"Сохранить земную ось" |
|
Юрий Норштейн на открытии выставки, посвященной 90-летию Андрея Тарковского |
|
С Днём Рождения! |
|
Юрий Норштейн: "Я готов защищать социалистический реализм в живописи" |
|
Выставка "Снег на траве" |
|
Родные и близкие о Юрии Борисовиче |
|
Юбилейный вечер Юрия Борисовича Норштейна |
|
"Норштейн. Начало" |
|
Юрию Борисовичу Норштейну - 80! |
|
О Владимире Меньшове |
|
Норштейн, Клейман, Крымов, Звягинцев |
|
Фонд кино поддержит "Шинель" |
|
Юрий Норштейн: «Я пытаюсь остаться человеком…» (часть 2) |
Белорусскую столицу посетил режиссер-мультипликатор, автор легендарных мультфильмов «Ежик в тумане», «Сказка сказок» и многих других Юрий Норштейн. Творчество знаменитого режиссера наполнено христианским смыслом, его светлые образы рождают в душах зрителей чувства милосердия и сострадания. А сам Юрий Борисович — натура творческая, неравнодушная, он не стесняется остро высказываться на злободневные темы. Мы побеседовали с Юрием Норштейном о честности в искусстве, христианских ценностях, проблемах современного общества, воспитании детей и вере в Бога.
«Хотите воспитывать детей — показывайте им советскую мультипликацию»
— Юрий Борисович, советские фильмы были со смыслом: учили сочувствию, милосердию, поднимали проблемы, развивали образное мышление. Сегодня на место простоты, которая присуща подлинному искусству, пришел примитивизм. Кого воспитает такой продукт? Что с этим делать?
— Я не знаю. Мой итальянский друг-критик рассказывал, что Папа Римский Иоанн Павел II говорил: «Хотите воспитывать детей — показывайте им советскую мультипликацию». Откуда в стране, которую Иоанн Павел II называл «исчадьем ада», гуманистическое искусство? Антисоветский человек, но вот вам итог…
— На Западе показывают наши мультфильмы, а мы транслируем то, что производится там, и это, на мой взгляд, калечит наших детей…
— Это такая для меня боль!.. У власти в искусстве стоят невежественные люди. Старая мультипликация до сих пор дает большой доход, и чем эти люди занялись? Отъемом авторских прав! Им не нужна гуманистическая мультипликация, им нужна студия, чтобы пользоваться тем, что до них сделали другие. Придумывают каких-то монсиков, соединяют их с персонажами «Союзмультфильма» — этими дивными героями, нарисованными прекрасными художниками. Они, мол, товарищами будут. И куда дальше?..
У нас само понятие смысла жизни уже до такой степени искажено, что мы даже не можем зайти в хвост тому зыбкому началу, которое обозначило смысловые законы жизни. И вдруг выясняется, что жизнь — нелегкая штука и достаточно драматичное явление, но видеть это не хотят. И дальше следующая фаза — они не хотят, чтобы искусство об этом говорило. Им нужно, чтобы их услаждали. Сегодня самое часто употребляемое слово — «комфорт»: «Тебе комфортно, старик?» Мне не комфортно, если мне показывают фальшивки! Я понимаю, куда меня вгоняют, куда вгоняют моих детей и внуков.
У нас с Франческой восемь внуков, я смотрю на них и думаю: «Как они будут жить?» Либо надо брататься с этой мафией, и тогда они перестанут быть людьми, либо жить отдельно, а это будет невероятно трудно. Я думаю, Федор Михайлович многое переписал бы в своем романе. «Тварь ли я дрожащая или право имею?» — сегодня вопрос «право имеешь?» уже звучит с такой силой!..
«Произошел сдвиг в понимании и ощущении самой жизни, и в этом смысле теряется суть. Зачем тогда искусство? Для прикрытия подлости? Карманы оттопыриваются, а они продолжают говорить о гуманизме. Такие фарисейские времена…»
«Сегодня пошлость стала привычкой»
— Любой здравомыслящий человек понимает, что продукт, в котором вместо христианских ценностей проповедуется агрессия, жажда наживы и цинизм, рубит под корень основу. Почему творческие люди молчат, глядя на то, во что превращают молодое поколение?
— Боюсь, что сегодня пошлость стала привычкой. По-моему, человек уже не различает, где заканчивается пошлость и начинается подлинное, он просто не знает подлинное. Как-то Сергей Довлатов пожаловался Виктору Шкловскому, что книги пишутся, но не читаются, на что Шкловский сказал: «Понимаете, трудно объяснить человеку вкус дыни, если он всю жизнь жевал сапожный шнурок». Вот и ответ…
«От "быстрой еды" становится тучная голова. Внешне вроде бы есть подобие человеческого существа, а внутреннее духовное состояние больное, и излечивается это тяжелое заболевание очень медленно…»
— Юрий Борисович, как Вы относитесь к компьютерной мультипликации?
— Я ее не отрицаю. Она существует и существует, но из нее пытаются сделать центральный нерв в творчестве, а это, конечно, не так. Компьютер сам по себе — хорошая машина, но за ней должен сидеть творческий человек. Я всегда говорю: «Если вы, как творческий человек, не возвыситесь над компьютером, он вас съест». Это и происходит. Мыслей почти нет, а компьютерное обеспечение неизвестно какое.
На самом деле это и есть формализм в искусстве. Не то, что ты абстрактную вещь сделал, а вот это формализм, потому что мысль не соответствует наполнению — наполнение огромное, а не о чем говорить. Как орех — разгрыз, а там вместо ядра плесень. Вот что такое компьютер в неумелых руках. А чаще всего он в неумелых руках. Хотя есть отдельные личности, которые прекрасно обращаются с компьютером и делают замечательные изображения, но это единицы.
«Искусство для детей должно быть справедливым»
— Посоветуйте мультфильмы, которые сегодня можно показывать детям.
— Я не законодатель, я не имею право сказать: «Вот это смотрите, а это не смотрите!» Мне кажется, что смотреть надо все, только уметь отбирать. Можно и в безобразном увидеть какой-то момент, который вдруг тебя заденет — где человек был искренним, не осознавая того.
Нужно показывать детям благородное изображение, читать благородные книги. Дети очень любят сказки, где зло побеждено!
«Искусство для детей должно быть справедливым, иначе в детях поселится неприятие жизни, поселится идея, что мир устроен так, что ребенку там делать нечего, что там есть зло, и это зло его поглотит!»
— Потом начинается движение мысли, и это движение связано с тем, чем ребенок себя наполняет, как он смотрит на природу, что воспитано в нем искусством, может ли он отличить фальшь от правды. Этот процесс дальше идет очень медленно. Если в 20 лет человек будет продолжать читать сказки (сказки сами по себе хороши, я их до сих пор читаю), то ему в жизни будет очень трудно. Он не сможет существовать в этом тяжелом предприятии под названием жизнь, потому что у него не будет способности отделить одно от другого.
Воспитание — очень трудное дело. Когда родители лезут в душу ребенка со своими законами и говорят «сделай так, а не этак», это мало помогает. Я человек рукастый, столярничаю, у нас в доме стоял верстак. Боря, мой сын, работал за этим верстаком, в результате сегодня он может делать всё.
«Ребенок должен почувствовать себя творцом, а для этого нужно уметь сделать вещь — будь это рисунок или что-то другое. Моим внукам сын сделал маленькую кузню, им было по 7-8 лет, и они там работали, в рукавицах клещами брали металл, разогревали его, расплющивали».
— Они сделали моей Франческе подарок — подсвечник. Он был трехногий, очень неуклюжий, но для нас с женой это драгоценнейшая вещь. И для них это было событие — они сами сделали и подарили.
Мне кажется, воспитывая детей, надо давать им возможность что-то сделать, тогда они будут с уважением относиться и к себе, и к родителям. Только родители не должны говорить: «Рисуй так, а не так». Часто родители начинают поправлять детские рисунки — это заведомо угробить творческого человека. Воспитание — это такая сложная штука! Она не решается однолинейно. Надо читать хорошие книги, как у Высоцкого: «Значит, нужные книги ты в детстве читал!»
Соединение живых точек
— Юрий Борисович, Ваш сын — иконописец. Как Вы думаете, почему он пришел к Богу?
— Это произошло в 90-е годы. Думаю, что он стал оглядывать страну, мир и пытаться понять, что происходит в жизни. Когда сын пришел из армии, ему был 21 год. Я думаю, что он начал задавать себе вопросы. В это время он занимался живописью, причем делал хорошие вещи. В искусстве ответов, наверное, не нашел.
У сына была хорошая живопись. Мы ему с Франческой говорили: «Боря, будешь продолжать — мы тебя обеспечим материально, но только ты должен работать». Он действительно много работал. Потом неожиданно уехал в Звенигород, что-то помогал, они там жили какой-то артелью. Это произошло под воздействием друзей, которые были верующие. Для нас с женой это было совершенно нормально и естественно, никто ему по этому поводу ничего не говорил. Я в этом смысле никаким наставником не был, это было бы неприлично с моей стороны.
Потом, у нас в доме было огромное количество книг, в том числе и по иконописи. Одна из книг — «Дионисий», еще старое издание, сейчас вышло новое потрясающее издание. Дети могли смотреть эти книги, только бережно с ними обращаться. И мне кажется, что это постепенное соединение каких-то живых точек сошлось в такое обстоятельство, что сын стал верующим человеком.
Более того, он уехал в Курчатов, где нужно было расписывать церковь. Туда уехало несколько человек, а в результате сын остался один и расписал храм почти в одиночку, ему помогала только девочка из иконописного училища. Это для него было событием. Там же он женился и венчался, там один за другим пошли дети. Но, конечно, без нашей помощи они бы там не выжили, потому что искусство иконописи не прокормит.
— У Вас восемь внуков. Кто-нибудь из них пошел по Вашим стопам, занимается мультипликацией?
— Не дай Бог! Мне уже достаточно того, что двое старших закончили художественное училище. Младший поступил в Строгановку, Семен занимается на тромбоне и играет в оркестре, Варька поступила в Абрамовское училище, Мишка — технарь, младшая внучка играет на скрипке, она в 11 лет уже что-то там сочиняет. У дочери двое детей — старшая микробиолог, младший занимается музыкой.
«Ты должен отвечать за себя»
— Над чем Вы сейчас работаете?
— Работаю над собой. Я пытаюсь остаться человеком в этом вареве. К сожалению, это очень дорого стоит…
— Как Вы считаете, вера в Бога может стать надежной опорой для современного человека?
— Безусловно. Только за эту веру ты должен отвечать. Если ты веруешь во Христа, ты должен отвечать за себя, за свою дорогу — отвечать все время, а иначе это декоративно. И надо понимать, что дорога эта очень опасна и сопряжена с такими деяниями, когда ты не будешь выглядеть крутым, ты будешь незащищенным. И вот в этот момент твоя вера должна тебя защищать. Это как в работе — ты должен быть убежден, хотя сомнений, которые приходят к тебе по ночам, не сосчитать. Когда ты делаешь кино, ты все время находишься в состоянии сомнений, но если встал на эту тропу, всё — ты должен идти…
Беседовала Дарья Гончарова
Фотографии Евгения Прокофьева
14.02.2020
|
С Днём Рождения, Юрий Борисович! |
|
Юрий Норштейн. Стрим с Клубом путешественников |
|
Юрий Норштейн: «Я пытаюсь остаться человеком…» (часть 1) |
Белорусскую столицу посетил режиссер-мультипликатор, автор легендарных мультфильмов «Ежик в тумане», «Сказка сказок» и многих других Юрий Норштейн. Творчество знаменитого режиссера наполнено христианским смыслом, его светлые образы рождают в душах зрителей чувства милосердия и сострадания. А сам Юрий Борисович — натура творческая, неравнодушная, он не стесняется остро высказываться на злободневные темы. Мы побеседовали с Юрием Норштейном о честности в искусстве, христианских ценностях, проблемах современного общества, воспитании детей и вере в Бога.
«Конфетка в хорошей обертке, развернешь — мыло»
— Юрий Борисович, в одном из интервью Вы сказали, что, создавая фильм «Ежик в тумане», смотрели на икону «Спас» Андрея Рублева. Почему образ Христа?
— У Христа был путь... Он был обозначен внутри, Христос знал о Себе все. Если внутри живого существа не проложен путь, оно пустое, нет поступка. Ежик случайно, в силу любопытства, попадает в обстоятельства, о которых ничего не знает, погружается в них и испытывает разные чувства — от любопытства и задиристости до драматизма, когда он на грани гибели.
Изображение должно иметь такое содержание, чтобы даже в статике говорить о ситуации больше, чем если бы все двигалось внутри кадра. А где как не в изобразительном искусстве искать подтверждение твоих намерений?
Мы с моей женой Франческой Ярбусовой (она автор-художник Ежика) во время работы оба смотрели на образ Христа. У «Спаса» Рублева устремленность в бесконечность, это один из мировых шедевров. В европейском искусстве много произведений, связанных с бытием Христа, с Его Страстями, но в статике сделать бесконечность почти никому не удавалось. Как это удалось Рублеву, я не знаю, но это что-то запредельное, что-то идущее с Небес.
В подлинной живописи я нахожу содержание, которое с каждым новым обращением меняется. Для меня мучительна сама изобразительная материя. Если материя выходит впереди содержания, получается эффект на несколько мгновений, кроме любования материей ничего не остается. Важно найти состояние, чтобы персонаж был разным. Даже Франческа, автор Ежика, не всегда может его нарисовать. Конечно, любой человек скажет, что это «Ежик в тумане», но передать то самое глубокое содержание ей удается не всегда. Во время работы никто не предполагал, что мы делаем фильм, который на протяжении 40 лет будет на слуху.
— Иконописцы говорят, что церковное искусство — это всегда сотворчество Бога и человека. Вам не кажется, что в какой-то мере это характерно для любого вида творчества?
— Конечно, для любого. Иконописцы должны находиться в таком состоянии, чтобы забыть обо всем мелочном, но при этом я утверждаю: если бы эти художники не сталкивались с бытовым — со страстями, с ужасами жизни, — они ничего не могли бы сделать, у них было бы конфетное искусство. Оно и есть очень часто: смотришь на иконы и понимаешь, что это конфетка в хорошей обертке, развернешь — мыло. Я говорю такие резкие слова, но я отвечаю за эти слова.
«Искусство делается в уединении, надо, как монах, оторваться от всего. Чтобы войти в состояние творчества и приблизиться к чему-то бесконечному, нужно так себя истерзать!.. Это не просто, знаете, сидишь с чашкой чая и что-то делаешь, это такое перенапряжение, которое не каждый выдержит…»
— А потом люди скажут себе: «А зачем я перенапрягаюсь, если можно сделать попроще? Все равно едят». «Ежик в тумане» и «Сказка сказок» сделаны не попроще — это сложное соединение.
— После еды попроще не остается послевкусия... Кроме живописи, в чем еще Вы ищете вдохновение при создании образов?
— В «Сказке сказок» у нас волчок нарисовался, когда я увидел фотографию котенка, которого вытащили из воды. Я эту фотографию принес Франческе и сказал: «Вот глаза волчка — теперь он смотрит из бездны». Как мы можем понять переживание ребенка, он нам ничего не может сказать, он еще не обладает словарем? Только по переживаниям на его лице.
Когда Акакия Акакиевича рисовали (Юрий Борисович много лет работает над фильмом «Шинель». — Прим. ред.), были фотографии новорожденных детей и людей в концлагере, которые потом в пепел превратились. Мне нужно найти пространства и расстояния «от» и «до», я должен в эти глаза смотреть.
Вот из чего все состраивается, это не просто сел и нарисовал. Конечно, можно и так, но я не смогу и двух минут смотреть на это, тут же уничтожу, потому что само понимание, что кто-то еще это увидит, для меня ужасно. Вот почему «Спас» Рублева, вот почему глаза детей...
«Предназначение искусства — объединять людей»
— Юрий Борисович, Вас вдохновляют иконы, эпиграфы к своим книгам Вы берете из Евангелия, Ваши работы наполнены христианским смыслом. Почему Вы называете себя неверующим человеком?
— Ветхий и Новый Завет — это прежде всего книги, которые необходимо читать. Там такие тексты, которые тебя настраивают на определенный лад, на определенное отношение к жизни, они расширяют твое внутреннее пространство. Если ты только трещишь словами, это никому не нужно, главное — поступок, а поступок оформляется прежде всего в тебе. Оформляется он под воздействием всего — обстоятельств, родителей, друзей, текстов, которые ты читаешь. Все это складывается в одно целое, которое называется совесть.
Я не могу про себя сказать, что я неверующий в самом таком бытовом смысле, потому что для меня есть запредельное, и я в это запредельное стремлюсь, но это запредельное связано с моим искусством. Я должен выйти за пределы тех границ, которые обозначились в искусстве, в данном случае в мультипликации, которые обозначаются каждой новой творческой личностью. Если эти границы не расширяются, не вбирают в себя новое, искусство начинает хиреть и теряет свое предназначение.
«Предназначение искусства — объединять людей, потрясать человеческие души. Мы можем не знать ничего друг о друге, но если между нами есть текст, который мы читаем с обеих сторон — и с той стороны человек, и я с этой стороны, — мы уже находимся в единстве».
— Эпиграф к моей книге «Снег на траве» из Евангелия от Матфея: Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут, но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют и где воры не подкапывают и не крадут. Ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше (Мф. 6: 19-21). Это же великий эпиграф! Этот эпиграф нужно развешивать по всей стране от края до края.
Чем озабочены люди, которые собирают непомерные капиталы? Это что у них — желание отгородиться от жизни или желание себя обезопасить? Не обезопасят! Как сказал Воланд в беседе с Берлиозом: «Вообразите, что вы, например, начнете управлять, распоряжаться и другими, и собою, вообще, так сказать, входить во вкус, и вдруг у вас саркома легкого… и вот ваше управление закончилось!»
«Сегодня проблемой продления жизни озабочены целые институты! Для чего? Одно дело ребенок приговорен, и врачи берутся его вылечить, но у родителей не будет денег это оплатить. А у другого есть возможность оплатить, но он будет жиреть до бесконечности…»
— У всего того, что эти люди исповедуют, есть финал — деньги имеют финал. Жизнь имеет физический финал, но не имеет финала в другом смысле…
Мой папа летом по воскресеньям перетягивал матрасы, подрабатывал. Он умер рано, ему был 51 год. Нас еще года два с братом встречали в Марьиной роще в Москве незнакомые люди и говорили: «Какой Борис Львович нам матрас сделал!» Вот это и есть самое главное — это есть поступок. Я не думаю, что отец, когда перетягивал матрасы, думал о чем-то возвышенном. Он должен был хорошо сделать свою работу, потому что эта работа дальше перейдет другим. И это относится к каждому человеку. Например, ты шьешь ботинки, и твоя работа состоит в том, что ты вырезаешь обшлаг; если ты свою работу сделал плохо — на выходе брак.
«Мы все в жизни связаны цепочкой. Когда священник говорит об этом, для меня вера становится важным обстоятельством. А когда люди приходят в церковь декоративно постоять, поставить свечку и как только переступили порог — опять подлость, естественно, у меня это вызывает возмущение…»
— Я хорошо знаю все четыре Евангелия и часто их цитирую, особенно Евангелие от Марка, где апостол говорит: Верую, Господи! помоги моему неверию (Мк. 9: 24). Эта фраза для меня самая важная. Но если ты веруешь, веру надо начинать каждый день сначала, тогда ты будешь находиться в состоянии обновления…
«Чувства тоже воспитываются…»
— Знаете, мне однажды довелось выступать в церкви. В центре Москвы, на Тверской улице, есть небольшой храм Бориса и Глеба. Я знаком со священником отцом Александром — замечательным образованным человеком, и с прихожанками этой церкви, я их называю сестрами. Однажды я узнал, что они там показывают людям фильмы, и спросил: «Почему мои не показали?»
Назначили день (это было года три назад, юбилейная дата, связанная с войной). И вдруг мне звонит отец Александр и говорит: «Знаете, Юрий Борисович, у нас завтра встреча, но я боюсь, что после продолжительной службы люди устанут и не придут». На что я ему сказал: «Если будет сидеть один человек, я все равно буду выступать так же, как перед залом, не надо ничего отменять». В тот день я встретил в парке мою подругу, прихожанку храма сестру Татьяну, и говорю: «Вы плохо читали Евангелие: где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них (Мф. 18: 20)». Она стала хохотать и сказала, что передаст отцу Александру.
И, знаете, пришло столько народа, как на службу — все было забито людьми. Я читал военные стихи и показывал фильмы. У нас есть фильм «Сеча при Керженце», он сделан на основе иконописи. Экран располагался на фоне алтаря, шли иконописные изображения на экране и были иконы жития Христа в реальности — это было удивительно и очень красиво. Мне потом Таня сказала: «Юрий Борисович, отец Александр расплакался».
— Это же подтверждает, что у людей есть потребность в подлинном искусстве! Больше такие встречи не проводили?
— Нет, это был единственный раз. Понимаете, я же не завзятый выступала. Сделать турне по городам, как у нас сегодня многие катаются?
— Если бы турне делали те, кто несет людям свет через христианское искусство, может, и общество сегодня было бы в другом состоянии…
— Может быть. Я иногда встречаюсь с людьми на творческих вечерах и фестивалях, надеюсь, что какие-то вещи все-таки оставят отпечаток в душах людей. Но я по этому поводу не очень взахлебе: мол, ты пришел, сказал, и человек стал другой. Это трудный процесс…
Здесь, в Минске, ко мне подошла мама с сыном и говорит: «Вы знаете, мой сын, когда ему было 7 лет, посмотрел "Сказку сказок" (а ведь это сложно для детей), влюбился в фильм и с тех пор в этом фильме». А сын рядом стоит, ему уже, наверное, лет 13. Я смотрю на него и говорю маме: «Значит, было воспитание чувств» — это отдельная история в жизни человека. Чувства тоже воспитываются…
Беседовала Дарья Гончарова
Фотографии Евгения Прокофьева
Продолжение следует…
13.02.2020
|