Khalzifer все записи автора

Тот вечер, шестого декабря 1933 года, не обещал мансскому адвокату месье Ланселену ничего необычного. Он после работы собирался зайти за женой и дочерью, чтобы вместе с ними отправиться пообедать в городе. Подойдя к своему дому, прекрасному особняку на улице Брюйер, адвокат к своему удивлению обнаружил, что в доме нет ни огонька, а из за закрытых ставнями окон не доносится ни малейшего звука. Его охватило беспокойство, к тому же он вспомнил, что не взял с собой ключи, и начал барабанить кулаком в тяжелую дубовую дверь. Никакого ответа не последовало.
Но тут, подняв голову, месье Ланселен заметил в окнах комнат прислуги- сестер Папен, которые вот уже семь лет служили у Ланселенов - мерцавший свет, как будто кто-то там ходил со свечой. Адвокат подумал, что, вероятно, в дом забрались воры, и тревога его усилилась. Но свет наверху погас, и месье Ланселен засомневался, не привиделось ли ему все это.
"Куда же все подевались? - спрашивал себя хозяин дома. - Может быть, они у шурина, ведь и за ними должны были зайти перед обедом?" И Ланселен побежал туда, но жены и дочери у шурина не оказалось. И вот уже оба - месье Ланселен вместе с шурином - мчатся на улицу Брюйер, где тщетно пытаются выломать дверь.
"Что-то случилось. Надо вызвать полицию..." - мелькают в голове мысли.
По вызову прибыли два жандарма во главе с офицером. Одному из них удалось проникнуть в дом через соседнее здание и открыть дверь. Попытки зажечь свет ни к чему не привели: не было электричества. Офицер зажег карманный фонарик и достал револьвер: "Не двигайтесь, я посмотрю, что там..."
Он начал тихонько подниматься по лестнице на второй этаж, светя себе фонариком, но вдруг застыл на месте. Тоненькая красная струйка на полу. Что это? Кровь? Да, кровь... Полицейский присмотрелся и увидел в круге света своего фонарика... глаз. Настоящий глаз, который смотрел на него. Полицейский побледнел и вскрикнул от ужаса. "Не поднимайтесь сюда! Ради бога, не поднимайтесь!" - закричал он месье Ланселену, который шел следом за ним.
Двое полицейских присоединились к своему начальнику, и в свете трех фонариков перед ними открылась ужасная картина: изувеченные трупы матери и дочери Ланселен. Мать лежит на спине с проломленным черепом, ее лицо залито кровью, глаза кажутся открытыми... Нет, глаз нет вовсе. Их вырвали. Пустые черные глазницы словно смотрят в потусторонний мир. Дочь лежит навзничь, ее юбки задраны. На теле следы многочисленных ножевых ран. Это не просто двойное убийство, это какая-то кровавая бойня, жертвоприношение обезумевшей нечисти. Один из полицейских спустился вниз и увлек подальше от лестницы месье Ланселена: "Идемте! Вам не стоит на это смотреть..."
Полицейские, оставшиеся наверху, заметили, что на верхнем этаже тоненькая полоска света просачивается из-под двери комнаты прислуги. Постучали. Никто не ответил. Неужели и они тоже убиты? Выломали дверь. Сестры там, живые, в ночных рубашках, сидят у стены съежившись, тесно прижавшись друг к другу. Растрепанные, но удивительно спокойные. Свернувшись клубочком в объятьях сестры, младшая Лея тихо выдохнула: "Это мы их убили. Так им лучше..." Старшая Кристина добавила: "Мы не жалеем о сделанном!.. Мы ждали вас".
После восьми месяцев следствия на скамье подсудимых сидят две угрюмые молодые женщины - сестры Папен. Кристине - двадцать восемь, ее сестре Лее - двадцать два.
Председатель суда Беше сообщает, что сестры Папен ранее не судились, в нескольких словах рассказывает об их детстве - два-три имени, десяток дат, развод родителей. Отец, Густав, исчез неведомо куда. Мать, Клеманс, работает где придется. Кристина и Лея воспитывались на стороне: одна в сиротском доме Бон-Пастер, другая - в приюте Сен-Шарль. На хорошем счету после того как обрели "положение", то есть определились с помощью матери в домашние прислуги.
Все предыдущие хозяева заявили, что были удовлетворены работой молодых женщин. Они чистоплотны, честны, трудолюбивы, хотя мрачноваты и очень скрытны... Но отказываются поступать на работу, если вместе их не берут. Кристина - кухарка, Лея - горничная. Для тех, у кого работали, они были настоящим сокровищем, эти сестры, с их спокойными и правильными лицами, немного жесткими, но умными взглядами, с безукоризненными прическами, строгими платьями и белыми кружевными воротничками. Прекрасные во всех отношениях девушки и к тому же очень экономные. Все отмечали, что сестры обожают друг друга, что они неразлучны и даже спят в одной кровати, что они девушки "серьезные" и не крутят романов с соседскими молодыми людьми.
В тот злосчастный день после полудня до самого вечера сестры оставались в доме одни. Госпожа Ланселен с дочерью отправились по магазинам. Когда стемнело, поскольку не было электричества и невозможно было продолжать работу, Кристина и Лея поднялись к себе в комнату, которую они никогда не покидали, даже в праздничные дни. Едва сестры разделись и улеглись в постель, как внизу послышался шум. Кристина накинула на плечи блузку и спустилась по лестнице. На площадке второго этажа босая девушка со всклоченными волосами наткнулась на свою хозяйку. Мадам удивилась темноте. Нет электричества? А что же здесь происходит?
- Госпожа обругала меня, - говорит на суде Кристина Папен, - но не угрожала мне. Когда она подошла ближе, я схватила оловянный кувшин и изо всех сил ударила ее по голове. Мадемуазель поспешила на помощь матери. Я бросилась на нее и ударила, затем вырвала ей глаза.
- Один глаз, - уточняет председатель суда.
-А мне показалось, я выдрала оба! На шум прибежала Лея и занялась госпожой, которая пыталась встать. Она вырвала ей глаз и ударила головой о кувшин. Я тоже продолжала наносить удары.
После этого двум сестрам, осмелившимся совершить неслыханный поступок - поднять руку на мадам -ничего больше не оставалось, как довести дело до конца. И они уже не просто бьют, они молотят хозяйку. Девушки они крепкие, и к тому же проснувшаяся вдруг страсть бить, терзать и даже убивать удесятеряет их силы. Две обезумевшие фурии, два диких зверя.
Мадам Ланселен и ее дочь стонут, умоляют о пощаде, но озверевшие сестры от этого еще больше разъяряются. Они словно пьяны от ярости и ожесточаются все больше.
Лея бежит на кухню и возвращается с ножом, ножницами и молотком. "Вырвем им оставшиеся глаза!" И вот уже ногти погружаются в глазницы, нож режет, ножницы раздирают, молоток крушит. Кристина и Лея уже не люди, это какое-то двуединое чудовище.
Позже на процессе прокурор, сомневавшийся в безумии сестер, скажет: "Если это так, то надо допустить, что два человека вдруг свихнулись на одной и той же почве, в один день, и даже более того, в один и тот же час, минута в минуту".
Так или иначе, ни одному психиатру и специалисту по психоанализу так и не удалось объяснить, каким образом два человеческих рассудка поразило одно и то же безумие, причем поразило в один и тот же момент.
Председатель суда пытается выяснить причину, толкнувшую сестер на столь ужасное преступление:
- У Ланселенов отличный дом и, похоже, вам жилось у них неплохо? Вы проработали в этом доме семь лет. Вас там сытно кормили, давали вино, конечное в меру... Платили триста франков. Таким образом у вас скопилось двадцать тысяч франков... Чем же вам не угодила семья Ланселен?
Кристина Папен стоит, опустив голову, и, кажется, даже не слышит вопроса. О чем она думает? В душу этой женщины проникнуть невозможно, она загадка для окружающих...
Чем была для нее пекущаяся о респектабельности жена преуспевавшего поверенного? Она поддерживала в доме строгий уклад и жила старыми понятиями, но, в конце концов, хозяйка как хозяйка. Ни разу, по крайней мере до того вечера, когда произошла трагедия, Кристина не слышала от нее резких слов.
Председатель суда продолжает:
- Даже господин Ланселен, несмотря на свои переживания, не сказал о вас ничего плохого; он говорил о вас как о честной, трудолюбивой женщине хорошего поведения. Поэтому я повторяю вопрос: были ли у вас претензии к этому семейству? Имелись ли у вас причины мстить ему?
Ответа нет. Кристина замкнулась в молчании.
- Если вы отказываетесь говорить, - продолжает председатель Беше после некоторого молчания, - я сам скажу, что вам не нравилось в этой семье. Ваши хозяева держали себя высокомерно. Наверное, они сохранили замашки некоторой части буржуазии. По-видимому, не поняли, что времена теперь другие. Но и вы были не особенно приветливы! Понятно, что в такой обстановке к вам обращались лишь по хозяйственным делам. Кристина Папен, настал час сказать, в чем состоит вина ваших жертв."
- Ни в чем.
Итак, Кристина Папен зверски убила двух ни в чем не повинных женщин!
После этого признания защита поняла, что обречена на неудачу. Необъяснимый кошмар стоял у всех перед глазами.
Председатель суда касается одного из главных вопросов на этом процессе: почему сестры так привязаны друг к другу? Родственная ли это связь или нечто большее?
- В вашей жизни есть много необъяснимого, - продолжает председатель. - С мужчинами вы не общаетесь. Каждый выходной день вы запираетесь в своей комнате. А то, что вас нашли голыми в одной постели?.. И наконец, кое-какие поступки и слова в тюрьме. Может быть, ваша привязанность имеет сексуальный характер? Вы меня понимаете? Или вы любите ее как сестру?
Кристина отвечает тут же и достаточно громко, чтобы ее услышали:
- Между нами ничего не было. Кристина садится на место. Теперь все взгляды обращены в сторону Леи. Это робкая девушка с приятным овальным личиком, она моложе Кристины и похожа на школьницу, хотя. ей уже двадцать два года. Лея также, как и ее сестра одета в зимнее пальто. И столь же немногословна. Ее ответы краткими зачастую ужасающе жестоки. - Чем вы вырывали глаза своей жертве? - Пальцами!
- Зачем вам понадобился нож?
- Я сделала надрезы...
Странное слово. Глубокие резаные раны, следы побоев на телах жертв, а сказано "надрезы". Так говорит эта хрупкая на вид девушка. Словно речь идет о шитье. "Надрезы", сделанные на трупе, поскольку госпожа Ланселен к тому времени скончалась...- Я еще ни разу не видел таких изуродованных трупов, - замечает судебно-медицинский эксперт доктор Шартье.
Кто же они такие, эти сестры Папен? Какой жестокий дьявол завладел их душами? Почему эти две девушки в мгновение ока превратились в разъяренных фурий-убийц? Все было бы ясно, если бы они были просто сумасшедшими...
Доктор Шварзиммер - известный психиатр. Ему было поручено обследование обвиняемых. От эксперта на суде ждали откровений или по крайней мере попытки объяснить, что произошло. Он сказал:
- Если на первый взгляд преступление наводит на мысль о том, что оно совершено сумасшедшими, эпилептиками, то я в состоянии доказать, что это не так. Психологические заболевания здесь ни при чем... Никаких мозговых травм, никакой дебильности.
Напротив, у Кристины средний уровень умственного развития. Никаких проявлений бредового состояния, никакой порочной наследственности, однако эмоционально она существо ущербное, поскольку ее единственная привязанность - сестра. Что касается Леи, то хоть она и менее умна, чем Кристина, но тоже не дебил, как пытаются представить некоторые.
Как же так? А родственники? Дед - эпилептик, двоюродный брат умер в приюте для умалишенных, неврастеник дядя повесился у себя в комнате. Разве это ничего не значит? А как протекало детство сестер?
Гулящая мать, впавшая со временем в истерический мистицизм; она не заботилась об отце, не заботилась о дочерях, а однажды и вовсе исчезла. Лея тогда была совсем маленькой. Алкоголик-отец был равнодушен к дочерям. Его интересовала лишь старшая, Эмилия.
Когда той было одиннадцать лет; он силой склонил ее к сожительству. Став взрослой, Эмилия постриглась в монахини. Кристину, после того как родители разошлись, вырвала из дома тетка, которая с любовью воспитывала ребенка, а затем, когда состарилась, поместила ее в церковный приют. А Лея, забытая всеми девчушка, которую и любить-то было некому? Некому... кроме Кристины. Весь мир Леи сосредоточился в Кристине.
Кровосмесительная греховная связь между сестрами? Их любовь? Знаменитый доктор одним взмахом руки отметает это.
- Не греша против совести, - четко выговаривает доктор Шварзиммер, - заявляю, что за свое деяние они несут полную ответственность согласно духу статьи 64 уголовного кодекса.
Если присяжные согласятся с экспертом, они вынесут смертный приговор.
Эксперта сменяет свидетель со стороны защиты - доктор Логр, врач-психиатр префектуры полиции. Он обращает внимание присяжных на ряд деталей, которые его собрат по профессии и два ассистента обошли молчанием. Прежде всего удивляет несоответствие Между мотивами (гнев из-за укоров хозяйки) и изощренной жестокостью двойного убийства. Особенно поражает то, что у женщин были вырваны глаза - беспрецедентный случай в судебных анналах.
- Разве подобные увечья, -задает вопрос доктор Логр, - не свидетельствуют о сильнейшем половом импульсе, который нашел садистский выход? Занялся ли кто-либо мыслью исследовать странный дуэт, который образуют сестры? Не стоит ли рассмотреть способ убийства в свете половой озабоченности Кристины в тюрьме?
И доктор Логр возвращается к так называемой "комедии" или "сцене" в тюрьме. Кристина с надрывом кричит в лицо охранницам: "Верните мне мужа". "Мужа!" Она говорит о Лее. Как только Лею приводят к ней в камеру, она принимается ласкать и обнимать, сестру. Их тут же приходится разлучить. Кристина и Лея вели себя не как сестры, а как любовники.
И как быть с заявлением Кристины, что Лея, вне сомнения, в прошлой жизни была ей мужем?
Любовники... Кто из судей осмелится произнести вслух столь неприличное слово?
- Можно поставить и диагноз истерической эпилепсии, - продолжает доктор Логр.- Во всяком случае, я считаю необходимым провести дополнительное обследование.
Объявляется перерыв. После возобновления заседания в 21 час прокурор республики Рижер поддерживает обвинение столь же яростно, как и предыдущий оратор:
- За всю свою долгую карьеру я ни разу не видел таких изувеченных тел... Эти девицы совершили свое преступление совершенно хладнокровно!
Сидящие на скамье подсудимых Кристина и Лея, похоже, даже не слушают. Может, говорят вовсе не о них?
- Эти женщины отнюдь не безумны, они просто не умеют сдерживать свои порывы! - уверяет прокурор. -Бешеные собаки кусают, поскольку они больны, а злые псы, которые могут питать и привязанность, кусают, когда им вздумается. Сестры Папен не бешеные собаки, а злые псы. Я призываю присяжных быть неумолимыми и требую максимального наказания: эшафот для Кристины, каторга для Леи.
Псы, собаки... Нервы присутствующих напряжены до предела. Встает мэтр Жермена Бриер, защитница Кристины.
- Когда я впервые увидела сестер Папен в тюрьме, - начинает она, - мне сразу стало ясно, что передо мной душевно больные женщины.
Жермена Бриер объясняет преступление Леи ее необыкновенной внушаемостью. В приступе безумия Кристина могла увлечь за собой юную сестру, которая очень впечатлительна и полностью находится под ее влиянием.
Ноль часов 15 минут. Председатель суда Беше объявляет, что прения закончены, и суд удаляется. Заседание возобновляется через сорок минут. Присяжные ответили "да" на каждый пункт обвинения. Кристина приговорена к смертной казни, Лея - к десяти годам каторжных работ и двадцати годам ссылки.
- Приговоренной к смертной казни отрубят голову. Казнь состоится на площади.
Кристина - это единственное с ее стороны проявление слабости - падает на колени. Адвокат поддерживает ее.
Один час 25 минут. Весь процесс длился всего несколько часов. Осужденных уводят, и небольшая дверца зала суда закрывается за ними. Сестры уносят свою тайну с собой. Почему они убили? Почему совершили столь чудовищный поступок - вырвали глаза у своих жертв? Что могли видеть эти глаза, какое запретное зрелище открылось им?
Кристину не казнили. В начале 1934 года ее пришлось поместить в психиатрическую лечебницу Ренна как подверженную сильным нервным припадкам, где она и умерла три года спустя от истощения. Она попросту отказывалась принимать пищу.
Лее за хорошее поведение снизили срок на два года, а затем, в 1941 году, ее и вовсе освободили, и она стала... прислугой (под именем своей матери, Редрэ) в одном из отелей на западе Франции. Там, помимо прочего, она отвечала за чистку столового серебра. Внешне очень спокойная, она чистила своими покрасневшими от работы руками ложки, вилки, кофейники, чайники и блюда. И ножи.
Всю оставшуюся жизнь Лея продолжала неистово любить свою сестру. "Я уверена, что Кристина на небесах", - часто говорила она. Умерла она как жила тихо и незаметно.