасу прямо от палки.

- Значит, дядя Герман тоже... ну, чародей? Раз Дракула его дедушка? - уточнила Таня.

Баб-Ягун замотал головой, показывая, что у него набит рот. Лишь проглотив, он смог ответить:

- Родство с вампиром и волшебные способности - абсолютно разные вещи. Волшебником надо родиться, а вампиром запросто может сделаться каждый. Да только что хорошего в том, чтобы быть живым мертвецом? Ничего хорошего в этом нет - уж можешь поверить. Я их целую кучу знаю.

- Постой-ка, - смутилась вдруг Таня, - выходит, Дракула и мой прапра? Ведь мы же с дядей Германом родственники.

- Ничего подобного! - возмутился Баб-Ягун. - Дядя Герман с Дракулой совсем по другой линии в родстве, по материнской. А у вас, Гроттеров, в роду ничего подобного не было! У тебя в родне царица Клеопатра, Али-Баба, фараон Тутанхамон, старик Хоттабыч и Белоснежка с семью гномами. Ну, и еще граф Калиостро. Уж моя бабуся-то знает!

Неожиданно Баб-Ягун о чем-то вспомнил и безжалостно хлопнул себя ладонью по лбу.

- Ну и баранья же я башка! Совсем забыл о своем поручении... На, держи! Это Сарданапал велел передать тебе, чтобы ты готовилась к полету в Тибидохс. Я прилечу за тобой ровно через неделю, но тебе еще многому предстоит научиться.

Отогнув на летающей кровати край матраса, он извлек толстенную книгу. Сопя от старания, Баб-Ягун обтер рукавом ее запылившийся переплет и протянул Тане:

- Смотри береги ее! Это исключительно редкая книга! Было крайне сложно получить ее из библиотеки Тибидохса. Библиотечный джинн даже пытался взять в залог мою душу, но я наврал ему, что моя душа воет по ночам, и тогда он дал мне ее без залога. Видела бы ты нашего джинна Абдуллу! Ему даже Безглазый Ужас на глаза не рискует показываться, после того как однажды стер тринадцатую букву на тринадцатой странице тринадцатого тома “Тайн роковой порчи”. Кстати, не исключено, что Безглазым он стал именно после этого случая. Впрочем, у нас об этом не принято спрашивать.

Слушая бойкую болтовню Баб-Ягуна, Таня с трепетом взяла у него из рук книгу и, взглянув на обложку, обнаружила, что держит в руках всего лишь “Тысячу советов молодой хозяйке”.

“Странно”, - удивилась она и, наудачу открыв книгу, прочитала:

“Совет 8. Белье не будет так скоро пачкаться, если вы добавите в стиральный порошок несколько капель лимонного сока”...

“Может, он чего-то перепутал?” - подумала она, ознакомившись с советом 24:

“Для приготовления хлебцев вам будут нужны:

150 г сливочного масла или маргарина, 250 г сахарной пудры, 6 яиц, лимонная цедра, 70 г изюма, 70 г засахаренных или консервированных фруктов, 400 г муки (желательно высшего сорта), щепотка пищевой соды...”

Но Баб-Ягун так сиял, что ясно было: нет, книга именно та, которая нужна. Скрывая разочарование, Таня открыла ее ближе к середине:

“Совет 567. Если в ресторане или в кафе к вам настойчиво пристает незнакомец, не паникуйте. Поставьте на его одежде приметное пятно сметаной или кетчупом, после чего немедленно звоните по тел. 01, 02, 03, 04”.

“Чушь какая-то. И где тут волшебство? Они меня что, кухаркой в Тибидохс берут?” - недовольно подумала Таня. Решив, что правильнее будет не читать все подряд, а просмотреть оглавление, она заглянула в него и прочла:

“Секреты штопки крестиком.............5

Новая жизнь старого чайника..........12

Стирка шерстяных изделий.............75”.

- Ну как тебе книга? - радостно спросил Баб-Ягун, прерывая ее знакомство с главой восемнадцать о выведении моли.

- Э-э... Очень познавательная. Учит... э-э... всяким полезным вещам, - опасаясь обидеть его, пробормотала Таня, подумав про себя, что подобные книги тетя Нинель покупает по дюжине на неделе, не связываясь при этом со склочным джинном.

- Ну-ка, что ты там читаешь? - Баб-Ягун, уловивший в ее голосе нотку разочарования, заглянул ей через плечо и расхохотался: - Так вот в чем дело! Тебя спутала вся эта белиберда! Она же для маскировки на случай, если книга попадет в руки лопухоиду или кому-нибудь из нежити! А теперь смотри и запоминай! - Баб-Ягун быстро щелкнул по странице указательным пальцем и прошептал: - Расслабонум!

В тот же миг внешний вид книги изменился. В руках у Тани возник пухлый потрепанный том в переплете из драконьей кожи, на котором золотой вязью было оттиснуто:

“Справочник Белого Мага

Существует в единственном экземпляре”.

- Вообще-то все волшебные книги существуют в единственном экземпляре. Это только у лопухоидов полно одинаковых книг. Правда, у некоторых из наших изданий могут существовать магические двойники, вроде зеркальных отражений, которыми тоже можно пользоваться, - пояснил Баб-Ягун.

- А это не отражение?

- Нет, у нее их никогда и не было. Посмотри, там должна быть печать... Ага, вот она!

На титульной странице книги Таня увидела мерцающий штамп: “Библиотека Тибидохса. Вернуть до второго новолуния во избежание наложения проклятия”.

- И что, действительно проклянут, если не вернешь? - с сомнением спросила Таня.

Едва она это произнесла, как штамп мигнул и принял форму виселицы. Надпись под петлей гласила: “Проверь!”

- Не советую проверять. В библиотеке строгие нравы. Ты даже не представляешь, что джинн делает с теми, кто вырывает страницы. Лучше, если ты этого никогда и не узнаешь, - хмыкнул Баб-Ягун.

Осторожно открыв книгу на той странице, где прежде был рецепт приготовления хлебцев, Таня прочла:

“Совет 24. Для откармливания домашних гарпий возьмите двенадцать тухлых яиц. Тщательно взбейте их хвостом перепуганного молодого скунса. Добавьте в похлебку свеженарубленного крысиного мяса и приправьте по вкусу сушеными оводами и шмелями... Подавать охлажденной в болотном соусе”.

“Ого-го! Это уже не про хлебцы!” - подумала Таня. Полюбопытствовав же, что произошло с советом 567, Таня узнала следующее:

“Если в потусторонних мирах к вам прицепится мертвяк, Варило-Тормошило или Синий Дядя, следуйте следующим правилам: ни в коем случае не применяйте против них магию, не отвечайте ни на один вопрос, которые они вам будут задавать, ничего не берите у них из рук. В случае если они будут давать вам советы, избегайте им следовать. Нарушение любого из этих правил может стоить вам жизни”.

- Вот так-то! - сказал Баб-Ягун. - Ты давай читай книжку и входи в курс дела. Без этого тебе к нам не попасть. Других учеников мы, правда, и без знания заклинаний переносили, но ты особый случай! С тобой этот фокус почему-то не проходит.

- Почему? - удивилась Таня. Баб-Ягун пожал плечами:

- Не знаю. Все пытались. И Сарданапал, и Медузия, и даже профессор Клопп: не пускает тебя что-то. То ли охранная магия, то ли потому, что ты дочь Гроттера. Придется тебе самой через ворота проходить, а значит, самой заклинания зубрить. Вот и послали меня с этой книгой.

Баб-Ягун похлопал ладонью по обложке.

- Все заклинания ты не выучишь, это точно. Больно их много, - продолжал он. - Так что сильно не заучивайся, чтобы башка не распухла: зубри только полетные, заклинания перехода и как пользоваться кольцом. В остальном ты все равно сама не разберешься - тут учителя нужны. И вот еще что, навсегда запомни одну вещь... вроде правила волшебства номер один. Никогда и ни за что не раскрывай тайны магии лопухоидам! Не вздумай рассказать им ни одного заклинания.

- Чтобы они не овладели магией? - спросила Таня.

Баб-Ягун хотел покачать забинтованной головой, но, видимо, забыл про гипс на шее.

- Не-а, магией они все равно не овладеют. Магом надо родиться. Тут ведь главное не слова, но кто эти слова произносит, что он при этом представляет и, самое необходимое, верит ли он в то, что говорит. А так хоть целый день кричи: “Хапкус гапкус!” - ни один предмет не прыгнет тебе в ладонь, если ты не родился со способностями. Лопухоиды же только испортят заклинания, замозолят их бестолковым повторением, и все. Но главное, тот волшебник, который открывает непосвященным тайну, навеки становится изгоем. У него отбирают волшебное кольцо, лишают практики, он сразу становится никем.

Баб-Ягун помолчал, еще что-то припоминая.

- Кажется, у меня еще было что тебе передать... Ага, твое магическое кольцо! Хорошо, что я про это заговорил!

Он распутал бинты, на этот раз вполне благополучно, ухитрившись не выпустить при этом ни одной костеростки, и извлек маленькую деревянную коробочку с буквами “LeoGr”. Внутри в выдавленном углублении Таня увидела мужской перстень-печатку с оттиском в форме небольшой птицы.

- Не потеряй его... Магическое кольцо бывает одно на всю жизнь. Чужими кольцами пользоваться нельзя, равно как нельзя и заказать новое. Возможно, оно будет соскакивать, но магические перстни не подтягивают. Это... хм... перстень Леопольда, твоего отца.

Таня бережно положила кольцо на ладонь, не решаясь пока надеть его. Кольцо было прохладным и тяжелым. На вид оно казалось намного легче.

- А где мой папа? Почему он сам за мной не прилетел? Дядя Герман все время говорил мне, что он в тюрьме. А противный липкий человечек с рожками сказал, что мои родители погибли. Но ведь он врал, правда? - спросила она с волнением. Этот вопрос давно уже вертелся у нее на языке.

Баб-Ягун закашлялся и, отвернувшись, стал проверять, не распутались ли талисманы на летающей кровати.

- Э-э, мамочка моя бабуся... Видишь ли, твои родители... Их нет... Их убила Та-Кого-Нет. Поэтому ты и оказалась у дяди Германа. Иначе они тебя, само собой, не отдали бы, - буркнул он.

Тане почудилось, что по затылку ее ударили чем-то тяжелым и упругим. Не поддержи ее Баб-Ягун, она упала бы.

- Нет. Неправда... - сказала она тихо.

- Не хотелось тебе говорить, но ты все равно узнала бы... А мне вообще-то пора. Нужно быть в Тибидохсе до рассвета. Не хочу, чтобы моя кроватка мозолила глаза лопухоидам. А то, знаешь ли, они после этого плохо спят... Ну все, пока, я прилечу за тобой ровно через неделю!

- Ты уже улетаешь? - вздрогнула Таня.

Больше всего ей хотелось теперь схватить Баб-Ягуна и не отпускать его.

- И вот еще что: ты заклинания-то учи, но сама летать не вздумай! - озабоченно продолжал Баб-Ягун. - Слышишь? Ни за что не вздумай! Кое-кто обрадуется, если ты разобьешься, так что не будем доставлять ему такого удовольствия.

Явно спеша распрощаться, Баб-Ягун торопливо уселся на кровать и негромко произнес:

- Пилотус камикадзис!

Из-под гипса, где было кольцо, вылетел тонкий зеленый луч.

Кровать заскрипела, неуклюже протиснулась в окно лоджии и заскользила вдоль дома, постепенно набирая высоту. Баб-Ягун помахал Тане рукой.

- Удачи! Надеюсь, у тебя получится с заклинаниями! У многих не получается, но тут уж ничего не поделаешь. Это или есть, или нет! - крикнул он.

Когда кровать пролетала мимо предпоследнего этажа, Баб-Ягун из озорства постучал в стекло. Через секунду из окна послышался высокий женский визг. Похоже было, что прима-балерина Большого театра Катерина Колодкина отрицательно относилась к летающим мумиям, подглядывающим ей в форточки.

“Баб-Ягун прав. Едва ли после этого можно лечь спать. Хотя все равно уже скоро утро”, - подумала Таня, крепко сжимая в ладони кольцо своего отца, Леопольда Гроттера. Пусть ее родителей нет среди живых, но она любит их и всегда будет любить... Отца и маму.

Глава 4

КОВОКЛИ РВАКЛИ?

- Цвианг! - прогудела третья от края струна, которую Таня прижала ближе к середине грифа. Едва звук растаял, как на лоджии возникла круглая толстощекая голова в медном шлеме. Размером она была с порядочный котел и грозно вращала зрачками. Вид у головы был откровенно разбойничий. Искривленный нос был когда-то вмят чьим-то кулаком, а на щеке красовался длинный шрам...

- Ковокли рвакли? - прорычала она, когда ее зрачки, перестав вращаться, остановились на девочке.

- Никовокли не рвакли... Ошибочка вышла... - пытаясь спрятаться за контрабасом, пробормотала Таня.

Голова ухмыльнулась, обнажив сточенные желтые зубы, каждый из которых был с добрый кулак. Кроме того, стало заметно, что между двумя передними зубами застряло что-то ужасно похожее на подошву от ботинка.

- Че за “никовокли”, в натуре? - хрипло спросила голова. - Где магический отзыв? Тебя че, не предупреждали, что я могу разорвать того, кто незаконно пользуется волшебными предметами? Клочки по закоулочкам и, типа, все такое.

- Нет, меня не предупреждали, - быстро выпалила Таня, сообразив, что в этом ее единственное оправдание.

- Да ни в жись не поверю! А коль не предупреждали, значит, ты не ведьма, а одна из лопухоидов!

- Нет, я ведьма... То есть я... Погодите, я все объясню...

Таня в испуге попятилась и, надеясь, что голова исчезнет, поспешно провела смычком по соседней струне.

“Вжиангг!” - толсто прогудела струна. Нет, голова не исчезла, зато рядом немедленно возникла другая, еще более бандитская, чем первая, украшенная пушистыми фельдфебельскими усами.

- Где нежить? Вякли бякли обвивакли? - спросила она голосом, который резал слух, как наждачная бумага.

Таня ойкнула, испытав жгучее желание оказаться за сто километров отсюда или, на худой конец, просто провалиться под пол.

- Вякли бякли обвивакли? - нетерпеливо повторила голова.

- Здорово, Усыня! - гаркнула та голова, что появилась на лоджии раньше. - Думаю, пришла пора кое-кого слопать. Кого-то, кто вызывает нас, не зная простейшего магического отзыва...

. - Точно, Дубыня... Давно пора проучить этих зеленых ведьмочек! Будут знать, как путать заклинания!

- Да она и не ведьмочка небось, а одна из лопухоидов... Ненавижу, когда эти ничтожества воображают себя чародеями. Руки бы поотрывал тому, кто дает им волшебные инструменты...

Таня в страхе схватилась за смычок. Она хотела взмахнуть им, зная, что от этого видения порой исчезают, но случайно задела еще одну струну. “Ну вот, опять! Да что же это такое!” - подумала она, испытывая дурное предчувствие. И предчувствие не обмануло.

“Дррианггг!” - ехидно тренькнула струна, и тотчас третья голова, лысая, как бильярдный шар, выкатилась рядом с первыми двумя. Лицо у нее было плоским как блин, с таким же, как и у блина, множеством мелких пористых рытвин, глаза точно узенькие щелки, зато огромный рот протягивался от уха до уха. Явственно ощущалось, что голова эта если и не совсем тупая, то с придурью.

- Горыани подниматурус? - мрачно спросила голова.

Таня убито молчала.

- Терпеть не могу, когда от меня одну голову перемещают. Это, выходит, мое туловище там сейчас одно торчит? Кто хошь подойти может и пинка дать? А если б я, к примеру, в битве был, то че, так вслепую и махать?

- Угу, Горыня! Это ты точно сказал. Типа, кто не заховался, я не виноват... - сказал Дубыня. - Я че, типа, сказать хочу. Я за пять минут до этого от скуки с двумя циклопами завязался: мол, че толкаетесь, одноглазые, давно вам не вламывали, и все такое... Один только размахиваться начал, а моя башка - раз! - и тут! То-то он щас небось моргает... То ли он мне голову снес, то ли чего. Непонятно, короче, как с безголовым махаться.

- Нет, точно надо ее сожрать! - решил за всех Усыня. - Говори отзыв! Ну? Не знаешь? Ну ты допрыгалась!

- Ковокли? Обвиватум? Горьяни? Зюзли Кызюкли? - наудачу выпалила Таня.

- Ага, вроде того... Прям в самую точку! - понимающе сказал Горыня. Голос у него звучал довольно ласково, однако девочке совсем не понравилось, как он облизнулся. Скверненько облизнулся.

Головы многозначительно переглянулись. Ус щелкнул, словно бич, и, обвив Таню за лодыжку, стал подтягивать ее к себе. Девочка рванулась, завизжала, но он был толстый, как корабельный канат.

- Жаль, рука там осталась... Взять нечем... Ну да ничего, мы ее и так... - примериваясь, пробормотал Усыня.

Дубыня забеспокоился:

- Слышь, братан, ты того... Не забывай нас-то. Оставишь нам куснуть? - сипло спросил он. - Мы ж тебя того, угощали...

- Когда это вы меня угощали? - возмутился Усыня.

- Ну как же? А немецкими рыцарями...

- Тьфу ты... Так то ж консервы! Их покуда вскроешь, ажно запотеешься!

- А ты бы открывашкой. После зато копьями ихними в зубах ковырять очень сподручно.

Защищаясь, Таня взмахнула было смычком, но Усыню это испугало не больше, чем если бы его попытались ткнуть спичкой. Пасть с громадными тупыми зубами была уже совсем близко. Некоторых зубов у Усыни не было, а остальные выглядели не лучшим образом.

- А-а-а! Не трогай меня! Тебе надо к стоматологу! - крикнула Таня, отчаянно упираясь ладонями чудовищной голове в лоб, чтобы ее непросто было проглотить.

- А это еще кто такой? С чем его едят? - поинтересовался Усыня.

- С бормашиной и со сверлами... Под майонез хорошо идет, особливо если вместе с перчатками и всеми щипчиками! - подсказал Дубыня. Из всех трех голов он был, похоже, самый всезнающий. И вдобавок с большим практическим опытом.

Изловчившись, Таня попыталась ткнуть великана локтем в нос. Тот удивленно моргнул.

- А для лопухоидки ты довольно смелая. Обычно они сразу в обморок хлопаются, - сказал он одобрительно.

- Я не из лопухоидов, говорю же вам! И контрабас не чужой! Мой папа Леопольд Гроттер!

Внезапно ус, сжимающий ей лодыжку, ослаб. - ЧТО? Ты дочь ГРОТТЕРА? Ты ТАНЯ Гроттер? Все три головы недоверчиво уставились на нее.

- Чем докажешь?.. Разве может такое быть, чтоб сама Гроттер простейших заклинаний не знала? Да Грот-теры, они ого-го все какие головастые были! Прям-таки жутко ученые! - усомнился Усыня.

- Да она это, она... И родинка на носу, и кудряшки... Вся личность ее, не врет... - зашептал Горыня.

- Ой, мамочка моя великанша! Ой, папочка мой титан! Ой, бабушка моя циклопша! Чтоб мне поперек треснуть и вдоль срастись! Глазыньки б мои не видели! - запричитал Дубыня. - Это ж дочь Гроттера, встретившая взгляд Той-Кого-Нет и оставшаяся в живых! Единственная, видевшая ее!

- Невероятно, мы ее чуть не слопали! Вот был бы кошмар! - багровея, прогудел Усыня.

- Ну и влетит нам, если она скажет Сарданапалу!

- Или Ягге! Или Поклепу! Но она не скажет... Не будет ябедничать на трех добряков, которые самую чу-чулечку-расчучулечку с ней пошутили? - залебезил Дубыня.

- Ничего себе пошутили! За такие шутки знаете что в зубах бывает? Впрочем, вам это уже не грозит, - проворчала Таня, сама удивляясь такой наглости.

- Мы дико извиняемся. Накладочка вышла! - сказал Усыня.

- Нестыковочка... - шмыгнул носом Горыня.

- Неувязочка... Ты должна была сказать “колобородун”, тогда все было бы в порядке, - виновато выпалил Дубыня. - А теперь прощевай, пора нам! Нам вредно слишком долго оставаться в лопухоидном мире.

- Ага, а то еще тело утопает куда-нибудь и наломает дров. Лови потом этот безголовый чурбак. Ой, чудо-то какое, сказать, кого видели, так и не поверят! - закончил Усыня.

Торопясь улизнуть, три головы стремительно закружились на месте. Замелькали пунцовые от раскаянья уши.

- Погоди... Постойте! - крикнула было Таня, но лоджия уже опустела. Пораженная девочка так и не сумела задать им вопрос, который вертелся у нее на языке.

Кто такой Сарданапал? А Ягге? А Та-Кого-Нет? Стоило Тане произнести про себя третье имя, как голова снова закружилась... Почему-то в памяти девочки возникли тощие зеленые руки, тронутые тленом... Омерзительные отрубленные руки, тянущиеся к ее горлу...

“Отдай То, что ты прячешь! Я мертвая, ты живая... Ты виновата в том, что я умерла... Десять долгих лет после твоего рождения и десять веков до него я ждала этого часа”, - прошелестел голос. Ледяная мертвая рука коснулась ее лица и, отдернувшись, растаяла...

“Это ж дочь Гроттера, встретившая взгляд Той-Кого-Нет и оставшаяся в живых! Единственная, видевшая ее!” - вспомнила Таня слова говорящей головы. Похоже, огромная голова тоже боялась эту Ту и поэтому со смесью страха и восхищения относилась и к самой девочке.

“Кого я видела? Кого?.. Что с моими родителями? Живы они или погибли? Если бы я хотя бы научилась пользоваться этой волшебной штуковиной! Может, тогда бы что-то прояснилось!” - уныло подумала Таня.

Забеспокоившись, что три огромных головы могли попасться на глаза Дурневым и переполошить их, Таня торопливо выглянула в комнату. Нет, у Пипы все спокойно, да и сама Пипа, кажется, пропадает у одной из своих подружек-подхалимок. Дядя Герман, проглотив все необходимые витамины, уехал в Думу, чтобы попасться там на глаза максимальному количеству влиятельных лиц и перед каждым растянуть рот в приветливом оскале перевоспитавшегося упыря.

Что касается тети Нинели, то из ее комнаты доносился жуткий грохот, как если бы кто-то через равные интервалы ударял кувалдой по полу. Похоже было, что мадам Дурнева вновь решила заняться аэробикой, а в такие минуты она не замечала даже того, что происходило у нее перед самым носом.

* * *

Неделя, минувшая со дня обретения контрабаса, выдалась у Тани на редкость удачной. Никто ее не трогал, не донимал, даже о ее присутствии в квартире вспоминали лишь тогда, когда она появлялась на кухне. Порой девочке казалось, что она стала абсолютной невидимкой. Во всяком случае, для Дурневых.

На самом же деле все объяснялось крайне просто. У всего семейства совершенно не было времени, чтобы отравлять ей жизнь: все были озабочены тем, что произошло с дядей Германом. Кошмарный погром был приписан внезапному умопомрачению Дурнева, наступившему от чересчур напряженной предвыборной кампании. Пропрыгав по квартире весь вечер, он отодрал всюду обои и изгрыз тапки, а после утихомирился и заснул в коридоре на полу, спрятав голову под коврик. Тетя Нинель и Пипа едва не грохнулись в обморок. Таня же совершенно не удивилась, сообразив, что кролик Сюсюкалка просто-напросто залез в норку.

На следующее утро дядя Герман проснулся уже в полном рассудке и был ужасно удивлен, обнаружив себя, мягко скажем, в непривычном месте. Он зашвырнул коврик в дальний угол коридора, умиленно поцеловал залаявшую на него таксу и вновь стал прежний - зеленый, язвительный и желчный. Тане оставалось только вздохнуть: как кролик дядя Герман нравился ей куда больше. У него даже появился определенный шарм.

“Некоторые родились людьми явно по ошибке. Оттого, наверное, они такие и противные”, - размышляла ода.

Сам дядя Герман о своем помешательстве, равно как и обо всех вчерашних событиях, ничего не помнил. Правда, порой он становился странно задумчив и, поджав руки, как лапки, начинал мелко подпрыгивать на одном месте. Обычно это происходило в минуты, когда на глаза ему попадалась морковь или капуста. Именно по этой причине тетя Нинель решительно выбросила всю морковь и капусту из квартиры, полностью исключив их из меню. Пипе и Тане строжайше запрещено было даже случайно упоминать эти слова наряду со словами “лес”, “зайчики”, “прыг-скок” и вообще всем, что могло навести мысли дяди Германа на запретную тему.

Таня использовала каждую свободную минуту, чтобы провести ее рядом с магическим контрабасом. Как прежде это было с футляром, она теперь трепетно изучала инструмент со всех сторон, ощупывая каждую его мельчайшую трещинку, всякую незначительную шероховатость. Вскоре она могла уже с закрытыми глазами, едва прикасаясь к инструменту пальцами, безошибочно угадывать, какого места грифа или какой части струны она сейчас касается.

“Эх, жаль, я не умею играть на контрабасе... С другой стороны, может, на нем и не играют. В магической инструкции нет ни слова про игру, а только про волшебство и про магию”, - думала Таня.

Порой она брала в руки смычок и решалась провести им по струнам.

Звуки, которые издавал инструмент, были всегда неожиданными, а последствия непредсказуемыми. В первый раз на лоджии появилась стая ос. Во второй - жутко запахло тухлятиной и откуда-то сверху ей на голову свалилась чудовищных размеров берцовая кость. В третий раз Тане удалось вызвать из небытия банку с вареньем, отдававшим на вкус лягушачьей икрой. С этим еще можно было как-то смириться, если бы у банки периодически не открывались глаза. Таня засунула ее подальше в шкаф, спрятав среди старых книг.

А после того, как произошла эта дурацкая история с тремя головами, едва не стоившая ей жизни, девочка решила, что пыл надо поумерить. Во всяком случае, впредь быть осторожнее.

Существовал еще один вопрос, крайне занимавший Таню. Судя по инструкции на бересте, кроме магии, контрабас можно было использовать для полетов, но только каким образом? Сколько девочка ни пыталась подпрыгивать вместе с ним, усаживаться осторожно верхом и даже, точно саблей, взмахивать смычком, он не поднялся над полом и на пять сантиметров.

Однажды вечером, когда Пипа уже вовсю дрыхла у себя в комнате и наверняка видела во сне таинственного Гэ Пэ, дарящего ей тринадцать килограммов конфет и средство от потливости ладоней, Таня осторожно возилась с контрабасом. Она уже собралась убрать его в футляр, но в этот момент заметила, что одна из струн сильно провисла. Решив подтянуть ее, девочка стала осторожно поворачивать нижний колок. Едва она сделала половину оборота, как контрабас внезапно задрожал и из узких фигурных прорезей прорвался низкий дикторский голос:

- До сих пор не раскрыта тайна похищения золотого меча. Кому понадобилось воровать его у лопухоидов? Этим вопросом уже не первый день задаются лучшие сыщики Тибидохса. Как вы, разумеется, знаете, золотой меч вот уже полторы тысячи лет вызывал серьезные разногласия между “светлыми” и “темными” магами. Каждая из сторон стремилась использовать его в своих магических ритуалах, дополнив им уже имеющийся арсенал волшебных предметов. Напомним, что всего таких предметов по десять у белых и у черных магов, что создает определенный баланс сил. Дополнительный, двадцать первый предмет мог бы дать одной из сторон перевес. Вследствие этого около тысячи лет назад на использование золотого меча был наложен строгий запрет, а сам меч, чтобы не вызывать ни у кого соблазна, был перемещен в мир к лопухоидам. Теперь же это табу нарушено. Сильнейший магический предмет, соизмеримый разве что с волосом Древнира либо с редчайшими инструментами Феофила Гроттера, находится в руках у неизвестного похитителя. Кто этот похититель? К какому лагерю он относится? И главный, самый важный вопрос - не связан ли он как-то с Той-Кого-Нет? Пока на этот вопрос ответа нет, поскольку магия меча до сих пор не была высвобождена...

Рука Тани слегка дрогнула. Колок провернулся. Дикторский голос пропал, а вместо этого в узкие щели контрабаса прорвалась странная дребезжащая мелодия. Похоже было, что кто-то колотит большой ложкой в треснутый котел, а где-то в отдалении завывает песчаная буря...

Аурелис фифас герас шибаршитус параллелис

Грунтис Брунти Трунтис Фрат Гуаэробус Родопат

Филостесис Групус Бякис Микронимос Запулятос

Шебуршун и Шеропат заколянус арапат, -

отчетливо произнес кто-то.

Пожав плечами, Таня снова повернула колок и услышала бойкий женский голос:

- К нам на радиостанцию “Колдуйбаба” ежедневно прилетают сотни купидонов с полными сумками писем и приползают тысячи червеграм от молоденьких ведьмочек с одним и тем же вопросом: “Как выйти замуж?” Нет ничего проще, дорогие мои. Записывайте рецепт, известный еще во времена легендарного царя Гороха и сообщенный ему лично знаменитой царицей Савочкиной, охмурившей так своего двенадцатого мужа. Следует взять девяносто граммов толченых костей динозавра, добавить немного русалочьей чешуи, три ногтя кикиморы, семь перьев белой вороны и развести все это на драконьей крови. Полученный раствор тщательно размешиваете гробовой щепкой и выпиваете в ночь на новолуние. Сделали? А теперь радуйтесь! До следующей луны вы совершенно обольстительны и неотразимы. Этого времени вам вполне хватит, чтобы выйти замуж. Правда, у данного средства есть одно побочное действие. Уже через одну луну у вас начнут расти густые бакенбарды, а ваш вес увеличится на сорок килограммов. Однако, если учесть, что в волшебном мире браки не расторгаются, вы вполне можете рискнуть. С вами была известная целительница Грызиана Припятская...

“Ого-го, - подумала Таня. - У волшебников, похоже, те же проблемы, что и у тети Нинели... Как бы узнать, не продал ли ей кто-нибудь в свое время такой раствор, когда она охотилась на дядю Германа? Очень даже похоже!”

Она еще немного подтянула струну. Раздался скрип, шум, шипение радиоволн, а потом контрабас внезапно пискнул детским голосом:

- Выпьешь горький дихлофос - кирпичом получишь в нос! Колдуй, леший, колдуй, дед, - пулеметов лишних нет!.. Ой, мамочки, меня засекли... Где мои невидимые кроссовки и летающая шапка с ушами?

Не успела Таня переключиться, как контрабас неожиданно затрясся у нее в руках, подпрыгнул, завибрировал от необычайного напора и уверенно заговорил звонким голосом:

- Все-все-все! Вы слушаете репортаж с матча по драконболу между командой упырей и сборной командой лысегорских ведьм... С вами я, неунывающий, всеми любимый Баб-Ягун... Матч сегодня протекает сложно - мешает порывистый ветер со стороны океана, регулярно сбрасывающий игроков с их пылесосов. Похоже, кто-то из недоброжелателей нашего вида спорта навел заклятие, которое безуспешно пытаются снять вот уже третий час.

Я стою на гостевой трибуне центрального стадиона. Справа высится центральная башня Тибидохса. Соседняя с ней Башня Привидений дымится - в нее не так давно врезался дракон команды упырей и обстрелял ее языками пламени. В настоящий момент Башню Привидений тушат бригады водяных, но матча это, разумеется, отменить не может...

Если бы вы видели, что творится на трибунах! Упыри совершенно сорвались с катушек! Уверен, вы слышите в микрофоне их беснующиеся крики и леденящие душу завывания. Со стороны академика Сарданапала и магической федерации Тибидохса по драконболу было крайне осмотрительно велеть всем упырям надеть намордники. В противном случае, безусловно, пролилась бы кровь. Учитывая, что характер лысегорских ведьм также далек от совершенства, это могло бы спровоцировать жуткую потасовку, подобную той, что была на матче между таджикскими джиннами и “темными” магами, когда в результате столкновений двенадцать зрителей были преданы необратимому проклятию, а еще восемь испарились неизвестно куда...

Сегодняшний матч не слишком мне нравится: и ведьмы, и упыри играют посредственно. Мало острых моментов, нападающие, кажется, боятся подлетать близко к неприятельским драконам и бросают мячи издалека, где они никак не могут попасть в цель... О, кажется, я поспешил! Защита лысегорских ведьм дает сбой. Вперед прорывается нападающий команды упырей Хмырец с обездвиживающим мячом, самым опасным из всех мячей состязания! Если он забросит его в пасть дракона, лысегорские ведьмы не смогут уже претендовать на победу...

Он обходит одного защитника, другого... Если бы вы видели тот полный отваги жест, с которым он перебросил из одной руки в другую трубу пикирующего пылесоса! Его двигатель надсадно ревет, выбрасывая из сопел мелкий мусор и кикиморью чешую. О-о-о!!!!!!!!

Вот Хмырец размахивается... Вы слышите рев трибун... Гол неминуем!.. О нет, что это? По трибунам прокатывается стон - характерный, холодящий кровь стон упырей. Говорят, лопухоиды от этого стона сразу падают в обморок... Дракон команды “Лысая гора” захлопывает пасть, делая тем самым ворота недоступными... Мяч попадает ему прямо в глаз и взрывается! Дракон в ярости! Он хлопает крыльями, хлещет гибким хвостом и срывается с места. Стремясь сквитаться, он устремляется за нападающим команды упырей... Что будет? Вцепившись в трубу и почти отвесно распластавшись в воздухе, Хмырец ловко разворачивается и пытается скрыться на своем реактивном пылесосе модели “Увертон-2003”.

Свистит ветер... Невероятная скорость... Признаться, не ожидал такого от “Увертона”... Мне казалось, имея достаточную маневренность, данная модель не способна на внезапные разгоны. Скорее всего магистики команды упырей усилили “Увертон” Хмырьца дюжиной убыстряющих заклинаний. Вообще-то это противоречит правилам, но, учитывая, что ведьмы тоже наверняка где-нибудь смухлевали, может сойти с рук...

Нет, этот дракон зол не на шутку! Он всерьез вознамерился настигнуть Хмырьца. Драконов перед матчем полтора года не кормят, чтобы они были резвее, но этого, по-моему, не кормили не менее трех лет. Либо, чего я тоже не исключаю, ведьмы, когда поили дракона раскаленной ртутью, добавили в нее несколько капель желчи старого скряги. Подобный допинг никак не диагностируется, зато делает драконов в полтора раза злее.

Дракон, преследуя, обстреливает Хмырьца пламенем, и тот, уклоняясь, вынужден резко набирать высоту... Это противоречит законам гравитации, противоречит всему, что я знаю!

Клянусь волосом Древнира, вот он - захватывающий момент матча! Его пик! Его кульминация!

Двое других упырей на ярких, вызывающей окраски пылесосах пытаются отвлечь дракона от его добычи. Им это почти удалось, но что это... О нет! Один из языков пламени вскользь задевает пылесос Хмырьца... Труба расплавлена, мотор работает с перебоями. Чудо, что пылесос еще держится в воздухе. Должно быть, помогают оберегающие талисманы. Дракон все ближе... Вот он уже открывает свою страшную пасть... Хмырец кричит и ласточкой прыгает с пылесоса, надеясь воспользоваться носовым платком-парашютом. Слишком поздно - дракон ловит его прямо в свою пасть... Глотает... Кошмар! Команда упырей осталась без своего лучшего игрока...

Опасный момент! ГО-О-ОЛ! Еще один! Глазам своим не верю! Воспользовавшись ситуацией, лысегорские ведьмы прорываются к дракону команды упырей и забрасывают ему в пасть пламягасительный, а за ним и перцовый мяч...

Дракон команды упырей, получивший, как мы знаем, травму крыла после столкновения с башней, не успевает захлопнуть пасть... Мячи разом взрываются, высвобождая заклинательные заряды... Пламя гаснет... Дракон начинает чихать, и из его глотки кувырком вылетают три ранее проглоченных игрока нападения и судья состязания Соловей О.Разбойник. Выглядят они неважно: три часа в пасти дракона - тяжелое испытание! Погодите, а это кто еще вылетает из драконьей пасти? Неужели зрители? Да, так и есть! Должно быть, это те бедолаги, что рискнули проникнуть на матч без защитительных билетов... Что ж, в который раз остается поразиться потрясающему нюху драконов...

Судья свистит в магический свисток! Неужели? Да, так и есть - полная победа лысегорской команды! На драконов надевают ошейники и, постепенно успокаивая их, уводят в огнестойкие ангары, где ими займутся джинны... Интересно, увидим ли мы вновь Хмырьца или его постигнет судьба проглоченного три года назад мага Аббакума Фиолетового, которого попросту забыли в драконьей пасти?.. Для упырей крайне прискорбно было бы лишиться такого отличного нападалы... На этом я, дорогие мои слушатели, заканчиваю свой репортаж. С вами был всеми любимый и многих раздражающий Баб-Ягун...

Погодите... Что за шум в третьем ангаре? Оттуда, трусливо закрывая головы, выскакивают арбитр и с полдюжины джиннов... А за ними, о небо... Какой идиот забыл наложить заклятие на дополнительные ангарные ворота? Клянусь своей бабусей, это сам Гоярын, грозный боевой дракон, в пасть которому почти не забрасывалось голов! Мы все считали, что он в спячке, но, видимо, шум стадиона разбудил его. Страшный, жуткий рев... Магическая стена, отделяющая игровое поле от зрителей, трескается... Гоярын выдыхает клубы серы - должно быть, он еще недостаточно разогрелся для огнеметания... Что это? Он пытается взлететь! Спасайся кто может! Он летит сюда! Почему он без противоглотательного намордника? А-а-а!..

Послышался жуткий звук, похожий на “хрум-хрум”.

От дикого вопля контрабас подпрыгнул на метр, его струны загудели, и все смолкло. Таня кинулась к контрабасу, прижала к нему ухо, но тот не издал больше ни единого звука, сколько она ни крутила колки. Таинственная передача оборвалась.

- Драконбол! - воскликнула Таня. - Невероятно, волшебники летают по воздуху и забрасывают мячи в драконьи пасти! Кому не повезло, того хрум-хрум... Ничего себе развлеченьице! Шутки-нанайки в духе Пипы!

В то же время она не могла не признать, что, хотя правила игры были ей пока не совсем ясны, она не отказалась бы присутствовать на таком матче. Где еще разбушевавшиеся живые ворота могут проглотить дюжину зрителей, не считая самих игроков? Это вам не скучный человеческий футбол, который смотрит по телевизору дядя Герман, где только и есть, что пара неподвижно установленных ворот.

Размышляя о том, что ей удалось открыть для себя одну из чудесных особенностей контрабаса - а именно его способность принимать волшебные радиоволны, - Таня собиралась уже улечься на свою влажную скрипучую раскладушку, когда внезапно снаружи, где ничего не было, кроме тесного и неприветливо-холодного осеннего неба и нескольких скрипучих деревьев, послышалось оглушительное “пчхи!”.

Девочка вскочила и прижалась носом к стеклу. Вначале она ровным счетом ничего не увидела, но тут “пчхи!” вновь повторилось, да так, что даже стекла задребезжали. Таня перевела взгляд чуть правее и ниже и... ей почудилось, что она бредит... Во всяком случае, если бы нечто подобное привиделось Пипе, она немедленно стала бы кататься по полу, вопя: “Я спятила! У меня шарики за ролики заехали! Лечите меня, двадцать докторов!”

В сером вечернем небе прямо напротив окна висела кровать с пружинным матрасом. На кровати разлеглась во весь рост здоровенная мумия, до самых глаз укутанная не то бинтами, не то просмоленными гробовыми полотнами. Левая загипсованная нога мумии была подвешена на растяжке... Что же касается правой... Нет, с правой ногой все было как будто в порядке... Вот только обута она была довольно странно - в здоровенный кавалерийский сапог с золотой шпорой.

Глава 3

ЗАГАДОЧНЫЙ КОНТРАБАС И КРОЛИК СЮСЮКАЛКА

- Доешь позавчерашнюю лапшу. Она слегка слиплась, но ты можешь ее разогреть. Только не вздумай при этом поджечь квартиру - с тебя станется, - хмуро сказала тетя Нинель.

- Спасибочки! - насмешливо выпалила Таня. - А почему, интересно, Пипа ее не ест? Боится, что лапша обмотается у нее вокруг зубов? Или полезет из ушей? С ее прической это было бы довольно миленько.

- Помалкивай! А то без завтрака останешься! - рявкнула тетя Нинель.

Сообразив, что даже позавчерашняя лапша лучше, чем ничего, Таня схватила вилку.

После той истории в музее прошло три с половиной дня. Первый день вообще был кошмаром, потому что, когда Таня вернулась домой, там уже обо всем знали. Оказалось, что Ирина Владимировна и Ленка Мумрикова позвонили почти одновременно и, тараторя, наперебой сообщили каждая свою версию. Что это были за версии, Таня точно не знала, но Дурневы страшно взбесились. Похоже, они решили, что меч украла именно она, а даже если и не она, то произошло это не без ее участия.

- Говорил я, что ты кончишь тюрьмой! - топая ногами, заорал дядя Герман. Потом он схватился за бок и рухнул на стул. - У меня разрывается сердце! Когда я узнал об этом, то съел девять шариков гомеопатии вместо семи! - взвизгнул он. - Если я теперь умру, это будет на твоей совести! Какое пятно на моей депутатской карьере!

- Герман! Сердце не там! - прошептала тетя Нинель.

Пипа просунула голову на кухню.

- Она все специально подстроила! Ошпарила меня, а сама на экскурсию... - пискнула она.

Для насмерть обваренной чаем она выглядела совсем неплохо, разве что покрылась большущими, с полкулака, прыщами. Но это оттого, что сожрала слишком много сладкого…

- Закрой рот! - не выдержав, прикрикнула на Пипу Таня. Ее нервы были на пределе, слишком много она сегодня пережила. Ей чудилось, что внутри ее натянута тонкая струна, которая вот-вот порвется.

- Как ты разговариваешь с сестрой? А ты, Пипа, иди! А то еще нахватаешься от этой уголовницы! - поджимая губы, сказала тетя Нинель.

- Блох! Пусть катится к своему папаше! - быстро добавила Пипа.

Таня вскочила. Внезапно дверца холодильника, рядом с которым стояла Пипа, распахнулась и двинула ее по носу, да так стремительно, что та и увернуться не успела. Дочка дяди Германа заверещала и схватилась на нос, мгновенно распухший до размеров большой сливы. Таня удивленно уставилась на свои руки. Как странно! Она ведь только подумала об этом, как тотчас дверца открылась сама. Невероятно!

Тетя Нинель и дядя Герман пристально уставились на Таню, но она стояла слишком далеко от дверцы, чтобы ее можно было в чем-то обвинить. Пипа, отвратительно голося, каталась по полу.

- У меня сломан нос! Вызывайте “Скорую”! Мне нужно срочно пластическую операцию! - вопила она, паникуя.

Тетя Нинель силой убрала ладони, которыми дочь загораживала лицо, и осмотрела ей нос.

- Спокойно! Кости целы, а вот примочка тебе точно нужна... А ты, дрянь, живо марш к себе на лоджию и не показывайся мне на глаза!

Таня отправилась на лоджию и там, на широком подоконнике, закутавшись в одеяло, стала решать примеры по математике. Все произошедшее сегодня казалось ей абсолютно нереальным. Именно поэтому Таня решила сейчас об этом не думать, а, насколько возможно, отложить мысли на потом.

Через некоторое время в комнату вошла Пипа и, показав ей через стекло язык, уселась за свой стол. Таня с сожалением убедилась, что нос у нее уцелел. Она отделалась одной нашлепкой лейкопластыря.

- Поздравляю! Пластырь тебе очень идет. Ты стала симпатичнее ровно на три прыща, которые он закрывает! - громко сказала Таня.

Пипа сделала вид, что ничего не услышала. Прикидываться глухонемой было вполне в ее привычках. К тому же что ни говори, а в комнате-то была она, а Таня-то на лоджии!

Не обращая на Таню внимания, Пипа сняла с шеи шнурок с ключом, открыла ящик и, достав снимок, уставилась на него растроганными глазами. Прислушавшись, Таня различила, как дочка дяди Германа бормочет:

- О! Если бы ты знал, как мне сложно выносить эту дуру! Жаль, что ее до четырнадцати лет не могут взять ни в одну колонию. Представляешь, что она учудила в музее... Обварила меня крутым кипятком, а сама...

“Тьфу ты! Рассказывает портрету обо мне! Видать, удар дверцей оказался слишком сильным для наших и без того прихрамывающих мозгов”, - подумала Таня и стала решать примеры.

Минут через пять Пипа перестала сюсюкать и, прижав портрет к груди, громко воскликнула:

- О Гэ Пэ! О дорогой Гэ Пэ!

Таня даже ручку уронила. Это был первый случай, когда при ней Пипа назвала имя таинственного красавчика, изображенного на портрете. Кто такой Гэ Пэ? Среди ее знакомых и одноклассников никого с такими инициалами определенно не было. Был, правда, Генка Бульонов, но он был Гэ Бэ, а не Гэ Пэ. К тому же влюбиться в Бульонова... Такого нельзя было ожидать даже от Пипы. Значит, надо было искать кого-то другого.

“Что за Гэ Пэ? Гога Пупсиков? Гуня Перец?” - стала гадать Таня, но тотчас спохватилась, что у нее есть дела поважнее, чем думать о такой ерунде. Что ей за дело до какого-то Гриши Пончикова, в которого влюблена бестолковая дочка самого доброго депутата? Мало ли за последние дни было странных событий, которым нет объяснения? Сон Дурнева... Дверца холодильника... Прилипший лист... Русская борзая... Исчезнувший золотой меч...

Чем дольше Таня размышляла обо всем об этом, тем сильнее затягивался узел вопросов. Ну хорошо, лист принесло ветром, а к стеклу он приклеился, потому что был мокрым. Дверца холодильника могла открыться сама, или, скажем, дядя Герман задел ее локтем, когда в ужасе хватался за сердце, прикидывая, симулировать ли ему инфаркт. Борзая... хм... борзая... Ну, скажем, она увязалась за автобусом, потому что потерялась, а Таня была похожа на ее хозяйку. Мало ли что взбредет в голову собаке? Ну а как тогда быть с мечом? Почему он исчез спустя несколько минут после того, как девочка на него смотрела, и что означали слова начальника охраны: “Или ты мне объяснишь, что было на пленке, или я тебе не завидую”.

Что зафиксировалось на пленке? Не то ли это отвратительное чудовище, которое привиделось во сне дяде Герману? Почему-то каждый раз, как Таня думала о старухе, голова у нее начинала жутко кружиться.

* * *

Днем в четверг Таня вернулась из школы раньше обычного. Старшеклассники, переносившие новое фортепиано, нечаянно опустили его на ногу суетившейся учительнице по музыке. Музыку отменили, и весь их класс отпустили сразу после третьего урока.

Открыв ключом дверь, Таня поняла вдруг, что она совершенно одна.

Дядя Герман заседал в своем комитете, где обсуждался крайне важный вопрос о выдаче всем пенсионерам старше ста лет по паре уцененных горных лыж (дядя Герман как раз приобрел партию, которую некуда было девать), тетя Нинель на машине уехала в супермаркет, а Пипа вместе с Ленкой Мумриковой и полудюжиной других своих рыб-прилипал отправилась в “Русское бистро”. Таня знала, что Пипа, как обычно, станет покупать всем мороженое и блины с шоколадом, а прилипалы за это будут подобострастно смотреть ей в рот и смеяться каждой ее шутке.

После того случая в музее многие одноклассники вообще перестали замечать Таню или шептались за ее спиной, один только Генка Бульонов непрерывно таращился на нее на всех уроках, а на переменах постоянно маячил перед глазами, издавая кошмарные звуки - не то зевки, не то вздохи. Похоже было, что бедолага, что называется, втрескался по самые уши. Во всяком случае, так Таня считала до поры до времени. Однажды, когда рядом никого больше не было, Бульонов подошел к ней сбоку и, кашлянув, застенчиво окликнул:

- Гроттер!

- Чего тебе, Бульон?

Генка пугливо оглянулся, а затем таинственно прошептал ей на ухо:

- Давай ограбим банк! Я давно об этом мечтаю!

- Чего? - Не веря своим ушам, Таня уставилась на Бульона. Так вот, оказывается, какие планы вынашивал этот молчаливый тюфяк, который даже мяча на физкультуре не мог кинуть, чтобы, отскочив от чего-нибудь, тот не огрел бы его по лбу.

Бульон нетерпеливо ждал ответа.

- Ограбим, ограбим! Ты, главное, не нервничай. Супик хорошо кушай. Сил набирайся, - успокоила его Таня.

Генка нервно сглотнул, продолжая подобострастно пожирать ее глазами. Вид у него был как у голодной дворняжки, которая ждет, когда ей бросят котлету.

- А что мне делать? - спросил он.

- Ушами хлопать! Шапка с прорезями для глаз у тебя есть?

Бульон замотал головой.

- Нет шапки?.. - напирала Таня. - Плохо! И пистолета нет?

- И-э-а-э... Настоящего нету.

- С чем же ты грабить банк собрался, чайник? Брысь отсюда, Бульон. Вот когда обзаведешься - тогда придешь!

Вспоминая сейчас, какая глупая физиономия была у Бульонова, Таня прыснула и быстро скинула куртку. Кто знает, сколько времени она пробудет одна, без Дурневых. Нельзя терять ни минуты, если она хочет пополнить запасы.

Она вытащила из холодильника пару йогуртов, отпилила ножом приличный кусок колбасы и сунула себе в карман апельсин. Интересно, заметит тетя Нинель? Вряд ли. Холодильник у нее и так трещит от продуктов по швам, а она и сегодня тоже привезет полмашины. Кроме продуктов, тетя Нинель еще наверняка купит две дюжины журналов по фитнесу и аэробике, а также какую-нибудь толстую книгу вроде “Как сбросить сорок килограммов за десять дней”. Сколько Таня себя помнила, тетя Нинель всю жизнь мечтала похудеть, но худел почему-то только дядя Герман. Тете же Нинели ничего не помогало, хотя дважды в неделю она и устраивала себе получасовые голодания.

Полтора Километра с ненавистью ворчала на Таню из-под стола. Если бы она смогла, то обязательно бы на нее наябедничала. Не удержавшись, девочка топнула на нее ногой и крикнула: “У-у!” От возмущения старая перечница едва не подавилась своим лаем, а отлаявшись, пошла к миске лакать воду.

- Пей и не булькай, а то хвост отвалится! - посоветовал а ей Таня.

Уничтожив на кухне все следы своего пребывания, она, жуя на ходу кусок красной рыбы, отправилась в комнату Пипы, от пола и до потолка забитую мягкими игрушками. Одних только львов у Пипы было семь штук, не считая медведей, кошек, гномов и жирафов. Мягкие игрушки ей дарили многочисленные деловые партнеры дяди Германа, у которых не хватало фантазии подарить что-либо более стоящее. Знали бы они, что Пипа пинает их игрушки ногами, давит велосипедом, а изредка даже потрошит перочинным ножом. Казалось бы, при таком отношении она могла бы подарить что-нибудь Тане, но Пипе такое даже в голову не могло прийти.

Осторожно переступая через разбросанные на полу фотоальбомы (пятьдесят прыщавых физиономий Пипы в каждом) и диски с играми для компьютера, Таня пробралась к себе на лоджию. Она отлично знала, что, стоит ей хоть на сантиметр сдвинуть какой-нибудь диск или перелистнуть страницу одного из Пипиных журналов, та устроит жуткую истерику и, катаясь по полу, будет орать, что Таня рылась в ее вещах. А уж глаз у Пипы наметанный - каждый вечер она проводила по часу, замеряя ниткой расстояние от одной игрушки до другой или приклеивая к ящикам стола секретные волоски.

На лоджии Таня открыла дверцу деревянного шкафа и вытащила футляр от контрабаса. Девочке всегда нравился этот момент: футляр выдвигался с негромким поскрипыванием, будто добродушно ворчал, приветствуя ее.

- Привет, старый скрипун! - сказала ему Таня.

Он был очень приятным на ощупь - теплым, кожистым, шероховатым. Даже зимой он никогда не был холодным, и Таня всегда грела об него руки. Раньше, когда Пипа смертельно ее оскорбляла или тетя Нинель походя давала затрещину, Таня забивалась внутрь футляра, сворачивалась там и лежала, глотая слезы. А футляр оберегал ее. Или ей только казалось, что оберегает. Когда Тане было пять лет, тетя Нинель попыталась выволочь ее из футляра, чтобы наказать за случайно разбитую чашку. Неожиданно крышка вдруг ни с того ни с сего захлопнулась и так прищемила ей руку, что тетя Нинель две недели носила ее на перевязи. Да и футляр она так и не решилась выбросить, хотя сотни раз грозилась.

Таня отщелкнула маленький старинный замок и, приподняв крышку, сунула в футляр руку. Ее пальцы привычно скользнули за обшивку, в тот небольшой и единственный тайник, где она прятала свой дневник - не школьный, доступный всем учителям и всюду сующему нос дяде Герману, а личный, которому она доверяла все тайны и беды.

Внезапно девочка вскрикнула и отдернула руку. Вместо дневника ее ладонь наткнулась на что-то липкое и тягучее. Таня с трудом узнала в этой гадости свою тетрадь, выглядевшую так, будто кто-то изжевал ее. Точно так же испорчена была и вся атласная подкладка контрабаса. Распахнув другую половинку шкафа, Таня увидела, что все ее немногочисленные вещи выглядят ничуть не лучше - скользкие и обслюнявленные, они не висели, а буквально стекали с вешалок.

Желудок у Тани сжался. Боясь, что ее вырвет, она захлопнула шкаф. В первое мгновение она решила, что эту гадость ей сделала Пипа, но даже прыщавая дочка дяди Германа, при всей своей ненависти к ней, не стала бы изжевывать ее вещи. Максимум она изрезала бы их бритвой, выжала бы в карман полтюбика зубной пасты или измазала бы одежду кетчупом. На большее ее изобретательности ни за что бы не хватило. Скорее ее скорбные извилины завязались бы морским узлом.

- Кто это сделал? Кто? - простонала Таня.

Глаза у нее защипало. В горле встал ком. Это был ее любимый дневник, которому она поверяла самые сокровенные свои секреты, единственная, не считая футляра от контрабаса, вещь, принадлежащая лично ей!

- Если я найду того, кто это сделал, - я ему врежу! - в ярости крикнула Таня.

Внезапно на шкафу кто-то противно захихикал. Звук при этом был такой, будто кто-то скреб одним листом наждачной бумаги по другому. Девочка вскинула голову, и тотчас на лоб ей свалился мерзкий вонючий бумажный ком, в котором она смутно угадала последние страницы своего дневника.

- Х-хо! Она мне врежет, х-хо! Врежь мне, врежь, х-хо! Никто еще никогда не врезал Агуху!

На плечо Тане спрыгнуло небольшое противное существо с жирным телом, покрытым жесткими сальными волосами. У него была крошечная голова с морщинистым лбом, короткие кривые ноги с цепкими пальцами, длинный, голый, розоватый, как у крысы, хвост и длинные, гнущиеся во все стороны, лишенные локтей руки. Когда существо, мерзко хихикая, распахивало огромный рот, полный мелких зубов, то нижняя часть его головы оставалась на месте, верхняя же часть - с носом, лбом, вплоть до покрытой плесенью макушки, - откидывалась назад, как на шарнире. На макушке у существа были отвратительные желтоватые рожки: правый рос прямо, а левый, маленький и неразвитый, загибался чуть вперед и вбок.

Вцепившись в Танино плечо, оно с силой оттолкнулось от него и, вдребезги разбив головой окно, метнулось в комнату Пипы. Оставляя на паркете скользкие и грязные следы, существо вскарабкалось на письменный стол дурневской дочки и в мгновенье ока обмусолило всю гору журналов и учебников, попутно откусив голову у дорогой коллекционной куклы.

- Плох-хо тебе будет, плох-хо! - прошипело оно, нагло глядя на Таню гноящимися глазами, - Лучше сама отдай, что прячешь, или умреш-шь в страшных судорогах! Станешь мертвей Мертвого Грифа!

- Я не понимаю, что ты хочешь!

- Не желаешь отдать? Х-хо! - Мерзкий рот открылся, с треском, как сухой орех, раскусывая телефонную трубку. - Не хочеш-шь? Вот тебе!

- Что отдать? - чуть не плача от омерзения и ужаса, крикнула девочка.

- Вреш-шь, что не знаеш-шь! Все ты знаешь, Гроттер! - рассвирепел Агух.

Его тонкая рука потянулась к монитору компьютера Пипы, на котором та запускала все свои триста дисков с играми. Монитор был тонкий, жидкокристаллический - подарок тети Нинели за то, что Пипа ухитрилась получить годовую четверку по ботанике. Пипа представила это как свою величайшую заслугу, хотя на самом деле ботаничка ставила отметки, задавая вопрос: морская звезда - это растение или нет? Те, кто отвечал “нет”, получали “пять”, а все остальные - “четыре”.

- Не надо! Не трогай монитор! - в ужасе крикнула Таня, представив, что устроит Пипа, если он разобьется.

- Боиш-шься? Так вот тебе! Х-хо! Пусть тебя за это повесят или четвертуют! Снимут кожу, сварят в раскаленном свинце! - мерзко захихикал уродец.

Схватив монитор за шнур, он подволок его к краю стола и столкнул вниз. Внутри монитора что-то негромко взорвалось.

- Х-хо! Агух тебя проучил! Так будет со всеми Гроттерами! Если бы ты знала, как Леопольд молил, чтобы хозяйка тебя не убивала! Жалкий трус-с!

Едва услышав имя своего отца, Таня пораженно отпрянула.

- Неправда, мой папа жив! - крикнула она.

- Трус-с! Трус-с! Трус-с! Он и его жена Софья, тупая курица, все боялись хозяйку!

Красная пелена гнева застлала Тане глаза. Она не выносила, когда кто-то так отзывался о ее родителях - особенно это мерзкое, скользкое существо с крысиным хвостом и хилыми рожками.

- А ну пошел отсюда, недомерок! - крикнула она и, схватив с подоконника горшок с кактусом, изо всей силы метнула его в отвратительное создание. Горшок попал ему точно в живот, сшибив его со стола, а в следующий миг колючки перекувырнувшегося кактуса впились ему прямо в мягкую физиономию.

Отвратительно заверещав, недомерок метнулся под кровать и, высунувшись оттуда, гневно закричал:

- Кошмарс бредунс экс! Я проклинаю тебя! Никто не поступал так с Агухом! Ты сама не знаешь, какую беду на себя накликала! Запомни: не отдаш-шь - умреш-шь! Издохнеш-ш-шь в страш-шных муках! Так сказала сама хозяйка! - Погрозив Тане кулаком, рогатый субъект скользнул в коридор и исчез.

Таня схватила тряпку. Следы, которые оставило существо, не оттирались, а при попытке отчистить лишь еще глубже въедались в паркет и полировку.

Представляя, как поведут себя Дурневы, когда вернутся, Таня убито опустилась на кровать Пипы. Та, разумеется, устроит скандал, если увидит ее здесь, да только... только она и так уже его устроит, едва заглянет в комнату. Терять нечего.

Щеки у Тани горели. Кто был этот мерзкий недомерок? Что он знал о ее родителях, а он что-то знал - это безусловно. О какой хозяйке он упоминал? Что искал в пустой квартире? Зачем изгрыз дневник? Одно можно было сказать точно - уродец явился не по своей воле. Он был послан кем-то, кто был настроен очень решительно, кем-то считавшим, что Таня может что-то прятать у себя в футляре. Причем то, что он искал, было в сто раз ценнее содержимого сейфа дяди Германа, антикварного фарфора тети Нинели и всего барахла Пипы, вместе взятого.

Несмотря на то, что все было крайне скверно и ничего хорошего ее не ожидало, Таня невольно улыбнулась и постучала согнутым пальцем по лбу.

- Би-би, крыша, би-би! - сказала она.

Что они все, с ума посходили? Да кто она, в конце концов, такая, что вокруг нее творится вся эта чертовщина? Разве есть у нее какое-то имущество, кроме того, что спрятано в футляре от контрабаса, и нескольких замызганных тряпок?

Правда, этот футляр явно очень старинный, разве что немного менее древний, чем тот золотой меч из музея, который исчез вскоре после того, как она с восхищением приникла к стеклу, разглядывая на лезвии таинственные знаки. Особенно запомнился ей словно отпечаток птичьей лапки на мокром песке. Ей еще показалось, что она когда-то прежде видела нечто подобное... И даже не только видела, но и... дотрагивалась до него.

Едва Таня подумала об этом “дотрагивалась”, как мигом перед глазами у нее встала небольшая тусклая пластина, которую она всегда сжимает двумя пальцами - большим и указательным - и после тянет на себя. Вспомнила! Это же застежка ее футляра!

Таня кинулась на лоджию и, опустившись на колени, повернула футляр от контрабаса к себе боком. Вот глубокие складки теплой кожи, а вот и застежка с точно таким же символом - три тонкие отставленные черты наверх и одна вниз.

А дальше - дальше Таня сама не знала, что ее заставило так поступить, - она осторожно обвела мизинцем все четыре черточки и, поместив палец в небольшое углубление в самом центре, повернула его ровно на пол-оборота. Она выждала минуту, две... Ничего не произошло. Тот же тусклый осенний день, те же крыши соседних домов. Ощутив жуткое разочарование, Таня проделала эти манипуляции еще раз - только теперь, обводя контуры птичьего следа, она начинала с центрального когтя... Снова ничего... А что, если вначале притронуться к углублению, а потом уже обвести пальцем все четыре черточки следа?.. Нет, бесполезно.

С каждой минутой Таней все сильнее овладевало уныние. И с чего она решила, что должно произойти нечто необычное? Ну пластинка и пластинка. Надо меньше воображать и знать свое место. И вообще пора подумать о том, что она скажет дяде Герману и тете Нинели, когда они обнаружат в квартире разгром.

- А ну тебя! Не хочешь, и не надо! - воскликнула Таня и, с досадой захлопнув крышку футляра, щелкнула по замку ногтем.

Не успела она ощутить легкую боль в ногте и даже едва услышала сам звук щелчка, как что-то неуловимое пронеслось в воздухе. Больше всего это напоминало золотой вихрь, внезапно ворвавшийся в открытую форточку лоджии. Неуемный и стремительный, вихрь шаловливо сорвал с места все бумажки, опрокинул цветочный горшок, растрепал тетради, а затем, опустившись прямо в центр футляра, принял форму старинного контрабаса с четырьмя толстыми струнами - золотой, серебряной, медной и железной. Футляр подходил инструменту настолько идеально, что не оставалось никаких сомнений - это был его футляр.

Рядом с контрабасом лежал небольшой смычок, который был почти в два раза короче, чем он сам.

Сердце у Тани забилось вчетверо быстрее. Не решаясь прикоснуться к инструменту, она дико уставилась на него. Потом, набравшись смелости, Таня осторожно протянула руку, чтобы взять смычок, но тот, не дожидаясь, сам прыгнул к ней в ладонь. Между смычком и его струной была зажата небольшая берестяная грамота. Развернув ее, Таня с трудом разобрала старинные с завитушками буквы:

Магический контрабас Феофила Гроттера

ПАМЯТКА ПОЛЬЗОВАТЕЛЮ

Данный магический контрабас создан знаменитым волшебником Феофилом Гроттером в середине XVII века и использовался им как для полетов на Лысую гору, так и для тонкой магии. В качестве материала использованы палубные доски Ноева Ковчега, а внутри полого грифа помещена Веревка Семнадцати висельников, обрывавшаяся всякий раз, когда должны были казнить невиновного.

Контрабас позволяет совершать практически все магические действия, связанные с превращением, телепатией, левитацией, телекинезом, заклятием, изгнанием нежити и снятием порчи. Однако главное его назначение - скоростной полет.

ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ

1. Не садитесь на контрабас, пока не освоите всех его магических функций и не выучите полетные заклинания по стодвенадцатитомнику Белой магии под редакцией Каина Жабмана и Иегуды Мухоморенко (издательство “Башня”, Вавилон, 7000 г. до н.э.).

2. При ремонте контрабаса ни в коем случае не используйте запчастей от пикирующих пылесосов, швабр с вертикальным взлетом, зубодробильных вертолеток, исчезающих ступ и соковыжималок-вампиров.

3. В случае перевозки контрабаса на драконах необходимо принять все меры противопожарной безопасности: в частности, перевозить инструмент строго в несгораемом футляре, защищенном не менее чем дюжиной огнетушителъных заклинаний. На самого же дракона на время перевозки следует надеть пламягасительный намордник.

4. Не потеряйте смычок! Без него вы утратите возможность управлять контрабасом.

5. Не допускайте перетяжки или обрыва струн - это может привести к непредсказуемым последствиям.

6. Напоминаем вам, что данный контрабас является инструментом исключительно Белой магии! В случае использования его для целей и нужд Черной магии инструмент может утратить волшебные силы.

7. Не деритесь контрабасом, не колотите смычком нежить, избегайте столкновений с твердыми предметами! Нарушение данных правил может привести к трещинам в инструменте и высвобождению мощного проклятия, содержащегося в Веревке Семнадцати висельников.

8. При полетах соблюдайте особую осторожность. Не разгоняйтесь выше скорости звука! Не поднимайтесь на высоту свыше десяти тысяч метров. Это может привести к обледенению струн и падению инструмента, как это произошло с волшебником Ликургом Запупенным и его летающей гитарой.

9. Оставляя контрабас в подозрительных местах, особенно в местах массового обитания нежити (заброшенные кладбища, болота, буреломы, пустыни), не забудьте защитить его противоугонным заклинанием.

Данная инструкция отпечатана в типографии “Кощей Бессмертный”. Адрес: Лысая гора, проспект Утопленника, могила 7. Для входа дернуть за хвост дохлой кошки”.

Таня выронила бересту. В глазах сумасшедшим вальсом закружились рыжие и красные пятна - не то листья, не то перья, не то язвительные физиономии нежити. Боясь упасть, она схватилась рукой за шкаф, ответивший ей неприветливым скрипом. Она была ошеломлена, напугана, восхищена в одно и то же время.

Теперь она абсолютно уверилась в том, что где-то рядом, отделенный от нее лишь тонкой стеной, существует другой мир - мир, полный загадок и тайн, мир волшебства. И она, Таня Гроттер, круглая сирота, каким-то образом сопричастна этому миру. Струны магического контрабаса утешающе загудели.

“Ой, мама! Кто-то из моих предков был волшебником, сделавшим этот инструмент! И я, значит, тоже... Нет, не может быть”, - подумала Таня.

У нее перехватило дыхание, из глаз покатились слезы. Глотая их, Таня гладила ладонью гулкий бок контрабаса. Она едва могла поверить, что он на самом деле существует, и опасалась, что он сейчас возьмет и исчезнет, как исчезали всегда подарки, снившиеся ей в новогоднюю ночь. Дурневы никогда не дарили ей ничего, разве что дядя Герман однажды презентовал ей полкило каменных ирисок, пахнущих рыбой, а Пипа добавила от себя старый веник, которым, впрочем, очень скоро сама же капитально получила по носу. Ну и визгу же тогда было! Таню на целый день заперли в ванной с выключенным светом.

Но теперь Тане было не до того, чтобы вспоминать старые обиды.

Неужели среди ее предков были волшебники! Ведь до сих пор не проходило и дня, чтобы Дурневы не назвали ее дочерью уголовника! Выходит, все это была ложь до последнего слова! Не успела Таня все это осмыслить, как внезапно рядом послышался ломкий, писклявый от злости голос:

- А-а! Вот ты где, дрянь! И что все это значит?!

Таня испуганно повернулась. На миг ей показалось, что она сейчас увидит того самого коротконогого карлика, который все испортил. Но это оказался не карлик, а нечто гораздо хуже...

* * *

В дверях, бледно-синий от ярости, напоминающий только что вылезшего из могилы вурдалака, стоял дядя Герман. Таня пропустила момент, когда он вошел в комнату. Если бы сейчас дядю Германа увидели его избиратели, то точно не предположили бы, что эта перекошенная от злости физиономия принадлежит самому доброму депутату, другу детей и инвалидов, бескорыстному жертвователю старых носков и всего лишь на годик просроченных консервов.

- Кто устроил этот погром? Я спрашиваю! - сипел дядя Герман. - Что происходило у нас в квартире? Спрашиваю я! Или ты, мерзкая девчонка, расскажешь все сама, или я не знаю, что я не спрашиваю... То есть, что я сделаю! Считаю до пяти...

- Я не знаю. Тут был какой-то липкий карлик... Кстати, его звали Агух, если вам интересно, - испуганно воскликнула Таня. Она никогда прежде не видела дядю Германа в таком взбешенном состоянии. У него почти что пар валил из ушей. Тане даже казалось, что она слышит малоприятный запах расплавленной ушной серы.

- Два... - ледяным голосом сказал Дурнев, по склочности характера пропуская “один”.

- Правда, я не обманываю... Я вернулась из школы, а этот карлик... То есть, я хочу сказать, этот уродец...

- Три... Не смей мне врать! Откуда ты взяла эту огромную гитару или что это за безобразие такое? У кого ты ее украла?

- Это не гитара, это...

- Я не собираюсь терпеть эти выходки! Даже моему ангельскому терпению пришел конец! Завтра же ты окажешься в детском доме, а то и в детской колонии... Четыре...

Таня прижала к себе контрабас. Она была в ужасе, но, даже несмотря на ужас, почему-то глупо хихикнула. Ей вдруг подумалось, как было бы забавно, если бы дядя Герман сказал: “Четыре на веревочке... Четыре на ниточке”. Эта улыбка совершенно вывела Дурнева из себя.

- АХ ТАК! Пять! - заорал дядя Герман и шагнул вперед.

Прежде чем Таня успела сообразить, что он собирается делать, оплеуха обожгла ее щеку. Таня закричала не столько от боли, сколько от унижения. Прежде дядя Герман никогда не бил ее, только шипел, оскорблял и запирал в ванную или на лоджии. В душу ей словно вылили вонючую болтушку.

А дядя Герман, вконец взбесившийся, уже заносил руку для нового удара. Увертываясь от него, Таня загородилась контрабасом. Дурневская оплеуха пришлась по инструменту. Видимо, магический контрабас не привык к такому обращению. Струны возмущенно загудели, низко, словно предупреждали дядю Германа не делать глупостей. Не обращая на это внимания, Дурнев с яростью схватился за гриф и стал вырывать контрабас у Тани.

- А ну живо отдай его! Кому говорю! Сдам его в милицию - пускай выясняют, у кого ты его утащила, воровка! Где телефон? А, ты и телефон сломала!!

Таня вцепилась в контрабас что было сил и не отпускала, хотя дядя Герман был намного сильнее и мотал ее вместе с инструментом из стороны в сторону, ударяя спиной о раму лоджии и о шкаф.

Случайно рука девочки оказалась на одном из колков, регулирующих натяжку струн. В этот момент Дурнев резко дернул на себя, и Таня повернула колок. Натянутая струна загудела низко и басовито. На миг Тане почудилось, что она оглохла. Стекла в рамах угрожающе задрожали. Потеряв равновесие, Таня упала вместе с инструментом на спину.

Внезапно дядя Герман, нависший было над ней, замер. Черты его лица как-то обмякли, подобрели и приобрели идиотическое выражение. Зрачки некоторое время бестолково вращались в орбитах, а затем целеустремленно скрестились на переносице. Верхняя губа поползла наверх, обнажив довольно длинные передние зубы.

Наконец, наскучив дико блуждать по сторонам, глаза дяди Германа пристально уставились на Таню - вначале правый, а за ним и левый. От удивления дядя Герман подпрыгнул на месте и глупо хихикнул.

- Хи-хи! Какой плавный денек! - сказал он тоненьким писклявым голосом.

Таня испуганно ойкнула. Через секунду она ойкнула еще раз, потому что дядя Герман вдруг наклонился и обнюхал контрабас, слегка даже, кажется, попробовав его на зуб.

- Девоцка, ты сто тут делаес? Цветочки собираес? Давай знакомиться: я кролик Сюсюкалка! - пискнул он.

Таня что-то пробормотала, но дядя Герман не слушал ее. Он уже прыгал по комнате, поджав ручки, точно лапки кролика. Ловко вспрыгнув прямо с ковра на стол Пипы, дядя Герман обрушил его. Со стола кувыркнулся на кровать, опрокинул книжные полки, оторвал дверцу у шкафа, а затем, опустившись на четвереньки, принялся подгрызать ножки стульев. Проглотив несколько кусочков полировки, дядя Герман капризно поморщился. Такса Полтора Километра, заливаясь клокочущим старческим лаем, повисла у него на штанине. В другое время Дурнев прослезился бы от умиления, что его собачка играет, теперь же он так пнул таксу ногой, что Полтора Километра с воем выкатилась в коридор.

- У нас, кволиков, ужасно сильные задние лапы! Мы ими можем здорава лягацца! - похвастался он Тане, глодая отломанную ножку стула. - Фуй, какая невкусная деревяшка! Терпеть не могу эту плативную кору! У меня от нее дзубы болят! У тебя нет морквы или капушты?

Не отвечая, Таня продолжала пораженно разглядывать его. Кролику это, очевидно, не понравилось. Его белесые бровки собрались на узком лобике.

- Ты сто, не слысыс, девцёнка? Кволичьего языка не понимаес? Морквы, говорю, нет? - просюсюкал он.

- Есть... На кухне... В овощном ящике... - пробормотала Таня.

- Спацибо, девоцка! Ты думаес, я глупый, думаес, я тебя не узнал? Осень дасе знаю! - с заговорщицким видом сказал дядя Герман и ускакал, сотрясая пол своими здоровенными ступнями сорок седьмого размера. - У, хитлюга! Меня не обманес! Ты Красная Сапоска! - крикнул он, погрозив ей на прощанье пальцем.

Не прошло и минуты, как с кухни донесся характерный звук: Дурнев, он же самозваный кролик Сюсюкалка, похоже, обнаружил “моркву” и теперь торопился слопать ее вместе с кульком. Во всяком случае, к хрусту сгрызаемой моркови периодически добавлялось шуршание пакета.

Таня осторожно выбралась из-под контрабаса, разглядывая его со смесью ужаса и восхищения. Она ни минуты не сомневалась в том, что во внезапном умопомрачении дяди Германа замешан был именно он. Ведь в тот момент, когда она повернула настраивающий струну колок, Дурнев и вообразил себя кроликом Сюсюкалкой.

Вспомнив о предупреждении, которое было на бересте, Таня поспешно ослабила натяжение струны и проверила, не появилось ли в грифе трещин. Нет, контрабас, к счастью, не пострадал, если не считать небольшой царапины, которую оставили ногти дяди Германа.

В дверях заскрежетал ключ. Сообразив, что это могут быть либо Пипа, либо тетя Нинель, Таня поспешно спрятала контрабас в футляр и задвинула его в шкаф. По квартире уже раскатывались гулкие прыжки - это кролик Сюсюкалка прыгал встречать своих родственников.

И когда через минуту в коридоре раздался страшный сдвоенный вопль тети Нинели и Пипы, Таня догадалась, что он их встретил.

- Вы не Красные Сапоски! Ты Бабка-толстунья, а ты ее дочка! Не твогайте меня! Я будя лягацца! У меня сильные задние лапы! - оглушительно заверещал дядя Герман, удирая от них по всей квартире...

Глава 2

ЗОЛОТОЙ МЕЧ