Кияма_Анна все записи автора

Название: Афера
Автор: Topsyatina
Персонажи: Том/Билл; Пери/Ксави; Пери/Мира
Рейтинг: R
Категория: Slash, Het (другие герои)
Жанр: Romance, POV Wilpert, Angst, AU, Action, Detective...
Размер: миди
Статус: закончен (впроцессе выкладки)
Саммари: молодой человек получает странное письмо, в котором упоминается о его отце, которого он никогда не видел, но догадывался, что это одна знаменитая личность...
От автора: здесь написано про поиски самого себя, как обрести семью и раскрыть несколько тайн глобальной аферы, которую наблюдала вся страна...
Эта идея проторчала в моей голове всего 5 дней, а потом, посреди ночи, я проснулась и начала строчить, поняв, что терпеть уже не могу...
Размещение: За копирование, публикацию на других ресурсах и прочей ерунды - на кол посажу, обоссу и сожгу!

Пролог

Дневник

Я сел в такси, отдав водителю свой чемодан и положив портфель рядом.
- Куда поедем? – бодро спросил он.
- Домой, - выдыхаю.
Назвав улицу, я откинулся на спинку. Работа просто задолбала меня. Зазвонил мобильный. Это была Рози.
- Привет, Пери, - нараспев. – Как поездка?
- Прекрасно. Отчёт будет через 3 дня. Я хочу отдохнуть.
- Супер. Мне звонил Ксави, сказал, что тебе пришла посылка, но он уехал и отдал мне. Заедешь?
- Да. А почему этот троглодит не позвонил мне?
- Ты был недоступен. Да и потом, кажется, я нравлюсь твоему соседу.
Улыбаюсь и прощаюсь с девушкой. Набираю номер друга.
- Вил, привет, бро, я улетел в Англию, оставил тебе сообщение на автоответчике.
- Привет.
- Там посылка пришла, отвёз Рози.
- Спасибо, она мне уже сообщила.
- Слушай, адрес незнакомый и от какой-то женщины.
- Ты фамилию запомнил или имя? – у меня начались трястись руки.
- Вроде... кажется, Симона.
Я выдохнул шумно, после чего поблагодарил друга и сказал водителю адрес редакции. Дыхание было рваным, глаза бегали. Я не мог смотреть в одну точку. Внутри всё прыгало. Я получил посылку от бабушки... вдруг там что-то важное?
В редакции было мало народа. Рози, увидев меня, тут же расцвела. Девушка хотела выпить кофе и поболтать, но я был резок и попросил просто отдать мне посылку. Она была квадратной. На бумаге выведено моё имя и адрес отправителя: «Германия. Танна. 07922. Визенштрассе, 14. Симона Каулитц». У меня опять всё запрыгало внутри; чувство радости затопило и грозило задушить к чертям. Девушка смотрела на меня, как на шизика. А мне было всё равно. Мне бабушка написала. Прижав драгоценный кулёк к груди, я спустился вниз и сел в своё такси, попросив уже ехать домой.
Внутри была небольшая записка и книга, похожая на ежедневник, очень красивая, из кожи, сразу видно, что стоила не мало.
«Дорогой Вильперт, ты уже знаешь, что мы родственники. Я осведомлена о твоём визите к Хагену. Со мной всё хорошо. Я присылаю тебе вещь, которая поможет разобраться в себе и, возможно, ответит на некоторые твои вопросы».
Это был дневник. С внутренней стороны обложки было аккуратно и ровно выведено: «Биллу».

«Почему-то захотелось оставить записки с тщательным описанием нашей жизни, чтобы в старости, когда воспоминания превратятся в кашу и будут в голове лишь в качестве вспышек и бликов, прочесть их здесь, улыбнуться и подумать, что жизнь прожита не зря.
Моя фамилия Бохнер. Я из знатного рода. Моим предком был герцог Тюрингии Альфред Бохнер. Под Лейпцигом есть поместье, в котором живут мои родственники. Я мало знаю о них, потому что никогда не претендовал на титул и фамильные привилегии. Мне казалось это глупостью. Родители давно свыклись с тем, что их сын не как все. Я думал по-другому, вёл себя иначе. Отец, конечно, пытался мне втолдычить, что признание семьи есть важная составляющая жизни, полная принадлежность к фамилии и роду. А мне было всё равно до этого. Ну фамилия и фамилия... что с того? Папа принял мою позицию и больше никогда не заводил разговор на эту тему.
Я увлекался кино. Сходил с ума, ревел, если мне не разрешали досмотреть фильм. Вкушал дары киноиндустрии все и без разбора. Ужасы и комедии воспринимались мною одинаково однобоко. Я просматривал фильм за фильмом и вскоре понял, что в мире достойных кинолент настолько мало, что даже плакать хочется. И вот с тех пор задался целью исправить положение. Поступил на режиссёрский с первого раза. Мне казалось, что я уникум, гений и смогу изменить мир. Кстати, мне так кажется до сих пор.
Не вижу смысла писать о своих подростковых годах, потому что они были абсолютно стандартными, как у всех. С всплеском гормонов, Тунисом летом и половым созреванием. Нет ничего особенного в моём взрослении, что я хотел бы вспомнить. Единственное, конечно, как понял, что мне нравятся мужчины. Мне было лет 14, наверное, я точно уже не помню. Мы с родителями поехали на Канарские острова отдыхать. Портье в гостинице был жгучим испанцем. Я удивлялся тому, что испанцы не говорят по-английски. Они любят свой язык и, кажется, вообще не в курсе, что за пределами страны люди говорят на других языках. А этот мужчина, а точнее юноша, был образован. Он мне понравился сразу. К концу отпуска я понял, что хочу его поцеловать. Родители пошли к такси с чемоданами, я подтянулся к стойке и чмокнул его в губы. Он покраснел. Я же убежал. Наверное, именно с того дня осознал, что мне нравятся два пола. А когда исполнилось 17, окончательно решил остановиться на мужчинах.
Шае я встретил на одной из вечеринок. Этот рэпер был своеобразен и хорош собой. Настолько хорош, что уже через 10 минут любования им я понял, что хочу раздвинуть перед ним ноги. Прошла неделя – Шае стал моим. Он был в восторге от такой домашней шлюхи как я. А мне нравился его здоровенный х*й и пухлые тёмные губы. Мы тр*хались, как кролики, по несколько часов подряд, и нам это не надоело даже через год. Совместная жизнь с ним была не дурна. Конечно, я исполнял обязанности верной и послушной жены, стирал ему носки и готовил ужин, а он пел про меня и для меня свои песни, где через каждое матное слово называл «малышом». Я приходил в восторг от каждого такого трека, в котором Шае хвастался «своей девочкой», которая была его «личной проституткой с длинными ногами». И так прошло 5 с лишним лет, пока эта кабелина не сказала мне, что моя задница для него устарела. Мне было 23, мать его. 23! Как в 23 задница могла устареть?! Я послал этого урода на хер и стал жить своей жизнью...»

- Простите, - от дневника меня отвлёк водитель. – Там пробка, мы практически наглухо застряли.
- Я не тороплюсь, - улыбаюсь ему и возвращаюсь к чтению.

«Том встретился мне давно. Конечно, многие считают, что мы впервые пересеклись на хоккее, но это не так. Мне было 17, когда впервые я узнал о нём. Этот паренёк с дредами и пирсингом в губе будоражил моё воображение. Я увидел его по телевизору, в обзоре спортивных новостей. И всё... мозг мой уехал. Я тронулся умом. Каждую долбанную ночь представлял, как этот парень долбится в меня, трахает и стонет, смешивая свой пот с моим. Я знаю, что влюбчивый и не скрываю этого. А ещё блудливый. Шае это знал, поэтому изменял мне, а я ему... с Томом. Толлер подвернулся мне под руку уже через год, когда мне только-только стукнуло 18. Я снял короткометражку для учёбы о новостях. Там мы и познакомились. Ненавязчиво намекнув ему о том, что он симпатичный, и нравится мне, получил отворот-поворот. Причём жёсткий. Нет, Том не хамил, не матерился, не плевался ядом. Просто сказал, что я красивый, но он не заинтересован в нашем общении. Естественно, я был не блондинкой, понял всё тут же. Во второй раз мы пересеклись на дне рождении одного канала, когда мне было 21. Вышло 2 моих фильма, я становился значимой фигурой. Этот олух стоял со своей якобы невестой, даже не замечая, что она глазами ищет себе партнёра на ночь. Может, он был влюблён в неё безумно... не знаю. Я, как добрый самаритянин, решил открыть парню глаза, за что получил по челюсти в мужском туалете. Вид собственной крови на ободке унитаза так меня впечатлил, что я даже включил этот момент в один из фильмов. Том был зол.
- Никогда больше не смей ко мне подходить, шалава.
Естественно, он знал, что я встречаюсь с Шае. Что ж, я улыбнулся, вытер рукавом кровь и удалился. Никто не знал об этом инциденте. Через 2 месяца Толлер попросил о встрече. Мы зависли в одном баре и выжрали столько алкоголя, сколько я в жизни-то не видел. Очень много. Наутро, когда разлепил глаза, понял, что лежу на животе в кровати, а сверху меня придавливает некое тело... голое тело! Том был в ужасе. Я тут же понял, что мы не переспали... Он был уверен в обратном. Я сидел на кровати, укутанный в простыню, курил и смотрел на его аппетитный член. Мне нравилось это тело. Парень, вереща, гонял по квартире, потом успокоился. Он попросил у меня прощения ещё в баре за тот удар, подтвердив, что Себила - бл*дь. Мы выпили по бутылочке пива и по 3 чашки кофе. Начали общаться. Встречались через день. Я понимал, что обманываю его. Моя влюблённость, появившаяся ещё в 17, никуда не делась. Я ловил его улыбки, смех, жесты и представлял, как этот парень будет любить меня, как будет ласкать и трахать, задыхаясь, говорить, что я самый классный его любовник. Время шло, мы стали корешами. Он был рад общаться со мной... а мне было тяжело. Я не контролировал себя иной раз, когда мы смотрели фильм на его огромном диване в квартире. Если он сидел рядом, смеялся и жевал попкорн, облизывая губы, то я возбуждался. Да, знаю, я озабоченный, но... это было сложно, невыносимо. Закрывая глаза, думал о чём-то отвратительном, чтобы возбуждение спало. Так я спасался месяцев 5. На моё день рожденье Том спросил, что мне подарить, то я ответил:
- Подари мне себя.
Томно, страстно, облизывая губы, стоя в паре сантиметров от парня. Он шарахнулся и ушёл. Я не видел Толлера 2 месяца. Мы не общались. Я ревел, а Шае не мог понять, что со мной, вроде и не ПМС, и не климакс. На празднике, когда гулял весь город, я встретил его на площади. Он смеялся и с кем-то беседовал. Нацепив капюшон, пошёл к нему, потом бесцеремонно схватил, утащил в подворотню и там припёр к стене. Мы смотрели друг на друга несколько секунд, пока я не впился в его губы и не навалился. Начал тереться, стонать сквозь жёсткий поцелуй. Том снял с меня капюшон и схватил за волосы.
- Шлюха.
- Хочу тебя, - шептал я, будто в бреду, как собака, трахал ширинкой его штаны.
Толлер был груб. Он целовал меня дико, засасывал кожу на шее, так же тёрся. Наваждение улетучилось, когда мы кончили в штаны. Кое-как переведя дыхание, вновь начали целоваться.
- Пошли, - взяв меня за руку, он побежал сквозь переулки, улицы, скверы и дворы.
Я бежал рядом, не разрывая контакта ладоней, улыбался, как идиот. Мы примчались к нему домой, отдышались в лифте, спокойно прошли по коридору. Он открыл дверь...»

- Приехали, - сказал водитель.
Я выплыл из ирреального мира моего возможного отца. Посмотрел в зеркало. У меня горели щёки. Да, многое из написанного меня смущало. Отдав деньги, достав чемодан, пошёл домой. Приготовив кофе, я вырубил все телефоны, забрался с ногами на диван и с остервенелым любопытством мечтал узнать, что же у них случилось дальше.

«... в квартире вкусно пахло, кажется яблоком. Я вошёл и встал у стены. Том закрыл дверь, обернувшись. Глаза в глаза. Мои и его, практически одинаковые, карего цвета, с искрами и жаждой. Одновременно срываемся и начинаем целоваться. С полок к чертям летит всё на пол, если мы их задели. Я стукался об каждый угол, пока мы кружили по коридору. Потом выбрали одно направление, попутно срывая друг с друга одежду. Зашли в ванную. Толлер поднял меня и посадил на бортик, врубая воду на ощупь. Я соскользнул в неё. На мне джинсы, которые тут же мокнут. Быстро достаю из кармана мобильный, а потом уже снимаю сам предмет одежды. Том оголяется, смотря на меня яро. Лютый парень. Я улыбаюсь, ложусь, раздвигаю медленно ноги, дотронувшись до своей промежности, поглаживая ягодицы. Упираюсь ступнями в стенки ванной, показывая всё, чем владею, всё, что могу предложить. Ласкаю член и живот.
- Ты шлюха.
- Возьми меня.
Буквально плюхается в ванную, подмяв меня под себя. Целуемся, нежимся. Я, наконец, дотрагиваюсь до его члена. Слышу слабый стон. Он не скрывает, что вообще не в курсе, как и что делать со мной. Попутно объясняю. Смазкой нам послужил гель для душа. Такого секса у меня ещё не было. Жёсткого, страстного, можно сказать, с неопытным любовником, но который великолепно трахал меня. Я отдавался ему, как истинная блядь и был этому до поросячьего визга рад. Потому что любил... и получил! Он двигался резко, я стонал и выл, а эхо билось об стены комнаты и отдавалось в ушах. Мы кончили быстро, минут через 20. Этого было вполне достаточно для того, чтобы я ощутил такое безграничное счастье за те несколько секунд, что длился оргазм. Мы целовались, лежа в воде. Он гладил моё тело, успокаивал. Бережно вытащил из ванной, вытер полотенцем, потом понёс в спальню, положил в кровать и лёг рядом. Мы разговаривали до вечера, просто обнимаясь и иногда смеясь. Нам никто не был нужен. Затем уснули. Утром он напоил меня кофе и был очень нежен.
- Ты не шлюха и не блядь. Ты таким хочешь казаться, думая, что это привлекает кабелей. Но я не кабель. Со мной ты можешь быть собой.
Я сидел с выпученными глазами, а потом даже заплакал, прижимаясь к его груди. Никто и никогда мне такого не говорил, не просил о естественности. Всех моих мужчин устраивало то, что они имели шалаву с дивным ротиком и тугим очком»

«Мы стали видеться и спать вместе. Наши ночи напоминали яркую карусель. Не было ни одного места в квартире Тома, где бы ни была припечатана моя задница, только потолок остался нетронутым. С каждым днём я любил его всё больше, всё страстнее. С каждым днём меня всё больше раздражал Шае. Он был животным, не знающим, что такое нежность и чуткость. Как-то я предложил Тому действительно встречаться. Сказал, что брошу Шае, что хочу быть с ним. А Толлер повёл себя, как трус, хотя сейчас я так не считаю. Он сделал упор на работу. Якобы, если мы станем официально встречаться, это увидит общественность и его карьере хана. Он хотел пригреться, устроиться как надо. В принципе, зла я на него не держал. Самое главное, что он вгонял в меня свой х*й и целовал на ночь, а остальное не важно... Так прошло больше года, и Шае сказал, что я его больше не удовлетворяю. Не было переживаний... у меня был Том. Чего можно было желать? После официального расставания с Шае, я задумал фильм... не просто какую-то познавательную херню, а поистине шедевр, то, чего ещё никто и никогда не видел, что будут любить и ненавидеть, чем будут восхищаться и порицать. Вот ведь странно, что идея теплилась во мне давно, но нашла выход только после слов Шае. Я понял, что этот человек сдерживал меня. Он знал, что я более талантливый, чем он, вот и гасил во мне все творческие порывы. А Том был только рад моим идеям, он поддерживал меня. В ту ночь, когда Шае уехал, забрав все свои вещи, я сидел на коленях у Тома и анализировал свои 5 лет жизни с этим человеком. А потом резко повернулся, поцеловал парня и сказал:
- Я всё это время любил только тебя, Толлер.
Он посмотрел на меня очень странным взглядом и хотел что-то сказать, но я перебил:
- Ничего не говори. Если не любишь, не ценишь, то лучше молчи. Оставь мне маленькую надежду на наше счастье, чтобы я мог жить хотя бы этим.
Журналист засмеялся, обняв меня крепче.
- Ты замечательный.
- Я знаю.
- Поэтому я не имею права не любить тебя.
Я плакал тогда. Он сказал мне то, чего я не ожидал услышать. Хотелось летать. В ту ночь моё тело обезумило и отдавалось так, как ни разу до этого. Мы чуть не убили друг друга от страсти и похоти. Я вывихнул кисть, а любовник ходил с расквашенной губой. После этого мы стали думать, как бы лучше подать наши отношения общественности. Решили начать как бы заново. Я снял в этот период фильм про домохозяйку-убийцу, по книге, которую раз 10 прочитал. Мне нужно было настроиться на тот проект, что я задумал»

«В конце года мы решили провернуть наше дельце. Спланировали всё тщательно. Хоккей, я и репортаж Тома. Всё идеально. Он как бы натыкается на меня, берёт интервью (ведь я же уже, бл*, звезда). В принципе, всё было не так сложно, как казалось. Никто ничего не заподозрил. Мы пару раз попадались на глаза папарацци, идя вместе. Вот так якобы и развился наш роман, хотя как в реальности я уже не мог жить без Тома, уже грезил им, когда он... да хоть бы в душ уходил. Мне нужен был этот человек. У нас, конечно же, спрашивали, кто мы друг для друга и бла-бла-бла. На премьеру фильма пришли вместе. Мне показалось, что они, весь этот сброд, даже улюлюкали. Уроды моральные... Фильм вышел классным. Я не видел окончательный монтаж.
- Ты просто умница, гений в свои 23. Я горжусь тобой, Билли, - Толлер нежно прошептал мне на ухо, когда пошли титры.
Зрители, что пришли на премьерный показ, аплодировали. Да я и так знал, что у меня всё получилось. Не зря же жертвовал сексом с Томом ради этой мути...
Потом нас затюкали. Я конкретно устал, приоткрыл пиджак и показал принт на футболке, что была под ним. «Fuck you, beeches». Сосите все, идиоты. Ну, конечно же, эту выходку мне припоминали месяц. На Томе она не сказалась. На работе все реагировали адекватно, лишь порой подшучивали. Но он держался молодцом, как я понимал».

Я отвлёкся, смотря в окно. Было уже темно. Вспомнилось, что мне надо писать отчёт, но хотелось дочитать. Пролистав страницы дневника, понимаю, что за сегодня это нереально.
Мне почему-то стало так остро завидно Биллу, когда я делал себе чай. Ему было 23 года, он любил, стал популярен, имел практически всё. Мне тоже 23, и я ничего не имею, только неплохую работу. Он любил жизнь, любил мужчину, любил эксперименты и ничего не боялся. Был эпатажен, экстравагантен, но, прочитав несколько страниц, я понимаю, что был и человеком, обычным, немного нимфоман, но... его нельзя обвинять в том, что он обожал секс. Рядом с ним был тот, кого он боготворил, но сам поистине был велик. Вот как всё просто. Для того, чтобы стать значимой фигурой, у тебя должен быть человек рядом, сильнее тебя по духу, но для других оставаться незаметным. У Билла был такой. Наверное, в этом был секрет успеха. Мозги + любовь к жизни и творчеству + обожаемый мужчина.
Я пил чай, чесал затылок и рассуждал на эту тему, понимая, что дико устал и пора бы идти спать. В моей комнате, на тумбочке стояла та самая фотография с ними и бабушкой. Я купил одну из самых дорогих рамок. Теперь мне казалось, что я действительно их ребёнок. Стал журналистом, как Том, но не прочь проявить свою творческую натуру, как Билл. Я запутался...

«Помню был денёк, когда Том умотал куда-то там, в Венесуэлу что ли... ко мне приехал Хаген. Я люблю этого парня. Он был лучшим другом Тома, школьным приятелем. Весь на позитиве, такой смешной, с плоскими и пошлыми шутками. Но они мне нравились. Я поделился с ним, что мы с Томом уже живём довольно-таки долго, и мне хочется узаконить отношения. Я хочу быть только его. Хаген охренел, естественно. Он сказал, что в нашей стране ещё не легализованы подобные браки. Короче, это была проповедь. О да... я был грешным аборигеном, который не знает законов Божьих. Началась тёрка между нами. Это было забавно. Мы цитировали Библию, как будто играли в интересную игру. Я верующий человек, и Хаген был такой же. В итоге, когда я привёл ему стих об уничтожении непослушных детей, он заткнулся. Потому что нечего было ответить.
- Я люблю этого мужчину, я хочу быть его супругом и хочу создать семью, как и было нам завещано Всевышним. А то, что ты воспринимаешь некоторые его слова буквально, а некоторые нет, то, знаешь ли, не моя проблема. Я в церковь хожу и молюсь по ночам. Мы не выбирали свою внешность, мы не хотели встретиться. Мы просто встретились, просто увидели друг друга. Я с пелёнок не мечтал стать геем и не думал соблазнять Тома. Так вышло.
- Ты слишком молод.
- Я полюбил Тома ещё в 17. Знаешь, 6 лет – это срок.
Этот разговор закончился не так, как я предполагал. Хаген молчал, но потом, перед уходом посоветовал мне проверить Толлера, не стыдится ли он того, что живёт и любит парня.
Когда мой ненаглядный приехал, я попросил его пойти со мной на митинг. Том очень удивился, когда узнал, что я за проведения гей-парада в Берлине.
- Я думал, тебе по боку.
- Нет.
И я врал. Мне реально было всё равно, но его-то я должен был проверить.
Через месяц это чучело так влилось в процесс, что он шёл впереди меня с транспарантом, в идиотском парике, смахивая на клоуна, орал про свободу геев и бил рукой в грудь. Я шёл за ним, осматривая любимое тело, и вновь чувствовал к этому человеку безграничное сладкое чувство. Он не боялся быть геем.
На этом моя дурь не кончилась. Ещё через месяц я ныл ему о том, что хочу пойти и проголосовать за легализацию однополых браков. У него глаза были, как у беременного бегемота во время родов. Он ходил по квартире, чесал затылок и вздыхал. Потом под моим щенячьим взглядом сдался. Мы пошли на этот долбанный митинг, где нас фотографировали, брали интервью и были шокированы такой выходкой. Тома уже знали, как успешного журналиста, который далеко пойдёт. Дома Толлер вообще был сам не свой, хоть мы и классно провели время. Перед сном задал мне мучавший его вопрос:
- Билл, это был намёк?
Я похлопал ресницами, а потом посмотрел на него любовно.
- Да.
Он стоял, как столб, смотрел на меня невидящими глазами. Я подумал, что доигрался... он меня выгонит нах... скажет, что я охренел в конец и многого прошу.
- Ты, правда, этого хочешь?
- Да, - подхожу к нему, боязливо чмокнув в губы, и обнимаю. – Хочу быть твоим, Том.
Парень прижал меня к себе. Я слышал, как бьётся его сердце, и как моё вторит ему. Мы нужны друг другу, мы любим друг друга и должны быть вместе. В ту ночь он не спал. Я это понял по тёмным кругам под глазами. За завтраком плакал, что это из-за меня. Ему надо было идти на работу, целый день пахать, а я всё испоганил.
- Ты то, что нужно мне в этой жизни. Я согласен. Я хочу, чтобы ты был моим мужем, но не сейчас, родной.
Этого обещания, всего нескольких слов хватило, чтобы я разрыдался и принялся смиренно ждать»

«Мне предложили снимать фильм о любовном треугольнике, или даже нет, это был какой-то параллелепипед. Я прочитал сценарий, и в нём были корявые моменты. Я пожаловался Тому, сказал, что мне нравится сюжет, нравится тема, но блин... сценарий не катит. Он переписал его за неделю. И сделал так... идеально, что ли. Будто под меня. Толлер знал, что мне понравится. Я предложил переделанный сценарий, и с ним все согласились. Сперва, до правки Тома всё строилось именно на этой странной, многогранной любви, а уже после него – на лжи. И меня так воодушевила такая тема. Мы должны были расстаться с ним на год. Съёмки необходимо было провести в Америке и Шотландии.
- Я буду приезжать, когда смогу, - заверял он.
Мы знали, что это будет 2-3 дня из целого года! В тот момент я не думал, что уеду из любимой страны, что придётся питаться по-новому, что самолично отказываюсь от секса (ведь как бы я верный), а о том, что оставляю того, о ком буду думать каждый день, тосковать, скулить в трубку.
В принципе, так и вышло. Мы созванивались, списывались, но даже этих манипуляций было безумно мало. Том предложил мне секс по телефону. Какая мерзость. Я должен был лежать с закрытыми глазами и представлять, что он трахает меня в нашей кухне, подрачивая себе. Суррогат... Но были дни за этот год – 5, когда я умирал от блаженства. Мы начинали целоваться и возбуждаться, сидя уже в такси на пути к моему отелю. Стоило только зайти и хлопнуть дверью, как мы превращались в двух изголодавшихся монстров, готовых друг друга переубивать. По большому счёту, в эти дни мы даже не общались, если только визуально. Или сделает мне больно, поору и перестану.
Когда этот ужасный год закончился, я прилетел домой и целую неделю никуда не выходил, ничего не включал. Спал, ел и с Томом трахался. Потом зависал с чуваками на монтаже, выпадая из жизни окончательно. Я не знал о произошедшем в стране за то время, что меня не было. Потом я улетел с Толлером отдыхать на острова, дав обещание, что прилечу к премьере»

Откладываю дневник. Я читаю его уже всё утро. Надо нормально позавтракать. Решаю врубить телефоны. Ксави оставил мне уже 1000 сообщений на автоответчике. Рози звонила, редактор, некоторые знакомые. Видимо, все хотят знать, как я съездил.
- Привет, бро, - здороваюсь с другом.
- О, ну привет и тебе. Где пропадаешь?
- Бабушка прислала дневник...
- Чей?
- Билла. Я вчера и сегодня от него оторваться не могу.
- Интересно?
- Естественно.
- Собираешься поехать к ней?
- Подумал уже. Надо бы, конечно, если она вновь не слиняла.
Мы поговорили недолго. Я сделал себе кофе, тосты, и вновь принялся за дневник. Мне казалось, что я скоро на всё забью, лишь бы его дочитать.

«Этот день был мерзкий и дождливый. Только к вечеру погода утихомирилась. Я чувствовал себя прекрасно. Весь в белом, как принц какой, предвкушал триумф. Мой фильм получился просто золотым, таким, как я и хотел. Том выглядел сногсшибательно, даже лучше меня. Он срезал свои дреды и заплёл брейды. Стал мужественнее, что ли. К нему все подходили, хвалили, ведь именно Том создал конечный сценарий, акцентировав сюжет на лжи, а не любви. Как я им гордился! Мне было всё равно, что я оставался без должного внимания и сегодня был тенью любимого. Он заслужил. Журналисты уже называли фильм главным претендентом на Оскар, изрыгали из своих ртов хвалу, лесть, поздравления и фальшивую любовь к нам. Фу. До сих пор это ненавижу. Толлер, надо признать, держался молодцом. Он был любезен, но не позволял лишнего в общении с этими стервятниками. Когда мы вошли в кинотеатр, там, благо, не было журналюг. Только актёры, деятели шоу-бизнеса, съёмочная бригада. Мы с Томом растворились в толпе. Большинство этих людей были нам знакомы, с некоторыми мы даже дружили. Атмосфера походила на домашнюю. Это мне нравилось. Просмотр фильма прошёл на одном дыхании. Конечная сцена была настолько сильной, что некоторые зарыдали, а кто-то просто сидел в напряжении.
- Я говорил тебе, что люблю? – поворачиваюсь к Тому и шепчу на ухо.
- Да, - улыбается.
- Я очень сильно тебя люблю, - целую в ушко.
Толлер взял меня за руку. Именно так я поблагодарил его за труд, за помощь... да за всё. Был банкет. Я утопал в похвале. Не нашлось ни одного человека, кто бы меня не поздравил и не сказал о моём таланте (о котором я, конечно же, осведомлён). Позволив себе лишь 2 бокала шампанского, мы ждали, когда впустят журналистов. Без этого же никуда. Но почему-то один из организаторов попросил нас всех выйти на улицу. Мы с Томом двинули на огромный балкон, где поместилось ещё человек 100. Нас любезно пропустили вперёд. Фейерверк! Я прыгал на месте, кричал и хлопал в ладоши. Такой сюрприз. Все знали, что фильм офигенный, никто не сомневался в успехе в прокате. Толлер приобнял меня, когда я угомонился.
- Ты золото, - шепчет на ухо. – Эти люди, все, они благодарны тебе за работу. Именно ты был рычагом процесса, стержнем.
- Спасибо.
Мы начали целоваться. Я вжался в партнёра, слыша аплодисменты, хлопки фейерверка, голоса, звон бокалов и шум. Меня волновали лишь тёплые и пухлые губы журналиста.
- Билли, - мы отцепились друг от друга. Том отошёл на шаг. – Послушай меня сейчас и не перебивай.
Я кивнул. Вокруг стояли люди с бокалами, смотрели только на нас, даже отошли, чтобы было больше места. Внизу, под балконом их тоже было много. Я увидел несколько вспышек. Но фейерверк давно закончился. Мне хотелось знать ответ на один вопрос: «Что здесь происходит?».
- Билли, - вновь начал Том, смотря на меня. – Ты самый замечательный человек, который попадался мне на пути. Да, наша первая встреча прошла не совсем удачно. Ты ворвался в мою жизнь вихрем, устроил в душе бардак и так же шустро удалился. После долгих раздумий я понял, что хочу всегда ощущать беспорядок внутри себя, ведь от этого мне так хорошо, так тепло. За всё то время, что мы вместе, я постоянно боюсь, что ты разлюбишь меня, что найдёшь кого-то другого, а я... – он выдохнул, - я уже и не смогу без тебя. Когда ты снимал этот фильм, жил в других странах, а я работал тут, меня постоянно посещало чувство пустоты и обездоленности. Я прекрасно понимаю, на что подписался, начав встречаться с тобой, - все засмеялись. – Ты безумен в своём таланте и неудержим, когда идея овладевает тобой. В такие моменты я понимаю, что твоя любовь ко мне ослабевает, - я хотел вставить в эту тираду пару опровержений, но он остановил меня жестом. – Я невероятно рад, что вижу это. Ты обожаешь то, что делаешь и отдаёшься этому полностью. Я готов делить тебя с творчеством, но не с другим человеком. Недавно меня спросили, чего я боюсь. Моим ответом было: «Если от меня уйдёт Билл», - нежно улыбаюсь. Он такой милый. – Поверь мне, родной, я невозможно, невероятно, безумно, дико люблю тебя. Как бы банально это не звучало, но мне хочется умереть с тобой в один день, обнимая тебя и целуя, утешать и говорить, что даже на том свете мы будем вместе.
Все замерли, в том числе и я. Не ожидал такого откровения, признания. Том опустился на колено и достал из кармана бархатную коробочку. Открыл её. Там было золотое кольцо с рубином... Я растерялся и смотрел на него, как на что-то иноземное.
- Ты выйдешь за меня?
Моё тело напряглось. Он стоял на этом холодном балконе передо мной, на одном колене, держа в руке коробочку с кольцом и смотря на меня такими молящими глазами, которым нельзя было отказать. А я медлил... я не знал, как реагировать. Мне вообще в голову не приходило, что кто-то когда-нибудь попросит моей руки.
- Давай Билл, соглашайся, - слышал я из толпы.
На нас смотрели со всех сторон. В этот момент мне бы хотелось остаться вдвоём с ним. Прошло ещё пару долгих секунд, когда я, наконец, осознал, чего от меня все ждут и почему Том смотрит на меня уже без надежды, тёмными глазами, в которых читается грусть. Я заплакал, а потом улыбнулся.
- Да.
Он встал и обнял меня, начал целовать лицо, я хохотал, а люди аплодировали.
- Люблю тебя, - шептал я как в бреду, вообще ничего не понимая.
Толлер взял мою руку и надел на палец кольцо. Мы были в ореоле вспышек, криков, поздравлений, улюлюканий и всеобщей радости. Я обнял любимого. Как же было хорошо нам в тот момент»

Перевожу дыхание. В ступоре сажусь на стул, поставив чашку. Несусь в кабинет и беру ноутбук. Надо найти фотографии. Я вообще плохо помню статью о них, но, кажется, о женитьбе ничего не было сказано. В поисковике вбиваю: «Бохнер и Толлер свадьба». Ничего. Просто их фотографии. Потом вбиваю: «Бохнер и Толлер помолвка». Выскакивает несколько статей. Переключаю только на фотографии. Они были очень красивы. Билл в белом неординарном костюме, с лентами и цепочками, а Том в широких штанах и пиджаке. Всё сочеталось великолепно. Несколько фотографий были с балкона, несколько снизу. Самая популярная оказалась та, где Том стоит на одном колене, а Билл плачет и улыбается. Фанаты Бохнера меня бы тупо убили за этот дневник. Смотрю на вещицу. Зачем ты оставил его мне, Билл? Чтобы я продолжал мучиться, задавать самому себе вопросы, не зная ответа на них?

«- Почему именно кольцо с рубином?
- Это твой камень. Я рассчитал по дню рождению, прочёл несколько статей. Даже купил его в воскресенье, как было сказано, - улыбается.
Вот так просто... Пока меня не было, в Германии разрешили однополые браки. Официальную дату уже назначили. Том сказал, что мы будем одними из первых, кто пожениться в этот день. Когда я слушал своего будущего супруга, то лежал в постели, весь в сперме, кое-как дыша, но довольный, словно кот. Не помню уже, что я чувствовал, но подозреваю, что нечто чертовски крутое и сладенькое.
Осенний день, ничем не примечательный. Толпы народа тусуются на улице с плакатами. Протестующие и те, кому по боку. Первой однополой парой, что поженились в этот день, стали правая рука канцлера и его друг, менеджер по туризму. Нас все ждали. Том хотел сделать этот день особенным, посвятить его только нам. Мы были в белом, оба. Приехали инкогнито, никто нас не видел, ни единая вспышка папарацци нас не преследовала. Всё прошло тихо. Мы просто расписались и уехали. Ради тех 15 минут, когда он держал меня за руку, а потом надел кольцо, я и жил последние годы. Мы в тот же день улетели на Фиджи, далеко и надолго. Общественность ждала официального подтверждения, поженились ли мы... в то время как Том меня ебал в бунгало на одном из островов.
- Пусть мир катится к чёрту»

«Дикие пляски бабуинов начались, когда мы вернулись. У Толлера не ладилось с работой. Он должен был улететь в Бразилию, но что-то не складывалось. Нас просто окружили вниманием. Проходу от этих монстров с камерами не было. Я понимал, что наша дальнейшая жизнь не представляет собой ничего хорошего. А как же дети? Как же тихая и спокойная старость? Но самое ужасное было то, что муж отказывался заниматься со мной сексом, потому что у него был стресс.
Мы с Томом сидели дома, смотря на его чемоданы. Он обнимал меня за плечи, иногда целуя в висок. В который раз я убеждался, что выбрал именно того самого, кто так же страстно, как я его, любит меня. Мне не хотелось отпускать любимого.
- Том...
- Я вернусь очень скоро. Время пролетит быстро.
Посмотрев на него мокрыми глазами, я вновь признался в любви, а потом замолчал, обдумывая совершенно дикую, дерзкую, но такую сладкую идею.
- Билл?
- Тихо, - призываю замолчать. Потом целую его. Как только мы отстраняемся, глажу щеку, смотрю в родные глаза. – Том, я хочу детей.
Толлер посмотрел на меня таким странным взглядом, как обычно смотрит, когда я ему свои бредовые идеи фильмов рассказываю.
- Ты серьёзно?
- Абсолютно. Том, я хочу завести с тобой наших детей. Мне противно думать, что мы умрём одинокими и не оставим потомство. Боже мой, только представь, какой у тебя будет красивый сын, - я мечтательно прикрыл глаза. – Том, прошу, подумай... я знаю, ответственность, все дела... но наше будущее...
Тут раздался звонок мобильного. Такси приехало. Он взял чемодан, прихватив ветровку, поцеловал меня на пороге и ушёл, не сказав ни слова. Я думал: «Ну всё, пиздец пришёл в нашу жизнь». Мне казалось, что впервые Том меня не понял. Обычно он снисходительно относится к моим придурям, а тут в его глазах не было и толики понимания.
Я начал подбирать бригаду к своему «шедевру». Настала пора его снимать. Тянуть было бесполезно. Но было тяжело без Тома. Он не звонил, не писал. Я не знал, что с ним, где он. Спустя 2 недели после его отъезда началась паника. Я не мог найти себе места, плакал, стонал по ночам, уткнувшись носом в его подушку. Но долго это не продолжилось: я нашёл композитора для фильма и оператора. Они были такими же авантюристами, как я. Но отсутствие супруга меня подкашивало. Я не мог нормально работать. Прошло уже 3 недели, и я решил позвонить его матери. Симону я люблю настолько сильно... она мне как собственная мать. Женщина вошла в положение и пригласила к себе. Я рыдал у неё на плече, причитая, что Том меня сейчас разлюбит, потому что испугался, ведь дети – это смелый шаг, рискованный ход. А она... она гладила меня по голове и успокаивала, говоря, что Толлер так сильно любит меня, что если понадобиться, заведёт тигра в квартире, чтобы только мне хорошо было. Мы просидели так 3 дня, попивая вкусный чай и кушая её восхитительный вишнёвый пирог. А потом она призналась, что сын звонил ей и спрашивал обо мне.
- Билл, он любит тебя, поверь. Сердце матери чувствует. Том опешил, да, но я больше чем уверена, что он вернётся, и вы поговорите. Ты не должен отчаиваться.
Она сказала, что он говорил ей о своих чувствах, что ему тяжело без меня, но он не может позвонить, потому что боится моей реакции. Я спросил у неё телефон, по которому он ей звонил. В Бразилии на тот момент была уже ночь, но мне было плевать. Как только я услышал его заспанный и такой нежный голос, вновь заплакал, а потом тихо произнёс его имя.
- Билли...
Он слышал, как я плачу, говоря ему, что скучаю, что я идиот и если надо, то больше не буду заводить такие темы. Только лишь бы он вернулся и захотел со мной вновь спать, а не на диване, как было до поездки в Бразилию. Я признался, что хочу его, безумно, но даже мастурбация уже воспринимается как паршивый суррогат. Толлер лишь вздыхал, а потом сказал, что прилетит через 2 недели и положил трубку. Я вновь рыдал на плече Симоны, но на этот раз дольше и громче»

Следующая часть