deine_traume (Easy_Cure) все записи автора
Кажется, этого ещё не было:)
The Cure. Что гложет Роберта Смита?
Пухлый человек с торчащими дыбом волосами, подведенными глазами и губами, в незашнурованных кроссовках — кто он в этом мире? Балбес, скорее всего. И в этом заключается парадокс Роберта Смита, лет двадцать назад надевшего кроссовки, что приросли к его ногам подобно красным башмакам в страшной сказке Андерсена. Хотел бы он их снять? Вполне возможно. Свидетельства тому есть. Но красные башмаки не снять собственной рукой, в сказке Андерсена девочке отрубили ноги, чтобы она смогла избавиться от них. Перечтите эту историю — она так и называется: „Красные башмаки" — и вы, возможно, лучше поймете странную судьбу Роберта Смита, единоличного предводителя The Cure. Невеселого человека, постоянно делающего вид, что у него все о'кей.
Значение The Cure для отечественного слушателя переоценить трудно — одна здешняя музыкальная журналистка со слуха восприняла название журнала „Q" как „Cure" и ничуть этому не удивилась, потому что если уж главный американский музыкальный журнал „Rolling Stone" называется вроде как по имени великой группы, то почему бы главному британскому не называться так же. Это, конечно, курьез; впрочем, вполне подлинный, и, главное — характерный, ибо хорошо высвечивает отечественные представления о масштабах детища Смита. К этой группе наши меломаны относятся с сильным небрежением — мол, музыка для девочек и подростков, мол, опять этот стонущий голос, мол, когда же возьмется за ум человек, когда же он снимет кроссовки-то свои про клятые. И людям, хапающим каждую новую пластинку группы, приходится прятать ее под полой, чтобы не обнаруживать свой дурной вкус. У нашей так называемой „грамотной" публики определенно считается, что The Cure — группа дутая либо сдувшаяся, что-то вроде R.E.M., только еще к тому же для детей; что Смит пишет идиотские тексты (это, по меньшей мере, неправда); что он все играет на один мотив и так далее. Парадокс, впрочем, заключается в том, что и дети уже не слишком твердо знают, что там делает этот странный пухлый человек со стоящими дыбом волосами — детям подавай „Фабрику", Земфиру, хип-хоп или Linkin Park. Западная критика, утомившись тем фактом, что все пластинки The Cure сделаны грамотно, но уж больно регулярно появляются на свет, ставит им средние оценки, из которых можно заключить лишь одно: она эти альбомы слушает вполуха. Над Робертом Смитом посмеиваются, подшучивают над его вздорно-надломанным вокалом, который никак не желает стареть. И стоит группа The Cure в каком-то углу, куда помещают вещи, с которыми непонятно что делать — вроде из эксплуатации они еще не вышли, но по форме и способу изготовления не предназначены для музеев и эмпиреев. Что-то вроде старого надежного холодильника, который к тому же подросток-дочь облепила розочками. А на официальном сайте члены группы скрываются за бутонами роз: кликнешь на такой — получишь список предпочтений Роберта Смита в этом мире, в котором среди прочего будут и Роберт Де Ниро, и Beastie Boys, и Ивлин Во, и Курт Воннегут, и „Звездные войны". Он вообще неглупый человек, этот Роберт Смит — весьма неглупый человек. И потому кроссовкам, прилипшим к его ногам, должно быть разумное объяснение. Собственно, будучи умным и начитанным музыкантом, он и начинал-то с вольной интерпретации „Постороннего" Альбера Камю — на первом демо забавного гитарного трио, собравшегося в 1976 году с намерением играть нечто такое иронически-псевдокультурное, наличествовала уже знаменитая „Killing An Arab". Демо привлекло внимание власть предержащих в музиндустрии, и группа получила свой контракт, который принялась честно отрабатывать. Первые ее пластинки были обманчиво-наивны и просты в музыкальном плане: этакое гитарное раздлобайство начитавшихся книжек парней. Потом парней подцепила новая волна, готические атрибуты — именно тогда Смит и покрасил свое лицо, как того требовала мода, а в репертуаре группы появились всякие там „Висячие сады" и „Сиамские близнецы". Звук уплотнился, помпезность стала доминировать над внятностью, но кто знает — может, в этом и был замысел Смита. Мы говорим — „замысел Смита", потому что из группы начали сбегать прочие люди. Лол Толхерст потом даже надумал судиться с ним, но суд проиграл, а вы как хотели, — чтобы человек мазал лицо, читал Ивлина Во и при этом не представлял, что он делает? Собственно, мы этого и хотим, — отвечают многие: рецензии на концерты группы за всю ее карьеру были чрезвычайно полярны, и половина рецензентов называла это „чересчур серь-езное, для того, чтобы быть правдой" действо „смехотворным". А что Смит? Смит никак не реагировал на подобные вещи. История, правда, смутно упоминает о каком-то его срыве в 90-х уже годах, когда он обещался разогнать группу и вообще перестать появляться в качестве публичной фигуры. Однако согласитесь, что человек, построивший свою эстетику на саркастической серьезности (которую принимали за чистую монету), не мог хоть раз не сорваться, ибо уж слишком многое ему приходилось держать в себе — и девочек этих бесконечных на концертах переваривать, и мириться с имиджем стареющего мальчика, и скакать по сцене, безумно мотая головой, без тени улыбки, словно он сообщает миру какие-то чрезвычайные истины.
Однако знаете что? На самом деле секрет этого человека в том, что он никогда не занимался изречением истин. Он прекрасно отдавал себе отчет в том, что делает. Он писал песни про кровавые цветы в том возрасте, в котором полагается остепениться, потому что видел всю безумную красоту этого мира, но не знал, как передать увиденное, не прибегнув к тем фокусам, что нервные люди расценивают как пошлость. Его музыка, его песни — они сродни задумчивым и тщательно прописанным пейзажам с лебедями в пруду и закатным солнцем, глядя на которые, все решаешь и не можешь решить для себя один вопрос: пошлость или красота, красота или пошлость? Красота и пошлость часто путешествуют параллельными курсами, отделенные друг от друга межой шириной в тонкую линию, и грань эту так легко не заметить и еще проще пересечь. Смит знает это, как никто другой, и он обозначает это знание своим нелепым обликом, своей визуальной уступкой пошлости, с тем, чтобы подать сигнал: я понимаю, люди добрые, не будьте болванами, поймите и вы. Вот зачем эти кроссовки, эта нелепая раскраска, этот убийственно-серьезный имидж. Вот зачем на свете существует группа The Cure, и можно только сказать ей спасибо за то, как она танцует на грани, напоминая нам об относительности понятия „красота".
Вот почему группа существует так долго и, несмотря на постоянство в ней одного лишь Смита, не переименовалась в „Robert Smith Band": ибо The Cure — это цельное действо. Действо на грани безумия, выполняющее в мире ту задачу, которую умудрились скомпрометировать все, начиная от Depeche Mode и кончая злыми духами не менее сумасшедшей и разумной Сьюкси Сью. С последними, кстати, у Смита на протяжении целого десятилетия был роман — он часто играл с этими злыми духами, словно убегая от собственных. И наконец вот почему группа The Cure снова выпускает пластинку: человек в кроссовках опять готов поведать миру о том, сколь тонкая грань отделяет красоту от пошлости.
И так будет всегда, покуда он обут в эту нелепую обувь, которую, как поведал Андерсен, можно снять, лишь отрубив ноги. И если Роберт Смит снимет ее — значит, что-то сломалось в нем, значит он охромел, и, может быть, стал от этого мудрее, подобно девочке из сказки, но уж точно не остался прежним. И трудно сказать — к добру это или к худу.
Артем Рондалев
Play
№ 11, 2004
here
deine_traume (Easy_Cure) все записи автора
Вот что, господа (и дамы) хорошие, кто ещё читает это сообщество...)
)
